Головешкин Валера не силен и не слаб, не умен и не глуп. Особых склонностей не имеет, техникой интересуется, но не очень. Серенький, неприметный, тихий. Он и хочет этого - быть просто как все, не выделяться, потому что стоит лишь высунуться, на тебя обязательно обращают внимание, а он этого страшно стесняется, до боли в животе.
В детском саду немного заикался, потом прошло…
- Килька, а твой опять с рюкзаком. Опять на Ересвет собрался? Или на тот свет?
Ну так вот же тебе, наконец, получай, редиска поганая!
Растащили. Редискин против Головешкина сам по себе фитюлька, но зато у него оказалось двое приятелей из восьмого, такие вот лбы…
Идет следствие по поводу изрезанного в клочки рюкзака, останки которого обнаружены уборщицей Марьей Федотовной на соседней помойке.
- Ты меня ненавидишь, - тихо и проникновенно говорит Вольдемар Игнатьевич, неотрывно глядя сыну прямо в глаза. - Я знаю, ты меня ненавидишь. Ты уже давно меня ненавидишь. Ты всегда портишь самые нужные мои вещи. Ты расплавил мои запонки на газовой горелке. Это ненависть, самая настоящая ненависть. А что ты сделал с элекробритвой? Вывинтил мотор для своей… к-кенгуровины!.. (Так Валера назвал неудавшуюся модель лунохода.) Теперь ты уничтожил мой рюкзак. Т-такой рюкзак стоит шестьдесят рублей. Ты меня ненавидишь… Ты ненавидишь… (Телесные наказания он принципиально не применяет.)
"Гипнотизирует, - с тоской понимает Головешкин, не в силах отвести взгляда. - Гипнотизирует… Как удав из мультфильма… Вот только что не ненавидел еще… нисколечко… А теперь… Уже… Не… На… Ви…"
- НЕНАВИ-И-ЖУ! - вдруг кто-то истошно выкрикивает из него, совершенно без его воли. - Дд-а-а-а!!! Ненави-и-ижу!!! И рюкзак твой!! Ненавиж-ж-жууу!!!
И за… И бри… И Килиманджа-жж… He-нави!.. Нена… Не-на-на…
Лечить Валеру привела мать. Жалобы: сильный тик и заикание, особенно в присутствии взрослых мужчин. Нежелание учиться, невнимательность, непослушание…
Не требовалось большой проницательности, чтобы догадаться, что Валера и меня готов с ходу причислить к разряду Отцов, Ведущих Следствие, ведь детское восприятие работает обобщенно, да и не только детское…
Нет-нет, никакого гипноза. Три первых сеанса психотерапии представляли собой матч-турнир в настольный хоккей, где мне удалось проиграть с общим счетом 118:108 - учитывая высокую квалификацию партнера, довольно почетно. Потом серия остросюжетных ролевых игр с участием еще нескольких ребят, каждый по своему поводу… Я играл тоже, был мальчиком, обезьяной, собакой, подопытным кроликом, роботом, а он всегда только человеком и только взрослым, самостоятельным, сильным. Был и альпинистом, поднимался на снежные вершины, без всякого рюкзака…
Играючи, косвенно и раскрутилась постепенно вся эта история.
Новый оранжевый рюкзак Вольдемар Игнатьевич купил себе в следуюущую получку. С ним и явился ко мне в диспансер, прямо с работы, пешком, спортивный, подтянутый.
- Спасибо, доктор, за вашу п-помощь, заикаться стал меньше Валерка, вроде и с уроками п-получше. Я тоже заикался в детстве, собака испугала, потом п-прошло, только когда волнуюсь… Спасибо вам. Только вот что делать? Эгоист растет, т-тунеядец. Не знает цены труду, вещи п-портит, ни с чем не считается. Вчера телефон расковырял, теперь не работает, импортный аппарат. Спрашиваю: "Зачем?" Молчит. "Ты что, - спрашиваю, - хотел узнать, откуда звон?" А он: "Я и так знаю". Ну что делать с ним? Избаловали с п-пеленок, вот и все нервы отсюда. Наказывать нельзя, а как воздействовать? П-подскажите.
- Вы преувеличиваете мои возможности, Вольдемар Игнатьевич. Мое дело лечить. Ваше дело воспитывать, а мое лечить…
- Вы п-психолог, умеете гипнотизировать. Я читал, гипноз п-применяют в школах, рисовать учат, овладевать… Отличная вещь. Если бы немного…
- Если вас интересует гипноз как средство воспитания сознательной личности, а заодно и сохранения имущества, то п-проблема неразрешима. Я, между прочим, тоже в детстве немного страдал… Знаете что? Вот этот ваш рюкзак, отличная вещь… Вы бы не могли с ним расстаться?
- К-как расстаться? А, в раздевалку? Я сейчас…
- Нет, нет, вы не так поняли. Оставьте его здесь. Мне в аренду, по-дружески, под расписку… На полгода, не меньше.
(Этот случай в ряду прочих послужил поводом для бесед о детской внушаемости.)
ЗНАЮ, ЧТО НЕ ЗНАЮ
- Подождите, одну секунду, забыл сказать… СДЕЛАЙТЕ ПОПРАВКУ НА ТО, ЧТО Я НЕ ГОСПОДЬ БОГ. Я понятно выразился?..
Момент, сбивающий с толку. В энном проценте случаев, давая совет, желаю, чтобы меня не послушались.
Три недели назад мать одиннадцатилетнего Гриши Д. пришла посоветоваться, отправлять ли сына на лето в пионерлагерь. Лагерь с неплохой репутацией, обычного типа. А мальчик не очень обычный: потолще других и расходящееся косоглазие, за что получил прозвище Арзамас ("Один глаз на вас, другой в Арзамас").
Одно время и ногти грыз, и чуть что - истерики…
Основное страдание: человекобоязнь. Не умеет и не любит общаться. Притом обожает животных, неплохо учится, многое понимает не по возрасту глубоко. И все-таки с двумя товарищами находит общий язык, только вот не со всеми… Да и разве со всеми можно? "Один на вас, другой в Арзамас…"
Но в жизни-то надо привыкать - пусть не дружить, но жить и как-то общаться… Чем раньше, тем лучше.
Так я подумал (да и сейчас так же думаю) и, приняв во внимание, что за последний год Гриша окреп и физически и морально, адаптировался в моей игровой группе, уже и в секции вольной борьбы начал заниматься, решительно посоветовал:
- Отправляйте.
Гляжу, мама расстроилась. Видимо, она хотела другого совета.
- Понимаете… Он… Прямо не говорит… Боится он лагеря.
- Боится, понятно. А все-таки отправляйте. Пора, пусть привыкает.
- Доктор, мне так его… В школе, сами знаете, мало радости. Отец тоже не понимает… Я уж стараюсь… Внушаю, что он будет чемпионом, самым…
- Не перестарайтесь, мой вам совет. Приготовите к райским кущам, а жизнь… (Увы, сбывшееся пророчество.)
- Да, но ведь он уже… Детство кончается, как же без веры в лучшее. Что же, сызмальства подрезать крылышки?
- Наоборот, укрепляйте. Для этого и приходится выталкивать из гнезда.
Вытолкнули.
Сегодня узнал обо всем в подробностях.
Из лагеря он сбежал на восьмые сутки. Не понравился вожатому, не понравился всем или только двоим-троим… Два дня пропадал без вести - заплутался где-то, ночевал на автобусной остановке. Когда вернулся, грязный, измотанный, на себя не похожий, был тут же выпорот отцом и заболел воспалением легких.
Три года лечения насмарку.
- Вы все правильно советовали, доктор, но так нехорошо вышло.
- Да, я советовал правильно, но лучше бы я дал неверный совет. Я поддался гипнозу своего опыта и пренебрег вашей интуицией; я прав в девяти случаях из десяти или в девяноста из ста - а вы правы в своем. Теперь я опять знаю, что ничего не знаю.
Ничего этого я не сказал…
ПОДОЖДИ, КРАСНЫЙ СВЕТ
Вчера вечером, выйдя из диспансера, встретил Ксюшу С. Вел ее с пяти лет до одиннадцати - некоторые странности, постепенно смягчившиеся. (Мать лечилась у меня тоже.)
Года три не появлялась. Бывший бесцветный воробышек оказался натуральной блондинкой, с меня ростом.
- Здрасьте.
- Ксюша?.. Привет. Кстати, сколько сейчас… Мои стали.
- Двадцать две девятого.
- Попробовать подзавести… А где предки?
- Дома. Опять дерутся из-за моего воспитания.
- А что же не разняла?
- Надоело.
- Понятно. Ну пошли, проводишь? Мне в магазин. Ты сюда случайно забрела?
- Угу.
- Подожди, красный свет… А помнишь, кукла у тебя была… Танька, кажется?
- Сонька.
- Мы еще воевали, чтобы тебе в школу ее разрешили…
- Я и сейчас еще. Иногда…
- Жива, значит, старушка. Заслуженная артистка.
- Уже без рук, с одной ногой только. И почернела. Я ее крашу… Хной.
Плачет.
- Ксюша. Ну расскажи.
- Ничего… Ничего не понимаю… Школу прогуливаю… Не могу… Развелись, а все равно еще хуже, никогда не разъедутся… Каждый день лаются. Мама кричит, что положит в больницу или сама ляжет. Папа сказал, что я расту… таким словом прямо и сказал, а у меня один Сашка, они его и не видели… Мы с ним только в лагере, и не целовались, и ничего… Только письмо одно написал и звонил два раза, один раз папа подошел, а другой мама, и не позвала… А другие звонки - парни какие-то и девчонки, доводят… Один раз отец подошел, а они: "Ваша Ксения… в воскресенье". Трубку бросил, смотрел страшно, а потом как заорет. И слово это самое повторил…. И ударить хотел… А в другой раз сама подошла, и как закричит кто-то: "Ча-а-ай-ник!" - и трубку повесили. Я знаю, это Архимов, из нашего дома, ему уже восемнадцать, он мне два раза уже… Один раз из лифта не выпускал. "Ты, сказал, уже раскупоренная бутылочка, по тебе видно…" А что видно?! Что? Что?
- Ну, Ксюша… Ну ты же знаешь. Это же все ерунда, Ксюша, это все чушь собачья. Ты взрослая, все понимаешь… Архимов этот дурак, скотина. А папа… он просто устал. И мама нездоровая, ты понимаешь… Ты уже красивая стала, Ксюша.
- Собаку так и не завели… В больницу…
- Никакой не будет больницы, я тебе обещаю. А в школу ты ходить можешь. А папу с мамой мы успокоим, помирим, вразумим как-нибудь… Хоть сейчас, хочешь? Зайдем?..
- Лучше потом… Вам в магазин… Лучше я с вами, вам в продуктовый, да?
Весь дальнейший наш разговор шел главным образом об артистах современного кино и о знаменитом певце… Пока подошла очередь за кефиром, меня успели порядочно просветить.
- Я им напишу две записочки, каждому персонально, ладно?.. Приглашения… Вот черт, опять ни одной бумажки… На рецептурных бланках, сойдет?.. Так… Это маме… А это папе.
- Лучше в почтовый ящик. Поправила волосы взрослым жестом.
Из-за моего воспитания тоже велись сражения, некоторые я наблюдал. Это смахивало на то, как если бы хирурги на операции, не поделив кишку или кусок сердца, поссорились, забыли о больном и начали тыкать друг в друга скальпелями. Больной меж тем, быстренько собрав внутренности, спрыгивал с операционного стола погонять в футбол…
"Я - САНГВИНИК"
…Пока Д. С. ведет прием, разгребаю письма.
"Здравствуйте, В. Л. пишу вам как психиатору и публецисту…"
Приходится наводить орфографическую косметику. Попытаемся сохранить хотя бы кое-что из стилистики.
"…Для начала я должен описать кратко свою жизнь, чтобы понять свою существенность.
По характеру я - сангвиник. Мне говорят, что у меня есть талант, который я хороню заживо, но суть дела не в этом. Сначала об обстановке…
Мать у меня женщина тихая, и если бы не порок сердца да ссоры с отцом из-за всякой ерунды, она бы не расстроила нервы… Я с детских лет был довольно правдивым и честным. За первые семь лет только два раза подрался. Один раз мне исцарапали лицо, это ерунда, я тоже не остался в долгу, хотя ревел от злости на себя. Но второй случай… Лица того мальчишки не помню, но помню горку, крик, кровь на лбу… Помню, как он дразнил меня и валял, доведя до критерия злобы. Помню бегущую фигурку в свитере и штанах… Он остановился около горки, и в этот миг на глаза мне попалась гармошка, вернее, ее обломок, и я швырнул им в него. Меня ругала воспитательница, била по губам за то, что я назвал ее дурой. Била она меня и раньше. После этого случая я презирал ее.
Пошел в школу… Прошло два года, и началась полоса неудач. Я попался на воровстве, да-да. Случилось это так. Я пошел за молоком, взяв бидон и сумку. Разливного молока не было, я взял бутылочное и вылил в бидон, а бутылки положил в сумку. Подошел к кассе. Кассир-контролер спросила, что у меня в бидоне. Я ответил, что молоко, она меня отпустила, но спохватившись, остановила. Посмотрела в сумку и увидела бутылки. Не знаю почему, я сказал, что купил в другом магазине… Возможно, потому, что мечтал объесться мороженым, а возможно, потому, что она сказала, что я вор, я пытался защититься…
С этого дня отношения в семье изменились. Меня стали бить. Били жестоко, но я все равно делал все наперекор, воровал деньги из шкафа, пряники, пирожные в магазинах. Перешел в другую школу. Здесь вот и началось. Все беды - игра на деньги…
Я дружил с одной девчонкой, но дружбу она выжгла в сердце моем раскаленным кинжалом. Началось это так: мы играли на улице, и она ударила меня резиновыми прыгалками, когда я сказал, что она не поборет меня. Я хотел ударить ее, но что-то меня остановило, не смог… Обозвала меня дураком и ушла. Дома отец сказал, что я сам виноват. Мост, соединявший меня с ним, раскололся. Я потерял Веру в него… Позже, играя с той же девчонкой, я случайно ее ударил. Прибежала ее мать, крича, что у нее синяк, чуть не до крови. Меня жестоко избили. А на другой день она заявила, что ей ни капли не было больно… В тот день термоядерным взрывом уничтожены мосты между мной и моими родителями. Между нами теперь каменная пропасть, голые скалы!!!
Дела в школе обстояли еще хуже. Не знаю, за что меня били. Из меня сделали козла отпущения, это продолжалось 6 лет… Хотел уехать на север сплавлять лес. Трудно, знаю!.. В комиссии по делам несовершеннолетних мне сказали, что все устроится. А через два дня пришли к нам домой из горисполкома и спросили, почему у непьющих родителей такой сын, не глупой ли я…
После нового года со мной случилось то, что должно было случиться. Из меня снова хотят сделать козла отпущения, но я уже никого и ничего не боюсь. Теперь если я стану драться, то я убью того, с кем буду драться. Он будет бить меня не один, но что-то говорит мне, что я его убью, мой организм и подсознание знают об этом. Не хожу в школу 10 дней. Не боюсь убийства, нет! Я боюсь другого: испачкать руки об эту мразь. Нет, я не сумасшедший, я никогда не болел ни одним психическим заболеванием. Я сангвиник.
Сижу и думаю: печка прогорела. И тут же ответ: ну и черт с ней, жизнь горит… ВЫ ДОЛЖНЫ ПОНЯТЬ".
МАЛЫЙ И БОЛЬШОЙ МИР
(Перевод с детского)
Помните ли?
Сперва эта кроватка была слишком просторной, потом как раз, потом тесной, потом ненужной.
Но расставаться жалко…
И комната, и коридор были громадными, полными чудес и угроз, а потом стали маленькими и скучными.
И двор, и улица, и эта вечная на ней лужа, когда-то бывшая океаном, и чертополох, и три кустика за пустырем, бывшие джунгли…
Помните ли времена, когда травы еще не было, но зато были травинки, много-много травин, огромных, как деревья, и не похожих одна на другую? И сколько по ним лазало и бродило удивительных существ - такие большие, такие всякие, куда они теперь делись?
Почему все уменьшается до невидимости?
Вот и наш город, бывший вселенной, стал крохотным уголком, точкой, вот и мы сами делаемся пылинками… Куда все исчезает?
Может быть, мы куда-то летим?
Отлетаем все дальше - от своего мира - от своего уголка - от себя…
…Тьмы, откуда явился, не помню.
Я не был сперва убежден, что ваш мир - это мой мир: слишком много всего… Но потом убедился, поверил: этот мир - мой, для меня. Он большой, и в нем есть все, что нужно, и многое сверх того. В нем можно жить и смеяться - жить весело, жить прекрасно, жить вечно!
Если бы только не одна штука, называемая "нельзя"…
ЭТОТ МИР НАЗЫВАЛСЯ ДОМОМ. И в нем были вы - большие, близко-далекие, и я верил вам.
Никого не было между нами - мы были одно.
А потом что-то случилось. Появилось ЧУЖОЕ.
Как и когда - не помню; собака ли, с лаем бросившаяся, страшилище в телевизоре или тот большой, белый, схвативший огромными лапищами и полезший зачем-то в рот: "А ну-ка, покажи горлышко!"
Вы пугали меня им, когда я делал "нельзя", и я стал его ждать, стал бояться. Когда вы уходили, Дом становился чужим: кто-то шевелился за шкафом, шипел в уборной…
Прибавилось спокойствия, когда выяснилось, что Дом, мир мой и ваш, может перемещаться, как бы переливаться в Чужое, оставаясь целым и невредимым, - когда, например, мы вместе гуляли или куда-нибудь ехали. С вами возможно все! Чужое уже не страшно, уже полусвое.
Как же долго я думал, что мой Дом - это мир единственный, главный и лучший - Большой Мир! А все Чужое - пускай себе, приложение, постольку поскольку… Как долго считал вас самыми главными и большими людьми на свете!
Но вы так упорно толкали меня в Чужое, отдавали ему - и Чужого становилось все больше, а вас все меньше.
Когда осваиваешься - ничего страшного, даже без вас. Есть и опасности, зато интересно. Здесь встречали меня большие, как вы, и маленькие, как я, и разные прочие.
Говорили и делали так, как вы, и не так…
Школа моя - тоже Дом: строгий, шумный, сердитый, веселый, скучный, загадочный, всякий - да, целый мир, полусвой, получужой. Среди моих сверстников есть чужие, есть никакие и есть свои. Я с ними как-то пьянею и забываю о вас…
Почему мой Дом с каждым годом становится все теснее, все неудобнее, неуютнее?
Почему вы год от году скучнеете?
Да вот же в чем дело - наш Дом - это вовсе не Большой Мир, это маленький! Только один из множества и не самый лучший…
Вы вовсе не самые большие, не самые главные. Вы не можете победить то, что больше вас, вам не увидеть невидимого. Вы не можете оградить меня от Чужого ни в школе, ни во дворе, ни даже здесь, дома, вон его сколько лезет, чужого - из окон, из стен, из меня самого!.. А у вас все по-прежнему - все то же "нельзя" и "давай-давай"…
Не самые большие - уже перегнал вас, не самые сильные, не самые умные. Это все еще ничего, с этим можно… Но знали бы вы, как больно и страшно мне было в первый раз заподозрить, что вы и не самые лучшие. Конец мира, конец всему… Если мне только так кажется, думал я, то я изверг и недостоин жизни. Если не вы, давшие мне жизнь, лучше всех, то кто же? Если не верить вам, то кому же?..
Значит, полусвой и вы?.. Где же мой мир, мой настоящий Дом?
Где-то там, в Большом Мире?..
Но как без вас?
Я еще ничего не знаю и ничего не умею, а Большой Мир требователен и неприступен; все заняты и все занято - в Большой Мир надо еще пробиться, в Большом Мире страшно…
У меня есть друзья, но они будут со мной лишь до той поры, пока не найдут своего Дома, мы в этом не признаемся, но знаем: мы тоже полусвой.
А вы стали совсем маленькими - невидимыми: потерялись.
Я ищу вас, родные, слышите?.. Ищу вас и себя…
Чертополох и три кустика за пустырем…