Сексуальное злоупотребление в такой же мере является выражением власти, которой располагает данный индивид, как и испытываемого им сексуального влечения. Ощущение наличия власти над другим человеком действует как противоядие тому чувству униженности, которое испытывает тот, кто злоупотребляет ребенком. Вопрос о власти является составной частью сексуальной активности даже в том случае, когда речь идет об отношениях между вполне взрослыми людьми, добровольно согласными на нестандартный половой акт, как это имеет место при садомазохистской практике. Тот, кто совершает сексуальное злоупотребление, обычно принадлежит к разряду лиц, чувствующих себя неспособными быть мужчиной или женщиной на зрелом уровне. Указанное ощущение импотенции или неспособности исчезает, когда жертвой оказывается ребенок, беспомощный взрослый или подчиняющийся партнер. В такой ситуации злоупотребляющее лицо чувствует себя всемогущим, а это означает, что оно ощущает и свою половую потенцию. Когда в сексуальные взаимоотношения вторгаются властные чувства, они всегда превращаются в нечто, так или иначе связанное со злоупотреблением. Мужчина, который, чтобы ощутить себя обладающим надлежащей сексуальной потенцией, нуждается в чувстве власти над партнершей, в обязательном порядке будет злоупотреблять женщиной и унижать ее. Часто бывает так, что женщина, видя мужчину могучим и властным, возбуждается сильнее и в большей степени оказывается способной капитулировать перед ним. Разумеется, такого рода утверждение справедливо только применительно к таким женщинам, которым довелось побывать жертвами и которые по этой причине чувствуют себя бессильными и импотентными. Диана, историю которой я подробно излагал в одной из предшествующих глав, как-то заметила, что самый лучший секс, которые ей довелось испытать, был у нее с мужем, который перед этим унижал ее. Унижающее и злоупотребляющее поведение между взрослыми указывает на садомазохистские взаимоотношения, которые позволяют человеку капитулировать перед своим половым возбуждением. Для садистского партнера в этом качестве выступает ощущение власти над другим человеком, которое манифестируется в действиях, направленных на то, чтобы ранить или унизить партнера. В случае мазохиста подчинение боли и унижению снимает - но только временно - чувство вины, которое в норме блокирует у него сексуальную капитуляцию. При подобном подчинении вина переносится на того, кто осуществляет сексуальное унижение, позволяя мнимой жертве претендовать на невинность и невиновность.
На каком-то уровне поведение, связанное с сексуальным злоупотреблением, служит выражением ненависти - иными словами, желания ранить другого человека. Однако мы должны признавать и то, что в таком отношении к другому человеку существует также элемент любви. Райх признавал связь между садизмом и любовью, поскольку им владело убеждение, что садистский поступок берет свое начало в желании контакта и близости с другим. Все это начинается как импульс любви, рождающийся в сердце, но по мере продвижения указанного импульса к поверхности его так и сяк перекореживают существующие в мышечной системе напряжения, связанные с подавленным гневом, в конечном итоге превращая в болезненный для другого акт. Жертва садиста может почувствовать описанную динамику, особенно когда злоупотребление исходит от родителя, совершающего манипуляции над собственным ребенком. Я полагаю, что маленький ребенок, который исключительно чувствителен к различным эмоциональным нюансам поведения, может воспринять, что наказание или унизительное злоупотребление со стороны родителя вначале предуготовлялось быть актом проявления любви. Любовь становится садистской, когда она не может быть выражена. Такое восприятие происходящего может воспрепятствовать ребенку ощутить всю полноту испытываемого им гнева против того, кто злоупотребляет им. Ребенок ведь, помимо своей боли, воспринимает еще и боль того, кто им злоупотребляет, - боль, которая не позволяет этому человеку легко и свободно выразить свою любовь нормальным путем. В результате объект злоупотребления испытывает жалость к человеку, который злоупотребляет им, и отождествляет себя с ним.
Маленькие дети мужского пола подвергаются физическому злоупотреблению и унижению со стороны не только отцов, но и матерей. В главе 4 мы уже успели познакомиться с ситуацией, когда физическое унижение матерью собственного сына носило преднамеренный характер и - сознательно или бессознательно - было направлено на то, чтобы сломить его дух и сделать покорным. Никакой ребенок не в состоянии противостоять насилию, исходящему от матери или отца. Любое дитя будет неизбежно сломлено таким испытанием. Однако подобный слом весьма редко носит всеобщий, тотальный характер, поскольку последнее означало бы попросту смерть (впрочем, нам известно, что и такие экстремальные случаи также имеют место). В глубоких недрах тела ребенка остается существовать ядро сопротивления, которое служит для поддержания жизни и для обеспечения хотя бы элементарного чувства самоидентификации. Прочность указанного ядра зависит от того, как относится к ребенку родитель после того, как он злоупотребил им или унизил его. Разрядив скопившуюся в ней ярость, мать, к примеру, может испытать приступ горячей любви к ребенку, которого она только что унижала или которого использовала. Благодаря этому вредоносные последствия причиненного унижения или злоупотребления частично уменьшаются - в степени, пропорциональной мере ощущения ребенком такого рода "компенсаторной" любви. Если же малыш ощущает перманентно исходящую от матери неподдельную враждебность, которая доходит до холодного отторжения бедного ребенка, то он может превратиться в настоящего шизофреника. Дети на каком-то уровне осознают, что даже самые жестокие побои или физическое унижение предпочтительнее холодного отторжения, которое представляет собой эмоциональную смерть.
Общее положение, гласящее, что у людей наблюдается тенденция поступать с другими так же, как обходились с ними самими, помогает понять такое поведение матери по отношению к собственным детям, которое поначалу представляется чем-то иррациональным. Если в детстве, ее унижали за любые сексуальные проявления и формы выражения, то у нее будет наблюдаться тенденция поступать точно так же со своими детишками. Тенденцию отыгрываться на тех беспомощных созданиях, кто стоит ниже тебя, можно пресечь лишь в том случае, если индивид будет отчетливо осознавать, что именно сотворили с ним, и сможет полностью понять деструктивное воздействие случившегося на его личность и жизнь. Такого рода осознание предполагает, что человек будет в состоянии ощутить свой гнев против родителя за унижение, злоупотребление и насилие. Мать, которую в свое время стыдили за сексуальные чувства, будет стыдить и собственную дочь за любое выражение подобных эмоций. Матери часто отождествляют себя с дочерями и проецируют на них отрицательные стороны собственной личности. Тем самым мать может воспринимать сексуальное поведение своей дочери как проститутское, поскольку именно так родители обрисовывали в детстве ее собственное поведение. Критикуя свою дочь за излишнюю сексуальность, мать по существу говорит примерно следующее: "Ты плохая и грязная особа. А я - чиста". С другой стороны, она может проецировать на собственную дочь свои несбывшиеся и неудовлетворенные сексуальные желания и подсознательно хотеть, чтобы дочь реализовала их на деле и тем самым дала матери возможность испытать чувственный трепет если не самой, то хотя бы от поступков своей дочери. Фактически в матери могут одновременно сосуществовать обе эти установки, одна из которых проявляется в том, что она на сознательном уровне хулит дочь за проявляемую сексуальность, а другая в это же время бессознательно подталкивает дочь к тому, чтобы та до конца выказала себя сексуально. Указанное бессознательное отождествление на сексуальном уровне матери с собственной дочерью несет в себе несомненный гомосексуальный аспект. Неспособность разглядеть указанный аспект в отношениях одного их родителей к пациенту может явиться серьезным препятствием, мешающим продвижению пациента в направлении к достижению независимости и удовлетворения.
Тот, кто был объектом сексуального злоупотребления, сам начинает злоупотреблять другими, поскольку с давних пор бессознательно отождествляет себя с тем, кто когда-то злоупотреблял им самим. Это является оборотной стороной медали, которую пациент должен распознавать и принимать как данность, если он хочет прийти к полному приятию самого себя. Рейчел рассказала мне о своем сновидении, в котором рядом с ней стояла молодая девушка, причем одна половина ее лица была такой красной, словно была обо что-то натерта. Тут же во сне Рейчел сообразила, что это она сама терла лицо приснившейся ей девушки о свой собственный лобок. Она была в ужасе от одной мысли, что могла поступить с кем-то подобным образом. Но в том же самом сновидении Рейчел успела побывать и невинной девицей, подвергавшейся насилию. Если в этом сне находил отражение какой-то случай, который мог произойти с ней во времена детства, то почему она хотела отыграться в поступке, направленном против кого-то другого? Возможное объяснение таково: отыгравшись на другой особе за то злоупотребление над ней самой, от которого она страдала, Рейчел получала возможность почувствовать, что она не одинока в своем стыде. Но для такого поведения имеется и другая мотивация. Ведь когда ребенок подвергается сексуальному злоупотреблению, то это и пугает, и возбуждает его. Каждый маленький ребенок заворожен гениталиями собственных родителей. Одна из причин состоит в том, что именно они послужили источником его жизни. Они же являются ключами к подземному миру страхов и тайных наслаждений. Но по причине страха факты сексуального злоупотребления и сопутствующего ему возбуждения подавляются, и от них остается только импринтинг. Такого человека сильно влечет к повторению подобного опыта - часто в качестве того, кто злоупотребляет другими, но порой и того, кем злоупотребляют. Я убежден, что именно таким путем у взрослого человека появляется маниакальная тяга к сексу с детьми. Развитие его либидо задержалось, поскольку часть энергии и возбуждения, присущего либидо, оказалась закупоренной в подавленных воспоминаниях и связанных с ними чувствах. Перенесение этих происшествий в сознание представляет собой первый шаг в высвобождении скрытой энергии. Вынесение глубоко захороненных переживаний на свет божий снижает степень стыда, давая человеку возможность прочувствовать свою рану и свой страх. Приятие обоих этих чувств - стыда и страха - даст ему возможность горько плакать и тем самым облегчить владеющую им боль, а также позволит впасть в гнев и тем самым восстановить свою цельность. Но для того чтобы этот гнев в самом деле очистил и освободил дух, он должен быть неподдельным и интенсивным.
Позиция матерей в плане возможностей сексуальных проявлений на детях уникальна, потому что они в гораздо большей мере манипулируют с телом ребенка, нежели отцы. Способы их прикосновения к маленькому тельцу могут иметь сексуальный подтекст и быть как-то причастны к сексуальности - точно так же, как причастен к ней страх прикоснуться "не так", то есть страх возникновения сексуальных чувств в связи с прикосновениями к ребенку. Одна мать высказалась по поводу своего двухлетнего сыночка так: "У него такая аппетитная пипочка, что она прямо просится взять ее в рот". Чувство, таящееся за подобными заявлениями, обязательно должно как-то передаваться ребенку, когда его гениталии выставляются на обозрение. Тем самым ребенок, помимо всего, теряет ощущение приватной интимности применительно к указанным органам. Материнские чувства вторгаются в его таз и стремятся завладеть его гениталиями. Отметим, что ребенка ввергает в беспокойство вовсе не всякий посторонний взгляд на его гениталии, но лишь такой взгляд, в котором есть определенный сексуальный интерес или хотя бы любопытство. Матерям часто дают совет почаще чистить пенис маленьких мальчиков во избежание возможной инфекции. Не убежден, что это хорошая идея, и не убежден в необходимости подобных действий вообще. С незапамятных времен мальчишки чудесно вырастали без необходимости подобных вмешательств со стороны матерей. Опасность, таящаяся во всяких взаимоотношениях "родитель-ребенок", заключается в сильном сексуальном элементе, который будет присутствовать в любой такой связи. Указанный элемент будет отрицаться и подавляться как родителем, так и ребенком, но, как это видно из ряда последующих примеров, его воздействие на последнего носит характер подлинного стихийного бедствия.
Макс был единственным ребенком в семье, причем его отец скончался, когда мальчик был совсем маленьким. Вырастила и воспитала его мать, которую он сам описывал как женщину могучую, властную и никого не боящуюся. Я познакомился с Максом, когда ему было за тридцать и он был довольно преуспевающим психологом, знакомым с биоэнергетическим анализом. Макс признавал тот факт, что в теле у него имелось множество напряжений, не позволявших ему испытывать в своей жизни хоть какое-нибудь удовольствие или радость. Он интенсивно трудился, но не получал от этого никакого реального удовлетворения. Этот мужчина всегда понукал себя, пытаясь добиться такого положения, которое дало бы ему возможность почувствовать себя в жизни легко и непринужденно, но, увы, ничто у него не получалось ни легко, ни хорошо. У этого пациента было ощущение необходимости сражаться за все, чего бы ему ни захотелось, и эта жизненная установка, в частности, втянула его в несколько судебных исков. Сходные проблемы и трудности возникали и в его взаимоотношениях с женой. Между ними постоянно происходили маленькие битвы, исход которых ни на что не влиял и ничего не решал, поскольку его проблема была сугубо внутренней, личной. Тот, кто знал Макса получше, описал бы его как человека страдающего, но, хотя сам он и признавал собственные страдания, у него не было ни малейшего понятия о причине, которая их породила.
С физической точки зрения он выглядел хорошо, казался крепким и энергичным мужчиной, но его тело характеризовалось какой-то хаотичностью, разбросанностью. Когда он дышал, то дыхательные волны шли толчками, выглядели несколько конвульсивными и распространялись по телу с определенным трудом. Проблема становилась наиболее заметной в нижней половине его тела. Таз у него был скован и ни за что не хотел двигаться в такт с дыханием. Ноги, хотя и были снабжены развитой мускулатурой, не давали Максу никакого ощущения поддержки. При выполнении упражнения на заземление они скорее тряслись, нежели пульсировали, а временами прямо-таки подгибались под своим владельцем. Будучи лишенным чувства поддержки со стороны земли, весь он держался одной головой, вечно что-то обдумывая, вычисляя, комбинируя и маневрируя. Сам Макс воспринимал такой образ жизни как весьма огорчительный и испытывал из-за этого сплошные разочарования.
В первые два года терапии у Макса не наблюдалось сколько-нибудь заметного продвижения вперед. Он боролся, он тянул и подгонял себя, он всячески старался - но не мог прорваться к какому-нибудь сильному чувству. Для него было почти невозможным, прямо-таки немыслимым делом капитулировать перед собственным телом. Однако его сопротивление носило подсознательный характер, сам он не ощущал его, и мне пришлось хотя бы косвенно указать ему на то, что оно имеет место. Макс был обескуражен и перестал приходить в назначенное ему время, пропуская сеансы. Я не стал особо энергично призывать его к продолжению терапии, поскольку понукание с моей стороны было, несомненно, последней вещью, в которой он нуждался. По правде говоря, у меня в тот момент не было ощущения, что дальнейшие усилия - будь то с моей или с его стороны - вообще способны помочь Максу. Во время прежних сеансов он сосредоточивался на своих отношениях с матерью, которая по-прежнему принимала в его жизни весьма большое участие и все еще пыталась осуществлять над ним полномасштабный контроль. Макс бунтовал против этого, но не мог целиком освободиться, хотя благодаря моей помощи и поддержке начал все-таки медленно отдаляться от матери.
Он возобновил терапию примерно год спустя. Макс чувствовал, что я понимаю его проблему, хотя пока и не в состоянии помочь ему достичь тех изменений, к которым он стремился. Однако в некоторых отношениях его жизненная установка, да и сама жизнь все же изменились. Он стал не столь пробивным и воинственным. Его отношения с женой, бесспорно, улучшились. Он продолжал выполнять на дому биоэнергетические упражнения, в первую очередь - наносить пинки по кровати и развивать дыхание с помощью биоэнергетического табурета, и при этом явственно ощущал, что они помогают ему чувствовать себя получше. Я и сам определенно воспринимал в нем перемену - он стал гораздо более открыт идее о том, чтобы сдаться. Лежа в запрокинутом положении поверх табурета, Макс был теперь в состоянии в большей мере отдаться своей печали и даже заплакать, хотя все это пока не заходило настолько глубоко, как требовалось. Пинки, которые он наносил по кровати, тоже становились сильнее; он концентрировался при этом на желании освободиться от своей матери и от всестороннего давления, которое она на него оказывала, понуждая, что называется, покорить мир - не больше, но и не меньше! Примерно в это же время в жизни моего пациента произошли два заметных события, которые способствовали его продвижению к свободе. Первым явилась кончина матери. В каком-то глубинном смысле это освободило Макса от ее влияния. Другим событием стало рождение его первенца - ребенка, которого и сам Макс, и его жена до чрезвычайности хотели. Младенец принес в их жизнь свет и радость. Однако, хотя все указанные события и чувства несли Максу помощь, на самом деле он по-прежнему нуждался в том, чтобы реально ощутить происходящее в своем собственном теле.