Возьмём другой пример. Долгое время МОК считал идею проведения Олимпийских зимних игр "сомнительной и даже вредной", никак не вяжущейся с программой проведения греческих Олимпийских игр, включавшей, по вполне понятным причинам, лишь летние виды состязаний. Между тем, страны Скандинавии и Финляндия идею проведения международных зимних игр, опять же по вполне понятным причинам, всячески продвигали, причём не в последнюю очередь по национально-политическим соображениям укрепления международного престижа своих государств. С этой целью Скандинавские страны с 1901 г. проводили так называемые Северные игры, в которых они реализовывали своё понимание состязательности. Они ратовали за "чистоту спорта", "принципы любительства", "отказ от профессионализма и коммерциализации… призывали относиться к спорту как к источнику здоровья, морали и гражданственности, уважению к традициям прошлого" [Мельникова Н. Ю., Трескин А. В., 2010; с. 142]. Но самое главное, на наш взгляд, это религиозный, почти мистический характер отношения скандинавов к своим Играм, бывшим для них "не только соревнованиями, но и своеобразным культом" [там же, с. 147].
Параллельно во Франции тоже складывалась своя национальная система зимних видов спорта на основе скандинавского опыта. На консультативной конференции по вопросам развития зимнего спорта в мае 1921 г. представители Франции, Швейцарии и Канады предложили учредить Олимпийские зимние игры. Шведы и норвежцы выступили против. Аргументы последних, апеллирующие к олимпийским правилам, были более обоснованы. В итоге было принято "соломоново" решение: провести на базах отелей зимних курортов во французской Шамони в 1924 г. Зимнюю спортивную неделю под патронажем МОК. При этом представитель МОК от Франции маркиз де Полиньяк и делегат от Канады Меррик напирали на "несправедливость" "монополизации" северянами зимних видов спорта. У них при этом прозвучала мысль, что "внеолимпийского движения ни один вид спорта "не может быть поистине международным" [там же, с. 179].
Заметим, что сам Кубертен был против данного решения, которое буквально "продавили", пообещав, что соревнования в Шамони формально не будут считаться олимпийскими. Однако задним числом МОК признал эти игры как олимпийские, нарушив своё обещание.
Тем самым "Северным играм был действительно нанесен фатальный удар", в результате которого очередным, восьмым по счёту Северным играм, запланированным в 1930 году, так и "не суждено было осуществиться" [там же, с. 169].
Вообще, в процессе своей спортизации современные Олимпийские игры прошли не просто долгий, вековой путь, но и претерпели полный цикл социальных изменений, отказавшись по существу от своих же основных первоначальных принципов, но сохранив большинство из них декларативно. Это касается прежде всего принципа невмешательства во внешнюю и внутреннюю политику стран со стороны МОК, превращенного сегодня в гибкий и обоюдоострый инструмент массированного политического воздействия, позволяющий проводить Игры в нацистском государстве, готовящемся развязать Вторую мировую войну (Берлин, 1936 г.), использовать их в целях политического протеста и бойкота (Москва, 1980 г.; Лос-Анджелес, 1984 г.).
В не меньшей, а даже в большей степени это же относится и к принципиальному отказу от профессионализации и коммерциализации Олимпийских игр.
Можно и дальше осуждать спортивную профессионализацию, прекрасно понимая при этом, что удачное выступление на Олимпийских играх – это гарантированный трамплин для "прыжка" в профессиональный спорт с его колоссальными гонорарами, тотализатором, букмекерством и тому подобными коммерческими предприятиями. Кроме того, олимпийские медали сегодня знаменуют собой не что иное, как пик именно спортивной карьеры, а не достижение в области физического воспитания гармонично развитого человека, как это часто пытаются представить, не считаясь с фактами косноязычия и скудоумия некоторых олимпийцев. Счастье ещё, что далеко не всех: есть мощные личности Ганса Ленка, нашего Александра Карелина. Но ведь, насколько нам известно, никто и никогда не проводил на этот счет никаких конкретных социологических исследований с целью выяснения, кого и почему больше.
Кстати, интересный вопрос: "Куда, в какую сферу социальной практики массово "уходят" олимпийские чемпионы, в том числе и отличающиеся духовно и интеллектуально в лучшую сторону?" Ответ очевиден – в политику и в связанную с ней структуру управления, где они, в силу ряда причин, особенно востребованы.
Рассуждать сегодня о некоммерческом характере олимпийского спорта – это высшая степень идеалистической близорукости. "Примечательно, что Олимпийские игры в Древней Греции уже имели коммерческие аспекты" [Мельникова Н. Ю., Маркин Е. В., 2011; с. 240]. Социально-религиозные пожертвования и дары Храму, процент от торговой прибыли и от коммерческих сделок, деньги "в рост" и "на сохранение" – всё это шло в копилку олимпийских жрецов. "Таким образом, уже в древние времена Олимпийские игры рассматривались правителями стран и деловыми людьми как место извлечения финансовых прибылей и политических дивидендов" [там же, с. 241]. Мы бы добавили к приведенной цитате тезис о том, что не стоит самих олимпийских жрецов рассматривать эдакими невинными и пассивными "карасями", которых всячески использовали политические и экономические "акулы". Жрецы Зевса сами были те ещё "акулы", да ещё, в придачу, имевшие высший статус и приоритет принимавших гостей хозяев религиозно-спортивных мистерий.
За век своего существования серьезнейшим коммерческим предприятием (да ещё имея столь показательные исторические традиции) стали и современные Олимпийские игры. Это есть неоспоримый факт, даже если интерпретировать его как борьбу за экономическую независимость.
"На данный момент существуют 6 основных источников финансирования (извлечения коммерческой прибыли – А.П.) олимпийского движения:
1) продажа прав на телетрансляции;
2) программа олимпийского партнерства;
3) официальная поддержка и лицензирование;
4) продажа билетов;
5) национальное спонсорство;
6) национальное лицензирование" [там же, с. 252].
Любопытно отследить этапы становления данной "экономической независимости", а правильней будет сказать, коммерческого благополучия МОК, которое последний использует в качестве мощного рычага "своего влияния при проведении нужной ему политики" [там же, с. 261].
Остро дефицитный бюджет вторых и третьих Олимпийских игр заставлял их организаторов проводить мероприятие в рамках Всемирной выставки, что сводило Игры на уровень развлекательной части программы Выставок в Париже и в Сент-Луисе, соответственно в 1900 и в 1904 гг. Здесь, на наш взгляд, интересна не сама по себе нехватка денег и вынужденное обращение МОК к организаторам Всемирных выставок, а то, что они обратились именно к последним. Иными словами, интересно направление поисков денег в придачу к уже имевшимся источникам от частных пожертвований, продажи почтовых марок, сувениров и памятных монет. Имелись уже и первые спонсоры. Например, одним из партнеров правительства Греции при проведении первых Игр в 1896 г. была компания Kodak.
С Игр в Лондоне (1908 г.) "начинается тесное сотрудничество организаторов и спонсоров Олимпийских игр" [там же, с. 244].
В дальнейшем к организации Игр подключаются крупные коммерческие компании, реализующие товары, услуги, занимающиеся рекламой. Одной из них в 1928 г. становится Соса-Cola (Игры IX Олимпиады в Амстердаме). Дальше события развивались "как по нотам":
– 1932 г., Лос-Анджелес – первый коммерческий успех – выход Игр на уровень самоокупаемости;
– 1948 г., Лондон – впервые телекомпании заплатили за трансляцию Игр;
– 1960 г., Рим – 46 компаний впервые получили статус "официальных спонсоров" Игр;
– 1964 г., Токио – количество сотрудничавших с МОК компаний возросло до 250;
– 1972 г., Мюнхен – впервые открыто агентство по лицензированию как вид коммерческого сотрудничества с компаниями;
– 1980 г., Москва – маркетинговые программы МОК принесли прибыль в размере 613 млн. долларов – по линии лотерей "Спортлото" и "Спринт", 434 млн долларов – от продажи прав на телетрансляцию Игр. И это в то время, как экономике СССР Игры принесли убыток в 200 млн долларов [там же, с. 248];
– 1984 г., Лос-Анджелес – прибыль МОК уже оценивается как "значительная". Получена она с помощью новой концепции финансирования (автор Питер Юберрот). Суть концепции: пожертвования – это не меценатство, а "серьезные вложения, способные приносить ощутимую отдачу" [там же]. В результате было подписано 447 контрактов, а один километр эстафеты олимпийского факела продавался за 3500 долларов;
– 1985 г. – создана международная рекламно-спонсорская программа "ТОР" (The Olympic Partners), координирующая деятельность фирм-спонсоров.
Были и неудачи также коммерческого характера в результате неверного политического расчета. Так, Игры 1976 г. в Монреале из-за бойкота 28 африканскими странами принесли убыток почти 1 млрд долл." [там же, с. 247].
Однако МОК научился успешно бороться с коммерческими трудностями и ныне работает даже "на опережение", например, организуя в свою пользу хаотичность работы Интернет-компаний (в 2008 г. в Пекине впервые прибыль от использования ограниченного в трансляциях Интернета составила 6 млн долларов).
Экономическая политика, отражающая коммерческие интересы МОК, продолжает наращивать своё влияние на политику и экономику государств – организаторов Игр. Выискиваются новые формы и методы прямого и косвенного решения политико-экономических вопросов в интересах МОК. Одним из таких косвенных, но крайне ярких показательных примеров можно считать проект этического олимпийского Кодекса, в работе над которым нам довелось принять личное участие в мае-июне 2015 г.
Странам, признающим олимпийское движение, в том числе и России, был разослан соответствующий Проект с предложением ознакомления и поддержки. На первый взгляд, в нём всё достаточно мифологично. Но, в конце концов, мало ли в современном спорте мифологии? Зато при более глубоком погружении в содержание становится ясным, что через "этические" положения фактически реализуется программа экономического и политического могущества МОК, превращая его в безнадзорного монополиста в области международного спорта высших достижений. Государства – члены МОК, наоборот, фактически лишаются своих прав и становятся пассивными и безгласными партнерами. Ещё раз отметим, что всё это делается под самым благовидным предлогом – разработки этического Кодекса. Приведем несколько конкретных фрагментов вышеупомянутого документа, который в нынешних политических условиях Россия даже не может существенно изменить или отредактировать.
В разделе 1 "Основные положения Кодекса" читаем: "Спортсмены-олимпийцы призваны быть носителями идеи всеобщего Мира, солидарности, дружбы и взаимопонимания". Как сочетать данную мифологическую формулу с принципом невмешательства МОК во внешнюю политику государств и международных организаций? При том, что мир – это всегда определенный внешнеполитический баланс, закрепляющий те изменения, которые внесены последней войной (войнами). И, вообще, какое дело до внешней политики олимпийскому движению, ставящему и решающему задачи совершенно в ином, далеком от большой политики русле?
В разделе II "Этика олимпийца России" читаем: "Подвержены контролю все формы информационных вмешательств, дискредитирующих идеалы Олимпийского движения". А как же быть с толерантностью, терпимостью, демократической свободой слова, дискуссий и личностного выбора?
Не трудно ли будет это требование согласовать с другим пунктом того же раздела – "Исключена дискриминация по расовому признаку, полу, этническому происхождению, религии, философским и политическим убеждениям, семейному положению и другим причинам"?
А как быть, если эти очень широко и абстрактно трактуемые "идеалы" на каком-то этапе войдут в противоречие с долгом, например, российских олимпийцев перед своим Отечеством?
Ещё дальше идет очередное требование того же раздела: "Участники олимпийского движения не должы вмешиваться в деятельность ОКР и МОК". А это уже заявка на полную и неограниченную политическую монополию, на независимость МОК от национальных олимпийских комитетов.
Политической монополией дело не ограничивается: "Организаторы Олимпийских игр и их представители не должны прямо или косвенно способствовать, принимать или предлагать любые варианты вознаграждений и комиссионных, а также иметь скрытые выгоды, противоречащие идеалам Олимпизма". Значит, следует отменить президентские премии и подарки российским олимпийцам? Лишить страны – организаторы Игр экономической выгоды, оставив на их долю одни только экономические риски? Или под запретом понимаются лишь скрытые выгоды? А открытые выгоды, по договоренности с МОК, возможны? Да нет, и такие выгоды не приветствуются: "Участники олимпийского движения не должны рассматривать Олимпийские игры в качестве коммерческого предприятия, проводимого с целью извлечения экономической выгоды". И это при той коммерческой программе, которая сегодня принята МОК? Это уже не мифология, а неприкрытое лицемерие. Причём лицемерие воинствующее: "Города, намеревающиеся провести Олимпийские игры, должны возлагать всю ответственность за качество их проведения прежде всего на самих себя" (из раздела IV "Кандидаты на проведение Олимпийских игр").
И, наконец, апофеозом политико-экономической монополизации выглядят две формулы, закрепляющие монополизацию идеологическую (раздел VII "Внедрение настоящего Кодекса"):
1. "Любые представители олимпийского движения могут информировать Исполком ОКР о нарушениях Кодекса этики с целью возможной передачи дела Комиссии по этике ОКР". Прямо скажем, это положение в недалеком будущем, как учит история, способно привести к закулисным политическим интригам и скандалам. О какой этике здесь вообще можно говорить?
2. "Комиссия по этике ОКР вправе продолжить работу по совершенствованию настоящего Кодекса и в контакте с представителями различных социальных групп и общественных организаций, следующих в своей деятельности требованиям Олимпизма".
Мы воспринимаем эту формулу в качестве требования вседозволенности и потенциальной беспринципности как эксклюзивного права для МОК. А это уже прямая угроза для России. Ведь не уточняется, до какой степени может быть продолжена такая работа, в какой мере она может привести к ограничению или опровержению уже принятых положений Кодекса.
1.3. Физическое воспитание, единоборства и спорт в России
Физическая культура в России с начала XX до начала XXI в.
Как и вся мировая физическая культура, физическая культура в России в период с начала XX до начала XXI в. развивает три родственных социальных института: единоборств, физического воспитания, спорта. Однако в данный локальный период времени, в связи с определенным разрывом преемственности, например с древнерусской единоборческой культурой, а также по ряду других причин, в том числе административно-бюрократического порядка, очерёдность социального распространения, продвижения и влияния этих институтов несколько иная: спорт – физическое воспитание – единоборства.
Рассмотрим указанную связь и очерёдность более детально. С 1908 по 1914 г. можно констатировать мощный организационный рывок в развитии отечественного спорта. "В эти годы расширяется география спортивных связей, создаются Всероссийские лиги по отдельным видам спорта, расширяется календарь всероссийских соревнований, учреждается Российский олимпийский комитет, и Россия официально вступает в международное олимпийское движение. В эти годы выходят новые спортивные журналы, их число заметно возрастает" [Мельникова Н. Ю., Трескин А. В., Левин Д. М., 2010; с. 197]. Значительный и разноплановый процесс наблюдается в области теоретико-методической разработки тематики спортивной подготовки.
Столь явный, скачкообразный качественно-количественный прогресс в общем-то очень молодой области – спортивной жизни России очень трудно объяснить лишь наличием большой группы интеллигентов-энтузиастов, как это пытаются сделать выше указанные авторы. Конечно, почин – дело великое, что уже доказала история появления и развития гимнастических и игровых систем в Европе в Новое время. Но без социального заказа данный почин интеллектуальных кругов был бы и в Европе и в России обречён на неудачу.
Социальный (в том числе и правительственно-политический) заказ на спорт в Российской империи, несомненно, существовал и состоял в следующем:
– прошедшая война с Японией показала актуальность системной физической подготовки офицерского и рядового состава российской армии. Армия на тот момент искала варианты решения данной проблемы. Спорт представлялся одним из наиболее приемлемых вариантов, что фактически подтверждается дальнейшими событиями (созданием военно-спортивных клубов на спортивных базах в годы Первой мировой войны в проекте "Мобилизация спорта");
– мирный период времени между двумя войнами начала ХХ в. ознаменовался для России относительным экономическим благополучием, интенсивным ростом производства, расслоением крестьянства, что способствовало появлению, вернее, росту социальных слоев – завсегдатаев массовых зрелищ;
– спорт в России во многом формировался и функционировал на базе цирковых арен (например, гиревой спорт, классическая борьба, акробатика, гимнастика), соревнования проводились на праздничных ярмарках при большом скоплении народа. Данное обстоятельство сильно способствовало быстрому росту популярности спорта.
Были и другие причины растущей спортивной популярности, связанные с международными связями и иностранными инвесторами российских промышленных и иных хозяйственных проектов и программ.
На волне указанных процессов в России даже создается "новый тип управленческой структуры, где соединяются государственные и общественные формы руководства в лице Канцелярии Главнонаблюдающего за физическим развитием народонаселения Российской империи (1912 г.), Временного совета (1914 г.) и союзов по отдельным видам спорта" [там же, с. 198]. Кроме того, в 1913 и 1914 гг. прошли комплексные состязания по олимпийской программе, была разработана и предложена система нормативов "нормального атлета", учреждались правительственные награды за особые заслуги в спорте, итогом централизации спорта стала организация 15-ти Всероссийских союзов и вступление большинства из них в международные спортивные ассоциации.
В указанном контексте становится более понятным пафос сподвижника Пьера де Кубертена, первого представителя России в МОК (Международном олимпийском комитете) генерала А. Д. Бутовского, с горечью отмечавшего: "Однако в России к проблеме физического воспитания относятся с большой долей безразличия" [Мельникова Н. Ю., Трескин А. В., 2011; с.12].
Бутовский А. Д. имел в виду прежде всего отношение общественности и официальных властей к Олимпизму, то есть на тот момент философско-педагогическому проекту, которому ещё только предстояло в будущем приобрести социально-институциональный статус и соответствующее политическое влияние. Спорт же подобный статус и влияние уже имел, поэтому широкое общественное движение, начатое энтузиастами, получило надлежащий резонанс и отклик со стороны государства (в том числе и представителей царской фамилии).