При обыске у него дома нашли парики, штаны с отверстиями вместо карманов и т. п. Соседи показали, что у него часто ночевали молодые люди от 16 до 30 лет, но в квартире была всего одна кровать. Тэйлор уже раньше был арестован и теперь приведен в суд как свидетель. Правда, он отказался давать показания против Уайлда, но само знакомство с ним было скверным фактом. Еще хуже были показания тех, кого он познакомил с Уайлдом.
Братья Паркеры - лакей Уильям 20-ти лет и грум Чарлз 19-ти лет - показали, что однажды обедали все вместе с Тэйлором и Уайлдом, называя друг друга запросто по имени: Чарлз, Оскар. Чарли получил от Оскара в подарок серебряный портсигар.
Сидней Мэйвор - еще один из встреченных у Тэйлора, школьник, готовился поступить в кафе-шантан. Тоже провел ночь с Уайлдом в гостинице. Уайлд подарил ему серебряный портсигар с надписью. Так как Уайлд дарил такой портсигар почти каждому молодому человеку, с которым проводил ночь (он подарил их 7 или 8), упоминание о портсигаре стало вызывать у публики смех.
Альфонс Конуэй, 18 лет, брат мелкого газетчика, познакомился с Уайлдом на пляже, катались на море, Уайлд завел его в магазин, одел его во всё новое и провел с ним ночь в гостинице.
Некто Фреди Эткинс, уличный певец с плохой английской речью, жулик и шантажист. Уайлд взял его с собой в Париж, где сводил к парикмахеру, чтобы тот завил ему волосы. Карсон интересуется, какой интерес представлял этот тип для известного писателя. Ответ Уайлда: "Я предпочитаю возможность побеседовать часок с молодым человеком всякому другому развлечению, даже допросу на суде с присяжными заседателями".
Вызывается лакей Смит. Показывает, что Уайлд обедал с ним и подарил, как пишет репортер, "неизбежный серебряный портсигар". На вопрос обвинителя, не подпаивал ли Уайлд юношей, тот отвечает: "Какие джентльмены подпаивают своих гостей?" На что Карсон: "А какие джентльмены пьют с лакеем и грумом?"
Уайлду называют Уолтера Грейнджера, 16 лет, слугу из отеля. Верно ли, что вы его поцеловали? Уайлд величественно: "Нет, он слишком уродлив". Карсон уцепился за эту обмолвку: значит, решающей в знакомстве является красота парня, а вовсе не беседы на литературные темы! Почему вы назвали именно эту причину? - настаивал Карсон. Уайлд неуклюже выкручивался, он расстроился до слез, речь его стала быстрой и сбивчивой, они говорили одновременно, в протокол ничего невозможно было записать, слышны были только острые, как уколы шпаги, повторы вопроса Карсона: "Почему?.. Почему?.. Почему?.."
Из всех свидетелей мало с кем Уайлд познакомился не через Тэйлора. Таков Эдвард Шелли, молодой приказчик издательства, худой и бледный.
Писатель пригласил его к себе обедать, подарил свои произведения с надписями и оставил ночевать. На другой день Эдвард приходил снова. Служащие стали подсмеиваться над ним, поскольку всем были понятны причины внимания Уайлда. Обзывали его "миссис Уайлд". Хозяин уволил Эдварда. Потрясенный юноша написал Уайлду письмо, что порывает с ним, сжег все его письма, вырезал из книг дарственные автографы (но книги оставил). Теперь в довершение всего - постыдные допросы, суд, фото в газетах… Вот это выступление произвело крайне удручающее впечатление на присяжных.
Затем 5 апреля последовала блестящая речь адвоката Карсона - представителя маркиза, который (маркиз) всё еще сидел на скамье подсудимых. Карсон не выдвигал никаких обвинений касательно связи Уайлда с лордом Дугласом. "Боже сохрани! Но всё показывает, что молодой человек был в опасности от знакомства с доминирующей личностью м-ра Уайлда, человека больших способностей и достижений".
На другой день Уайлд не явился в суд, а его адвокат заявил, что истец отказывается от обвинения. Уайлд опубликовал в газетах заявление, что, не желая допустить, чтобы лорд Элфред показывал на суде против отца, он предпочитает взять всю грязь на себя. Всем было ясно, что такое благородство было гораздо уместнее раньше, до суда. Еще яснее было другое: коль скоро отпало обвинение против маркиза и он оправдан, значит то, что он инкриминировал Уайлду, - правда, теперь уже подтвержденная свидетелями на суде! Значит, доказано, что нарушен закон, и Уайлду грозит неминуемый и скорый арест. Замять это дело не представлялось возможным: старший сын маркиза застрелился, так как был запутан в гомосексуальном скандале с премьер-министром лордом Розбери, и маркиз грозился раздуть это дело, если ему не отдадут Уайлда.
В тот же день Уайлд обедал с лордом Элфредом и его братом Перси в ресторане. Все удивлялись, что он не скрылся. Бернард Шоу советовал ему немедленно бежать из Англии. Жена передала такое же настояние. Уайлд колебался и всё же в конце концов отказался - как писал впоследствии Шоу, взыграла его неистовая ирландская гордость. Возможно, он, очень самоуверенный и убежденный в своем ораторском искусстве, в искусстве диспута, надеялся переспорить обвинителей. Словом, он был в ослеплении. Но самое вероятное - что он не хотел показаться трусом перед возлюбленным. Уже из тюрьмы он ему писал:
"Я решил остаться: так будет благороднее и красивее… Мне не хотелось, чтобы меня назвали трусом или дезертиром. Жить под чужим именем, изменять свою внешность, таиться - всё это не для меня, которому ты был явлен на той горней выси, где преображается всё прекрасное." (Уайлд 1997: 134)
Вечером того же дня он был арестован и препровожден в тюрьму. 9 апреля он пишет из тюрьмы друзьям, благодарит за добрые слова:
"Они утешили меня, хотя и вызвали у меня, в моем одиночестве, слезы. По-настоящему-то я здесь не одинок. Рядом со мной всегда стоит некто стройный и золотоволосый, как ангел… Я думал только о том, чтобы защитить его от отца; ни о чем другом я не помышлял, а теперь…" И другому другу: "Бози - такое чудо. Он занимает все мои мысли. Я виделся с ним вчера". 16 апреля: "Что до меня, то я болен, страдаю апатией. Мало-помалу из меня уходит жизнь. И ничто, кроме ежедневных визитов Элфреда Дугласа, не возвращает меня к жизни, но даже его я вижу в унизительных и трагических обстоятельствах." (Уайлд 1997: 130–132)
26 апреля начался новый процесс, на котором он был уже обвиняемым и сидел вместе с Тэйлором в "доке" - специальной клетке для опасных преступников. Толпа встретила его враждебными криками, но он вел себя хладнокровно и надменно. Пожаловался на тюремный режим: на ужин ему дали всего лишь жареную рыбу, пулярку с картофелем, рисовый пудинг и сыр с фруктами. Не хотят ли его "уморить с голоду"? (Для тех, кто сидел в наших тюрьмах, это особенно смешная жалоба - поел бы он нашей баланды!). Это была, конечно, бравада: как видим, наедине он другой, а силы и заносчивости ему придавала любовь лорда Дугласа, в которой он в это время был уверен, и стремление быть на высоте в его глазах.
Допрашивали теперь только часть прежних свидетелей - Паркеров, Ву-да, Эткинса и Эдварда Шелли. Они повторили свои показания, расширив нескромные подробности - для судьи и публики, поскольку присяжных еще п зале не было: суду нужно было сначала сформулировать для них обвинение. Паркеры и Эткинс заявили, что до Уайлда у них не было подобных приключений и он имел на них пагубное влияние. Паркер-младший (во время суда он был уже солдатом) рассказал: на обеде в ресторане "Сольфертино" в отдельном номере с братом и Тэйлором, его усадили рядом с Уайлдом, потом Уайлд сказал: "Чарлз - мальчик для меня" и увез его в отель "Савой", завел в спальню. "Скажите нам, что произошло там". - "Он совершил акт содомии со мной". - "С вашего согласия?" Молчание. Сколько уплатил? Два фунта. Далее Чарлз имел несколько свиданий с Уайлдом и за каждое получил по стандартной сумме за такого рода услуги. "Уайлд просил меня вообразить, что я - женщина, а он мой любовник. Я поддерживал эту иллюзию. Я обычно садился к нему на колени, а он… ну, как мужчина забавляется с девушкой". Уайлд подарил ему серебряный портсигар и золотое кольцо (Hyde 1948: 193).
Вуд рассказал примерно то же: после обеда с ним в номере отеля Уайлд пригласил его в спальню. "Он напоил меня почти допьяна… Потом мы лежали с ним на диване. Прошло, однако, много времени, пока я не позволил ему действительно совершить со мной непристойный акт". Ему Уайлд подарил полдюжины рубашек, серебряные часы и цепочку.
Эткинс рассказывает о совместной поездке в Париж и поселении там в отеле. В эту же ночь Уайлд хотел забраться к нему в постель, чего Эткинс, как он уверяет, не допустил. У присяжных не могут не возникнуть сомнения: зачем тогда соглашался ехать в другую страну со знакомым Тэйлора, вкусы которого были известны? Кроме того, за ним есть другие случаи содомии. Однако обвинение по этому пункту всё же подточено.
Таковы юные знакомцы Уайлда. Хотя их облик и предшествующие эпизоды биографии (воровство, шантаж, содомия) не внушали доверия, публика раз 20 прерывала заседание ропотом, враждебным Уайлду. Всё это время Уайлд сидел невозмутимо с полным самообладанием и глядел на свидетелей своими полуприкрытыми слегка сонными глазами. На перерыве он съел обильный завтрак, а Тэйлор к пище не притронулся.
Обвинитель Джилл, тоже соученик Уайлда по Дублинскому колледжу, заявил:
"Мы доказали, что против Оскара Уайлда и Тэйлора существуют основательные улики для обвинения их в том, что они совместно задумали, подготовили и привели в исполнение безнравственные акты, что они эти акты совершали с разными лицами, известными нам и неизвестными, в числе коих Элфред Вуд, Фредерик Эткинс, братья Паркеры и другие. Кроме того, доказано, что многие из этих лиц не достигли зрелого возраста в тот момент, когда вышеупомянутые акты были с ними совершены".
После этого ввели в зал присяжных и снова повторился допрос свидетелей. Некоторых Дуглас успел обработать. Сидней Мэйвор на вопрос о том, что они делали с Уайлдом в кровати, ответил: "Ничего". Еще один свидетель отпал. Защитник Уайлда Кларк доказывал, что остальные свидетели - подонки и не заслуживают доверия. Это звучало правдоподобно по отношению ко всем, кроме Эдварда Шелли. Тот еще раз повторил историю своего падения, захлебываясь от слез. Уайлд смотрел на его рыдания с презрительной улыбкой. Но Шелли утверждал, что Уайлд только целовал его, а ничего другого не сумел добиться. Упомянутое юношей письмо к Уайлду с упреками в безнравственности не сохранилось и неизвестно, было ли написано. А позже, когда отец выгнал юношу из дому, он обратился всё-таки к Уайлду за помощью и выражал восхищение его творениями и благодарность за всё. Вот эти письма сохранились и были зачитаны по требованию защиты. "Дорогой Оскар… я никогда не забуду Вашу доброту, и я сознаю, что никогда не смогу выразить мою благодарность Вам". Вообще в показаниях Эдварда была масса противоречий, и он выглядел не совсем вменяемым, да и сам признавал, что порою теряет здравый рассудок.
Неожиданно обвинитель заявил, что снимает часть обвинений. Он отказывается поддерживать против Тэйлора и Уайлда обвинение в сговоре. Это было сделано для того, чтобы уменьшить колебания присяжных и оставить только вещи, надежно доказанные. С одной стороны, это улучшало положение подсудимых: вместо felony (тяжкого преступления) им теперь вменялось в вину misdemeanor (заурядное преступление), и грозила им уже не пожизненная каторга, а максимум два года. С другой стороны, осуждение должно было стать более неотвратимым.
Обвинитель Джилл использовал в своей речи афоризмы Уайлда. "Наслаждение - единственная вещь, ради которой я живу, так как ничто так не старит, как несчастья и неудачи". "Развращенность - миф, выдуманный простодушными людьми для обозначения прелестей и соблазнов, которых они не понимают". "Порок всегда оставляет след на лице мужчин. Не существует тайного порока; раз мужчина порочен, то эта порочность будет у него всегда видна по складкам губ". При этом обвинитель повернулся к Уайлду и в упор пристально уставился на его губы.
На вопрос обвинителя о пресловутом сонете Дугласа и смысле "любви, которая не смеет себя назвать", Уайлд пояснил, что это просто глубокая чувственная привязанность зрелого мужчины к молодому человеку - как библейского Давида к Ионафану, что на такой любви основаны философия Платина и сонеты Шекспира. "Это любовь, которую наш век не понимает, любовь, столь оклеветанная, что она не смеет назвать свое имя". В зале послышались аплодисменты. Ход был неотразимый: если осуждать, то вместе с Платоном и Шекспиром, да и Библия не всех содомитов осуждает. Затем выступил его защитник Кларк. Он указал на факты, говорящие с несомненностью о том, что свидетели в большинстве - профессиональные шантажисты и отнюдь не невинные мальчики, так что показаниям их верить нельзя. Он также обратил внимание присяжных на то, что Уайлд, человек в здравом рассудке и спокойный, не осмелился бы выступить против маркиза и уж тем более остаться в Англии после первого процесса, если бы не был уверен в своей правоте. Речь его была встречена громом аплодисментов.
Встревоженный этим, судья Чарлз обратился к присяжным с наставлением, очень пристрастным. Он просил их забыть о том, что перед ними известный писатель, и помнить о безнравственности рассматриваемого поведения. А ведь присяжные еще не высказались, и это было давление на них. Выступление его принесло совсем не тот результат, которого он добивался: 1 мая, удалившись в свою комнату почти на четыре часа и затем выйдя оттуда, 12 присяжных объявили, что отвергли обвинение в сношении с Эткинсом, а в остальном не смогли прийти к единому мнению, требуемому законом, виновны подсудимые в том, что им вменяется, или нет.
В других странах это означало бы снятие обвинения. В Англии же, хотя Уайлд и был выпущен из тюрьмы под залог, было назначено новое слушанье - с новым составом присяжных, новым судьей и новым обвинителем. Снова многие советовали Уайлду бежать, друзья наняли яхту, но мать сказала, что не изменит своих чувств к сыну при любом приговоре, но если он убежит, он для нее не сын. Защитнику удалось добиться, чтобы дело Уайлда рассматривалось отдельно от дела Тэйлора. Новое слушанье началось 20 мая. Тэйлор был признан виновным, а относительно Уайлда присяжные опять не пришли к единому мнению.
И снова было назначено новое слушанье, на сей раз через два дня, состав присяжных был снова сменен. В тот же день Уайлд пишет об этом Элфреду и добавляет:
"Моя прелестная роза, мой нежный цветок, моя лилейная лилия, наверное, тюрьмой предстоит мне проверить могущество любви. Мне предстоит узнать, смогу ли я силой своей любви превратить горькую воду в сладкую… Даже забрызганный грязью, я стану восхвалять тебя, из глубочайших бездн я стану взывать к тебе. Ты будешь со мною в моем одиночестве… Люби меня всегда, люби меня всегда. Ты высшая, совершенная любовь моей жизни, и другой быть не может." (Уайлд 1997: 133–134)
21 мая на площади Пикадилли маркиз повстречал своих сыновей, разгорелась настоящая драка, которую разнимали прохожие, а драчунов свели в полицейский участок. Толпа была на стороне отца. На заседании суда Перси, брат Дугласа, появился с огромным синяком под правым глазом.
22 мая началось это слушанье. Уайлд был, наконец, исчерпан и имел убитый вид. Его бравада и фанфаронство остались в прошлом. Перед публикой сидел поникший и потерянный человек. Главным обвинителем выступал генеральный прокурор Англии Локвуд, когда-то один из личных друзей Уайлда. Обнаружилось, что Уайлда свел с Тэйлором племянник прокурора Локвуда, но на это решили не обращать внимания. Обвинение представило данные о желтых следах на простынях отеля, трактуя их как сперму, фекалии и вазелин.
На сей раз судья Уиллз в своем наставлении присяжным неожиданно для всех выступил даже более рьяно в защиту Уайлда, чем его собственный защитник. Он объявил, что не придает значения свидетельству Эдварда Шелли - единственного действительно впечатляющего свидетеля, который, однако, не был содомизирован и путался в показаниях. Судья заявил, что в отношении Уайлда к этому юноше не видит ничего подозрительного. Если бы что-нибудь такое было, администрация отеля "Савой" приняла бы меры. Судья с сожалением отметил, что следы на простынях не были подвергнуты химической экспертизе. Обвинитель, наклонившись к защитнику, прошептал:
"Завтра утром Вы будете завтракать с подзащитным в Париже".
Наставление судьи было опротестовано и, вероятно, опять же принесло не тот результат, который вокруг ожидали. Старейшина присяжных спросил судью, почему не арестован лорд Дуглас, ведь он явный соучастник. Выяснилось, что тот своевременно скрылся.
25 мая, в день рождения королевы Виктории, состоялся заключительный акт процесса: присяжные действительно отвергли обвинение в совращении Эдварда Шелли (итак, уже трое партнеров отпало), но в остальном признали Уайлда виновным - в сношениях с Чарлзом Паркером, Вудом и неизвестными, которых слуги видели у него в постели. Судья, не скрывавший своей зависти к роскошной жизни Уайлда (какие цены в "Савое"! - "боюсь, что я никогда не смогу поужинать там"), хотел компенсировать свой недавний либерализм и вынес "этим гнусным субъектам" Тэйлору и Уайлду самый суровый (из возможных) приговор: два года каторжных работ.
Уайлд страшно побледнел, губы его шевелились, не в силах произнести ни слова. Когда двое стражников подошли к нему, чтобы увести из зала суда, он зашатался и едва не упал. Его увезли. Пуританское общество было отмщено. Ирландский выскочка был примерно наказан. Белый негр стоял у позорного столба. А между тем, после отвержения показаний Эткинса и Шелли он был обвинен на основе показаний банды заведомых шантажистов, промышлявших мужской проституцией. На мостовой вокруг суда девицы-проститутки, подняв юбки, танцевали от радости: они ненавидели гомосексуалов, считая их конкурентами. Такое забавное единство пуританских блюстителей нравственности и проституток…
Крах Уайлда был полным. Судебные издержки, весьма значительные, отнесли на его счет, так что немедленно описали всё имущество. Раньше знаменитому писателю везде был открыт кредит, теперь все кредиторы бросились требовать свои долги. Дом и вещи, ценные коллекции картин пошли с молотка. Распродано было все, вплоть до двух морских костюмчиков сыновей и подаренная старшему сыну Библия. Оскар Уайлд был лишен прав отцовства, сыновьям была присвоена другая фамилия. Мать, не вынесши позора, умерла. Жена с детьми переехала к своему брату в Швейцарию, затем развелась с Уайлдом и вскоре тоже умерла. Лорд Дуглас, опасаясь за свою судьбу, уехал во Францию, оттуда в Италию и перестал писать Уайлду. За два долгих года - ни одного письма.
Кстати, это понятно на фоне начавшейся паники в благопристойном английском обществе, когда очень многие стали покидать Англию: разнесся слух, что в полиции есть списки 20 тысяч содомитов из верхних слоев.
Отправляя Уайлда из Лондона, его в ожидании поезда выставили на полчаса на платформе - обритого наголо, в тюремной робе и в наручниках. Прохожие, узнавая скандальную знаменитость, плевались. Обычно каторжники трепали пеньковые канаты на паклю, крутили жернова мельницы или безостановочно поднимали воду из колодца. Уайлда поселили в тюрьме городка Pединг, в одиночке. Он должен был обертывать книги тюремной библиотеки коричневой бумагой. Писать ему запрещалось.
По истечении года он пишет петицию министру внутренних дел с просьбой сократить срок наказания.