Программа, выдвинутая беглым холопом Ивашкой Болотниковым в конце осады столицы, была проста и понятна низам. Бояре, поддерживавшие узурпатора Шуйского и потворствовавшие "измене", подлежали смерти, их имущество - разделу. Осуществление этой программы вскоре привело к неслыханно кровавым избиениям знати и дворян в Путивле, а позднее в Туле.
Чтобы окончательно запугать благонамеренных жителей Москвы, патриарх утверждал, будто повстанцы намеревались раздать безымянным "шпыням" - городской черни - боярских жен, ввести чернь в думу, сделать воеводами в полках, поставить над приказами ("хотят им давати боярство, и воеводство, и окольничество, и дьячество"). Пока "сатанинскую" рать в Коломенском возглавляли "большие" воеводы наподобие Болотникова, патриарх имел все основания опасаться переворота.
Две недели, проведенные в лагере Болотникова, отрезвили рязанских дворян. Призывы атамана пришлись не по вкусу не только Ляпунову, но и Истоме Пашкову, тем более что попытки спровоцировать мятеж черни в столице не удались.
Под знаменами Пашкова, как полагают новейшие исследователи, собрались дети боярские, вследствие чего его требования носили продворянский характер, тогда как Болотников собрал сермяжную рать и выдвинул антикрепостническую программу.
Одержав верх над восставшими под Москвой, Шуйский 5 декабря 1606 г. обратился с грамотой к городам, в которой писал, что "дворяне и дети боярские резанцы, коширяне, туляне, коломничи, алексинцы, колужане, козличи, мещане, лихвинцы, белевцы, болховичи, боровичи, медынцы и всех городов всякие люди нам добили челом и к нам все приехали, а в городех у себя многих воров побили и живых к нам привели и города очистили". Царь не очень заботился об истине, выдавая желаемое за действительное. В начале декабря 1606 г. восставшие прочно удерживали в своих руках Тулу, Калугу, Козельск, Белев, Болхов. Рязань и Мещовск сдались позже, после прибытия в эти города правительственных войск.
Грамота Шуйского, при всей ее тенденциозности, является важнейшим документом по истории бунта Болотникова. В публичном заявлении царь вынужден был признать крайне неприятный для него факт массового участия в бунте дворян и детей боярских южных уездов. В воззвании Шуйского упоминалось 13 мятежных городов. Из них лишь 4 лежали в полосе наступления Пашкова. Через остальные наступал Болотников, а отсюда следует, что дворяне и дети боярские из этих уездов подкрепили его войско.
Мелкое дворянство добилось закрепощения крестьян при Борисе. Полагать, будто дети боярские из рати Болотникова выдвинули антикрепостническую программу, нет ни малейших оснований.
Утверждают, будто в полосе наступления Пашкова дворянские руководители не казнили дворян и предпочитали оставаться в рамках "законности", тогда как в полосе наступления Болотникова на Москву истребление помещиков приняло массовый характер.
Факты разрушают эту схему. Отряд Пашкова был таким же пестрым по составу, как и войско Болотникова. Он включал как детей боярских, так и казаков и стрельцов. Характерной чертой гражданской войны была тесная связь вождей с выдвинувшими их городами. Епифанские дети боярские и казаки избрали воеводой Пашкова в начале восстания. Они же последовали за Истомой в царский лагерь.
Репрессии носили примерно одинаковый характер и там, где шел Пашков, и там, где двигался Болотников.
Дворяне уступали по численности низшим слоям населения, но были военными людьми по профессии, сплоченными в корпорации ("служилый город") и имевшими лучшее вооружение. Все это определяло их роль в любой войне.
Причиной Смуты начала XVII в. были не классовые битвы между дворянами и низшими сословиями, а в первую очередь кризис и раскол в среде служилого дворянства.
На страницах исторических сочинений мелькает величественная фигура народного вождя Болотникова, который вел угнетенных от успеха к успеху и наконец оказался у стен столицы. В действительности вождь неизменно терпел поражение, предоставленный своим силам.
Он был отброшен от Кром боярином Нагим, разгромлен Иваном Шуйским сначала под Калугой, а потом в Коломенском.
"Царевич Петр"
Самозваный царевич Петр Федорович, появившийся на Тереке еще при жизни Отрепьева, сам рассказал историю своей жизни: первый раз - во время своих зарубежных странствий в декабре 1606 г. и во второй раз - перед боярским судом год спустя. Первая версия подробно изложена в польских источниках начала 1607 г. Оршанский староста Андрей Сапе-га записал рассказ "Петра" сразу после беседы с ним. Показания самозванца перед боярским судом были обнародованы московскими властями в приложении к царской грамоте от 19 октября 1607 г. Сопоставление двух версий позволяет составить подробное жизнеописание мнимого внука Грозного.
В отличие от Григория Отрепьева "Петр" был выходцем из простонародья и не имел подле себя ни кремлевских монахов, ни царских придворных, которые могли помочь ему в новой роли. Попав за рубеж, "Петр" изложил следующую историю. Родителями его были царь Федор Иванович и царица Ирина Годунова. В момент рождения царица подменила ребенка, чтобы спасти его от покушений со стороны Бориса Годунова. Желая надежнее укрыть сына от грозившей ему смерти, мать передала младенца на воспитание бабе-вдове.
Самозванец не мог сказать, от кого он узнал о своем царском происхождении. Такой вопрос не приходил ему в голову. Какие бы фантастические сведения о себе ни сообщал "Петр", он все же не мог уйти от опыта собственной жизни. Перед боярским судом в 1607 г. самозванец назвал свое подлинное имя - Илейка Коровин и показал, что родился и воспитывался в семье бабы Ульяны, вдовы торгового человека Тихона Юрьева из Мурома. Живя в Муроме, вдова "без венца" прижила сына Илью от посадского человека Ивана Коровина. Илейка остался сиротой после того, как Иван Коровин умер, а мать по приказу сожителя постриглась под именем старицы Улицы в девичьем Воскресенском монастыре. Торговый человек Т. Грознильников подобрал сироту едва ли не на дороге и увез в Нижний Новгород, где определил сидельцем в свою лавку. Через три года Илейка сбежал от купца и стал служить наймитом-казаком на стругах, плававших с товарами по Волге из Астрахани в Казань и Вятку.
Перед судом Илья вспомнил, как годовал в Астрахани, а жил у астраханского стрельца Харитона. (За рубежом самозванец нарочно исказил имя своего астраханского благодетеля.) Позднее Илья плавал на торговом судне в Нижний Новгород, а затем на стрелецком судне на Терек. Там он нанялся в стрелецкий приказ и участвовал в походе на Тарки 1604 г., а по возвращении из похода запродался в холопы на двор к сыну боярскому Григорию Елагину. Подобно Отрепьеву и Болотникову, "Петрушка" также был беглым боярским холопом.
В Польше самозванец должен был учитывать, что польские власти не желали вступать в какие бы то ни было соглашения с болотниковцами и не позволяли вербовать солдат для московского "царя". Поэтому, повествуя о своей жизни, "царевич" ни слова не сказал об участии в повстанческом движении в России.
Давая показания в Москве, "Петр" придерживался той же линии. Перезимовав на дворе у Елагина, Илейка бежал под Астрахань, где его "взяли казаки донские и волжские". Исаак Масса отметил, что с зимы 1604/05 г. Астрахань была осаждена казаками, выступившими на стороне Лжедмитрия I. Осада продолжалась до весны. Не позднее мая 1605 г. астраханский воевода известил терских воевод, "что у них в Астрахани от воров, от казаков стала смута великая и для того им людей послать (на Терек. - Р.С.) немочно".
Илейка отличался непостоянством и то и дело менял хозяев. Он вспоминал, как "из-под юртов, от казаков, ушел в Астрахань, и в Астрахани побыл с четыре недели, а из Астрахани вышел к казакам же и пришел де яз к казаку Нагибе…". Таким образом, беглый холоп либо не сразу примкнул к повстанцам, либо был послан ими в Астрахань как лазутчик. Старый казак Нагиба стал впоследствии одним из самых видных атаманов в войске Болотникова.
Гулящий человек на Волге, боярский холоп, а потом вольный казак - такая биография была обычна для казаков. Однажды Илейке удалось побывать в Москве. Эта поездка относится к числу загадочных эпизодов его жизни. За рубежом "Петр" утверждал, что решил пробраться из Астрахани в Москву, когда там на трон взошел его "дядя" "Дмитрий". Он упросил купца Козла взять его с собой в столицу и даже открыл ему свое царское имя. В Москву он якобы прибыл на другой день после гибели "Дмитрия" (т. е. 18 мая 1606 г.) и почти четыре месяца прожил у мясника Ивана на Покровской улице.
Перед судом "Петрушка" поначалу умолчал о поездке в Москву и, лишь давая дополнительные показания, признал, что приезжал в столицу из Нижнего Новгорода и жил там от Рождества Христова до Петрова дня у церкви Владимира в Садах, на дворе у подьячего Дементия Тимофеева.
Илейка не уточнил времени поездки в Москву, но в его рассказе можно обнаружить примерно полугодовой пробел - от времени "зимовки" у Елагина и бегства под Астрахань до времени возвращения в Астрахань с воеводой Хворостининым летом 1605 г. Самозванец лишь кратко упомянул, что служил тогда "в товарищах" у Нагибы, который "отказал" его казаку Наметке, а дальше отправился вверх по Волге с казаком Неустройко.
Внезапное немногословие Илейки объяснялось тем, что в первой половине 1605 г. донские и волжские казаки приняли участие в важных событиях. Они захватили воевод в Царицыне и привезли их в лагерь Отрепьева под Орлом, а затем вместе с Лжедмитрием I вступили в Москву.
С редкой наивностью Илейка старался доказать посредством умолчаний и лжи, что он никогда не сражался на стороне Гришки. Коровин утверждал, будто на Волге присоединился к войску князя Ивана Хворостинина, якобы посланного в Астрахань Борисом Годуновым. На самом деле Хворостинин был послан в поход Лжедмитрием I против астраханских воевод, оставшихся верными династии Годуновых.
Если Илейка не перепутал дат и действительно покинул Москву в Петров день, то отсюда следует, что он вступил в столицу вместе с отрядами сторонников Лжедмитрия I, а покинул ее с Иваном Хворостининым.
Хворостинин прибыл в Астрахань в конце лета 1605 г., а затем направил казачий отряд на Терек. Илейка попал в этот отряд и вместе с терскими казаками зимовал на Тереке. Деньги, полученные на царской службе, быстро разошлись, и с наступлением весны казаки стали думать о том, где раздобыть деньги и пропитание.
Войсковой круг стал обсуждать план похода на Каспийское море, "чтоб итти на Курь реку, на море, громить турских людей на судех; а будет, де, и там добычи не будет, и им, де, было казаком к кизылбашскому Шах-Аббасу служить". В случае удачи казаки намеревались вернуться на Терек либо уйти в Персию.
Вскоре атаман Федор Бодырин собрал свой круг в 300 казаков и предложил идти в поход на Волгу. Поход вглубь России как две капли воды походил на задуманный каспийский поход. Согласно показаниям Илейки Муромца, "стали де те казаки триста человек опроче всего войска тайно приговаривати, чтоб итить на Волгу, громить судов торговых". Целью похода было грабить купеческие караваны. Но на Волге стояли многочисленные крепости с судовой ратью. Ввязываться в войну с ними казаки опасались. Поэтому они решили объявить, что среди них находится царевич Петр, который намерен идти в Москву на службу к дяде - царю "Дмитрию".
Вольные казаки помогли Лжедмитрию занять Москву, но по настоянию бояр их выпроводили из столицы. Ветераны похода не смирились с такой несправедливостью. Взбунтовавшиеся казаки роптали: "Государь, де, нас хотел пожаловати, да лихи, де, бояре, переводят, де, жалованье бояря, да не дадут жалованья". Показания "царевича Петра" не оставляют сомнений в том, что казаки решили выдвинуть из своей среды самозванца, чтобы оправдать затеянный разбой.
Кандидатами в царевичи стали сын астраханского стрельца Митька и Илейка Коровин. Оба служили у казаков в "молодых товарищах", исполняли всякую черную работу в казацких куренях.
Из двух претендентов только Илейка бывал в Москве, что и решило дело в его пользу. Так излагал обстоятельства своего избрания сам Илейка-Петр. Однако можно догадаться, что его избрание было связано также и с другими причинами. Он служил в войсках Лжедмитрия I и, может быть, участвовал в московском походе.
Затею атамана Федора Бодырина поддержал атаман Гаврила Пан. Их отряды соединились на реке Быстрой. Время было смутное, и терский воевода Петр Головин не посмел силой подавить зревший мятеж. Воевода послал "царевичу" приглашение прибыть в город, но казаки отклонили такую честь. Тогда Головин смиренно просил казаков не покидать Терек, а оставить хотя бы половину людей "для приходу воинских людей". Но казаки не послушали его и ушли войском к Астрахани. Находившийся в Астрахани воевода Иван Хворостинин отказался "для грабежу" пустить в город "царевича" и не дал мятежникам разграбить Астрахань. Но он не решился предпринять против них военные действия, тем более что многие астраханские казаки присоединились к терскому войску.
Казаки заняли четыре городка на Волге. Если бы они при этом казнили воевод, Разряды непременно бы сообщили имена погибших. Однако дело обошлось без кровопролития. Казаки повсеместно заявляли, что везут в Москву племянника "Дмитрия". Это позволило им пройти до Царицына и Самары.
От Казани навстречу терцам двигалась судовая рать боярина Федора Шереметева. У воеводы было достаточно сил, чтобы заставить мятежных казаков повернуть вспять. Но в районе Самары к "Петрушке" прибыл Третьяк Юрлов-Плещеев с грамотой. Лжедмитрий I приказал "итти к Москве наспех". Однако под Свияжском атаманы узнали о гибели Лжедмитрия I.
Войско оказалось в западне. Впереди была Москва, свергшая "Дмитрия", позади - Шереметев. Тогда казаки решили в последний раз воспользоваться услугами Юрлова. Тот явился в Казань и уверил тамошних воевод, что терское войско готово выдать им нового самозванца и принести присягу царю Василию. Усыпив бдительность бояр, казаки пробрались ночью мимо казанских пристаней и ушли к Самаре. Спустившись до устья Камышенки, казаки миновали Переволоку и укрылись в донских станицах. Там "Петр" провел несколько месяцев.
На Тихом Дону было неспокойно. Но царь Василий нашел способ замирить вольницу. По его приказу сын боярский Молвянинов 13 июля 1606 г. повез на Дон 1000 рублей денежного жалованья, 1000 фунтов пороха и 1000 фунтов свинца. Меры царя Василия достигли цели. Значительная часть донских казаков осталась в своих зимовьях и не участвовала в походе на Москву.
Тульское сидение
Повстанцы верили в то, что "Дмитрий" жив и находится в пределах России. Двое монахов-лазутчиков, засланных в "воровской" лагерь, донесли, что мятежники клялись, что сами видели царя.
Василий Шуйский велел посадить на кол пленного "вора", и тот, умирая, твердил, что "Дмитрий" жив и находится в Путивле. По всей стране толковали, будто в Москве убит Расстрига, а не истинный царевич.
Для дворян царская власть была источником всяких благ. По традиции только государь мог жаловать поместья и чины. Ни один дворянин не мог вступить во владение поместьем без ввозной грамоты, адресованной непосредственно от царя к крестьянам, названным поименно.
Болотников мог обещать дворянам милости "Дмитрия", но их не удовлетворяли обещания. Царь Василий давал надбавки к поместному окладу и жаловал деньги как дворянам, так и рядовым детям боярским за каждую рану, за доставку языков.
Покидая "воровской" лагерь, дворяне имели возможность немедленно получить от Шуйского щедрые пожалования.
После неудачных переговоров с московским посадом вожди повстанцев осознали, что отсутствие "Дмитрия" может погубить все дело. Болотников многократно писал грамоты в Путивль, требуя ускорить возвращение "царя" из Польши. Начиная с июня путивльский воевода Григорий Шаховской, мистифицируя население, многократно заявлял, что. "Дмитрий" приближается к Путивлю и с ним идет большое войско. Его словам перестали верить.
Попытка поднять на царя Войско Донское не удалась, и тогда вожди мятежа обратились за помощью к терским и волжским казакам.
Шаховской принял решение, отвечавшее повсеместным ожиданиям народа. Он отправил гонцов к "царевичу Петру Федоровичу". Некоторое время "Петр" с казаками держался в Монастыревском городке под Азовом, а затем на стругах отплыл на Северский Донец. Тут, по словам "Петра", к казакам прибыл гонец с грамотой "от князя Григория Шаховского да ото путивлцов ото всех". Как видно, посад в Путивле играл ту же роль в повстанческом движении, что и московский посад в царском лагере.
Жители Путивля настойчиво просили "Петра" идти "наспех в Путимль, а царь Дмитрий жив, идет со многими людьми в Путимль".
Настал решающий час. Путивль должен был отправить под Москву все воинские силы. Но тюрьмы Путивля были набиты дворянами, верными Шуйскому. Вывести гарнизон из крепости, оставив в тылу многочисленных пленных, было опасно.
Весной 1606 г. Отрепьев, оказавшись в трудном положении, приказал "Петру" с казаками идти в Москву, чтобы обуздать лихих бояр. То, что не успел сделать Лжедмитрий I, попытались осуществить вожди нового мятежа. Они рассчитывали, что казаки расправятся с плененными врагами "Дмитрия" в Путивле, а потом сделают то же в Москве.
Казачий отряд прибыл в Путивль в начале ноября 1606 г. Второй раз за свою историю город превратился в "царскую" резиденцию.
Самозванец привел с собой несколько тысяч волжских и терских казаков. К началу 1607 г. к "царевичу" в Путивль прибыло запорожское войско.
Лжедмитрий I в юности посещал царский двор, служил у патриарха Иова. По происхождению он был дворянином, и пленники видели в нем своего.
Илейка Коровин происходил из посадских людей, и его манеры и язык выдавали в нем простолюдина. Ему было значительно труднее, чем Отрепьеву, добиться повиновения от пленных дворян, воспринимавших неловкую игру казацкого "царевича" как грубый маскарад. Некоторые из пленников узнавали в "ближних" людях "царевича" своих беглых холопов. (Среди инициаторов интриги был беглый холоп князя Трубецкого казак Василий, а сам "царевич Петр" до принятия царского имени служил в товарищах у казака Семенова, холопа боярина Василия Черкасского, находившегося в то время в путивльской тюрьме.)
Казаки, водившие за собой своего ставленника - "воровского" "царевича", - с полным основанием считали себя господами положения и претендовали на власть. Старому путивльскому руководству пришлось основательно потесниться.
На пути в Северскую Украину "чернь" выступала в поддержку самозванца, тогда как воеводы оказывали ему сопротивление. Осенью 1606 г. мятежники подступили к крепости Царев-Борисов. Город имел превосходные укрепления и артиллерию. Его гарнизон был одним из самых многочисленных на юге России. В крепости сидел воевода Михаил Сабуров. Этот "лихой боярин" был хорошо известен вольным казакам. Терские и волжские казаки не забыли, сколько крови они пролили под стенами Астрахани, которую оборонял Сабуров.