Реализацией новых принципов междукняжеских отношений стало расчленение той территории, которую мы обычно именуем Древнерусским государством, на уделы, закрепленные за потомками того или иного Ярославича: "Девять земель управлялись определенными ветвями древне русского княжеского рода Рюриковичей: столы внутри земли рас пределялись между представителями ветви. Ранее всех обособи лось в династическом отношении Полоцкое княжество: еще в конце Х в. Полоцкая волость была передана киевским князем Владими ром Святославичем своему сыну Изяславу и закрепилась за его по томками. В конце XI в. за сыновьями старшего внука Ярослава Мудрого Ростислава Владимировича были закреплены Перемышльская и Теребовльская волости, позже объединившиеся в Галицкую землю (в правление Владимира Володаревича, 1124–1153 гг.). С вокняжения в Ростове сына Владимира Мономаха Юрия (Долгорукого) в начале XII в. берет начало обособление Ростово-Суздальской земли, где стали княжить его потомки. 1127 годом можно датировать окончательное обособление Черниговской земли. В этом году произошло разделение владений потомков Святослава Ярославича, закрепленных за ними Любецким съездом князей 1097 г., на Черниговское княжество, доставшееся сыновьям Давыда и Олега Святославичей (с 1167 г., после прекращения ветви Давыдовичей, в нем княжили только Ольговичи) и Муромское, где стал править их дядя Ярослав Святославич. Позже Муромское княже ство разделилось на два – Муромское и Рязанское под управлени ем разных ветвей потомков Ярослава: потомки Святослава Яросла вича княжат в Муромской земле, его брата Ростислава – в Рязан ской. Смоленская земля закрепилась за потомками Ростислава Мстиславича, внука Владимира Мономаха, вокняжившегося в Смоленске в 20-х гг. XII в. В Волынском княжестве стали править потомки другого внука Мономаха – Изяслава Мстиславича. Во второй половине XII в. за потомками князя Святополка Изяславича закрепляется Турово-Пинское княжество" (А. А. Горский).
Такой порядок, однако, установился не во всех вновь появившихся княжествах. Как отмечает А. А. Горский, "четыре земли не закрепились в XII в. за какой-то определенной княжеской ветвью. Одним из них было Киевское княжество. Номинально киевский стол продолжал считаться "старейшим", а Киев – столицей всей Руси. Ряд исследователей полагает, что Киевское княжество стало объектом коллективного владения: князья всех сильнейших ветвей имели право на "часть" (владение частью территории) в его преде лах. Другим "общерусским" столом был новгородский. Если в X–XI вв. его занимал, как правило, сын киевского князя, то в XII сто летии усилившееся новгородское боярство стало оказывать реша ющее влияние на выбор князей, и ни одной из княжеских ветвей не удалось закрепиться в Новгороде. По-видимому, аналогичная система сложилась к середине XII в. в Пскове, ранее входившем в Новгородскую волость; при этом Псков сохранял элементы зависи мости от Новгорода (ее характер и степень являются предметом дискуссии). Не стало отчиной определенной ветви и Переяславс кое княжество. Им на протяжении XII века владели потомки Владимира Мономаха, но представлявшие разные ветви (Ярополк и Андрей Владимировичи, Всеволод и Изяслав Мстиславичи, сыно вья Юрия Долгорукого Ростислав, Глеб и Михалко, Мстислав Изяславич, Владимир Глебович)".
Любопытно отметить, что среди этих центров, по крайней мере, два – Киев и Новгород – были сакральными столицами Руси.
В отношении Киева этот тезис не вызывает никакого сомнения. Город, который в современной историографии принято именовать столицей Древнерусского государства, воспринимался современниками, скорее всего, как центр мира, богоспасаемой, православной земли – Русской земли в широком смысле слова. При этом не следует забывать о наличии в Киеве резиденции митрополита "всея Руси" – факт, значение которого для древнерусского общества трудно переоценить.
Другое дело, казалось бы, Новгород. Однако и здесь мы имеем некоторые черты, которые позволяют догадываться, что древнерусская "северная столица" вполне могла ощущать себя соперником Киева не только в качестве политического, но и сакрального центра "Русьской земли" (впрочем, для рассматриваемого нами времени, кажется, понятия политический и сакральный чрезвычайно близки, если не тождественны). Во всяком случае, на такие размышления наводят и строительство в Новгороде храма Софии, и вполне серьезные претензии новгородских архиереев на независимость от киевского митрополита, и колоссальная роль архиепископов и архимандритов в государственных делах Новгорода.
Кстати, в полном объеме роль новгородского архимандрита в городском управлении была установлена сравнительно недавно трудами В. Л. Янина. В частности, выяснилось, что "новгородскую архимандритию следует представлять себе в виде особого государственного института, независимого от архиепископа, подчиняющегося вечу и формируемого на вече, опирающегося на кончанское представительство и экономически обеспеченного громадными монастырскими вотчинами. В системе новгородских республиканских органов архимандрития была прогрессирующим институтом, поскольку процесс увеличения ее богатств был необратим".
Что же касается Переяславского княжества, то его "особый" статус, скорее всего, можно было объяснить все-таки тем, что им владели потомки лишь одного из отпрысков Ярославова рода – Владимира Мономаха, который сам приобрел особое место в числе наследников великого князя киевского.
Во всяком случае, вопрос о том, почему эти города, так сказать, выпали из формирующейся системы управления русских земель, нуждается в серьезном исследовании.
* * *
Анализируя летописное сообщение 6605/1097 г. о княжеском съезде в Любече, Д. С. Лихачев пришел к выводу, что Владимир Мономах "был идеологом нового феодального порядка на Руси", при кото ром каждый из князей "держить отчину свою" (т. е. владеет княже ством отца), "но это решение было только частью более общей формулы: "от селе имемься во едино сердце и съблюдемь Рускую землю"".
Тем самым, по мысли Д. С. Лихачева, Владимир Всеволодович зак репил в государственной и идеологической деятельности неустойчи вое "балансирование" между обоими принципами – центробежным и центростремительным. Это стало доминантой "во всей идеологической жизни Руси в последующее время". Следовательно, "экономический распад Руси" якобы компенсировался новой "идеологической" установкой: "имемься во едино сердце". Идея единства Руси противопоставляется Д. С. Лихачевым (как, впрочем, и большинством других исследовате лей) "дроблению" Киевской Руси на княжества и земли.
Обращение к текстам, которые, видимо, легли в основу описания Любечского съезда (во всяком случае, учитывались автором летопис ной статьи), позволяет несколько сместить акценты, а вместе с ними – и общее понимание летописного текста. Во-первых, оборот "единое сердце" не выдуман летописцем, а заимствован им из Библии. "Еди ное сердце" – Божий дар народам Иудеи, которым отдана земля Изр аилева. Этот дар сделан им, "чтоб исполнить повеление царя и князей, по слову Господню", "чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои, и выполняли их; и будут Моим народом, а Я буду их Богом".
Последняя цитата возвращает нас к косвенной характеристике "Русьской земли" как земли богоспасаемой в уже упоминавшихся сло вах Олега и Святослава и к отождествлению Киева с Новым Иеруса лимом.
При таком понимании смысла выражений, в которых зафиксированы результаты княжеских переговоров, яснее становятся результа ты Любечского "снема" 1097 г. Залогом мирного "устроенья" стало "держание" (правление, соблюдение) каждым князем своей "отчины" (территории, принадлежащей ему по наследству). При этом видимо, подразумевалось, что каждый из них будет "ходить по заповедям" Гос подним и соблюдать Его "уставы", не нарушая "межи ближнего свое го". Такой порядок держания земель (наследственная собственность, закрепляемая за прямыми потомками князя) призван был уберечь "Русьскую землю" от гибели. В свою очередь, сам христианский мир выступал высшим, сакральным гарантом со хранения этого порядка (наряду с "хрестом честным"). Реально же соблюдение условий мира обязаны были контролировать все князья, принесшие крестоцеловальную клятву в Любече. Другими словами, речь здесь шла не о "естественном и характер ном для этого времени неустойчивом положении "балансирования"" между действовавшими одновременно "противоположными силами" (центро бежными и центростремительными, экономическими и идеологичес кими), а о своеобразном юридическом оформлении, легитимации нового порядка вступления князей на престолы, который окончательно разрушал прошлое эфемерное "политическое" единство Древнерусского государства (его ос нову составляли считавшаяся обязательной уплата дани в Киев и рав ные – разумеется, при соблюдении установленных порядков – права князей на занятие любого русского престола). В то же время сохраня лась базовая "государственная" идея, оформившаяся в виде хотя бы общего представления не позднее 30-х годов XI в.: Киев – Новый Иерусалим, а окружающие христианские земли – богоизбранные.
Видимо, именно она нашла воплощение в наименовании всех православных земель единой "Русьской землей". Богоизбранность "Русьской зем ли" была тесно, точнее неразрывно, связана с представлением о приближающемся светопреставлении. Страшный Суд и следующий за ним Конец света – доминирующая тема русского летописания, оригинальной древнерусской литературы в целом. Она нашла как прямое, так и опосредованное отображение в большинстве пространственно-временных характеристик событий, которые мы находим в Повести временных лет. Именно эта идея является системообразующей древнерусского "хронотопа". Поэтому при анализе временных и пространственных данных, встречающихся в летописях, необходимо обязательно учитывать их смысловую наполненность, иногда значительно превосходящую, а то и противоречащую буквальному значению.
Некоторые особенности развития западных и юго-западных земель древней Руси
Наступление удельного периода с одной стороны дало возможность ускоренного развития самостоятельных земель и княжеств. С другой, – это привело к многочисленным усобицам, связанным, прежде всего, с борьбой за "ничьи" стольные города, прежде всего, за Киев, который, помимо всего прочего, продолжал оставаться духовной столицей Русской земли, поскольку в нем находилась резиденция митрополита.
Самое активное участие в этой борьбе принимали северо-восточные князья. Так, Юрий Долгорукий после смерти великогно киевского князя Мстислава Владимировича пытался захватить власть в Переяславе Южном и Киеве. Дважды – хотя и ненадолго – он становился киевским князем: в 1149 и 1155 гг. Однако уже его сын, Андрей Боголюбский предпочел киевскому престолу Северо-Восток. Дважды – первый раз с разрешения отца, а во второй раз вопреки его воле – он отказывался жить и княжить на Юге. Во время своего тайного отъезда из Вышгорода в 1155 г. Андрей увез с собой драгоценную киевскую реликвию – икону Богородицы, которая, по преданию, была написана самим евангелистом Лукой. Это был первый шаг к попыткам лишить Киев его сакрального статуса. Около 1162 г., став уже великим князем ростовским, суздальским и владимирским Андрей Боголюбский отправил в Константинополь к патриарху Луке Хризовергу своего посла Якова Станиславича, прося учредить во Владимире митрополичью кафедру и поставить митрополитом своего приближенного Федорца. Однако константинопольский патриарх категорически отказал ему, указав на то, что это погубит Русскую землю. Андрей был вынужден отдать Федорца на расправу киевскому митрополиту.
Однако Андрей не просто стремился уйти как можно дальше от древнерусской столицы, где власть вели кого князя находилась под конт ролем вечевого собрания (на Северо-Востоке, колонизированном сравнительно недавно, вечевые порядки не имели столь глубоких корней, как в Киеве). Он попытался лишить Киев его статуса столицы богоспасаемого мира.
В 1169 г. он огранизовал грандиозный поход на Киев, в котором приняли участие "ростовци, и володимерци, и суждалци, и инехъ князии 11: Глебъ Переяславьскыи, Роман Смолиньскыи, Давыдъ Вышегородьскыи, Володимеръ Анъдреевичь [Дорогобужский], Дмитръ и Гюрги, Мстиславъ, Рюрикъ [из Вручего] с братомъ съ Мстиславомъ, Олегъ Святославичь с братом со Игоремъ". Город был захвачен: "и весь Кыевъ пограбиша, и церкви, и манастыре за 3 дни: и иконы поимаша, и книгы, и ризы". Это сообщение северо-восточного летописца дополняет рассказ Ипатьевской летописи: "и грабиша… весь град Подолье, и Гору, и манастыри, и Софью, и Десятиньную Богородцу; и не бысть помилования никомуже ни откудуже: церквамъ горящимъ, крестьяномъ убиваемомъ, другым вяжемымъ, жены ведоми быша въ пленъ, разлучаеми нужею от мужи своих, младенци рыдаху, зрящее материи своиихъ; и взяша именья множьство, и церкви обнажиша иконами и книгами, и ризами, и колоколы изнесоша все смоляне, и суждалци, и черниговци, и Олгова дружина; и вся святыни взята бысть… И бысть в Киеве на всих чловецехъ стенание и туга, и скорбь неутешимая, и слезы непрестаньныя".
В древней столице Руси он са жает своего младшего брата Глеба, а в Новгород отправляет "подручного" – князя Рюрика Ростиславича. После смер ти Глеба Юрьевича Андрей назначает на киевский престол своего племянника, смоленского князя Романа Ростиславича, а его младших братьев, Давыда и Романа, сажает в Вышгород и Белгород. Однако братья Ростиславичи вскоре перестали подчиняться своему властолю бивому дядюшке, обиженные тем, что он обращается с ними как с "подручника ми". "Мы тя до сихъ местъ акы отца имели по любви. Аже еси сь сякыми речьми прислалъ, не акы кь князю, но акы кь подручнику и просту человеку", – заявили они великому князю.
И тогда в 1173 г. Андрей Юрьевич организовал еще один общерусский поход на Киев. Войско его состояло из ростовцев, суз дальцев, владимирцев, переяславцев, бе лозерцев, муромцев, новгородцев и ря занцев. По приказу князя к нему при соединились дружины полоцкого, туров ского, пинского, городеньского, чернигов ского, новгород-северского, путивльско го, курского, переяславль-русского, тор ческого и смоленского князей. Колоссальное войско, тем не менее, под стенами Киева потерпело поражение и вынуждено было с позором уйти: "И тако вьзвратишася вся сила Андрея, князя Суждальского, совокупилъ бо бяшеть все земле, и множеству вои не бяше числа. Пришли бо бяху высокомысляще, а смирении отидоша в домы своя". На киевский престол (не без помощи Ростиславичей, естественно) сел впоследствии враг Андрея Боголюбского – Ярослав Изяславич Луцкий…
Одновременно с первым походом на Киев во Владимире началось грандиозное строительство: как и в Киеве, в городе были возведены Золотые ворота, храм Успения Пресвятой Богороицы. Здесь появилась речка Лыбедь, Печерский городок… Владимир явно должен был перехватить у Киева функцию столицы мира…
Действительно, после разгрома 1169 г., который может быть сопоставлен разве что с ужасами мон гольского нашествия, Киев начинает терять свое значение. На юге инициатива переходит к Галичу и Волыни. А в борьбе князей за власть все чаще принимают участие иноземные отряды…
Последний момент нуждается в объяснении. Как ни странно, это связано не только с близостью южных и юго-западных древнерусских земель к Польше, Венгрии, Германии и Степи, но и с родословной самих древнерусских князей.
Авторы школьных учебников всегда с удовольствием и гордостью сообщают о том, как древнерусские князья выдавали своих дочерей за представителей правящих династий Западной Европы. На память, естественно, сразу приходит Анна Ярославна – "королева Франции" (тогда – Парижа с ближайшими пригородами, Иль-де-Франс). Можно также вспомнить, что сестра Анны, Елизавета вышла замуж за короля Норвегии. Сестры их отца, Ярослава Мудрого, были выданы за норманнского маркграфа Бернгарда, за кузена венгерского короля Иштвана I Ласло Сара и за польского короля Казимира I Пяста (Добронега-Мария), а дочери Владимира Мономаха – за венгерского короля Коломана (Евфимия), за византийского царевича Леона (Мария) и за венгерского короля Белу II (София). Но, вот, о том, кем были матери древнерусских князей, авторы учебников обычно не упоминают. А зря…
Итак, кем же были "наши" князья по материнской линии?
Начнем с первого вполне исторического киевского князя Игоря. От его брака с Ольгой (судя по имени, скандинавкой) родился сын Святослав, одной из жен которого была некая Малуша. Была ли она славянкой, сказать трудно…
Согласно летописной легенде, своего старшего сына Ярополка Святослав женил на монахине-гречанке, которую привез из балканского похода, "красоты ради лица ея". Младший же Святославич, Владимир имел несколько жен: летописец упоминает, в частности, Рогнеду, отец которой, полоцкий князь Рогволод "пришел и-заморья" (т. е., был скандинавом), "чехиню" и "болгарыню", а также византийскую принцессу Анну.
От первой жены у Владимира родились будущие князья полоцкий Изяслав, тмутараканский (и, скорее всего, черниговский) Мстислав, а также новгородский и киевский Ярослав (которого мы обычно – вслед за историками XIX в. – называем Мудрым). Все они, соответственно, по материнской линии были скандинавами. От "чехини" был рожден будущий новгородский князь Вышеслав (судя по всему, самый старший из Владимировичей), а от "болгарыни" – Борис и Глеб, которые вскоре будут убиты своим сводным братом Святополком (сыном Ярополка Святославича и монахини-гречанки), женатого, кстати, на дочери польского князя Болеслава Храброго. Так что, судя по летописным данным, первые русские святые были наполовину болгарами.
В результате кровопролитной братоубийственной усобицы, начавшейся сразу после смерти Владимира, как мы помним, единственным правителем на Руси останется Ярослав. От брака со шведской принцессой Ириной-Ингигердой, дочерью шведского короля Олафа Шётконунга родятся все сыновья Ярослава. Старший из них, Изяслав, унаследовавший от отца новгородский и киевский престолы, женится на Гертруде, дочери польского князя Мешко II. Сменивший брата на киевском княжении Святослав Ярославич будет женат на дочери немецкого графа Леопольда фон Штаде, а младший Ярославич, Всеволод, также ставший киевским князем, – на дочери византийского императора Константина Мономаха.
Потомки Всеволода закрепятся на киевском престоле. Владимир Мономах женится на Гиде, дочери англосаксонского короля Гаральда II. Их сыновья также вступят в брак с иноплеменницами: Мстислав-Гаральд – с дочерью шведского короля Инга Стейнкельса Христине, Ярополк – с осетинской княжной Оленой, а Юрий Долгорукий и Андрей с дочерьми половецких ханов.