Макет станции "Лес" был подготовлен к осени 1950 г. Смонтированный на шасси автомашины ГАЗ-51, он содержал первые варианты узлов и блоков и, главное, только что разработанные опытные образцы магнетрона и клистрона нового диапазона волн. По указанию заказчика макет станции был переправлен на полигон Ленинградской области, куда выехал Г. Я. Гуськов с группой сотрудников. Мне было сказано прибыть следом. Купив билет, я решил пойти на Ленинградский вокзал прямо с работы. Началась дождливая погода, и я, предвидя длительную командировку, захватил из дома плащ. Завертевшись на работе, я спохватился, что забыл там плащ, уже пройдя значительное расстояние. До поезда ещё было время, и я решил вернуться за плащом. Когда пришёл за плащом, двери лаборатории были уже опечатаны. Направился в охрану. Разводящий переадресовал к начальнику. Я не был знаком с начальником охраны, но кто-то мне раньше говорил, что основное место его работы – комендатура и что именно он, боевой офицер, как начальник караула, отдаёт рапорт при приезде и отъезде именитых гостей. Открыв дверь, я увидел за письменным столом седеющего, но ещё крепкого человека в расстёгнутом кителе с внушительной орденской колодкой. Я объяснил ситуацию. Далее разговор шёл в виде коротких вопросов и ответов. "Лаборатория опечатана?" – "Опечатана". – "Принял разводящий?" – "Принял". – "Печать от лаборатории у вас есть?" – "Нет". – "Ничего сделать не могу. Не имею права". – "Как же мне быть?" После паузы, помявшись, он сказала: "Идите к хозяину". Кто это хозяин, я понял, но, направляясь в этом же корпусе к заместителю директора по безопасности И. Е. Орлову (тогда эта должность называлась по-другому), я сильно усомнился в перспективности моих хождений. По сути, начальник охраны был прав. Ожидая разноса, открыл дверь и вместо кабинета увидел просто отгороженную часть коридора и стол, за которым сидел "хозяин". Он повернул ко мне лицо и молча выслушал мои объяснения. В оправдание я показал командировку и билет на поезд. "В охране были?" – спросил он. "Майор Гуркин мне отказал". На его лице прочёл удивление тем, что я назвал эту фамилию. Немного подумав, Орлов спросил: "А собственная печать у вас есть?" Накануне я получил печать, и Орлов, сняв трубку телефона и никого не называя, сказал: "Открой ему. Пусть запечатает своей печатью. Запиши номер в журнале". Инцидент был исчерпан. Слово "хозяин" недаром прилипло к Орлову. Впоследствии мне рассказывали некоторые сослуживцы, что после окончания военной академии, когда их отправляли в Управление кадров, там говорили: "Пойдёшь в хозяйство Орлова". Они думали, что Орлов – это командир воинской части, генерал, а придя в институт, узнавали, что Орлов был капитаном госбезопасности. Это было военное время, в мои годы он уже был майором ГБ, но хозяйство у него было действительно большое и беспокойное. Перед моими глазами проходили разные судьбы. Работал в 13 лаборатории опытный инженер Алексей Ш. Внезапно он исчез. Жена его, продолжавшая работать в институте, сообщила, что её супруг устроился на другое предприятие, расположенное неподалёку. Много лет спустя я неожиданно его встретил, он был уже на пенсии. Поздоровались, и я его спросил: "Лёша, а что с тобой тогда произошло?" "А, – протяжно, словно вспоминая, сказал он, – у меня отец был репрессирован, а в анкете я этого не указал. Вот они и вычислили". Понятно, что такие люди, как Орлов, призваны были защищать интересы безопасности страны, что они и делали. Вместе с тем по представлению Орлова увольняли сотрудников и порой несправедливо. Ведь уходили талантливые специалисты. Орлов пользовался авторитетом и проработал в институте около 10 лет. Дальнейшая судьба его мне неизвестна.
По приезде на полигон начали разворачивать станцию. Это был нулевой цикл работы: предстояло налаживать все системы. Особые трудности возникали при настройке высокочастотного тракта, многие комплектующие не проходили вообще экспериментальной проверки, волноводные узлы не состыкованы, в части диапазона выходная мощность отсутствовала. Низкочастотные блоки также были разбалансированы: система измерения дальности не работала, да и растры индикаторных устройств не выдерживали никакой критики.
Несмотря на напряжённый ритм работы, пессимизма ни у кого не было. Помогали чем могли прикреплённые сотрудники радиотехнического отдела, который возглавлял Борис Иванович Наварный. На плечи Гуськова как главного конструктора впервые легло бремя многочисленных забот по оживлению работы станции, но главная мысль, которая его постоянно беспокоила, состояла в том, будет ли станция надёжно работать в совершенно новом, ещё неизведанном диапазоне волн. Гуськову было в то время около 30 лет. Молодой, здоровый, ещё абсолютно не затронутый симптомами деформации властью, уверенный в себе и своих способностях преодолевать трудности, Гуськов излучал жизнерадостность, оптимизм, бодрое состояние духа, легко воспринимал и поддерживал шуточные высказывания сотрудников. Несколько раз мы были с ним в вечерних ленинградских ресторанах, он веселился, забывая о трудовых буднях, танцевал с дамами, выказывая себя галантным кавалером. Таким я его запомнил в первую мою командировку. После черновой настройки станции выехали на местность. Появился сигнал, увидели картинку. Это было первое включение, но представитель заказчика А. Игнатов был доволен. Впереди была большая работа.
Вернувшись в Москву, окунулся в работу. Надо было устранить замечания, сделанные заказчиком, составить техническое задание конструкторам. Было также высказано общее мнение, сводящееся к необходимости полной переработки схемы датчика азимутальных напряжений. Гуськов возложил и эту работу на меня. Вновь оживилась комсомольская организация. Кроме избираемого парткома появилась новая штатная единица – политотдел во главе с полковником Дурневым. Инструктором политотдела по работе с комсомолом стал И. Маковский. Он знакомился и давал задания всем членам комитета.
С датчиком угловых напряжений пришлось возиться больше, чем предполагалось. Перед выдачей задания на изготовление документации требовалась тщательная отработка узлов и блоков, ибо допущенные ошибки на этой стадии затем могли тиражироваться в готовой продукции. Процесс изготовления аппаратуры предусматривал определённые этапы отработки документации, включающей этапы эскизного и технического проектирования. На каждом из этапов разработчик обязан был выдать принципиальную схему блока вместе со спецификацией входящих комплектующих изделий отечественного производства. Полученные схемы затем проверялись в специализированной схемной группе при конструкторском отделе и во многих случаях перевыпускались с учётом всех требований ГОСТа и технических условий. Разработанная схема вместе с техническим заданием поступала конструктору радийного направления, который изучал первичные документы, а также знакомился с материальной базой в виде макета блока, узла и т. д. Если в блок входил механизм, в работу подключался конструктор-механик. Набрасывались контуры будущей конструкции, которые обсуждались с разработчиком, а иногда и коллегиально с участием главного конструктора. Работа над конструкцией занимала довольно много времени и выполнялась опытными конструкторами. Так, на этапе эскизного проекта блок индикатора вела М. С. Почталина, а блок датчика угловых напряжений Ф. Ф. Зинько, тем не менее критерием правильности конструкторского решения была, как всегда, практика, и нередки были случаи доработки или даже переработки конструкции. Например, при работе над датчиком угловых напряжений не была учтена высокооборотность оси датчика, что приводило к повышенным вибрациям, вследствие чего консольная конструкция была заменена подвеской на все четыре опоры. Конструкторский отдел при этом настаивал на улучшении прежней конструкции, но Гуськов занял твёрдую позицию и отказался подписать чертежи. В этой ситуации был выделен другой конструктор (Б. Н. Рыдз), который переработал документацию.
По выполненным чертежам опытное производство института изготавливало блоки. Само производство имело несколько цехов и размещалось в отдельном корпусе. Руководил производством сначала Куперман, а затем П. П. Нечаев. Наиболее сложные с точки зрения изготовления узлы передавались в экспериментальный цех (Б. С. Хайкин, В. Гинч). Организация довольно мощного и, главное, мобильного опытного производства была, безусловно, заслугой главного инженера А. М. Кугушева, который действовал под пристальным вниманием А. И. Берга.
Изготовленные блоки настраивались в лаборатории-разработчике и после корректировки документации передавались в испытательную лабораторию (Г. Г. Каспаров). Период испытаний разработанной аппаратуры – один из самых напряжённых. Бывало, что команда испытателей сутками не выходила за пределы испытательной площадки.
Мы в те годы были первыми, кто столкнулся с необходимостью испытывать аппаратуру в лабораторных условиях. Ранее разработки устанавливались непосредственно на объекте, а их оценка производилась по результатам эксплуатации самого объекта. Когда появилось и было завезено в институт стендовое оборудование, проведение лабораторных испытаний стало частью производственного процесса. Особенно неожиданными были на первых порах механические испытания. Однажды наш стенд оказался рядом со стендом, за которым работала группа, испытывавшая блок станции "Альфа". На наших глазах при включении стенда блок пошёл в разнос, что казалось подобно малому землетрясению. По лаборатории стали летать отвалившиеся детали и даже целые узлы. Спустя некоторое время я встретил главного конструктора станции Т. Р. Брахмана, который объяснил случившееся тем, что конструкторы исходили из ошибочного представления о многоступенчатой амортизации. Подвесив не только блок, но и входящие узлы на амортизаторы, они превратили блок в систему со многими степенями свободы, теоретически неустойчивую при определённой частоте воздействия.
По результатам механических и климатических испытаний блок дорабатывался и вновь проверялся. Испытанные блоки составили основу первого производственного варианта станции "Лес", предъявленного заказчику на стадии эскизного проектирования. Станция размещалась на шасси автомобиля ГАЗ-63. Антенна станции ещё была далека от совершенства, но и в таком виде станция стала объектом многочисленных экспериментов, проводимых летом и осенью 1951 г. Натурные испытания проводились в центральной части страны, где фиксировались наиболее подходящие позиции с точки зрения локации движущихся объектов. Руководил испытаниями Г. Я. Гуськов, при настроечных работах ему обычно ассистировал П. П. Михайлов, но и я, присутствуя на этих экспериментах, постепенно вовлекался в решение комплексных вопросов. Заказчики Маслаков и Игнатов по результатам этих первых испытаний делали замечания, из которых главным был недостаток энергетического потенциала станции. Эскизный проект был принят в том же 1951 г.
Доработка станции велась на этапе технического проектирования в 1952 г. Параметры блоков уточнялись, предлагались улучшенные варианты построения схем, корректировалась техническая документация. Техпроект был принят в конце 1952 г. Гуськов, почувствовав необходимость более углублённого изучения возникающих проблем, стал всё чаще интересоваться вопросами теории. Читал литературу, проводил расчёты, привлёк меня к обоснованию основных характеристик, определяющих функционирование станции. Взял в штат лаборатории двух студентов МФТИ, проходящих стажировку в институте. Один из них, А. Косарев, стал изучать теорию случайных процессов, тогда ещё только зарождающуюся. На одном из семинаров в 13 лаборатории, которые проводились по инициативе Г. Я. Гуськова, куда был приглашён Л. А. Вайнштейн, Косарев ознакомил с результатами своих исследований. Вайнштейн внимательно слушал и потом сообщил, что он также стал заниматься этими вопросами по указанию А. И. Берга, который потребовал ознакомления его, Л. А. Вайнштейна, с корреляционной теорией ввиду прикладной значимости этой теории. Через несколько лет А. Косарев подготовил диссертацию, на которую лаборатория дала положительный отзыв. Всё это послужило толчком к моему изучению в дальнейшем основополагающих работ в этой области Яглома, Хинчина, Колмогорова и появившейся позже книги Н. Винера.
Среди проблем, стоящих тогда перед лабораторией, была проблема выбора плана расчёта, грамотного проектирования и, главное, поиска путей изготовления антенны нового типа – линзового апланата. Переход на новую антенну был связан с существенным укорочением длины волны, что неизбежно приводило к появлению волновых систем – аналогов оптических линз. О путях преодоления трудностей, возникших вследствие освоения ранее практически малоизученного диапазона миллиметровых волн, я расскажу в следующем разделе.
А сейчас – о другой проблеме, возникшей в связи с проектированием станции в целом. Занимался общей компоновкой станции ведущий конструктор М. З. Свиридов. Михаил Зосимович прошёл большую жизненную школу, в молодости был участником Гражданской войны, рассказывал, что сражался на бронепоезде, затем, окончив вуз, стал конструктором. Опыта, как говорится, ему было не занимать. По техническому заданию питание станции должно было осуществляться от двух электродвижков, входящих в комплект станции. Весовые характеристики движков Свиридову были, по-видимому, известны, и он при компоновке поместил их в задний отсек станции. Их долго не поставлял разработчик. Когда опытные образцы станции были уже установлены на гусеничных шасси тягачей, пришли движки новой модификации. Перебазирование их в отсек питания привело к изменению центра тяжести всей конструкции, в результате чего передняя часть станции приподнялась с опор. Естественно, что это было расценено как ЧП.
Первым запаниковал заказчик. Доложили руководству института. Последовали оргвыводы. А. И. Берг уже находился в Министерстве обороны. Сначала пострадал М. З. Свиридов. Вспомнив о дисциплинарном нарушении, взялись за Гуськова, понизив его в должности. Некоторыми это было расценено как срыв работы. Я должен был в это время ехать в командировку, где уже находился Гуськов с командой. Новый начальник лаборатории, присланный сверху, потребовал, чтобы я по приезде сообщил о происшедшем Гуськову. Я знал, что быть посланником недобрых вестей опасно, но, с другой стороны, понимал, что Гуськов умеет держать удар и действовать в соответствии с когда-то модной песенкой: "При каждой неудаче уметь давайте сдачи, иначе вам удачи не видать". Так и произошло. Гуськов выругал прежде всего меня, затем сказал пару "ласковых" слов по адресу начальства. В тот раз мы выполнили большой объём работы, объездив с доработанным макетом станции почти весь Северо-Запад.
Когда мы приехали в Москву, сложилась парадоксальная ситуация. Гуськов был главным конструктором ведущей разработки института, а начальником, которому формально он подчинялся, был человек, не знавший, как я подозревал, и основ радиотехники. Знакомясь с сотрудниками, он не спрашивал о роде выполняемой ими работы, но всегда с улыбкой представлялся: "Меня зовут Александр Илларионович". Это был невысокого роста, но плотный мужчина средних лет, носивший очки, по-видимому, для придания себе более солидного вида. В кабинете, где сидел Гуськов, представлявшем выгородку из общей комнаты, второй стол не вмещался. Это вынудило нового начальника примоститься тут же. Входящий в кабинет сотрудник наблюдал любопытную картину. За столом продолжал сидеть и работать Гуськов, а сбоку разбирал некие бумаги руководитель лаборатории. Оба при этом молчали и делали вид, что другого как бы не существует. И хотя Гуськов был в частых командировках, такая "совместная" жизнь продолжалась больше года. О том, чем она, эта жизнь, закончилась, я расскажу ниже.
Глава 5
Волны и капли дождя
Решение о расширении диапазона волн разрабатываемых РЛС, принятое совместно Министерством обороны СССР и главным конструктором станции в 1945–1949 гг., было безусловно смелым решением. Переход от более или менее изученного к тому времени диапазона сантиметровых волн в область миллиметров являлся не только "прыжком в неизвестность", но грозил неоправданными потерями времени, провалами в работе из-за отсутствия результата, не говоря уже о больших финансовых вложениях, затраченных без получения отдачи. Область миллиметровых волн, особенно в применении к радиолокации, была экспериментально мало обследованной, данные о распространении волн этого диапазона достаточно скудные. Вызывала сомнения возможность создания генерирующих приборов требуемой мощности. Пути разработки недорогих антенн, обеспечивающих качание луча в секторе и способных к изготовлению на имеющейся производственной базе, вообще плохо просматривались. Что же привлекало разработчиков в их стремлении переходить на более короткие волны, ради чего мог быть оправдан результат, несмотря на многочисленные риски? Таким фактором, служащим продвижением вперёд, являлось повышенное разрешение целей, т. е. возможность различения отдельных деталей в полученной картинке или, другими словами, способность раздельного выделения объектов, составляющих так называемую групповую цель.