Руководство ОГПУ "приняло" его предложение и поручило КРО разработать операцию по выводу в Россию и последующему аресту уже порядком поднадоевшего ниспровергателя советской власти. Ответ МОЦР не заставил себя ждать: там "приняли" план Рейли и, обращаясь к его богатому опыту, предложили использовать в этих целях возможности организации. Тут же к этому приглашению подключился его старый приятель и подельник по "заговору послов", резидент британской разведки в Финляндии капитан Э. Бойс, курировавший по своей линии деятельность МОЦР. В январе 1925 года он отправил в Нью‑Йорк письмо Рейли, в котором предлагал ему встречу в Париже с представителями организации. Тот, не раздумывая, бросил свой чахлый бизнес и отправился во Францию, где встретился с Бойсом и генералом Кутеповым. Последний, после ареста и суда над Савинковым, стал весьма настороженно относиться к любой нелегальной деятельности в России, в том числе и МОЦР. Он пытался предостеречь Рейли от поспешных шагов и предлагал еще раз проверить надежность нелегальных каналов организации.
Руководители операции "Трест", не желая упустить инициативу, поспешили рассеять его сомнения в могуществе МОЦР и в подтверждение своей дееспособности нелегально переправили из России в Финляндию Бориса Бунакова, брата агента Бойса - Николая Бунакова. Вслед за ним с очередным курьером МОЦР границу пересекла и его раритетная скрипка. После таких убедительных доказательств Рейли, отбросив последние сомнения, покинул Францию и 21 сентября 1925 года прибыл в Хельсинки. Не мешкая, в сопровождении Н. Бунакова и доверенного лица Кутепова, М. Захарченко‑Шульц, не подозревавшей, что она уже давно "втемную" используется ОГПУ, выехал в Выборг для встречи с Якушевым.
Импозантный вид и уверенный тон руководителя МОЦР произвели впечатление на Рейли, а рассказ о кадровом составе и возможностях организации разожгли в нем шпионский азарт. В дальнейшем разговоре Якушев, умело играя на чрезмерном честолюбии и завышенной самооценке британского шпиона, сумел убедить его совершить кратковременную инспекционную поездку в Россию и пообещал, что 30 сентября, к отходу парохода на Штеттин, он успеет вернуться в Хельсинки. Непомерные амбиции и авантюризм Рейли заставили его пренебречь опасностью, и в ночь с 25 на 26 сентября он вместе с Якушевым через "окно" на финляндской границе перешел в СССР.
Перед тем как покинуть Финляндию, британский "супершпион" оставил письмо для жены Пепиты, в котором самоуверенно писал:
"Если в России меня вдруг арестуют, то мне, скорее всего, предъявят какое‑нибудь незначительное обвинение и скоро отпустят, поскольку мои новые друзья обладают достаточной властью".
И он не ошибся: "друзья" действительно обладали достаточной властью, возможностями и умом. В течение всей поездки до Москвы и потом, во время встречи с руководством МОЦР, у такого "тертого шпионского калача", как Рейли, не шевельнулось даже тени подозрений, что его - асса разведки - все это время банально водили за нос. Он был в восхищении от увиденного и услышанного, и контрразведчики, умело играя на чувствах, склонили его направить из "сердца большевизма" Москвы открытку Бойсу. Ею Рейли лишний раз подтверждал возможности и силу МОЦР и снимал подозрения, что оно является порождением ОГПУ.
Теперь, когда "шпионская миссия" подошла к концу, по дороге на вокзал он был негласно арестован. Затем наступил последний акт в спектакле, мастерски разыгранном контрразведчиками. В ночь на 28 сентября Н. Бунаков и М. Захарченко‑Шульц залегли у "окна" на финской границе, неподалеку от деревушки Аллекул, и с нетерпением ждали возвращения Рейли.
Подошло назначенное время, и внезапно предрассветную тишину на советской стороне взорвали выстрелы. Ожесточенная перестрелка длилась несколько минут и когда закончилась, то перед окулярами бинокля Бунакова проплыли носилки с тремя телами. Позже советский представитель передал финской стороне материалы расследования происшествия, произошедшего на границе 28 сентября 1925 года. В числе "убитых" нарушителей оказался Рейли.
"Похоронив" Рейли таким образом, в руководстве КРО рассчитывали тем самым продлить жизнь ЛД и продолжить оперативную игру с иностранными спецслужбами. Сам он, оказавшись во внутренней тюрьме на Лубянке в качестве узника № 73, долго не упорствовал и начал давать развернутые показания о подрывной деятельности против СССР британской и финской разведок. Как и его предшественник Савинков, Рейли обратился с письмом к председателю ОГПУ Дзержинскому и, выторговывая себе жизнь, предложил свои услуги. Но они не были приняты, и 5 ноября 1925 года в отношении Рейли был приведен в исполнение заочный приговор, вынесенный еще в декабре 1918 года.
"Гибель" Рейли при переходе границы на глазах свидетелей, хоть и умело разыгранная сотрудниками КРО, тем не менее, поколебала веру вождей РОВС и ВМС во всесилие МОЦР. И тогда Артузов с подчиненными сделали еще очень серьезный ход в игре, имевший впоследствии исключительно важный пропагандистский результат.
Несколько ранее к руководителям МОЦР обратился видный деятель белой эмиграции В. Шульгин - тот самый, который принимал отречение императора Николая II. Он высказывал просьбу организовать ему нелегальную поездку в Россию для поиска сына, пропавшего во время гражданской войны. И такая поездка состоялась. 23 декабря 1925 года по каналу МОЦР Шульгин въехал в Россию. В поисках сына он побывал в Ленинграде, Москве и Киеве. Все это время рядом с ним постоянно находились сотрудники КРО или их агенты, но они не закрывали ему глаза и не затыкали рот. Шульгин, при всей своей ненависти к большевикам, сумел разглядеть то, что не хотели видеть многие из его единомышленников.
В 1919 году ему пришлось бежать из истерзанной войной и разваливавшейся на части некогда могущественной империи. Спустя всего шесть лет он снова увидел отблески ее будущего величия. Среди ужасающей разрухи и бедности, смотревших на него со всех углов, Шульгин узрел то, что не могли видеть сотни тысяч русских, выброшенных революцией на задворки империи. Перед ним была новая Россия, поднимавшаяся из мглы невежества и разрухи дерзкими порывами к знаниям и гигантскими стройками.
Как истинно русский человек, Шульгин почувствовал сердцем ту могучую народную энергию, что пробудила революция в людях. Страна на глазах сосредоточивалась для фантастического рывка в будущее. Впоследствии он так вспоминал об этом:
"Я думал, что я еду в умирающую страну, а я вижу пробуждение мощного народа… Я был глубоко потрясен всем тем, что увидел на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении".
Вынесенные Шульгиным из поездки по России впечатления, которыми он делился со своими собеседниками, а затем выступил в эмигрантской прессе, а также изданная на их основе книга "Три столицы" у одних подорвали веру в возможность свержения советской власти, а у других вызвали чувство вины и еще больше усилили ностальгию по Родине. В этом, пожалуй, и состоял главный итог операций "Трест" и "Синдикат‑2". Во многом благодаря им на время удалось приостановить масштабную братоубийственную войну.
Другим, не менее важным результатом этой работы советских спецслужб стало укрепление ее позиций на таком важном и новом направлении в ее деятельности, как разведка. Перед ней открылись широчайшие возможности для проведения вербовок в высших сферах белой эмиграции. Генералы Скоблин, Монкевиц, Дьяков, Штейфон, Ветренко, адмирал Крылов и другие добровольно и бескорыстно, из патриотических побуждений в течение многих лет выполняли ответственные разведывательные задания.
Молодой советской разведке, как и контрразведке, многое приходилось начинать с нуля. Несмотря на то что в наследство от прежней власти большевикам достался не слишком разваленный организационными перетрясками Временного правительства Отдел 2‑го генерал‑квартирмейстерства (Огенкварт) Главного управления Генерального штаба, занимавшийся разведкой и контрразведкой, в нем недоставало главного - агентуры. Большинство военных атташе, находившихся за границей, отказались признавать советскую власть. Одни передали созданные ими разведывательные сети спецслужбам стран Антанты, а другие прекратили связь с агентурой и уничтожили имевшиеся на нее материалы.
Просуществовал Отдел до мая 1918 года. На смену ему пришли разношерстные, "карманные" разведки: разведывательное отделение Оперативного управления Высшего военного совета (март - сентябрь 1918 года); разведывательное отделение Оперативного отдела наркомата по военным и морским делам (май - сентябрь 1918 года); военно‑статистический отдел Оперативного управления Всероссийского главного штаба (май - сентябрь 1918 года); разведывательный отдел штаба Революционного военного совета Республики (сентябрь - октябрь 1918 года).
В конечном итоге все они оказались неэффективными, и потому 5 ноября 1918 года приказом Реввоенсовета № 197/27 был образован Полевой штаб Революционного военного совета Республики, и при нем организована централизованная разведка - Регистрационное управление (РУ). В его состав вошли два отдела: агентурный (разведка) и военного контроля (контрразведка), а 13 ноября 1918 года было создано еще одно специальное подразделение - приемно‑контрольная станция в городе Серпухове. С течением времени она выросла в мощную службу радиотехнической разведки.
По характеру своей деятельности и методам работы РУ скорее напоминало войсковую, чем классическую разведку. В ее арсенале наиболее часто использовались такие приемы, как захват "языка", отправка разведчиков‑ходоков за линию фронта с целью сбора информации о противнике, а также организация засад и перехват курьеров с донесениями.
Возглавил РУ видный большевик С. Аралов. Свою революционную деятельность он начал еще в 1902 году, в 1905–1907 годах принимал участие в вооруженном восстании и был заочно приговорен к смертной казни. Во время Первой мировой войны за "отличия в боях против неприятеля" пять раз награждался различными орденами и получил звание штабс‑капитана. После октября 1917‑го занимал командные должности в Красной армии.
С образованием в декабре 1918 года в частях Красной армии особых отделов ВЧК Регистрационное управление стало яблоком раздора между двумя влиятельными вождями революции - председателем Комиссии по борьбе с контрреволюцией Дзержинским и председателем Реввоенсовета Троцким. Едва ставшая на ноги спецслужба вряд ли привлекла их внимание своими разведывательными возможностями, в ее распоряжении имелся другой, более важный для них инструмент - негласный аппарат, обеспечивавший контроль за состоянием духа армии и политическими настроениями командного состава. В 1918 году, когда судьба советской власти решалась на фронтах войны, тот, кто контролировал Красную армию, владел всем.
И здесь Ленин, неожиданно для Троцкого, поддержал Дзержинского. В июле 1919 года из состава РУ был выведен отдел военного контроля и передан в распоряжение ВЧК. Оставшийся агентурный отдел сосредоточился на разведывательной работе. В декабре его деятельность уже регулировалась нормативными актами. В частности, были приняты: "Положение о регистрационном управлении фронта" и "Положение о регистрационных отделах армии и дивизий". "Инструкцией о взаимоотношениях Региструпра Полевого штаба РСВР с зарубежными бюро РКП (б)", определялся их функционал в решении разведывательных задач за границей.
В сентябре 1920 года произошла очередная реорганизация РУ, которая приблизила его к классической военной разведке, известной ныне как ГРУ Генштаба. В принятом новом "Положении о Региструпре" было записано, что управление является самостоятельным органом стратегической агентурной разведки глубокого тыла. В его составе появилось новое подразделение - Оперативный отдел, который возглавил Я. Берзин (П. Кюзис), будущий руководитель советской военной разведки. Главным направлением его деятельности стало добывание информации о военных планах противника.
В апреле 1920 года усилиями Дзержинского в составе Особого отдела ВЧК была создана своя разведка - иностранное отделение. Его руководителем стал опытный большевик с дореволюционным стажем Я. Давтян (Давыдов). Просуществовало оно не более полугода. После неудачного похода частей Красной армии на Варшаву, в сентябре 1920 года причины его провала были вынесены на заседание Политбюро ЦК РКП (б). В повестку дня наряду с этим был включен и другой вопрос - "О состоянии разведывательной работы". После обсуждения участники заседания приняли решение "создать специальную комиссию во главе с председателем ВЧК т. Ф. Дзержинским, И. Сталиным" и другими видными большевиками, которой предстояло проанализировать причины имевших место провалов. На основании результатов ее работы 20 декабря 1920 года Дзержинский подписал приказ № 169, согласно которому в составе ВЧК был образован самостоятельный разведывательный орган - Иностранный отдел (ИНО).
Непродолжительное время им руководил Я. Давтян (Давыдов), а затем его сменил С. Могилевский. В 1922 году только‑только встававшую на ноги советскую разведку возглавил и до конца 1920‑х годов направлял ее деятельность профессиональный революционер, хорошо знакомый с методами разведывательной и контрразведывательной работы, М. Трилиссер. С 1901 года и вплоть до начала Первой мировой войны он занимался преимущественно выявлением агентов охранного отделения и полиции в большевистской среде.
С его приходом к руководству ИНО разведывательная работа приобрела более системный, масштабный и наступательный характер. Основными объектами ее устремлений являлись органы управления враждебных молодому советскому государству армий и различные белоэмигрантские организации и движения. Первоочередными задачами ИНО являлись получение упреждающей информации о военных приготовлениях, в первую очередь Польши и Японии, а также выявление замыслов лидеров белого движения по инспирированию в стране восстаний и организации "саботажнических действий".
Динамика внешней политической ситуации и образование Союза ССР привели к очередной реорганизации органов государственной безопасности. В июле 1923 года ГПУ было преобразовано в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) СССР. Но ИНО не только сохранился в составе Секретно‑оперативного управления, но и существенно укрепился. В 1925 году в его составе наряду с традиционными отделениями - легальной и нелегальной разведками - появились другие, в том числе ставшее впоследствии знаменитым 8‑е отделение, занимавшееся сбором за границей информации о перспективных научных и технических разработках. Именно его сотрудники и их агентура первыми вышли на секреты атомного проекта США.
В феврале 1925 года Мелитопольский окружной комитет комсомола рекомендовал на службу в органы государственной безопасности будущего выдающегося организатора разведывательно‑диверсионной деятельности, первого и бессменного руководителя знаменитого 4‑го Управления НКВД - НКГБ СССР Павла Анатольевича Судоплатова. Жизнь этого безусловно талантливого и цельного человека, надежного и верного товарища, непревзойденного мастера разведывательных и контрразведывательных операций достаточно подробно описана в художественной и научно‑популярной литературе. К его общеизвестному образу можно добавить лишь два штриха, которые, пожалуй, наиболее полно отражают незаурядную личность Павла Анатольевича - это верность избранным идеалам, своим друзьям и душевная щедрость.
В далеком 1919 году, прочитав от корки до корки "Азбуку революции", написанную Н. Бухариным, он двенадцатилетним подростком ушел из дома на фронт и стал бойцом 1‑го Мелитопольского рабоче‑крестьянского полка. Позже в автобиографии, написанной 14 ноября 1945 года (при назначении на должность начальника отдела "С" МГБ СССР), Павел Анатольевич так вспоминал об этом:
"26.06.1919, когда белая армия приближалась к Мелитополю, многие рабочие города, активно участвовавшие в борьбе за установление советской власти, уходили из города вместе с отступающими частями Красной армии. Я, до этого дважды удиравший из дома с целью поступления в Красную армию (один раз сам вернулся, другой раз меня вернули), решил еще раз попытать счастье и снова удрал из дома. На этот раз я ушел из города вместе с уходящими мелитопольскими рабочими. Километрах в 30 от города, в селе Веселое, комиссар сделал было попытку вернуть меня домой, но из этого ничего не получилось. Я удрал от него в роту, и бойцы оставили меня у себя".
Приняв идеалы революции, Павел Анатольевич остался им верен до конца. Его не смогли сломить ни враги, среди которых он провел не один год, выполняя разведывательные задания; ни малодушие своих коллег, предавших его в 1938 году, когда советская разведка подверглась репрессиям; ни позже в 1953 году, он, оказавшись в числе участников "заговора Берия", провел пятнадцать лет в тюрьмах.
Другой эпизод, раскрывающий высокие человеческие качества Павла Анатольевича, относится к 1930 году. В тот год уже зрелый оперативный сотрудник Судоплатов вместо повышения по службе получил неожиданное назначение - стал заведующим культурно‑воспитательной части, а через некоторое время - комиссаром трудовой коммуны (спецколонии) ГПУ Украины для малолетних преступников и беспризорников.
В своем назначении руководители не ошиблись. Ребята, лишенные детства, потянулись к нему. Это произошло не потому, что большую часть своей зарплаты Павел Анатольевич отдавал на их нужды. Немало хлебнувший своего и чужого горя, он знал, как найти дорогу к сердцу человека, пусть даже и преступника. И потом, во времена массовых репрессий, когда несправедливость начальников и трусость коллег едва не стоили Павлу Анатольевичу жизни, он не очерствел и не озлобился.
В июле 1941 года, став начальником Особой группы при наркоме НКВД, он не побоялся представить рапорты Берия Калинину и затем добился освобождения из тюрем и лагерей "врагов народа" - испытанных боевых товарищей: Я. Серебрянского (Бергмана), И. Каминского, Д. Медведева и других. Потом, спустя двенадцать лет, советские вожди за верную службу "отплатили" ему черной неблагодарностью. После пятнадцати лет, проведенных в тюрьмах, Павел Анатольевич не изменил ни себе, ни своим принципам, и об этом лучше всего говорят сама его жизнь и написанные им книги: "Горизонты", "Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы".
Но тогда, в середине 1920‑х годов, он только учился делать первые шаги в разведке, а она все шире расправляла свои крылья. В 1926 году в ее составе появилось еще одно и самое закрытое подразделение - Разведывательный центр, впоследствии Особая группа при председателе ОГПУ - наркоме НКВД СССР, более известная среди сотрудников органов государственной безопасности как "группа Яши". В связи с сохраняющейся угрозой войны руководство ОГПУ рассчитывало с учетом будущих оперативных возможностей Центра осуществлять в глубоком тылу противника диверсии на крупных транспортных узлах, в морских портах, а также проводить акции по устранению лидеров зарубежных антисоветских организаций и предателей.