Так происходит не раз и не два. Я начинаю психовать, нарушать неписаные правила. Меня ведь жадность обуревает, а на самом деле ни в коем случае нельзя искать одному, даже ходить в лес в одиночку – тем более в такие достаточно долгие экспедиции! Но мне-то хочется получить монастырские сокровища в полном объеме и самому. В одну из своих попыток я напарываюсь на сук, который выбивает стекло очков, и лишь по счастливой случайности не остаюсь без глаза. Поневоле приходят на память рассказы моих друзей и коллег о том, что место вполне может не допускать к себе, что клад не готов открыться и, что бы вы ни делали, взять его не сможете.
Но с нечеловеческим упорством я хожу в тот лес снова и снова, почти все лето. А дома, после очередной неудачи, просматриваю космосъемку: вот же они – туда ведут хорошие тропинки! Но, когда я иду по этим тропинкам, они опять же растворяются в лесу. Уже и сезон подходил к концу. И я был в этом месте уже не пять и не семь раз. То у меня отказывался металлоискатель работать, то меня по дороге вязала милиция, то случалась авария – и я вынужден был оказывать помощь незнакомым людям, попавшим в беду, а несколько раз вообще опаздывал либо не мог взять билет на поезд… всё было против!
Обуяла меня какая-то упертость во что бы то ни стало найти и добыть этот клад. И придумал я уловку, надеясь в своей гордыне непременно получить желаемое. У меня есть несколько друзей, которые в конце концов стали сотрудниками кладоискательской конторы, и вот им-то я и предложил, не давая полной информации по кладу, но указав его местонахождение, забрать сокровища – за небольшой процент. Я полностью профинансировал экспедицию. Людям этим я доверял, давно уж убедившись на собственном опыте, что это люди честные. Догадываясь, каков реальный масштаб этого клада, я считал, что им и пяти процентов вполне хватит, да и я не обедняю особо. Словом, казалось, все рассчитано надежнейшим образом…
Что из этого вышло? Люди дошли до места. Правда, уже под вечер. Им оставалось времени только встать лагерем до темноты. Я им названивал, но связь оборвалась, как только они зашли в лес. Понятное дело, я нервничал, боясь, как бы у них от такого количества ценностей крыша не съехала, как бы они там друг друга не поубивали! Однако, как я потом узнал, сотовая связь в этом месте недоступна.
Дальше неведомые силы перешли в наступление. Ребята поставили палатку, развели костерок, приготовили ужин. Ну и, понятное дело, решили слегка отметить прибытие. Поели, отметили (правда, получилось отнюдь не слегка!), потом сами не понимая из-за чего, переругались, передрались, чуть ли не турнир устроили на металлоискателях! В результате один прибор был разбит. Другой металлоискатель погиб, когда один из ребят, решив по пьяни походить в полной темноте, споткнулся, выронил его и раздавил катушку своим весом. В довершение всего выяснилось, что третий, оказывается, оставил аккумулятор дома на зарядке – его металлоискатель был также бесполезен.
Делать нечего – ребята напились так, что все трое в состоянии почти горячечном увидели силуэт монаха, стоящего на краю светлого круга от костра и с укором смотрящего на них. Здесь они вмиг протрезвели, смекнув, что "троих сразу не глючит", забились в палатку и кое-как перекантовались там до утра. Очухавшись и преодолевая похмельный синдром, ребята поняли, что работать им нечем да и вообще как-то страшно и неуютно в этом лесу. Посему в тот же день вернулись ко мне с пустыми руками и с повинной.
После того как ребята пересказали мне свои лесные приключения, особенно упирая на чувство необъяснимого страха и вины, которое терзало их в этом странном лесу, сознание стало возвращаться ко мне. Я понял, что с теми силами, которые охраняют этот клад, бороться можно – побороть нельзя!.. Вернулся к письму, прочитал еще раз, затем, через несколько дней, перечитал еще и еще. И до меня стало доходить, что лишь небольшая часть текста посвящена разъяснениям, как найти на этой пустоши клад, а львиную долю занимают философские вопросы: какими качествами должен обладать этот Владимир, какое у него должно быть душевное состояние, как усовершенствовать его морально-нравственный образ, прежде чем он отправится на это место. Автор письма цитировал великого синайского игумена Иоанна Лествичника, и я, вчитываясь в суть, уже не только глазами, а душой постигая текст, ощущал его смысл, будто уколы стыда:
"Волны не оставят моря; а сребролюбца не оставят гнев и печаль".
"Сребролюбие есть и называется корень всем злым; и оно действительно таково, ибо производит ненависть, хищения, зависть, разлучения, вражды, смущения, злопамятство, жестокость и убийства".
Я читал, печалился о своей душе, мне казалось, я ощущаю на физическом уровне ее боль, но снова читал с жадностью. И все же я радовался за своего тезку, которому предназначалось это письмо, радовался тому, что у него есть такой духовный отец, который печется о его душе. Воздействие послания неведомого батюшки было столь сильно, что я более уверенно и упорно пошел по пути постепенного воцерковления. Старался осознанно работать со своей душой. Насколько получалось, не мне судить, конечно же. Но также я помнил заключение письма. Заканчивалось оно словами: "Владимир, когда ты поймешь свою миссию, свое предназначение в этом деле, тогда и дерзай!"
Прошел не год и не два, когда я предпринял очередную попытку добраться до этого места. Я много передумал за это время о своих ошибках, во многом раскаивался и многого стыдился. И вот теперь дорога открылась. Я увидел, что, касаясь края этой поляны, проходит просека – вероятно, старая дорога, которая сильно заросла. Однако по ней вполне можно проехать на высокопроходимой технике. Выйдя на поляну, сразу понял, что я у цели. А когда увидел в отдалении на пригорке перед маленьким прудом силуэт монаха, смотрящего в мою сторону, у меня не осталось сомнений, где нужно искать монастырские ризницу и казну. Не возникло вопроса, откуда мог взяться монах в этой глуши, первой мыслью было броситься к нему и попросить благословения… Но старец улыбнулся и потихоньку, отступая назад, растворился среди стволов.
Я даже не стал трогать металлоискатель, разделся, вошел в воду и обнаружил, что прудик давно уже превратился в заиленную лужу – в самых глубоких местах я проваливался не выше чем по пояс. Очень скоро нащупал ногами острые углы и гладкие бока каких-то емкостей. Я понял, что клад столь большого объема в этих условиях по-другому спрятать было невозможно.
На следующий день я приехал на поляну на уазике, хорошо подготовившись, сначала разбил лагерь, поставил палатку. Только процесс вытаскивания из прудика занял у меня более двух дней!.. Деревянные, обитые медными пластинами ларцы, конечно, подгнили, но засмоленные чугунные котлы, обшитые металлом сундуки оставались нетленны. Разумеется, я не удержался и вскрыл самый маленький сундучок… Это поразило воображение, потому что таких вещей я не находил никогда, а увидеть их можно даже не во всяких музеях! Это были в основном серебряные изделия, а на самом серебре инкрустация камнями: кубки, чаши, блюда, оклады… – предметы культа и подношения, которые делались веками и от монархов, и от богатых прихожан. Честно говоря, мне проще это было вытащить со дна, чем погрузить в машину.
И конечно, на третий день, чтобы не вводить себя во искушение, даже мысленное, я, стараясь не глядеть на запечатанные емкости с сокровищами, тронулся в путь. Мой путь лежал к тому самому монастырю, который находился буквально в паре десятков километров. Добрался туда вечером, когда монастырские ворота были уже закрыты. Братия находилась, видимо, на вечерней службе. Я с трудом выгрузил все перед воротами, а сам отогнал машину, чтобы не было видно, и позвонил в сторожку. Дождался, пока выйдет полусонный сторож и показал на гору ларцов, сундуков и котлов:
– Смотрите, что вам подложили! Я мимо проходил, подумал, вдруг сатанисты? Не ровен час – взорвется?!
Сторож перепугался и отошел в сторонку.
– Зовите компетентных лиц! – подсказал я. – Я тут пока поохраняю.
Сторож перепугался еще более и сбегал за экономом. Я же, выгружая монастырское имущество, специально поставил ближним к воротам тот сундучок, который ранее вскрыл. Вместе с экономом с монастырского двора вышло с десяток монахов. Они топтались в нерешительности, боясь подойти к неведомому приношению. Наконец эконому пришлось пересилить страх, бочком-бочком, настороженно, подобрался он к сундучку, аккуратно и плавно откинул приоткрытую крышку и… чуть не сел на широкую свою рясу! Увидев, что вроде бы дело обходится без взрыва, монахи подошли ближе, заглянули в сундучок… Было очень интересно наблюдать, как сначала среди них возникло некоторое замешательство, потом суета, переходящая в панику, кто-то с воздетыми руками помчался обратно в монастырь, затем выбежали за ворота множество монахов – так что вся дорога почернела от ряс. Я отошел в сторонку, наблюдая. Через несколько минут появился настоятель, отдал команду – и сокровища мгновенно были занесены на территорию монастыря…
Через неделю в местных и некоторых столичных газетах появилось объявление о великом чуде, вернувшем монастырю его накопленное веками имущество, которое долгое время считалось разграбленным либо пропавшим. Я же после всего пережитого и произошедшего внезапно со всей очевидностью уразумел, кому на самом деле было адресовано письмо духовного отца. Этим Владимиром, которого он так внимательно и терпеливо поучал, оказался… я.
Трофей пастуха
Этот случай, произошедший со мной в начале 90-х годов прошлого века, относится к периоду моего увлечения военной историей и, соответственно, поиска трофеев Великой Отечественной войны. Добыча военных трофеев прочно связана в сознании начинающих кладоискателей с мрачными перспективами случайно опробовать на себе боеспособность неразорвавшихся снарядов или переломать ноги, провалившись в какой-нибудь бункер… Тому примеров действительно немало!.. Но бог с ними, я хочу рассказать вам забавную историю о военных трофеях.
На заре моей кладоискательской деятельности, когда первые металлоискатели начали появляться в России, мне почему-то очень захотелось раскопать место битвы при Молодях. Сейчас я вряд ли смог бы объяснить, зачем оно мне понадобилось и что я хотел там найти.
Молодинская битва – крупное сражение, произошедшее между 29 июля и 2 августа 1572 года в 50 верстах южнее Москвы. Русскими войсками командовал князь Михаил Воротынский. Армия хана Девлета I Гирея включала турецкие и ногайские отряды и превосходила числом вдвое. Несмотря на это, сорокатысячная крымская армия была обращена в бегство и почти полностью перебита. Победа в этой битве позволила России сохранить независимость и стала поворотной точкой в противостоянии Московского государства и Крымского ханства, которое отказалось от притязаний на Казанское и Астраханское ханства и потеряло большую часть своей мощи. Кстати, с 2009 года на месте событий стали проводить реконструкторский фестиваль, приуроченный к годовщине сражения.
По причине молодости и отсутствия опыта в кладоискательском деле я искренне был уверен, что тамошняя земля скрывает огромное количество наконечников стрел, фрагментов шлемов и панцирных накладок, монеток-чешуек и татарских денег, а может быть, даже кучи золота и серебра, которые бросали убегающие татары…
Сказано – сделано: я отправился на место. Был светлый и теплый летний день. По небу бежали редкие кучевые облачка, давая тень как раз вовремя, чтобы путник-искатель мог передохнуть. Находки у меня были, но – не представляющие никакой ценности в силу их плохого состояния, так, фрагменты украшения сбруи, малопонятные кусочки металла, вездесущие "советы"… В середине дня, изрядно разочарованный своей затеей, я присел передохнуть. Развернул бутерброды, налил стопочку… На опушке леса диковинно хорошо: я уже чувствовал себя отчасти вознагражденным за скудость моей добычи. Почти над моей головой качалась на зеленой ветке пичуга, беззаботно распевая… И так же беззаботно стало у меня на душе!
Я налил вторую, только опрокинул, мысленно пожелав процветания этим живописным краям, смотрю… – на меня из леса идет… ФАШИСТ!!! Четко так идет, быстро, а сзади у него через плечо хлыст перекинут, – и его целенаправленное в мою сторону движение явно ничего доброго не предвещает!.. Я в шоке: "Ну ведь всего ж каких-то две рюмки! И водку брал цивильную, не спирт "Рояль" разводил… А крышу, кажется, сносит". Гляжу на фашиста во все глаза, шарю рядом по траве в поисках лопаты, но, слава богу, постепенно начинаю видеть изъяны в обмундировании пехотинца вермахта: сапоги на нем российские яловые, ремень со звездой солдатский… Когда он ко мне подошел, я понял, что водка и усталость немножко усугубили восприятие: во-первых, староват он для солдата, во-вторых, вовсе не хлыст, а кнут у него на плече… в общем, это пастух вышел ко мне из леса, правда, в форме немецкой!
– Здорово, – говорит. – Хлеб да соль!
Я не стал сразу вопрос в лоб ему задавать – мол, где надыбал такое обмундирование? – но ответил любезно. Он поинтересовался, который час, похвалил погоду и завязал разговор. Я, в общем, сразу понял, зачем он подошел. Налил – угостил пастуха. Поговорили. Еще ему налил. Еще поговорили. И наконец я понял, что можно спросить:
– Батя, где форму-то немецкую взял?
В ответ услыхал такую историю. Пастух рассказал, что родом с Белоруссии. Здесь, в селе возле Подольска, у него с советских времен живет брат, а он давно уже приехал к нему и пасет совхозное стадо. А почему из Белоруссии попал сюда – так все из-за нее, горькой, – мой знакомец щелкнул пальцами по горлу. Пил он всегда, сколько себя помнит, пастухом – тоже был всегда, сколько себя помнит. Как-то случилась у них с приятелем беда: корова потерялась. Это сулило большие неприятности – ведь они пасли частное деревенское стадо. Как минимум – возврат стоимости коровы. А могут еще и побить… А могут и в милицию обратиться.
В общем, пошли пропажу искать. Прикинули, куда могла беглянка податься, – где речушка небольшая родниковая протекает, заливные луга там, – понятное дело, она и убрела, где трава посочнее… Отыскали следы и двинулись по ним в состоянии для себя нормальном – немножко поддатом. Долго бродили, зашли в такие места, где и не бывали прежде. Ну, мой пастух залез на пригорочек – осмотреться, и увидал первым делом, что прямо возле пригорочка земля провалена – вроде как нора большая. Залез он в тот провал, а там – схрон: рация стоит, двухъярусные нары, шмайсеры на столбах висят, вещи разные, и бинты, и лекарства – полностью хозяйство, чтобы несколько человек могли спокойно выживать долгое время в лесу! Вспомнил он рассказы местных, кто постарше, о том, что здесь действовали диверсионные группы, потому что недалеко крупный транспортный узел. Место важное – возле границы Белоруссии с Латвией. Вот немцы и всякие там "лесные братья" в чаще орудовали втихаря. Но под конец войны всех их искоренили… Вот из этого приятели и сделали вывод, что попали на перевалочный или опорный пункт в лесу каких-то диверсантов. А главное – они там и выпить нашли: чистейший спирт медицинский! Выпили – и немало. Потом – ума хватило нарядиться в валявшуюся там же немецкую форму и – в ближайшую деревню податься. Тут надо представить эффект, учитывая, что там жили одни старики, которые войну хорошо помнили, вернулись и с нуля отстроили сожженную немцами деревню. Не бог весть что – буквально пять домиков – маленькая деревня, забытая в лесах, заброшенная… Вот туда-то и вышли приятели-пастухи, одетые полностью по форме пехотинцев вермахта с воплями:
– Коммунисты, выходи!
Пинками и криками выгнали на улицу стариков. И – снова, и грознее:
– Коммунисты, выходи!!!
Все молчат. Тут откуда ни возьмись – прибегает дедушка, которого даже и позвать-то забыли, и указывает: "Вот этот, вот этот и вот этот – коммунисты!" Инициативный такой оказался и против соседей злопамятный: то ли раскулачивания простить не мог, то ли полицаем при немцах служил… Между тем кто-то еще из "забытых" успел милицию вызвать… Приехали, на удивление, быстро и сразу начали раздачу. Ребятам дали суток по 15 за хулиганство, а дедушке, правда, после скорого и справедливого (свидетелей много было!) суда, – 15 лет за измену Родине.
В деревне моему знакомцу этого так и не простили, а благодаря газетным публикациям слава его разнеслась далече… Даже я, слушая его рассказ, вспомнил, что в середине 80-х годов читал об этом случае, кажется, в "МК". Потому и уехал он к брату под Подольск и стал продолжать любимые дела: немножко попивать, немножко пасти коров…
– И не тошнит тебя, отец, от этой формы? – спросил я.
– Да вить, – махнул он рукой, – по пьяни чего не бывает?!
Результатом нашего плодотворного общения стало то, что я лишился своего камуфляжа, весьма дорогого по тем временам, почти полностью, зато стал обладателем форменного комплекта пехотинца вермахта.
Долгое время он просто валялся у меня дома. Про этот случай я рассказывал друзьям, вызывая улыбки. Но однажды срочно понадобились деньги. Все, что связано с войной, всегда пользуется большим спросом. Форму покупают реконструкторы, которые приводят ее в порядок и продают еще дороже, коллекционеры, которые увлекаются историей Великой Отечественной войны. Причем с течением лет ценность военного антиквариата лишь возрастает, покрываясь налетом романтики прошлого. Можно зайти в любой антикварный магазин – там обязательно будет отдел, посвященный ВОВ, где продаются награды, униформа, знаки различия и т. п. Вот почему я был уверен, что выручу хорошие деньги.
Я решил продать форму быстро, и, хотя она была в хорошем состоянии, но все-таки я подумал, что реставрация на женский глаз и женской рукой не повредит. А поскольку жена моя заканчивала институт и имеет специальность "инженер-технолог швейного производства", то я подумал – наверняка иголку в руках держать умеет, поэтому и попросил ее привести мою добычу в товарный вид.
Проходит день-два, и вместе с починенной и почищенной формой жена мне передает небольшой клочочек пожелтевшей бумажки:
– Вот посмотри, что за подкладкой было!
Я увидел поблекший карандашный рисунок: ручей, холм, лес, потом уже разобрал условное обозначение землянки и от нее – пунктирная линия к дереву и крестик. Тут у меня, конечно, сердечко взыграло: наверняка там спрятано награбленное большой диверсионной группой!!! Мне срочно надо туда, в Белоруссию, – забирать клад! Стоп! Но куда? Я даже не представляю себе, в каких лесах затеряна эта деревня!..
Не одну неделю я потратил, чтобы найти того пастуха. И несколько дней поил его, чтобы уговорить съездить со мной в Белоруссию. Мне даже пришлось раскрыть карты – пастух загорелся и стал выдвигать условия. Первое и главное – чтобы его там никто не увидел и не узнал. Второе и не менее приоритетное – все, что в блиндаже, о расположении которого он никому не сообщал, принадлежит ему, а то, что я найду под крестиком под деревом, руководствуясь указаниями клочка пожелтевшей бумажки, – мы разделим пополам. Я шел на все условия, потому что представлял в мечтах сокровища, за несколько лет натасканные в тайник диверсионной группой. Я был почти уверен: хватит на всех!..