Вернувшись к зрелой жизни, я -с улыбкой раскрыл это. Я увидел, что могу проецировать из подсознания даже экстатический, трансцендентный, мистический и религиозный опыт. Я внезапно сделал шаг вперед поняв, какой чудесный механизм мы собой представляем. Но у меня все же не было ни реального, ни хотя бы сколь-нибудь удовлетворительного объяснения для этих переживаний ни в первом, ни во втором случае. Я попытался дать его через фрейдистские термины, полагая, что первое видение было желаемой мыслительной конструкцией детского воображения, а второе - только ожившим воспоминанием первого. В сфере моего мышления это еще было приемлемо, но в других сферах - нет. Я имел иной опыт, четыре раза, когда был близок к смерти, которая сказала: "Это еще не все, что здесь есть." Продолжая интеграцию и исследования второго дня, я вернулся в прошлое, к одному из случаев, при котором я был близок смерти. Как ребенок католического вероисповедания, я был всегда обращен лицом к смерти. Когда относительное умирает, имеется в виду тело, то происходят похороны и мы проходим через обычный католический ритуал, имеющий дело со смертью. Я хорошо был знаком с концепцией души, оставляющей тело человека в момент смерти. Так, находясь в уединении в собственной постели, я представил себе маленького мальчика, мою душу, покидающую тело и летящую к Богу, к Небесам.
Это также проявилось и в моем первом сеансе с ЛСД когда я слушал Девятую симфонию Бетховена. Я буквально оставил тело и взошел на Небеса, как раз тогда, когда я хотел представить себе - и представил - состояние маленького мальчика.
Я все время напоминал себе: "На горизонте ума то, во что верят как в истинное, и становится истинным в пределах, которые можно обнаружить в опыте." Позже я обнаружил, что пределы веры определяют и пределы переживаемого. В пределах творческого воображения (каким бы оно ни было) есть определенная система убеждений, которая может быть превзойдена, трансцендирована.
Диапазон, в котором существует научный процесс, огромен. Как только пределы изучены, они могут быть преодолены. Вера становится более открытой и формируется новая система пределов с новыми убеждениями внутри них. Первоначальные же убеждения включаются как подсистема. Мой опыт в математической теории систем сработал, и я понял, что то, где я был на каждом этапе моей жизни, было определено моими убеждениями. Каждая система этих убеждений стала подсистемой в большой системе по мере возрастания моих знаний и опыта.
За этот второй день я внезапно стал вспоминать вещи, которые происходили, но которые я не описывал раньше. Например, я вспоминал проекцию лица на мое тела в зеркале. Увидев эту проекцию телесного лица, я сразу же понял, что это происходит так же, как у ребенка. Если встать напротив зеркала в полный рост, так, чтобы можно было видеть все тело, то можно представить, что там, в зеркале, настоящей головы нет. Верхушка телесной головы - это плечи, соски становятся глазами, пупок - носом, волосы в паху - ртом. У мужчин пенис, свисающий вниз - это язык. У женщин язык внутри.
Можно проецировать разные вещи на это лицо и видеть их. Оно выглядит подобно лицу идиота, если вы низкого мнения о своем теле, может выглядеть как очень счастливое лицо, если вы довольны телом, а может - как у сексуально возбужденного зверя.
Когда я увидел это на своем теле, я обернулся и посмотрел на моего гида. Это было и на ее теле. Выпученные глаза были женской грудью, а язык хотел попасть в рот. Пока я наблюдал это, она внезапно стала золотой богиней фантастической красоты. Когда я почувствовал возбуждение и влечение к этому образу, он внезапно сдвинулся, эмоции сменились на испуг и панику, а богиня превратилась в гориллу, покрытую шерстью.
От ее гениталий шли токи безумных звериных сексуальных желаний. Мой гид увидела мой испуг и поняла, что я проецировал на нее что-то из моей темной отрицательной части.
Когда я рассказал ей, что вижу гориллу, это вошло в резонанс с очень темной ее частью. Она отождествилась с моей проекцией и отреагировала на нее своими предрассудками в этой области, позволив и мне разделить их. Так она была захвачена в мое путешествие и отразила мои собственные эмоции, окрашенные испугом от того, что я проецирую на нее и что мне нравятся такие страшные образы.
У нас началось нечто подобное эффекту осцилляции двух зеркал: один проецировал на другого, а другой с отрицательным усилием передавал это обратно. Я понял, что нужно обращать внимание на предрассудки гида так же, как и на свои собственные. Я вынужден был вернуться из ЛСД-состояния и разобрать с гидом эту проблему. Я напомнил ей, что это была моя проекция, а не ее, и что она согласилась не вовлекаться в мое путешествие. Между нами возникли некоторые эмоциональные напряжения. Но она быстро вышла из этого отрицательного состояния, когда я описал ей другой образ, проецируемый на нее. Затем мы обсудили эту полярность в моем взгляде на женщину. Из-за моих детских религиозных представлений я воображал женщину или как далекую от меня богиню, бесполого ангела, или как опасное, сексуально соблазнительное животное.
Этот раскол в моей точке зрения на женщину был так очевиден в этот момент второго дня, что я должен был провести некоторое время, работая над тем, через что я прошел. В конце концов я ассоциировал это с теми женщинами, которые были в моей жизни.
Я начинал с проецирования образа богини на женщину, которая была со мной, представляя ее более возвышенной, чем она могла быть, - и чем вообще кто-либо может быть, - наделяя ее чистотой, всеми добродетелями и положительными качествами. Затем я совершал с ней половой акт и переживал оргазм. Сопереживая ее оргазм, я принимал женщину до самой ее животной природы. Это было прямо из учения католической церкви, и это было проекцией на реальную ситуацию, привнесенной в настоящее из прошлого. Меня учили, что сексуальные импульсы, гнев и т.п. были частью животной природы и были греховны. "Желания плоти" подавлялись и контролировались для того, чтобы можно было стать святым. Этот раскол произошел в моей жизни намного раньше, и я снова переживал его во время первого сеанса ЛСД, несмотря на проведенную перед тем аналитическую работу. Аналитическая работа, которую я провел со своим психоаналитиком Робертом Веллером, раскрыла достаточно материала, так что я мог увидеть этот раскол в действии во время первого опыта с ЛСД.
Вероятно, до этого анализа у меня бы не было такой свободы, и я идентифицировался бы с отрицательными проекциями и имел бы плохое путешествие. После такой подготовки я смог свободно пережить полюса моего желания, идеализма, страха и ужаса. В первое время я был способен видеть и крайне положительные полюса, и крайне отрицательные, между которыми пульсировала моя жизнь. По отношению к женщине я колебался между богиней и гориллой. Очевидно, мои сексуальные предрассудки продолжали действовать. И у меня был как идеал гармонии с реальностью, так и наполненные страхом внутренние пространства, сосредоточенные на сексе и агрессии.
Позже я смог обнаружить такую же биполярную природу и двойственность во многих других областях моего существования, моего бытия и моего знания. После этого обзорного сеанса я почувствовал, что могу понять кое-что из концепции "по ту сторону добра и зла". Мой "честный свидетель" был развит. Каждый из нас имеет своего "честного свидетеля", наблюдателя, честно и объективно воспринимающего и регистрирующего то, что происходит реально.
На второй день я все еще был на высоте и оставался в этом состоянии две недели. В результате я совершил другую ошибку. В эйфории от своих "огромных открытий" и из-за вытекающей отсюда чрезмерной самоуверенности я попал в одну из ловушек ЛСД. Хотя я и полагал, что разобрался со знанием, полученным из опыта с ЛСД, на самом деле этого не произошло. Мне предстояло пройти через более негативный материал, извлечь на поверхность еще более абсурдную программу.
После этого сеанса я впервые совершил поездку на Гавайские острова. Я провел там десять дней в прекрасном расположении духа, рассказывая друзьям о своем новом знании. Обстановка тропического острова усилила чувство эмоционального комфорта. Надеясь, что это состояние продолжится, я подготовился к новому ЛСД-путешествию.
Я предпринял его через две недели после первого с тем же гидом, но в другом месте. На этот раз обстоятельства были не столь благоприятны, как в предыдущем случае. После второго сеанса мне предстояло возвратиться домой в сложную семейную ситуацию. Во время сеанса мне это очень мешало, и я, в сущности, провел его в мыслях о проблемах, связанных с моей женой. Я ходил взад-вперед по комнате, обвиняя ее, а затем себя, пытаясь преобразовать ее личность согласно моим идеалам. Но вспомнив все свои "подвиги" во время двух браков, отсутствие единства семейной жизни и профессиональной работы, я ясно увидел, насколько сам я не соответствую собственным идеалам, и в итоге во время второго путешествия я был низвержен из своего высокого состояния и попал в очень плохие области.
Так я узнал, что характер внутреннего состояния перед приемом ЛСД также ведет к программированию сеанса. То, куда вы пойдете после сеанса, что вам нужно там делать, может запрограммировать его таким образом, что вы будете переживать ожидаемое. При таких обстоятельствах у вас может получиться очень неприятное путешествие. Я начал работать с личным материалом, с размышлениями о жене и о детях, о предыдущей жене и детях, и так и не пришел к решению реально существующей ситуации. Не важно, что я воображал, или какие теории я конструировал - существующие обстоятельства, как я видел, нельзя было изменить. Ко всему прочему я был под давлением предпрограммирования намеченного выступления в научном обществе на другом конце континента.
Во время второго ЛСД-сеанса не было такой атмосферы релаксации, как во время первого. Я был занят своими проблемами, и это сказалось на ходе сеанса. Я был так занят своими делами и беседой с самим собой относительно них, что мой гид потеряла со мной всякий контакт, вышла в другую комнату и оставила меня работать в одиночестве. За это путешествие я так и не вышел в сколь-нибудь глубокое внутреннее пространство. Я остался с реальными проблемами, непрерывно обсуждал их с самим собой и пытался представлять реальные личности, стремился войти в их положение, но не смог этого сделать. Я вышел из этого сеанса, чувствуя безнадежность и в отношении своего брака, и в отношении возможности изменения умонастроения жены или ее личности. У меня не было времени проинтегрировать опыт ЛСД, суммировать и включить его в целое, как я делал это во время первого сеанса, потому что на следующий день я уже летел через весь континент.
Вечером у меня был доклад в научном обществе. После доклада я вышел из конференц-зала, нажал кнопку лифта, чтобы подняться в свой номер в отеле. Это было последнее, что я помнил. Через три дня я очнулся в городской больнице.
В общем, я почти умер. Я был в коме двадцать четыре часа, а затем на двое суток ослеп. Я совершенно не мог представить, что произошло за эту неделю, и, лежа на больничной койке, пытался вспомнить, как я туда попал. Я мог вспомнить доклад, кнопку лифта, но с этого момента все происшедшее было покрыто мраком. Я мог вспомнить что-то об ЛСД; все, что случилось до момента нажатия кнопки лифта, так что я знал, что моя работа пропала для меня. Пока ко мне не вернулось зрение, я был не в состоянии анализировать или хотя бы пытаться вспомнить. Я боролся за свою жизнь, за свое зрение, за свое будущее. После того, как ко мне вернулось зрение, у меня было шесть недель времени, чтобы просуммировать, вспомнить и связать вместе все, что со мной случилось. Еще раз за это время я смог увидеть, что прошел через опыт ситуации, пограничной смерти. Без квалифицированной медицинской и неврологической помощи, которую я получил от коллег и друзей, сегодня я не был бы здесь. Мне спасло жизнь лишь то счастливое обстоятельство, что друзья нашли меня в номере отеля и доставили в больницу, где меня знали и где были достаточно компетентные специалисты по неврологии и мозгу.
ГЛАВА 2. БЛИЗКИЙ К СМЕРТЕЛЬНОМУ НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ. НИ ОДИН ЭКСПЕРИМЕНТ НЕ ЕСТЬ ОШИБКА
При использовании - и особенно злоупотреблении - ЛСД следует помнить, что если вы несете в себе программы саморазрушения, вам следует быть крайне осторожным в выборе правильного руководства и установок до, во время и после сеанса. Ввиду освобождающего характера периода изменения сознания, вызванного ЛСД включаются программы, скрытые ниже уровня порога осознавания. В обычном состоянии сознания существуют защитные программы, которые противостоят программам саморазрушения. В ЛСД-состоянии связь между программами, обеспечивающими выживание организма, ослаблена.
Во время моего второго сеанса ЛСД была высвобождена изрядная доза горя, страха и вины. За этот сеанс я преуспел в разрушении все еще существующих эмоциональных связей со своей женой, что и привело к высвобождению смертельно опасных программ. Я не осознавал этого до тех пор, пока не закончил свою речь и не нажал кнопку лифта. На протяжении нескольких недель после возвращения из больницы я сумел восстановить ход событий, происшедших в период потери памяти, и выяснить, что же случилось. Очевидно, я направлялся в свой номер, чувствуя себя до крайней степени одиноким, исполненным горя и вины, будучи в тисках программы, мною еще не осознанной. Сеанс ЛСД ослабил большую часть барьеров против такой программы. Мне не хотелось бы вдаваться в детали этого эпизода, ибо, как сказал Фрейд, "В некоторых случаях бываешь в долгу перед собственным благоразумием".
Я представляю физиологически систематизированные подробности без всяких личных психологических объяснений, чтобы проиллюстрировать, как может быть инсценирован "несчастный случаи" с помощью вышедшей на поверхность программы.
Вводя себе небольшую дозу антибиотика, я "случайно" впрыснул под кожу пену, образованную детергентом, оставшимся в шприце, который я не потрудился очистить как следует. Каким-то образом пузырьки пены попали в систему кровообращения, прошли через легкие и застряли в сосудах мозга, перекрывая кровоснабжение некоторых критически важных участков, в том числе и зрительный центр. Тотчас же последовала кома. Позднее я выкарабкался из ее глубин, добрался до телефона в комнате и позвонил администратору, который вызвал частного детектива. Я же снова погрузился в кому. Когда появился детектив, он прежде всего спросил имена моих друзей в отеле. С величайшим усилием я смог в этот момент вспомнить лишь имя нейролога из Чикаго. Тем временем голова моя раскалывалась, и я подумал, что у меня в мозге лопнул кровеносный сосуд. Боль была самой мучительной из всех, какие мне только довелось испытывать до сих пор. Я снова выкарабкался из бессознательного состояния и назвал имя одного друга, который был в это время в отеле. Потом он рассказывал, что когда вошел в комнату, я был в коме, и у него ушло шесть часов на поиски необходимой помощи. Все это время я лежал там же, в комнате отеля. Я очень хорошо помню внутренние переживания, которые были при этой так называемой коме.
Раскалывающая голову боль и рвота вынудили меня покинуть тело. Я стал просто фокусированной точкой сознания, отправлялся в другие миры, встречал других существ, сущностей и носителей сознания. Я встретился с двумя, пришедшими ко мне через громадное пустое пространство, которые видели, чувствовали мое присутствие и направляли мне мысли, несущие знание. Очень трудно изложить этот опыт словами, так как собственно слов и не было. Мною и этими двумя существами передавалась и принималась чистая мысль и чистое чувство. Я лишь попытаюсь перевести в слова все то, что произошло. Я был в громадном пространстве, пустом во всех направлениях и заполненном светом. Повсюду был разлит золотой свет, который пронизывал все пространство до бесконечности. Я - единственная точка сознания, чувства и знания. Я знаю, что я есть. И это все. Пространство, в котором я нахожусь, пронизывает глубокий мир и благоговейный трепет. У меня нет тела и нет потребности в теле. Я просто точка сознания, исполненная любви, теплоты и света.
Вдруг на некотором расстоянии от меня появились две похожие точки сознания, источники спета, любви и теплоты. Я чувствую и вижу их присутствие, хотя я без глаз и без тела. Я знаю, что они есть, и они действительно есть. По мере их приближения ко мне я все больше и больше ощущаю каждого из них проникающим в само мое существо. Они передают приятные, трепетные и благоговейные мысли. Я осознаю, что это сущности намного более высокие, чем я. Они учат меня, и они говорят, что я могу оставаться здесь, в этом свете и в этом месте; что я оставил свое тело, но что если я захочу, то могу вернуться в него. Затем они показывают мне, что произойдет, если я снова покину тело, альтернативные пути, которые я могу принять. Они также показывают мне, куда я могу пойти, если останусь в этом месте. Они говорят, что мне еще не время оставлять тело окончательно и что у меня есть возможность и выбор в него вернуться.
Они вселили в меня полную и абсолютную уверенность в несомненности факта моего пребывания в этом состоянии. Я знаю с уверенностью, что они существуют. У меня нет сомнений. Больше нет никакой необходимости в акте веры: это есть, и я просто принимаю это. Их чудесная, глубокая, исполненная силы любовь переполнила меня до пределов, но в конце концов я ее принял. По мере того, как они приближались, я обнаруживал в своем существе все больше и больше их присутствия и все меньше своего собственного. Они останавливаются на некотором критическом расстоянии и сообщают мне, что к настоящему моменту мое развитие дошло именно до такой точки, где я могу выдержать их присутствие только на таком расстоянии от себя. Если они приблизятся еще, они могут подавить меня, и я утрачу себя как сознательную сущность, слившись с ними. Далее они говорят, что я разделил их надвое лишь потому, что это мой образ их восприятия, и что в действительности в том пространстве, где я себя обнаружил, они есть одно целое.
Они говорят, что я формирую их образ как двойственный потому, что пока еще настаиваю на своем бытии как индивидуальность. Затем они сообщают мне, что если бы я вернулся в тело и развивался дальше, то со временем постиг бы их единство с собой и со многими другими. Они говорят, что являются моими хранителями, что они были со мной и до этого критического момента, но что обычно я не в состоянии воспринимать их. Лишь когда я близок к смерти тела, я переживаю их присутствие. В этом состоянии времени нет. Фактически, они со мной всегда. Есть немедленное восприятие прошлого, настоящего и будущего как непрерывного "теперь".