Психологи находят этому парадоксу такое объяснение. Молодой человек, "заработавший" двадцать долларов, рассуждает примерно так: работа на самом деле противнейшая, и понятно, что завлечь на нее никого не удается; вот мне и пришлось помочь экспериментаторам по их просьбе. Ну и ничего страшного! Ничего особенно плохого я не сделал, никому большого вреда не принес, а двадцать долларов – деньги хоть и небольшие, но тоже на земле не валяются. То есть человек отдает себе отчет, что он солгал и за это получил деньги, однако надо обладать исключительным цинизмом, чтобы написать в анкете все, что думается по этому поводу. Для испытуемого, получившего гроши, такой путь неприемлем. Он вынужден выстраивать иную аргументацию. Почему я сказал другому человеку, что работа очень интересная? Не потому же, что мне за это заплатили. Не стал бы я врать за какой-то доллар! Значит, я сказал правду – работа действительно была интересная, просто я сам этого поначалу не понял.
Интересный феномен: все мы испытываем потребность в том, чтобы наше поведение было логичным и оправданным. Если в системе мотивов оказывается слабое звено, мы безотчетно прилагаем усилия, чтобы восстановить твердость всей системы. В данном случае таким слабым звеном была очевидная бессмысленность и тупость выполнявшейся работы. И от этого очевидно факта ради душевного благополучия пришлось отказаться, подменив его прямо противоположным убеждением.
Похожий феномен был обнаружен еще в одном социально-психологическом эксперименте. Группу испытуемых составили женщины, проходившие курс похудания. Им было предложено посетить цикл платных коллективных занятий, направленных на стимулирование желания похудеть. Многие на это согласились. С половины записавшихся на занятия был взят небольшой денежный аванс, с другой половины никаких денег предварительно не брали. Исследователи выдвинули предположение: поскольку эффективность занятий весьма сомнительна, многие записавшиеся, вероятно, отнесутся к ним не слишком добросовестно и будут их пропускать; при этом те, кто внес аванс, наверное, проявят меньшую дисциплинированность – уплаченные деньги помогут им ослабить ощущение вины.
На самом деле результат получился противоположный. Женщины, которые внесли аванс, не только аккуратнее посещали занятия, но и потом, когда их попросили высказать свое мнение о пройденном курсе, оценили его значительно выше – как очень полезное мероприятие, которое помогло им решить проблему избыточного веса.
Эти результаты позволяют сделать важный выводы: то, за что уплачены деньги, приобретает в наших глазах особое значение. На это в свое время обратил внимание еще Зигмунд Фрейд, который настаивал на том, что проводившиеся им курсы психоанализа непременно должны быть платными, причем плата должна быть довольно высокой. Основателя психоанализа можно понять: оплаченный сеанс психотерапии и бесплатная консультация имеют совершенно разный эффект. И по сей день психоанализ продолжает оставаться привилегией (или причудой?) людей обеспеченных.
Так или иначе, оплата выступает гарантией того, что мы серьезно отнесемся к полученному совету или оказанной услуге. Мы начинаем невольно убеждать себя: во всем этом есть большой смысл – иначе я не стал бы раскошеливаться. А раз так, то и манкировать занятиями (процедурами, советами и т. п.) крайне неразумно.
Денежный фактор влияет на оценку качества даже самых примитивных физиологических ощущений – например, вкусовых. Вообразите себя перед скатертью-самобранкой, с которой вы вольны угощаться чем угодно. Какие блюда вы выберите? Ответу на этот, казалось бы, простой вопрос был посвящен специальный эксперимент.
Опыт был предельно просто. Годовалого ребенка наблюдали в естественных условиях его существования, модифицировав лишь одно из них: его не кормили, то есть не давали ему какую-то определенную пищу (которую обычно выбирает для ребенка взрослый). Разумеется, малыша не морили голодом, напротив – есть он мог сколько угодно. Более того, еду он мог выбирать себе сам из великого многообразия предложенных продуктов.
Как, по вашему мнению, повел бы себя ребенок в такой ситуации? Житейский здравый смысл подсказывает единственный возможный ответ: малыш скорее всего предпочтет "вкусненькое", примется безудержно баловать себя сладостями и т. п. В душе родителей уже, наверное, пробудился праведный гнев: "Мыслимо ли такое издевательство над ребенком? Ведь так недолго подорвать его здоровье, потому что рацион, беспорядочно выбранный неразумным младенцем, может принести ему только!"
Хочется успокоить взрослых, как это сегодня делается в титрах кинофильмов: "В ходе эксперимента ни один ребенок не пострадал". (Важно лишний раз подчеркнуть: ученые – не политики, рискованные эксперименты они сначала проводят на животных; так и тут, самыми первыми испытуемыми в подобных опытах выступили крысы.)
В данном случае, как это нередко бывает, "Здравый смысл" оказался банальным предрассудком. На самом деле, дети-испытуемые повели себя по-настоящему мудро: после нескольких проб они остановили свой выбор на тех продуктах, которые в сумме составили оптимально сбалансированный рацион.
Недоверие к вероятности такого варианта продиктовано нашими собственными, взрослыми установками. Если представить себя в подобной ситуации, то, положа руку на сердце, приходится признать: взрослый в условиях неограниченного выбора вряд ли предпочтет несоленую гречневую кашу, сырую редьку и ржаной хлеб, которые обеспечивают оптимальное и безвредное удовлетворение основных потребностей организма в питательных веществах. Скорее всего, предпочтение будет отдано крабам под майонезом, пряным копченостям и ананасам в шампанском, со всеми их неблагоприятными последствиями для пищеварения, фигуры и т. д.
Чем это объяснить? Слишком много факторов – преимущественно социальных – влияет на наш выбор! Мы прочно усвоили, что удовлетворять голод черной икрой лучше, чем черным хлебом, и если предоставляется такая возможность, спешим ею воспользоваться.
Потом же, когда от талии остались одни воспоминания, а недуги, напротив, стали печальной реальностью, "беремся за ум" и начинаем морить себя голодом (что тоже вряд ли разумно). А оказывается, пример с самого начала надо было брать с "несмышленышей", которые еще не успели набраться наших предрассудков. И тем более не надо им эти предрассудки приписывать. Ибо человек сам изначально знает, что ему необходимо, что для него лучше, и лишь последующие социальные наслоения замутняют это подлинное здравомыслие. И это недвусмысленно выявляют объективные психологические опыты. Испытуемым давали отведать равноценные по вкусовым качествам продукты, расфасованные с обозначением цены – высокой, средней и низкой. Никто из участников эксперимента не заметил подвоха, все без исключения назвали самый дорогой продукт самым вкусным!
Человек не рождается с этой иллюзией, он приобретает ее по мере знакомства с миром денежных отношений. Но эта иллюзия, внедрившись в сознание и даже подсознание, укореняется там очень глубоко. Само слово "дешевый" не столько означает для нас "стоящий немного денег", сколько служит синонимом понятий "низкокачественный", "скверный". А уж дорогой – тем более! Оно несет в себе такой сильный эмоциональный заряд, что мы, не замечая всей абсурдности этого, относим его и к людям.
С поговоркой "Не в деньгах счастье" готовы согласиться большинство людей – и богатых, и бедных. Бедные – ради самоуспокоения, богатые – просто потому, что деньги у них уже есть, а вот счастье – далеко не всегда.
Психологические исследования позволяют уточнить эту народную мудрость и… нет, не опровергнуть, а пожалуй, вывести нас на новый уровень ее понимания. Оказывается, в деньгах заключено если не счастье, то какой-то мощный стимулятор нашего настроения и поведения, способствующий жизненной активности и душевному подъему.
Как велика мелкая монета?
Казалось бы, предметы окружающего мира мы воспринимаем вполне объективно, умеем довольно точно оценить размеры, расстояния и промежутки. Однако, как показали исследования, наше видение мира во многом обусловлено представлениями навязанными нам обществом.
Еще в начале прошлого века группа ученых исследовала особенности восприятия формы и размера. В качестве эталона была выбрана копеечная монета. Детям предлагалось несколько бумажных кружков, незначительно различавшихся по величине. Требовалось выбрать кружок, диаметр которого соответствовал диаметру копейки.
По сути дела, изучалась точность восприятия размера. Но полученные результаты дали повод для размышлений, далеко выходящих за рамки психофизики. Прежде чем с ними ознакомиться, попробуйте сами провести подобный простой опыт.
Попросите кого-нибудь из друзей в порядке испытания глазомера оценить диаметр современной копеечной монеты. Можете смело биться об заклад, что ответ будет неверный. Типичный ответ тех, кто никогда из любопытства не измерял копейку, – 10 миллиметров. 12 миллиметров называют крайне редко. Правильный же ответ – 15 миллиметров – встречается с недоверием и с требованием сейчас же произвести замер. Поразительно, что диаметр копейки никогда не преувеличивается. Почему?
На этом примере видно, как трудно отделить один из признаков хорошо известного нам явления от других его характеристик. Пытаясь оценить диаметр копеечной монеты, мы одновременно актуализируем наши знания об ее покупательной способности, столь ничтожно малой, что мы невольно распространяем эту малость и на ее физические свойства.
А что же обнаружили психологи столетие назад? Оказалось, что дети из небогатых семей при выборе всегда указывали на кружок покрупнее. Ведь в их сознании даже копейка обладала немалой ценностью. А вот дети из обеспеченных семей выбирали кружок помельче: копейку они воспринимали в буквальном смысле слова как мелочь.
Почему лжет свидетель?
В одном кинотеатре поставили следующий опыт. Собрали около 500 человек и показали им по-настоящему интересный детективный фильм. Затаив дыхание, все внимали происходящему на экране. Вот удобный случай проверить, какая информация останется в памяти свидетеля и какова она.
О целях опыта предварительно была поставлена в известность половина зрителей, и они довольно точно рассказали о внешности героев, о том, как они были одеты, о цвете волос и марках автомобилей. На вопросы с подвохом треть всех опрашиваемых ответила ошибочно. Среди вопросов с подвохом были такие:
Опишите палку такого-то участника событий.
Костюм высокого человека с пистолетом был красным?
Во время ссоры человек низкого роста был слева от машины или справа?
Подвох состоял в том, что на самом деле ни у кого из героев фильма во время драки не было палки. Мужчина в красном костюме не был вооружен. А автомобиль был оставлен участниками ссоры на соседней улице.
И хотя все зрители во время демонстрации фильма были поглощены сюжетом, хотя самой выразительной сценой была схватка и невозможно было не обратить на нее внимания, многие подтвердили наличие и палки, и сомнительного пистолета и даже сообщили о них некоторые подробности. Нашлись и те, кто указал местонахождение человека низкого роста около отсутствующей машины.
И еще один случай. Во время лекции между двумя студентами произошла ссора, которая вскоре приняла такой острый характер, что один из спорщиков выхватил нож. К счастью, его остановили. Позже произошло обсуждение происшедшего. Многочисленные свидетели дали различные показания. Атмосфера во время разбора происшествия стала накаляться, и тогда профессор, который преподавал право, признался студентам, будущим юристам, что этот инцидент возник по его указанию. Он хотел показать, что часто одно и то же событие может восприниматься по-разному или с разными деталями. А будущим судьям и адвокатам полезно иметь собственный опыт такого рода.
В приведенных случаях никто не хотел приукрашивать, преувеличивать или переиначивать факты. Никто не намеревался лгать. Да и смешно было бы лгать перед лицом такого скопления свидетелей. Дело в том, что воспоминания и восприятие очень индивидуальны, а наша память и мышление обусловлены множеством психических особенностей. То, что мы запоминаем или забываем, во многом зависит от наших склонностей, от жизненного опыта.
Всякое новое переживание может пробудить в нас другое, похожее, испытанное когда-то прежде. Эти два переживания зачастую так переплетаются в памяти, что потом трудно бывает различить их и по значению, и по силе. Рассказывая об одном событии, мы добавляем детали другого, рассказывая о втором случае – что-либо опускаем, так как нам кажется, что это относится к первому.
Память каждого человека устроена по-своему. Кто-то запоминает все сразу и с большими подробностями. Помнит все, что видел, слышал, испытал. Память таких людей подобна фотоаппарату. Однако они не всегда способны точно истолковать увиденное. Многочисленные детали и факты, оставшиеся в памяти, могут легко придать убедительность скороспелому суждению, хотя оно и не отвечает действительности.
Люди другого типа запоминают не столько подробности, сколько суть дела. Они способны различать за мелочами главное и потому дают более точные разъяснения. Но многие из них до такой степени склонны к пространным рассуждениям, что в процессе размышления приходят к разнообразным гипотезам и такому множеству вариантов объяснений, что самим становится трудно остановиться на сем-то.
Третья категория – люди художественных наклонностей. Они быстро воспринимают факты, но относятся к событию эмоционально, не регистрируя, а переживая его. Их сильно развитое воображение заполняет отсутствующие в общей картине подробности по своему усмотрению. Возникает сильное смешение, и рассказ имеет мало общего с реальностью. Однако бессознательная ложь в данном случае, несомненно, носит характер творческого акта.
Люди эмоционального типа запоминают не столько сущность, сколько чувство, испытанное ими в момент происходящего. Когда такой человек передает событие, его рассказ интересен, он захватывает, но часто невозможно понять, что, собственно, произошло. Пережитые ужас и восторг заслоняют собой факты, и мы понимаем, что было "ужасно весело", "страшно скучно" и т. п., но не можем составить собственного представления не только потому, что нет достаточного количества упорядоченных деталей, но и потому, что рассказчик внушает нам собственное отношение к происходящему. Часто люди такого типа интуитивно приходят к правильным выводам, но рассчитывать на полноту и точность их сведений было бы опрометчиво.
Разве мы сами не такие?
Свою тюрьму ношу с собою
Более 40 лет прошло с тех пор, как в стенах Стэнфордского университета несколько молодых людей под наблюдением психологов имитировали экстремальную ситуацию – тюремное заключение одних под надзором других. "Невинная" ролевая игра едва не привела к катастрофическим последствиям. И процедура, и результаты этого впечатляющего эксперимента спорны, но по сей день наводят на многие размышления.
Очень хочется верить, что в натуре каждого человека есть и милосердие и доброта, порядочность и достоинство. По крайней мере, каждый из нас убежден, что он – человек достойный, не чуждый гуманности и альтруизма, а вовсе не изверг, маньяк или садист, способный на иррациональные зверства. Откуда же берутся церберы и палачи, от чьих злодеяний содрогаются все нормальные люди (к которым и мы, вне сомнения, принадлежим)? Из чего даже в обыденной жизни возникают надругательства над человеческим достоинством, когда близкие и родные люди вольно или невольно истязают друг друга – порой в виде буквального рукоприкладства, чаще – изощренно, психологически? Любой из нас ответит: наверное, это какие-то извращенные, порочные натуры, совершенно не похожие на нас.
А если попробовать провести мысленный эксперимент и вообразить себя в роли палача? Не дрогнет ли рука, когда кто-то властный и авторитетный не только разрешит, но и прикажет истязать беспомощную жертву? Прикажет, потому что "так положено", "так надо".
А вообразите себя в роли жертвы. Сумеете ли вы сохранить выдержку и достоинство, если жестокая судьба низведет вас до низших ступеней унижения?
Не торопитесь с ответами. Ибо мало кто из нас отдает себе отчет в подлинной природе своих глубинных побуждений. Эту тонкую материю давно пытаются исследовать психологи. Их выводы бывают субъективны и порой вызывают возражения. Однако нередко сами по себе психологические эксперименты на многое открывают глаза и заставляют серьезно задуматься. Сегодня, на рубеже веков, вспомним один из самых впечатляющих социально-психологических экспериментов прошедшего столетия и постараемся извлечь из него урок.
14 августа 1971 года в Стэнфордском университете (США) начался эксперимент, который принес всемирную известность его организатору – Филипу Зимбардо. Это был весьма необычный эксперимент. Его началом послужил… арест половины его участников. К нескольким молодым людям, проживавшим в университетском городке Пало Альто, поутру нагрянула полиция. К великому изумлению соседей, которые ранее не замечали за юношами никаких противоправных наклонностей, тех выволокли из дома, обыскали, заковали в наручники, затолкали в полицейские машины и под вой сирены увезли.
Сами арестованные отреагировали на это событие спокойно и даже иронично. Еще бы – они ведь сами вызвались участвовать в этом действе, прекрасно отдавая себе отчет в его инсценировочном характере. Незадолго до этого в местной газете было опубликовано объявление, приглашавшее добровольцев для участия в психологическом опыте, посвященном особенностям поведения в тюремных условиях. Соблазнившись вознаграждением в 15 долларов в день (в начале 70-х это была довольно приличная сумма для небогатого студента) на приглашение откликнулись 70 добровольцев, из которых психологи для участия в эксперименте придирчиво отобрали две дюжины. В предстоящей инсценировке одной половине испытуемых предстояло сыграть роль заключенных, другой – надзирателей. На предварительном собрании эти роли были распределены методом случайного отбора. В отчете об эксперименте Зимбардо отмечает, что поначалу молодые люди ничем принципиально друг от друга не отличались и не проявляли выраженных склонностей ни к той, ни к другой роли. Глядя на них было совершенно невозможно представить, что вскоре они разобьются на два враждебных лагеря и проникнутся друг к другу острейшей антипатией.
Но все это было впереди. А пока арестанты терпеливо сносили формальные процедуры, предусмотренные законом (по специальной договоренности с факультетом психологии арест производили настоящие полицейские из местного отделения с соблюдением всех принятых на сей случай правил). До начала эксперимента испытуемые дали подписку о своем согласии на временное ограничение их гражданских прав, а также о своей готовности сносить скудный рацион и жесткие дисциплинарные требования. Конечно, мало приятного, когда тебя, распластанного на капоте полицейской машины, бесцеремонно обшаривают, а потом заковывают в наручники. Но на что не пойдешь ради блага науки, да еще и за немалые деньги!