Вообще, в сообщении Петра как-то чересчур бесхитростно, откровенно сочетаются совершенно реалистические подробности и явные чудеса. Причем реальное и фантастическое никак не связано логически или художественно. Относится это к тем местам, где Петр пересказывает то, что слышал от других. Тут он приводит одновременно две версии: реальную и мистическую.
Перед нами пример восприятия одного и того же события с двух совершенно разных нравственных позиций. С одной стороны – просто наблюдатели, охочие до кровавых зрелищ, или праздно любопытствующие. С другой – верующие, которые понимают, что совершается некая мистическая драма, окутанная великой тайной.
По мнению большинства специалистов, книги Нового Завета и апокрифы были написаны не ранее второй половины I века, то есть спустя по меньшей мере два-три десятилетия после смерти и воскрешения Христа. Даже у свидетелей события за этот срок в памяти могло сохраниться немногое, дополненное потом воображением. Это были глубоко верующие и мистически настроенные люди. Вполне естественно, что для них картина того события вставала в памяти как чудо.
Два взгляда
Принято считать, что бесстрастный взгляд объективного наблюдателя, фиксирующий происходящее, подобно кинокамере, наиболее точно отражает реальность. С этим трудно согласиться.
Вряд ли надо доказывать, что от объективного, равнодушного взгляда слишком часто ускользают очень важные, порой решающие детали.
Когда опытный геоморфолог глядит на окружающую местность, то он читает рельеф, обращая внимание на неприметные другому особенности, осмысливая их суть, мысленно восстанавливая события минувших веков и тысячелетий, приведшие к формированию данной территории – с ее холмами, заболоченными низинами, речными террасами, оползнями…
Геолог, осматривая обнаженные горные породы в крутом обрыве, отметит скрытые под осыпями слои и разломы, определит характер и направление сил, создавших данный массив, и сможет проникнуть мыслью в даль миллионов лет, представив, как в те времена вместо нынешних гор расстилалось теплое море, и это будет не вымыслом, а реконструкцией прошлого.
Криминалист-следователь, знакомясь с местом происшествия, способен увидеть такие детали, на которые другой и не обратит внимания.
О чем говорят эти примеры? О том, что очень многое раскрывается именно при субъективном, живо заинтересованном взгляде специалиста.
Могут возразить: одно дело – научный анализ, взгляд знатока, представителя определенной профессии, а совсем другое – воображаемые картины в сознании экзальтированного человека, мистика, склонного к полетам фантазии и, возможно, галлюцинациям.
Но и в таком случае ситуация не так проста, как кажется. Многое зависит от того, какие события свершаются и как их воспринимают очевидцы.
Нетрудно согласиться с тем, что римскими воинами, казнившими Иисуса и двух разбойников, а также праздными зеваками, присутствовавшими при этом, ничего особенного не было увидено. Ну разве что запомнилась надвинувшаяся темная туча, создавшая впечатление преждевременного наступления ночи.
Совсем иначе видели происходящее родные, ученики, сторонники христианства (включая тех, кто не был при этом на Голгофе, а скрывался от властей, подобно Петру). Для них это была вселенская трагедия, мистическое действо, возвестившее о начале нового мира, о неизбежном торжестве Христа и грядущем Страшном суде над всеми живыми и умершими.
Не исключено, что в момент самой казни никто еще не верил в воскрешение Христа и торжество Его учения, ибо переживали именно казнь, еще не ведая о будущем. Павшие духом апостолы, по словам Петра, прятались. Однако через некоторое время свершилось воскрешение Христа, и ученики абсолютно уверовали в Него. Теперь вера была так тверда и абсолютна, что они шли потом на мучения и смерть во имя ее.
Кто же оказался зорче в видении казни Иисуса: равнодушные зрители или мистически настроенные апостолы? Безусловно – вторые, ибо их мистические ощущения и способность видеть оказались провидческими. Вот почему имя Христа и его учение из века в век распространялись по свету, обретая все новых приверженцев. Через полтора тысячелетия именно христианские страны по зову веры совершили великие географические открытия.
С той поры христианство обрело всемирное значение. Но не будем забывать, что его исповедует не более десятой части человечества.
В космических масштабах любые явления, происходящие на Земле, невелики. Но для человечества, для каждого из нас реальны, существенны только эти земные масштабы. Для нас несомненно величие Христа и торжество Его учения. Не это ли предчувствовали в своих духовных видениях первохристиане?
То ли по странному стечению обстоятельств, то ли по скрытой, таинственной закономерности мистики и фантазеры оказались тут прозорливее и ближе к реальности, чем бесстрастные объективные наблюдатели, не рассуждавшие и не воображавшие, не видевшие ничего, кроме обыденной действительности.
В прежние времена такую прозорливость объясняли просто: мол, человек обладает способностью видеть сокровенные истины, предугадывать будущее. Позже стали ссылаться на интуицию – не очень-то понятное свойство разума подсознательно, вне рассудка или совместно с ним делать умозаключения при недостатке фактов. Наконец, фантазеры от науки предположили существование каких-то особых информационных полей, которые способны передавать сообщения из будущего, общаться с космическим разумом… Но это уже, как говаривал М. В. Ломоносов, "сущие забобоны".
Проще и ближе к истине другое предположение. Первохристиане, пускай и не сразу, поверили в учение Христа, проникшее в их ум и сердце. Это были преимущественно люди бесхитростные, простые и честные, а таких большинство на свете.
То, что пришлось по душе этим людям, имело все шансы так же вдохновить миллионы других. Это объединяющее сходство психики людей называют коллективно-бессознательным. Оно неявно может объединять совершенно разных по характеру и интеллекту индивидов, даже не знакомых друг с другом.
Вот это коллективное подсознание подсказывало первохристианам то, что трудно было понять рассудком. Оно раскрывало им религиозную сущность происходивших событий, придавая им обличье мифа, космической мистерии. В этих грандиозных образах (сотрясалась земля, разорвалась завеса в храме Иерусалима, голова покидавшего склеп была выше неба) было больше правды и предвидения будущего, чем в обывательских рассказах о распятии двух разбойников и одного безумца, выдавшего себя за царя Иудейского.
Все это не означает, будто религиозное сознание всегда и везде имеет преимущество перед здравым смыслом или, тем более, научным методом. Известно немало примеров его обманчивости, ложности.
Во всякой секте присутствует обычно свой вождь, пастырь, выдающий себя за пророка, а то и господа-бога. В таких случаях сектантов тоже сплачивает коллективное подсознание. Порой они даже подвержены массовым галлюцинациям, впадают в единый религиозный экстаз, прорицают будущее, как им представляется. Неслучайно о таких лжепророках говорил Иисус Христос. Они сопровождают всю историю человечества, и не так-то легко их уличить в глазах их паствы.
В этом отношении научный метод значительно надежнее, хотя на его основе почти невозможно предсказать будущее для отдельных людей или общества. Научный прогноз только вероятностен, к тому же далеко не всегда реализуется наиболее вероятный его вариант. Зато научное предсказание имеет в основе своей факты, которые можно уточнять и проверять, а религиозное видение – откровение – приходится принимать на веру.
Некоторые научные прогнозы необычайно точны – например астрономические. Другие дают неплохой материал для последующих исследований и открытий – например геологические прогнозы. Третьи – сомнительны или ложны, однако их достоверность можно всегда проверить.
Но там, где превалирует главным образом человеческая психология, духовная жизнь личности или общества, приходится отдавать предпочтение той самой интуиции, которая связана с коллективным подсознанием и скрытыми возможностями разума.
Тому, кто хочет верить в непознаваемое, чудо, в сверхъестественное, вообще чуждо стремление разбираться в закономерностях нашего познания. Некоторым приятно тешить себя мыслью, что они "посвященные". Таковы экстрасенсы, колдуны, астрологи, всяческие тайноведы, оккультисты и даже популярные тележурналисты. Но уже само обилие подобных "духовных авторитетов" наводит здравомыслящего человека на мысль, что все они – лжепророки.
Есть и другая категория людей: они верят каждому слову Священного Писания, всем высказываниям евангелистов, даже противоречивым. У них остается только просить прощение за эти попытки логического анализа фрагментов Евангелий, связанных с тайной смерти и воскрешения Христа и, соответственно, с тайной Туринской Плащаницы. Впрочем, скорее всего, такие истово верующие люди и не станут читать эту книгу. Они ведь уверены, что уже постигли истину, и опасаются отворить свое сознание для сомнений.
Сведения о мучениях и смерти Иисуса, дошедшие до нас главным образом благодаря Евангелиям, более или менее сходные между собой, образуют два круга.
В первый входит, по существу, только свидетельство Евангелия от Иоанна. У него есть преимущество перед всеми остальными уже в том, что рассказано оно от первого лица, со слов свидетеля (если иметь в виду, что делал записи не сам Иоанн, а кто-то другой с его слов).
Несмотря на то что Иоанн, безусловно, был человеком глубоко религиозным, в высшей степени мистиком, непосредственно и глубоко воспринявшим учение Христа, его сообщение о смерти Учителя отличается предельной документальностью и не расцвечено никакими фантастическими, сверхъестественными или поэтически-символическими образами и явлениями. Даже не упомянуто о землетрясении (возможно, потому, что его и не было). Последнее слово Христа – "Совершилось!" – передано тоже, судя по всему, точно.
Можно, кстати, привести упоминание о казни Иисуса в "Анналах" римского историка Тацита. Рассказывая о пожаре Рима (64 год н. э.), он добавил, что император Нерон "применил самые изысканные наказания к ненавистным за их мерзости людям, которых чернь называла христианами. Виновник этого имени, Христос, был в правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом".
Уточним: по мнению английского историка Эдуарда Гиббона, пожару Рима способствовали (или даже организовали его) иудеи в отместку за осквернение и разрушение римлянами Иерусалимского храма. Обвиняя в этом христиан (а у Нерона был иудей-советник и иудейка-любовница), они не только выгораживали себя, но и предавали мучениям и гибели ненавистных – для них, а вовсе не для религиозно индифферентных римлян – христиан, хотя большинство из них тоже были евреями.
Второй круг свидетельств составляют те, в которых реальные события казни перемежаются с мифическими (аллегорическими, фантастическими). Но тут мы имеем дело с пересказами, передачей слухов и преданий, а не с показаниями очевидцев.
Мифологизация действительности очень распространена и характерна для всех веков и народов. О том, что она во многом оправданна, мы уже говорили. Для истории Христа она, можно сказать, естественна: ведь это не обыденные, заурядные события, а высоко религиозные, затрагивающие не только материальный, но и духовный мир.
То же характерно для письменных сообщений о воскрешении Христа. Они преимущественно мифические, что и неудивительно. Ведь приводятся обросшие домыслами пересказы. Кроме того, описывается-то не просто некое событие, но чудо – нечто непонятное, недоступное человеческому рассудку.
Вспомним, однако, о Туринской Плащанице. Как погребальный саван, она уже сама по себе свидетельствует о смерти Христа (если изображение на ней принадлежит Ему) или какого-то иного человека, безымянного. Но свидетельствует ли она о воскрешении – вот в чем вопрос.
Задав его себе, мы должны, если желаем действительно всесторонне обдумать тайну Туринской Плащаницы, уяснить для себя, что же такое смерть и допускает ли она – вне чуда – воскрешение.
Нам придется ради этого отойти на некоторое время от темы Плащаницы, тем более что смерть и возможное – или немыслимое – воскрешение относятся непосредственно к каждому из нас. Туринская Плащаница вплотную подводит нас к этой теме и дает некие указания на то, как она, тема смерти и воскрешения, может решаться.
Два Священных Писания
Сделаем первоначальные выводы.
Тайна Туринской Плащаницы – это прежде всего загадка ткани, пришедшей к нам из глубины веков, и загадка изображенного на ней человека. Совершенно очевидно, что это предмет уникальный, единственный в своем роде. Он вполне земной, без следов, указывающих на какие-то неведомые космические силы, но происхождение его выяснить до конца пока еще не удалось.
Изучение Туринской Плащаницы дает противоречивые результаты.
С одной стороны, есть вполне определенные указания на то, что ее ткань была создана в I веке н. э. и находилась некоторое время в Малой Азии, даже точнее – в Палестине.
С другой стороны, радиоуглеродный анализ не подтвердил эту датировку. Об этом мы еще поговорим особо, но пока не станем обсуждать полученные данные, согласно которым возраст Туринской Плащаницы, по всей вероятности, не превышает 800 лет. Следовательно, она относится к XII–XIII векам. Если учесть, что Плащаница подвергалась внешним воздействиям, а взятые образцы могли быть существенно загрязнены, радиоуглеродный метод мог дать заниженный возраст.
Ученым снова предоставлена свобода выбора в дальнейших исследованиях: в сборе и обобщении фактов, поисках новых вариантов решений. Но такой выбор, если строго следовать научному методу (что удается далеко не всем), не должен быть субъективным. Он не должен отражать веру и желания исследователя, его пристрастия. Необходимо всесторонне изучить материальное свидетельство исторического события – Плащаницу – и основательно осмыслить весь комплекс относящихся к ней фактов. Если, конечно, мы стремимся к истине, а не преисполнены гордой уверенности, будто она и без того нам открыта.
Покров тайны над Туринской Плащаницей только лишь приоткрылся. Остается загадка места и времени ее появления на свет, а главное – того, чей нерукотворный образ на ней запечатлен. Если это – Иисус Христос (что весьма вероятно), то хотелось бы с научных позиций выяснить, насколько это возможно, тайну Его воскрешения. Только тогда мы приблизимся к пониманию того, о чем свидетельствует Туринская Плащаница.
Как мы уже убедились, она являет собой некую тайнопись. Разгадывая ее, мы получаем возможность узнать нечто несравненно большее, чем история и суть этой ткани и изображения на ней. Не исключено, что в итоге благодаря этой святыне придется пересмотреть некоторые догматы католической церкви. Не потому ли ее представители издавна отвергали мысль о подлинности Туринской Плащаницы? Да и православной церкви потребуется привести некоторые свои каноны в согласие с новыми научными данными.
Для сути учения Христа не столь уж и важно, кем считать Учителя: Богом, богочеловеком или необыкновенным великим человеком. Жить по Христу можно и вовсе не зная или не принимая во внимание Его учения формально, догматически, в соответствии с тем, чему учит христианская церковь. Жить по Христу – значит жить по совести, по справедливости, по любви. Жить по Христу – значит иметь минимальные материальные и безграничные духовные потребности.
Лжепророков, так же как лжехристиан, распознают не столько по их словам, сколько по делам, по строю мыслей и образу жизни.
К объективным, убедительно доказанным научным выводам, а тем более неопровержимым фактам верующему христианину следует относиться с благоговением. Ведь научный метод – это способ чтения и понимания Евангелия от Природы – подлинного Священного Писания. Именно в нем воплощены воля, разум, искусство Творца. Именно Природа – величайшая, исполненная множества тайн и непостижимая для нас во всей полноте Книга Жизни.
Но тут возникает непростой вопрос. Что делать, как поступать, если чтение Евангелия от Природы (материального мира, частицей которого является и Туринская Плащаница) приводит к мыслям, которые противоречат Библии (Корану, Талмуду, Ведам, Дхамападде, Дао, Авесте…)? Какому из двух или нескольких Священных Писаний разных времен и народов отдать предпочтение – составленному людьми или нерукотворному, человеческому или природному?
"Цепляние за книги, – писал индийский религиозный деятель и философ Вивекананда, – только разлагает ум человека. Можно ли вообразить богохульство более ужасное, чем заявление, будто в той или иной книге содержится познание Бога? Как смеет человек провозглашать бесконечность Бога и пытаться втиснуть Его между обложек тощей книжонки? Миллионы людей погибли, потому что не верили написанному в книгах, потому что отказывались видеть Бога на книжных страницах. Конечно, сейчас из-за этого уже не убивают, но мир и по сей день прикован к книжной вере".
Любую древнюю книгу кто-то писал, кто-то переписывал, порой с ошибками, кто-то толковал на свой лад. Все книги на свете, признаваемые священными, переделывались и дописывались. Из них – опять же по выбору людей – одни части изымались, другие признавались истинными. Они не были такими изначально, а между тем объявлялись созданными благодаря некоему озарению, вдохновению.
Как оценить характер и пределы такого озарения? Кто и как способен это определить? А если в священных книгах есть противоречия, то кому дано судить о том, какой ход мысли наиболее приближен к истине, а какой – ложен?
Подобных недоумений возникает немало, а толковых ответов на вопросы нет. Историки знают, как непросто и не одним лишь вдохновением создавались тексты, признанные позже священными, сколько в них разночтений, поздних вставок, сомнительных фрагментов. На каком основании такие тексты, насколько бы хороши они ни были, надо считать воплощением абсолютной истины, не требующей доказательств и не допускающей никаких сомнений?
Будем помнить, что любая книга несет в себе человеческое начало.
Религиозная вера не должна основываться только на книжном знании. Неужели оно – более весомо, чем жизнь, Природа? Книга материальна, и лишь ее содержание, которое можно обдумывать и толковать по-разному, восходит к миру духовному.
Туринская Плащаница ведь тоже является своеобразной книгой, нерукотворным свидетельством, быть может, священным Пятым Евангелием! Но ее толкование – задача непростая, предполагающая очень трудный выбор среди вариантов осмысления. Что уж тогда говорить о священных книгах, созданных людьми?
Священные книги разных религий отличаются друг от друга, порой очень существенно. В христианстве истины, провозглашаемые Библией, отчасти по-разному понимаются конфессиями, не говоря уж о сектантах и еретиках. Да и каждый человек читает книгу, в том числе священную, по-своему и понимает более или менее на свой лад.
Что касается Евангелия от Природы, то какие бы гипотезы и теории ни предлагали ученые по тем или иным проблемам, основы научного познания – факты и их обобщения – остаются общепринятыми.