В отношении к крещению святого Иоанна исповедание грехов было еще приготовительным испытанием: достойны ли крещения те, которые приходили к нему, и способны ли усвоить его силу? Предтеча допускал к своему крещению только тех, кто приносил исповедание в грехах своих и тем самым свидетельствовал о своем раскаянии, смирении и сокрушении духа и ясно показывал, что душа его способна к усвоению его нового учения. Тех, кто отказывался извергнуть греховный яд из своих сердец через искреннее исповедание своих грехов, он строго обличал, укорял в лицемерии и ослеплении и не давал им крещения, которое предназначено было приготовить ко дню пришествия Господня людей, достойных этого блага. Такого исповедания грехов Предтеча Господень требовал и от фарисеев; но по своей гордости и самомнению и чтобы не уронить себя в глазах простого народа, фарисеи вместе с учителями закона не хотели выдержать этого испытания, а потому не допущены были к крещению Иоаннову. Господь Иисус Христос сказал об этом: Фарисеи и законники отвергли волю Божию о себе, не крестившись от Иоанна (Лк. 7, 30).
Нельзя согласиться с теми, которые утверждают, будто бы исповедание грехов, какого требовал святой Иоанн от приходящих к нему креститься, было открытое перед всеми окружающими, публичное. Строгий ревнитель чистоты душевной, святой Иоанн, щадя совесть своих учеников, не мог позволять готовящимся к крещению открыто перед всеми исповедовать свои тайные, никому до сих пор не известные грехи: здесь таилась опасность для чистоты души окружающих. Открытое исповедание грехов страхом стыда или наказания по законам легко могло бы отклонять многих от искренности самого исповедания и склонять к лицемерию; а против этого всегда сильно восставал Предтеча Господень. Хотя было множество приходящих к святому Иоанну и просящих от него крещения, но не крестил он всех их вместе, а каждого порознь. Это исповедание приступивший к крещению произносил именно тогда, когда Иоанн держал его в воде по шею, возложив на голову ему свою руку, и по исповеди готовился погрузить его с головой; следовательно, могло ли оно быть публичным, для всех слышимым, когда крещаемый был наедине с Крестителем?
Глубокое, сердечное покаяние, соединенное с искренним исповеданием грехов и запечатленное крещением, по учению Предтечи Господня, необходимо было для того, чтобы человек достоин был вступления в Царство Мессии, которое уже близко, готово открыться. Покайтесь, – говорил он своим слушателям, – ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2).
По свидетельству Златоуста, святой Иоанн в первый раз громогласно проповедует народу иудейскому то, чего он не слышал ни от пророков и ни от кого-либо другого, напоминая ему о небесах и Небесном Царствии. Правда, ветхозаветные пророки предвозвещали открытие на земле иного Царства, чем все царства земные, но подобные предсказания пророческие были таинственны, и их исполнение было еще слишком отдаленно. Предтеча Господень – этот светильник, горящий и светящий, предназначен был разогнать мрак заблуждений и приподнять таинственную завесу, которой в Ветхом Завете закрыто было Царство Небесное; он должен был не только сделать известным, но и как бы перстом указать своим современникам Небесного Царя и Его Царство.
Понятие о Царстве Небесном на страницах Евангелия наиболее полно раскрывается в притчах Христовых, таинственно описывающих его воздействие на людей. Царство Небесное – это и человек, посеявший семя на своем поле (см.: Мф. 13, 24–30), и горчичное зерно, ставшее высоким деревом и давшее приют многочисленным птицам (см.: Мф. 13, 31–32); и хлебная закваска, поднимающая все тесто, и невод, захватывающий множество рыб (см.: Мф. 13, 33 и 47–50). Оно сравнивается и с сокровищем, закопанным в земле, и с драгоценной жемчужиной, которые внезапно изменяют жизнь того человека, который их нашел (см.: Мф. 13, 44–46). Царство Небесное – то же, что Царство Божие или Царство Христово, это некий новый благодатный порядок вещей, который устанавливает на земле Христос и который преображает всю земную жизнь и делает ее небесной. Этот порядок святой Иоанн представляет в виде наступающего нового царства сравнительно с царствами земными; но, как Царство Небесное, оно отлично будет не только от царств человеческих, но и от Царства Божия, устроенного в Израиле через Ветхий Завет, заключенный с древними патриархами иудейского народа и потом возобновленный и утвержденный при Моисее. Ветхозаветное царство, имея Самого Бога Царем и Правителем своим, служило только приготовлением людей к открытию Новозаветного Царства Христова и по жестокосердию и склонности иудейского народа к благам чувственным было более земным, нежели небесным. В дни Предтечи наступило время, когда по божественному действию надлежало произойти новому явлению: Господь отделит истинных и верных рабов Своих, подобно тому как земледелец веянием на гумне отделяет пшеницу от плевел, и из этих избранных составит новое Свое Царство. Это Царство – небесное по своему происхождению; небесное – по духовному образу своего управления; небесное – по своим действиям, потому что членам этого Царства предписывает духовные обязанности; небесное – по своей цели, потому что приводит к Небесному Царству славы, где достойные будут наслаждаться духовным, вечно невозмутимым блаженством; небесное и потому, что распространяется не земными средствами и оружием, но победоносною силою учения, обилием чудес и благодатных даров.
Учение Предтечи о приближении Царства Небесного по своей новости и возвышенности было малопонятно для его слушателей. Сам Предтеча не старался объяснять этого учения. Казалось, что Господь Иисус Христос предоставил Себе яснее раскрыть тайны Царства Небесного разнообразными притчами, подобиями, сравнениями, как это видим мы в Евангелии.
Неясность и таинственность учения Предтечи о приближении Небесного Царствия могли, естественно, побуждать его слушателей просить у него объяснений; но святой проповедник считал достаточным лишь привлечь их внимание, пробудить в них надежду, направить их желания, представить им то, как они должны изменить всю свою жизнь, отрешиться от земных сует, чтобы сделаться способными к созерцанию вещей небесных. Все, что видели они в лице святого Иоанна, что слышали из уст его, могло понемногу уяснять им учение его о Небесном Царстве. Святой Златоуст говорит: "А для чего, – скажешь ты, – говорил Иоанн иудеям о небесах и Небесном Царствии, когда они не понимали слов его?" – "Я для того это говорю, – скажет он, – чтоб они, будучи возбуждены таинственностью слов, стали искать Проповедуемого".
Иудеи времен Предтечи верили, что нетерпеливо ожидаемое ими пришествие Мессии уже недалеко, что оно будет предваряться и сопровождаться необыкновенными знамениями. Поэтому неудивительно, что молва, быстро по всем окрестностям Иордана разнесенная слушателями первых проповеднических речей святого Иоанна, рассказы их о высокой подвижнической его жизни, о его вдохновенном слове, в котором слышалось, что вожделенное для сынов Израиля Царство Мессии уже готово открыться, и желающие быть участниками этого царства, принеся раскаяние в грехах своих, уже крестятся в Иордане, – молва обо всем этом обратила на себя общее внимание. И вот целые толпы народа из Иерусалима и иудеи, Самарии, Галилеи и из соседних стран спешат к Иоанну на Иордан; между ними заметны даже гордые фарисеи и беспечные о своем спасении саддукеи.
Слово святого Иоанна, имевшего дар прозрения и различения тайных душевных помышлений, не ко всем слушателям было одинаково.
Речи его к фарисеям и саддукеям. Особенно строгой и грозной речью встретил святой Иоанн саддукеев, фарисеев и книжников, а вместе с ними и тех, кто был под влиянием этих ложных руководителей народной веры и нравственности. Пророк Господень провидел, что подобные люди шли к нему в пустыню не с искренним желанием нравственного своего исправления, но или для удовлетворения простого своего любопытства, или для того, чтобы здесь, на пути к Иордану, перед многочисленной толпой народа лицемерно высказать свою ревность к спасению, или даже для того, чтобы уловить в слове самого проповедника. Предтеча Господень, не стесняясь ни политического могущества подобных слушателей, ни их богатства, ни известной их мстительности, открыто перед всеми поражает их своими обличениями, чтобы пресечь то гибельное влияние, какое они имели на простой народ иудейский, и таким образом устранить одно из сильных препятствий, которое так сильно затрудняло впоследствии принятие Мессии Израилем.
Иудеи, в особенности фарисеи, с гордостью говорили о себе: Мы семя Авраамово (Ин. 8, 33). В устах фарисеев это значило, что они праведны перед Богом и сделаются участниками в Царстве Мессии только потому, что они – потомки Авраама, праведника Божия.
Чтобы рассеять такое самообольщение фарисеев, Предтеча прежде всего поражает их названием – порождения ехидны (Мф. 3, 7). Это название, по свойству еврейского языка, означает: "Непотребные дети гнусных отцов! В вас заключается весь тот яд, какой наследовали вы от отцов своих, и насмерть отравляете вы других своими соблазнами. Вы, как ядовитые змеи, угрызаете и убиваете даже святых, покрывая их слова и дела ядом своих клевет!"
Пророку Господнему известно было, как гибельна для фарисеев их горделивая мысль о происхождении своем от святых предков, служившая поводом к беспечности о своем спасении; поэтому так сильно и исторгает он самый корень их гордости.
Святой Иоанн Предтеча призывает их бежать от будущего гнева. Несомненно, что здесь он говорит о тех мучениях, которые ожидают нераскаянных грешников в будущей жизни. А о том, что иудеи должны были знать о жизни после смерти и о разнице между загробной участью праведников и грешников, свидетельствует Писание Ветхого Завета. Вот, например, слова из книги пророка Даниила: И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление (Дан. 12, 2; см. также: Ис. 66, 24). Между тем со времени плена вавилонского и эта истина не всеми иудеями одинаково ясно и правильно была толкуема. Фарисеи, например, думали, что только одни язычники будут осуждены и подвергнуты наказанию, а все иудеи, особенно фарисеи, будут оправданы и удостоятся нескончаемого блаженства. А саддукеи отвергали вечность мучений, как и вообще бытие будущей жизни. Поэтому Предтеча Господень должен был внушить подобным слушателям грозную мысль о страшных вечных наказаниях, ожидающих людей нераскаянных и беспечных.
Он не останавливается, впрочем, на одном обличении и угрозах, но предлагает им и спасительный совет. Сотворите, – говорит он, – плоды, достойные покаяния (Лк. 3, 8); потому что недостаточно избежать греха, но надобно показать и великую добродетель. Мы уже не в таком положении, как прежние люди: уже грядет Сам Судья и Господь Царства, чтобы возвести нас к высшим, духовным понятиям; теперь как награды, так и наказания вечны. Итак, не оставайтесь в прежних ваших пороках, не ссылайтесь, как прежде, на благородство ваших предков – Авраама, Исаака и Иакова.
Святой Иоанн говорил своим слушателям, что бедствие, готовое поразить их, близко. Это выразил он в словах: уже при корени. Не сказал: при ветвях, или плодах, но при корени, научая их, что в случае их нерадения они подвергнутся неотвратимым бедствиям без всякой надежды на избавление. Толкователи говорят, что святой Иоанн здесь не только угрожает иудеям будущим вечным наказанием в аду, но и предсказывает окончательное разорение Иудеи римлянами.
Грозная речь Предтечи Господня не изменила сердца гордых, самолюбивых фарисеев и подобных им слушателей. Господь Иисус Христос, обличая их ожесточение, говорил им: Пришел к вам Иоанн путем праведности, и вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему; вы же, и видев это, не раскаялись после, чтобы поверить ему (Мф. 21, 32). Можно предполагать, что не с чувством раскаяния и сокрушения сердечного возвратились фарисеи от Иоанна, а с чувствами гнева и злобной мстительности.
Речи к простому народу. Не таков был простой народ, слушавший Предтечу Господнего. Потрясенный до глубины души угрозой возвещаемого ему близкого суда и осуждения и вместе с тем уверенный в милосердии Божием, простой народ обратился к святому Иоанну с вопросом: что ему делать, чтобы принести плоды добрые и через то отклонить удары секиры, грозящей посечением? Этот вопрос, очевидно, был выражением искреннего раскаяния в грехах и твердой решимости изменить образ жизни.
Искренняя любовь к ближним, живое сочувствие к их нуждам и деятельная им помощь – вот, по указанию Предтечи, первое средство к спасению человека-грешника.
Иоанну Крестителю было предначертано положить в иудейском народе первые основания царства любви. Он советует разделять с нуждающимся то, что есть у человека. У кого две одежды, тот дай неимущему; и у кого есть пища, делай то же (Лк. 3, 11). Таким образом, святой Иоанн призывает к милосердию, выражающемуся в нежном участии к положению ближнего, готовом на всякую существенную и личную ему помощь.
Милостыню, выражавшуюся в разных благотворительных пособиях бедным, иудеи подавали, но она не имела у них характера свободы и бескорыстия, а исполнялась, как законное предписание, холодно, и притом при чужеземном над ними владычестве имела круг самый ограниченный. Чтобы иметь право на милостыню иудеев, нужно было принадлежать к потомству Иакова или быть обращенным в иудейство (прозелитом): язычников иудеи не почитали своими братьями и не простирали на них свою благотворительность. Предтеча, принеся радостную весть о Пришествии Спасителя всего рода человеческого, не исключает никого из круга проповедуемой им благотворительности – ни иудеев, ни язычников, ни праведных, ни грешных; по его учению, всякий человек, терпящий нужду, имеет право на милостыню.
До явления и проповеди Предтечи Господня милостыня предписывалась и подавалась с двоякой целью: утолить гнев Божий и помочь ближнему. До этого времени иудеи в большинстве едва ли понимали добродетель самоотречения и отвержения земных благ. Предтеча Господень самим собой представил современному миру поразительный пример полного отречения от всех земных благ и добровольной совершенной бедности. Он внушал не только раздавать бедным излишнее, но и предписывал самоотверженное лишение. Он приготовлял плотских иудеев к тому, что скоро они услышали из уст Спасителя: Пойди, продай имение твое и раздай нищим! (Мф. 19, 21).
Хотя в своем слове к народу Предтеча Господень указывает только на два вида милосердия и любви, относящиеся к самым первым и необходимым потребностям в настоящей жизни, но очевидно, что здесь разумеет он все дела милости, какие только могут быть оказываемы в помощь ближнему, – он учит, чтобы все люди искренно любили друг друга, чтобы с радостью они благотворили всем, чтобы при исполнении заповеди о любви готовы были жертвовать и собою, и своими благами. Поэтому он советует раздавать не только внешние блага, излишние для самих себя, но и те вещи, которые необходимы для самих себя.
Такое наставление, как средство к спасению, преподал святой Иоанн людям всех состояний; потому что дела любви и милосердия составляют лучшее доказательство религиозно-нравственной чистоты, и степень усердия в исполнении таких дел указывает верно на степень нравственного усовершенствования человека. Эти же дела любви и милосердия со стороны простого народа могли служить лучшим свидетельством и выражением покаянного настроения духа, какого желал и требовал святой Иоанн.
Речи к мытарям. Поразительное доказательство того, как было сильно и действенно на сердца людей вдохновенное слово Предтечи Господня, представляют мытари, которые пришли к нему вместе с народом послушать его и принять от него крещение. Потрясенные грозным для грешников словом великого пророка, они не довольствовались тем, что сказал святой Иоанн в наставление простому народу; но с кротостью и смирением, в простоте сердца обратились к нему со своим особенным вопросом: Учитель! что нам делать? (Лк. 3, 12).
Мытари были откупщиками и сборщиками общественных податей. Исполнение этой обязанности особенно ненавистно было для иудейского народа, который, ревнуя о своей свободе, с крайним презрением смотрел на людей, собиравших различные пошлины, налагаемые римлянами. Многие из иудеев думали даже, что не стоит платить дань кесарю, а потому смотрели на своих собратьев, занимавшихся сбором таких податей, как на язычников. Говорят, что мытарям не позволяли входить в синагоги, принимать участие в общественных молитвах, не допускали к некоторым должностям, не позволяли быть свидетелями в суде, не принимали даже их приношений в храм.
Было два рода мытарей: одни были начальниками сборов, другие – им подчиненными исполнителями. Начальники мытарей обычно брали на откуп у римлян сбор податей в целых провинциях империи; часть этого сбора они передавали другим, менее богатым, назначая им за труды известные проценты. Такие второстепенные мытари были истинным бичом для иудейского народа: жадные и безжалостные, они употребляли и насилие, и хитрость, и обман – все средства, чтобы для удовлетворения своей корысти собрать как можно тщательнее налоги. По своим обязанностям мытари входили в тесную связь с римлянами, и иго римское становилось еще более невыносимым для иудеев, когда видели они, что их теснят в пользу чужеземной власти их же единоплеменники.
При всем этом, мытари были способнее к нравственному исправлению, чем почитавшиеся святыми фарисеи. Нравы мытарей были проще и откровеннее: и худое и доброе их было налицо – без притворства и лицемерия, поэтому и сознание их было живее и истиннее. Они знали, что их презирают другие, почитают людьми грешными и не гневались на это: в простоте сердца они и сами почитали себя тем, чем почитали их другие. Потому, когда им случалось войти в храм, они глубоко сокрушались, искренне каялись и молились от всей души и сердца. Удивительно ли, что слух о необыкновенном проповеднике покаяния привлек на берега Иордана целые толпы мытарей и пробудил в них желание покаяния и крещения?
Сознавая себя грешнее других людей, они не довольствовались общим наставлением великого учителя, но просили себе особого – по особенному нравственному своему настроению.
Пророк не требует от них, чтобы они отказались от своих обязанностей, которые так ненавистны были в понятии народном и так худо ими исполнялись. Он не налагает на них правил самого строгого покаяния, соразмерных тому презрению, какое к ним питали их же единоплеменники. Он не требует от них жертв, способных отяготить их, не побуждает их вознаградить те убытки, какие своими притязаниями нанесли они своим ближним, ничего не замечает об их злоупотреблениях и обидах как деле общеизвестном, даже не заставляет их оставить ремесло свое, по мнению народному, постыдное… Он только советует им исполнять свое дело с полной законной точностью: Ничего не требуйте более определенного вам (Лк. 3, 13).