Старцы и предсказатели Оптиной пустыни - Елена Филякова 24 стр.


"Пока старчество еще держится в Оптиной, заветы его будут исполняться. Вот когда запечатают старческие хибарки, повесят замки на их двери, тогда всего ожидать можно будет".

"Монашеством держится весь мир. Когда монашества не будет, настанет Страшный суд".

Предсказывал, что Оптину разорят, и однажды, обращаясь к своим духовным детям, закончил рассказ словами: "Тогда примите меня, Христа ради. Некуда мне будет деться".

Между февралем и октябрем 1917 года старец говорил: "Скоро будет духовный книжный голод. Не достанешь духовной книги. Наступает век молчания. Государь теперь сам не свой, сколько унижений он терпит за свои ошибки. 1918 год будет еще тяжелее, государь и вся семья будут убиты, замучены. Да, этот государь будет великомученик. В последнее время он искупил свою жизнь, и если люди не обратятся к Богу, то не только Россия, вся Европа провалится. Наступает время молитв…"

Время молитв

Когда в Вербное воскресенье 1923 года монастырь закрыли, отец Нектарий был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и приговорен к расстрелу.

Сохранилось предание, что отец Нектарий встретил пришедших его арестовывать совершенно спокойный, с электрическим фонариком в руках, окруженный своими детскими игрушками. Он сосредоточенно, ни на кого не обращая внимания, то включал, то выключал свой фонарь. Чекисты были обескуражены:

– Что ты? Ребенок, что ли?

– Я – ребенок.

Рассказывают, что от расстрела старца спасла поэтесса Надежда Александровна Павлович, та самая, которая несколько лет назад явилась в скит, якобы с сигаретой в зубах, и потом стала духовной дочерью старца. Павлович обратилась в Наркомпрос с просьбой спасти ее "дедушку", старика-монаха, которого хотят расстрелять. Крупская расценила это как "перегибы на местах", и расстрел заменили ссылкой.

Освобожденному из Козельской тюрьмы старцу предписали выехать за пределы Калужской области. Сначала он поселился на границе Калужской и Брянской областей на хуторе близ села с говорящим названием Плохино у своего духовного сына. Хозяева выделили старцу отдельный домик.

Тут же приехавшие к старцу его духовные дети увидели, что он глубоко потрясен, опечален, чуть ли не сломлен. Он молился и плакал дни на пролет, просил не обращаться к нему ни за какими советами. Его часто заставали перед иконами, к которым он простирал руки жестом ребенка, зовущего мать. Вдруг все изменилось. Однажды утром к духовным детям вышел прежний старец Нектарий, спокойный, приветливый, сильный духом. Позже он рассказал, что в тяжелую минуту душевной борьбы к нему явились все почившие оптинские старцы и предупредили: "Если хочешь быть с нами, не оставляй своих духовных детей".

Согласно предписанию, Калужскую область надо было покинуть, и старец по рекомендациям знакомых переехал в село Холмищи Брянской области. И хотя условия жизни оказались достаточно тяжелыми – старец жил в утепленной летней половине избы у хозяина, который был "себе на уме", – переезжать он отказался: "Сюда меня привел Господь".

Находясь в ссылке, отец Нектарий внимательно следил за событиями в стране. Советы Нектария передавали Святейшему Патриарху Тихону, и многие вопросы решались святителем в соответствии с мнением старца Нектария и по его благословению. Так старец не благословил принимать новый стиль церковного богослужения, и патриарх решительно воспротивился этому.

Даже в ссылке отец Нектарий продолжал принимать посетителей, несмотря на установленную за ним слежку. Актер Михаил Чехов, не раз бывавший в Холмищах, вспоминал: ".до самой смерти посещали его ученики, знавшие его еще в Оптиной пустыни. И не было ни одного несчастного случая с людьми, приезжавшими к нему. Дорога шла через густые леса. От маленькой станции железной дороги до первой деревни было 25 верст. Крестьяне довозили посетителя до этой деревни, держали до темноты. Оставшиеся несколько верст проезжали уже ближе к ночи. Всегда старец был весел, смеялся, шутил и делал счастливыми всех, кто входил к нему. Он конкретно брал на себя грехи и страдания других…"

Рассказывают, что в 1925 году в Холмищи к старцу приезжал двадцатидевятилетний Георгий Жуков. Отец Нектарий благословил молодого офицера и предсказал ему блестящие победы. Многим он помог своим благословением: люди избегали арестов, освобождались из тюрем, находили работу. Он спешил предупредить своих духовных детей о том, что им предстоит, показать пути спасения.

"Раньше благодарили Господа, а теперешнее поколение перестало благодарить, и вот оскудение во всем: плоды плохо родятся, и все какие-то больные", – невзначай замечал он.

"Наступает время молитв. Во время работы говори Иисусову молитву, – наставлял старец. – Сначала губами, потом умом, потом она сама перейдет в сердце".

"Человеку дана жизнь, чтобы она ему служила, а не он ей. Служа жизни, человек потеряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоразумение. Он и не знает, зачем живет. Это очень вредное недоумение, и оно часто бывает. Он, как лошадь, везет и вдруг останавливается, на него находит такое стихийное препинание".

Однажды в ответ на просьбу дать совет старец одному из посетителей прочитал монолог о потопе, демонстративно не замечая его удивления и недоумения:

– Теперь совершенно необоснованно считают, что эпоха, пережитая родом человеческим в предпотопное время, была безотрадной, дикой и невежественной. На самом же деле культура тогда была весьма высокой. Люди многое что умели делать, предельно остроумное по замыслу и благолепное по виду. Только на это рукотворное достояние они тратили все силы и души. Все способности своей первобытной молодой природы они сосредоточили лишь в одном направлении – всемерном удовлетворении телесных нужд. Беда их в том, что они "стали плотью". Вот Господь и решил исправить эту их однобокость. Он через Ноя объявил о потопе, и Ной сто лет звал людей к исправлению, проповедовал покаяние пред лицем гнева Божия, а в доказательство правых слов строил ковчег. И что же вы думаете? Людям того времени, привыкшим к изящной форме своей цивилизации, было очень странно видеть, как выживший из ума старикашка сколачивает в век великолепной культуры какой-то несуразный ящик громадных размеров да еще проповедует от имени Бога о грядущем потопе. Ной звал всех людей, а пришли одни скоты. Те дни – прообраз наших дней. Ковчег – Церковь. Только те, что будут в ней, спасутся.

Он не давал никакой надежды на изменение общественной обстановки, даже благословлял обучать детей в советской школе. Отныне христианское воспитание они должны получать в семье, через пример отца и матери.

В ссылке пророчества старца Нектария о России смягчились.

"Россия воспрянет и будет материально небогата, но духом богата, и в Оптиной еще будет семь светильников, семь столпов".

"Если в России сохраниться хоть немного верных православных, Бог ее помилует… А у нас такие праведники есть".

Предчувствовал старец Нектарий и свою смерть. Прощаться с близкими он начал еще за два месяца: давал последнее наставление, благословлял. Не велел хоронить себя возле Покровской церкви в Холмищах, говорил, что там будет хуже свиного пастбища. (Когда храм разрушили, на соборной площади устроили ярмарку и танцплощадку.) "Умирал батюшка тихо, только слезы текли из глаз непрерывным потоком", – вспоминал священник, присутствовавший при кончине старца. Скончался старец 29 апреля 1928 года. Похоронили его на сельском кладбище.

"Два или три раза, уже после смерти старца, – вспоминал актер Михаил Чехов, – я видел его во сне, и каждый раз он давал мне советы, выводящие меня из душевных трудностей, из которых я не мог выйти своими силами".

После возрождения Оптиной пустыни 3 июля 1989 года состоялось обретение нетленных мощей старца Нектария. Мощи Нектария Оптинского были возвращены в его родную обитель, в собор во имя Введения во храм Божьей Матери, где уже покоились мощи его наставника старца Амвросия. И говорят, начались от них чудеса исцеления.

Советы и наставления Нектария Оптинского

Человеку дана жизнь на то, чтобы она ему служила, не он ей, то есть человек не должен делаться рабом своих обстоятельств, не должен приносить свое внутреннее в жертву внешнему. Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоумение; он и не знает, зачем живет. Это очень вредное недоумение и часто бывает: человек, как лошадь, везет и везет и вдруг на него находит такое… стихийное препинание.

Хорошо, когда Господь долго не слышит молитв, нужно только продолжать молиться и не унывать. Молитва – это капитал. Чем дольше лежит капитал, тем больше процентов приносит. Господь посылает Свою милость тогда, когда Ему это благоугодно: тогда, когда нам полезно принять. Иногда через год Господь исполняет прошение. Пример надо брать с Иоакима и Анны [родителей Девы Марии, матери Христа. – Е.Ф.]. Они всю жизнь молились и не унывали, а все надеялись, и какое Господь послал им утешение!

Жизнь определяется в трех смыслах: мера, время и вес. Самое прекрасное дело, если оно будет выше меры, не будет иметь смысла… Но есть и большое Искусство – слово. Слово убивающее и воскрешающее (псалмы Давида). Но путь к этому искусству лежит через личный подвиг художника. Это путь жертвы. И один из многих тысяч доходит до него.

Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы. Каждому человеку надо давать по его мерке, нельзя всем одинаково.

Бог не только разрешает, но и требует от человека, чтобы тот возрастал в познании. В Божественном творчестве нет остановки, все движется, и ангелы не пребывают в одном чине, но восходят со ступени на ступень, получая новые откровения. И хотя бы человек учился сто лет, он должен идти к новым и новым познаниям.

Когда бьют часы, креститесь, чтобы был огражден следующий час.

Всюду нужно терпение и смирение.

Глава четырнадцатая
"Главное, чтобы совесть была чиста…"

Никон Оптинский

Преподобный иеромонах Никон, исповедник, в миру Николай Митрофанович Беляев (26 сентября/9 октября 1888 – 25 июня/8 июля 1931)

Духовный отец, как столп, только указывает путь, а идти надо самому. Если духовный отец будет указывать, а ученик его сам не будет двигаться, то никуда и не уйдет, а так и сгниет около этого столпа.

Никон Оптинский

– Смотри, Колька, что я нашел! То, что нужно! – юный гимназист протянул старшему брату толстенный справочник "Вся Россия".

– Молодец Ваня! – Николай бегло пролистал книгу. – Где взял?

– Среди старых книг, что от дедушки остались. Так что смело можем использовать. Я все устрою.

Через некоторое время Иван Беляев снова теребил брата, высыпав перед ним на стол ворох узких полосок бумаги.

– Это что за лапша? – удивился Николай.

– Слушай, тут этих монастырей больше тысячи. Но вроде ничего не пропустил. Видишь, я страницы справочника, где монастыри перечислены, на полоски порезал. Одна полоска – одно название. Выбор за тобой. Какой монастырь вытянешь, туда и пойдем. Помолившись, Николай тщательно перемешал полоски. На той, которую он вытянул, было написано: "Козельская Введенская Оптина пустынь Калужской губернии".

– Оптина, так Оптина, – повеселел Иван, в напряженном молчании наблюдавший за манипуляциями брата. – Обитель выбрали, а как матери-то скажем? Думаешь, отпустит?

– Не знаю, – в голосе Николая сквозила неуверенность. – Для нее это будет полная неожиданность. Я же только в университет поступил, а ты вообще недоучка, даже гимназию не окончил. Да ладно, попытка – не пытка, пойдем просить благословения. Она у нас понимающая.

"Понимающая" купчиха Беляева, услышав просьбу сыновей, от неожиданности горько расплакалась. Но, поплакав, здраво рассудило, что в наступающее неспокойное и кровопролитное время выбор ее мальчишек не лишен здравого смысла. Хоть и нелегко ей было расставаться с детьми, да материнское сердце мудро. Благословив сыновей и продолжая утирать невольные слезы, она уже строго спросила:

– Отец Петр знает?

– Нет, мы сначала к тебе! Сейчас к нему сходим. Он не откажет.

Радостные братья расцеловали мать в обе щеки и быстро убежали. Они спешили за благословением к отцу Петру Сахарову, настоятелю церкви Иоанна Предтечи на Пятницкой. Отец преподавал Закон Божий в гимназии, где учились братья, и был их духовным отцом, потому уйти в монастырь без его благословения они не могли.

Проводив сыновей, мать еще немного всплакнула. "Вот ведь не думала, не гадала, – мысленно рассуждала она. – Хоть бы словечком обмолвились, я-то считала, нет у них от меня секретов. Хотя, если подумать, чему я удивляюсь. Ваня во всем берет пример со старшего брата, а Николаю иноческая стезя, кажется, на роду написана". И женщина предалась воспоминаниям.

"Господь меня хранил всегда"

Вспоминала она, как весной 1888 года сам Иоанн Кронштадтский посетил их московскую квартиру. Она, молодая многодетная мать, тогда ждала очередного ребенка. Иоанн Кронштадтский отслужил молебен, благословил молодую мать и подарил ей на память свою фотографию с собственноручной подписью и датой. "Это он еще не родившегося Николая благословил", – с нескончаемой благодарностью подумала женщина, как привыкла думать все эти годы.

Николай Беляев родился 26 сентября 1888 года в Москве. При крещении его назвали в честь Мирликийского чудотворца святителя Николая.

Купеческие семьи были обычно очень набожные. Семья Митрофана Беляева, отца Николая и Ивана, не была исключением. Однако бывают моменты в жизни, когда вера проходит испытание на прочность. Одно из самых страшных испытаний для родителей – смертельная болезнь ребенка.

Услужливая память снова перенесла женщину в прошлое. Пятилетний Николай тяжело заболел дифтерией. До сих пор она холодеет от ужаса, вспоминая это время. Болезнь развивалась стремительно, принимая все более угрожающий характер. Вот уже ее мальчик впал в бессознательное состояние, тельце стало синюшным, начало холодеть. Врач не отходил от постели больного ребенка, но его лечение не помогало. К ночи доктор собрался домой. Он не стал скрывать, что состояние ее сына безнадежно, участливо сжал руку. Отец поверил и смирился, она – нет.

Ни на минуту не отходила она от кровати сына, растирала, пытаясь согреть холодеющее тело. Вскоре у мальчика остановилось сердце, прервалось дыхание. Не помня себя от горя, она собрала последние силы, призвала на помощь святого Николая Угодника и принялась растирать и тормошить сына с усиленной энергией. Муж, решив, что она обезумела, уговаривал ее не мучить "покойника". Но ее усилия и молитвы не пропали даром: свершилось чудо – ребенок прерывисто вздохнул, сердце возобновило работу. К удивлению врача, мальчик быстро пошел на поправку.

После этого чудесного выздоровления жизнь мальчика неоднократно подвергалась смертельной опасности. Однажды, во время игры, товарищ Николая, бросая тяжелую свинцовую биту, случайно промахнулся, и бита ударилась о стенку всего в нескольких сантиметрах от головы Николая. Позже, вспоминая все эти случаи, послушник Николай запишет в дневнике: "Господь меня хранил всегда".

Поворот

В последних классах гимназии Николай Беляев увлекся революционными идеями. В 1905 году он, как и весь выпускной класс, участвовал в революционных выступлениях, раздавал листовки, выходил на демонстрации. За это весь класс из гимназии был исключен. Правда, сдать выпускные экзамены Николаю все же удалось, и он поступил на физико-математический факультет университета. Но… 1905 год завершился событиями, вошедшими в историю как Московское вооруженное восстание, или Декабрьское восстание. Разграбленные магазины, сгоревшие фабрики и заводы, разгромленные баррикады, всюду кровь, кровь, кровь. Неудивительно, что глубоко верующий юноша не смог принять насилия и разочаровался в революционных идеях, несовместимых с верой в Бога. Неожиданно и к учебе он потерял всякий интерес. Смысл мирской жизни был утрачен.

С этого времени Николай стал все чаще посещать храм. Возросший интерес к религии сблизил его с братом Иваном, еще учившимся в гимназии. Оба искали душевного совершенства, читали богословскую литературу, обсуждали прочитанное, беседовали на темы нравственности и вопросов веры. Учебники заменили Евангелие и труды святителя Феофана Затворника. Окружающий мир все меньше интересовал братьев. Вскоре вместо университета и гимназии братья стали по утрам ходить в храм, что долгое время оставалось тайной даже для матери, от которой обычно у братьев секретов не было.

Когда отец Петр, духовник братьев, узнал, что они собрались в Оптину пустынь, он познакомил их со своим товарищем, с которым учился в духовной академии, епископом Трифоном, принявшим постриг в Оптиной пустыни. Епископ Трифон изъявил желание познакомиться с матерью братьев и долго с ней беседовал. Мать, хотя и благословила детей на уход в монастырь, немного грустила, что сыновья покинут ее. Епископ Трифон успокоил: "Не беспокойтесь, в Оптиной они увидят только хорошее, вынесут только хорошие впечатления, которые останутся у них на всю жизнь…"

Назад Дальше