Следователь (основы теории и практики деятельности) - Олег Баев 16 стр.


Оптимальным в этом отношении была бы возможность для потерпевшего обратиться с таким иском непосредственно к лицу, факт совершения преступления которым мотивированно констатируется в постановлении следователя о прекращении его уголовного преследования по названной выше причине.

Однако автор отдает себе отчет в том, что реализация данного предложения невозможна до внесения изменений в редакцию ч. 4 ст. 61 ГПК РФ. В настоящее время, напомним, в соответствии с ней "вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действий лица, в отношении которого вынесен приговор суда, по вопросам, имели ли место эти действия и совершены ли они данным лицом".

Скажем больше: даже в редакции ст. 1070 ГК РФ речь, по существу, идет лишь о возмещении вреда, причиненного гражданину незаконным уголовным преследованием, что ставит под сомнение (если прямо не исключает) возможность использования ее в качестве правого основания для возмещения вреда, причиненного преступлением потерпевшему.

Заметим, что рассматриваемая проблема последствий для потерпевшего прекращения уголовного преследования, обусловленного допущенными недостатками и прямыми нарушениями уголовно-процессуального закона при его осуществлении, характерна не только для судопроизводства нашей страны.

Так, в 1994 г. в США знаменитый американский футболист и актер О. Джей Симпсон был обвинен в убийстве своей бывшей жены и ее любовника Голдмана, но присяжные вынесли оправдательный вердикт из-за множества процессуальных нарушений при расследовании этого преступления и своей скептической оценки результатов ДНК-тестов.

Однако в 1997 г. Симпсон проиграл гражданский суд по тем же обвинениям и выплатил семье погибшего Рона Голдмана 0,5 млн дол.

Очевидно, что в свете отечественного законодательства это решение является необычным и весьма спорным.

А потому в реалиях действующего законодательства в такой ситуации потерпевший, думается, имеет право обратиться в суд с иском о возмещении причиненного ему ущерба с государства. Правовым основанием для такого иска является общеправовой принцип прямого действия Конституции РФ, в ст. 53 которой декларируется, что "каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц".

Нам представляется, что законодательное разрешение обозначенных в данной части нашего исследования проблем явится достаточно действенным средством повышения качества досудебного уголовного преследования, в том числе за счет сокращения рамок допустимого усмотрения следователя при его осуществлении.

Повторим обоснованное выше: по нашему убеждению, усмотрение в рамках, не противоречащих уголовно-процессуальному закону, не нарушающих его букву, есть зло, но зло необходимое, без которого осуществление уголовного судопроизводства (да и любого иного вида судопроизводства) в принципе невозможно.

Но оно же – усмотрение – есть единственное поле возможного злоупотребления правом со стороны как профессиональных, так и непрофессиональных участников уголовного судопроизводства. Иными словами, везде, где решения принимаются по усмотрению правоприменителя и (или) правообладателя, есть возможность злоупотребления субъектом предоставленными ему в силу процессуального статуса полномочиями и правами, в первую очередь, будем реалистами, со стороны следователя при осуществлении им уголовного преследования.

Усмотрение следователя – это свобода принятия решений в законных рамках, поле, в котором его действия (воспользуемся словами великого политического тактика – В. И. Ленина) могут являться "формально правильными, а по существу – издевательством", учиняться во вред правам и законным общественным и личным интересам других участников уголовного судопроизводства.

Необходимость создания неких законодательных механизмов предупреждения злоупотребления правом осознавалась уже Аристотелем, который писал: "Хорошо составленные законы главным образом должны, насколько возможно, все определять сами и оставлять как можно места произволу…".

Спустя многие – не годы, столетия! – эту же мысль один из классиков французской уголовно-процессуальной науки XIX в. Ф. Эли сформулировал следующим образом: "…задача законодателя заключается именно в том, чтобы предусмотреть возможность злоупотребления властью и, не вверяясь вполне исполнителям, разрешить самому вопросы, наиболее важные. Общество должно видеть обеспечение своих прав не в случайности, а в законе".

По В. И. Далю, "злоупотреблять – употреблять во зло, на худое дело, ко вреду, во вред себе или другому, извращать, обращать хорошее средство на худое дело". Из этих толкований ближе всего к контексту данного исследования последнее – "обращать хорошее средство на худое дело".

Итак, злоупотребление следователя правом есть употребление им своего права во зло.

И потому нам в настоящее время представляется, что поведение следователя, не нарушающее прямых запретов и предписаний уголовно-процессуального закона, "вписывающееся" в его процессуальный статус – поведение правовое, не противоправное в узком значении последнего понятия, но недолжное, недопустимое.

Предвосхищая напрашивающиеся упреки в противоречивости и парадоксальности используемого словосочетания, скажем, что оно не менее точно характеризует содержание вкладываемого в него понятия – недопустимости злоупотребления правом, чем словосочетание "недопустимые доказательства", корректность использования которого в соответствующем контексте не ставится под сомнение как в теории, так и в практике уголовного судопроизводства.

Как злоупотребление правом такое поведение (в контексте предмета нашей работы – поведение следователя) может быть расценено в следующих случаях:

– когда таким правовым поведением следователя нарушаются права и свободы других лиц, в первую очередь лица, в отношении которого им осуществляется уголовное преследование;

– когда условия и порядок реализации следователем своего права препятствует или существенно затрудняет объективность и полноту осуществляемого им уголовного преследования;

– когда условия и порядок реализации следователем имеющегося у него права препятствует осуществлению уголовного преследования в разумные сроки.

Только при этих условиях можно говорить о необходимости наступления процессуальной ответственности следователя за факты злоупотребления правом; она в таких случаях, как то верно отмечается в уголовно-процессуальной литературе, будет следовать не за осуществление субъектом своего права, а за нарушение порядка его им реализации.

Установление факта злоупотребления правом со стороны его обладателя (в нашем случае следователя) не может быть осуществлено без объективного и всестороннего учета всех обстоятельств осуществления судопроизводства по конкретному уголовному делу, по которому возникла необходимость у компетентного должностного лица принятия по своему на то усмотрению по данному факту соответствующего процессуального решения.

Сущность и обоснованность этого утверждения отчетливо усматривается из нижеприводимого (в выдержках) Определения Конституционного Суда РФ, принятого по результатам рассмотрения конкретной жалобы.

В своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации М. В. Череповский оспаривал конституционность ч. 2 ст. 18 УПК РФ, регламентирующей право участников уголовного судопроизводства, не владеющих языком, на котором ведется производство по делу, на пользование родным языком и получение помощи переводчика.

Из представленных материалов следовало, что М. В. Череповский, привлеченный к уголовной ответственности за незаконный сбыт наркотических средств, в ходе предварительного расследования заявил ходатайство о допуске к участию в деле переводчика с цыганского языка на русский язык.

В удовлетворении данного ходатайства следователем было отказано со ссылкой на то, что обвиняемый владеет русским языком, поскольку родился и проживает с 1968 г. на территории России, окончил четыре класса русскоязычной школы, с матерью, сожительницей и двумя детьми общается на русском языке, сдал экзамен и получил водительское удостоверение, занимается коммерцией.

После передачи дела в суд ходатайство было заявлено вновь, но Шадринским городским судом Курганской области в его удовлетворении также было отказано.

После отмены данного решения Курганским областным судом в кассационном порядке этот же городской суд удовлетворил ходатайство М. В. Череповского и возвратил дело прокурору для устранения допущенного нарушения требований ч. 2 ст. 18 УПК Российской Федерации.

Впоследствии по надзорному представлению прокурора президиумом Курганского областного суда кассационное определение и постановление Шадринского городского суда были отменены, а при новом кассационном рассмотрении дела первоначальное постановление суда – об отказе в удовлетворении ходатайств о допуске переводчика – оставлено без изменения.

Отказывая в принятии к рассмотрению данной жалобы, Конституционный Суд РФ указал:

"Необходимость обеспечения обвиняемому права (в данном случае – на пользование родным языком в условиях ведения уголовного судопроизводства на русском языке – авт.) не исключает того, что законодатель вправе установить с учетом положений статьи 17 (часть 3) Конституции Российской Федерации, согласно которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц, такие условия и порядок реализации данного права, чтобы они не препятствовали разбирательству дела и решению задач правосудия в разумные сроки, а также защите прав и свобод других участников уголовного судопроизводства.

[…] органы предварительного расследования, прокурор и суд своими мотивированными решениями вправе отклонить ходатайство […], если материалами дела будет подтверждаться, что такое ходатайство явилось результатом злоупотребления правом" (выделено нами – авт.).

Даже из приведенного Определения Конституционного Суда РФ усматривается, что ходатайство жалобщика о предоставлении ему переводчика с цыганского языка по одним и тем же материалам уголовного дела дважды отклонялось, один раз удовлетворялось, причем последнее решение надзорной судебной инстанцией было отменено (т. е. данное ходатайство было в третий раз отклонено).

По нашему разумению, на досудебных стадиях уголовного судопроизводства конечное решение о наличии в конкретных правовых действиях его субъекта (правообладателя) факта злоупотребления правом должно, как правило, приниматься судом.

По нашему убеждению, отсутствие в уголовно-процессуальном законе понятия злоупотребления правом в силу распространенности этого правового феномена и неоднозначного отношения к его определению представляет юридический нонсенс.

Отсутствие рамок, очерченных в объеме уголовно-процессуальной категории, за пределами которых правовое поведение субъекта уголовного судопроизводства может быть расценено как факт злоупотребления им правом, предоставляет должностному лицу, принимающему процессуальное решение о допустимости такого поведения в конкретной судопроизводственной ситуации, неисчерпаемые возможности для крайне субъективных выводов в этом отношении. Это, заметим, по сути, в свою очередь, можно расценивать как злоупотребление правом со стороны данного должностного лица.

Более того, мы полагаем, что процессуальные средства реагирования на выявленные в практике уголовного судопроизводства наиболее типовые ситуации и факты злоупотребления правом со стороны отдельных его субъектов должны закрепляться в УПК.

В этой связи мы считаем необходимым и повышенно актуальным следующее.

1. Дополнить ч. 1 ст. 5 УПК понятием, отражающим сущность злоупотребления правом в уголовном судопроизводстве. С учетом приведенной ранее позиции Конституционного суда РФ в этом отношении такое дополнение может быть сформулировано примерно в следующем виде:

12.1) Злоупотребление правом – поведение (действие/бездействие) субъекта уголовного судопроизводства, не выходящее за пределы его правового статуса, однако нарушающее права, свободы и законные интересы других участников уголовного судопроизводства, а также препятствующие разбирательству дела и решению задач правосудия в разумные сроки, защите прав и свобод других участников уголовного судопроизводства.

2. Создание процессуального механизма оценки поведения участника уголовного судопроизводства как злоупотребления правом, ч. 1 УПК (Общие положения) дополнить корреспондирующей с предложенным понятием статьей примерно следующего содержания (по нашему разумению, по своей сущности эта статья должна следовать за нормой, устанавливающей принцип законности при производстве по уголовному делу; иными словами, представлять собой один из специальных принципов уголовного судопроизводства):

Статья…. Недопустимость злоупотребления правом

При производстве по уголовному делу злоупотребление правами его участниками недопустимо.

Факт злоупотребления участника уголовного судопроизводства предоставленным ему правом устанавливается мотивированным постановлением, определением суда, ограничивающим в связи с установлением такого факта пределы и (или) сроки реализации данным участником судопроизводства своего субъективного права или влекущим иные процессуальные последствия, предусмотренные настоящим Кодексом.

В досудебном производстве по уголовному делу суд рассматривает вопрос о признании правового поведения участника досудебного производства фактом злоупотребления правом на основании мотивированного ходатайства о том полномочных представителей стороны обвинения или представителя стороны защиты.

При рассмотрении ходатайства о признания факта злоупотребления правом бремя опровержения доводов, представленных ходатайствующей о том стороной, лежит на представителях стороны, допустимость правовых действий которых обжалуется.

По нашему разумению, данные рассуждения и выводы во взаимосвязи с ранее сформулированными положениями в своей системе обусловливают теоретические основы осуществления уголовного преследования следователем.

Но есть еще одна – повышенно в практическом отношении значимая – проблема, без рассмотрения которой и формулирования авторского виденья которой дальнейшее освещение прагматических начал досудебного уголовного преследования не явится состоятельным.

Мы имеем в виду притчу во языцах – усугубляемый достаточно широким полем усмотрения, а потому возможностями злоупотребления своими правами, обвинительный уклон в деятельности следователя и его гносеологического и психологического антипода – наступательную позицию следователя при осуществлении им уголовного преследования.

§ 5. О недопустимости обвинительного уклона в досудебном уголовном преследовании и возможном правовом механизме его нейтрализации

Причины столь искренней озабоченности авторов, чьи позиции в § 2 данной работы были подвергнуты критическому анализу, содержанием процессуальной функции следователя в уголовном судопроизводстве вполне очевидны. Они нам понятны и близки (но не их по этим проблемам мнения) – исключить или, по крайней мере, снизить вероятность обвинительного уклона в деятельности лиц, осуществляющих уголовное преследование.

По их мнению, напомним, эта опасность обусловлена в первую очередь тем, что следователь в уголовном процессе законодательно отнесен к стороне обвинения. А потому, считает, например, В. С. Шадрин, он "как никогда вводится в искушение поддаться обвинительному уклону". "Это (отнесение следователя к стороне обвинения – авт.), – всецело поддерживает такую позицию Глава Следственного комитета России А. И. Бастрыкин, – мне кажется, принципиальная ошибка нашего уголовно-процессуального законодательства, потому что следователь должен быть объективен".

Однако мы не думаем, что соблазн, "искушение поддаться обвинительному уклону" линейно связан с указанным подходом законодателя к определению "места" следователя в системе уголовного судопроизводства.

Как подробно обосновано выше, выявление, раскрытие и расследование преступлений (обозначать ли эту функцию в теории уголовного процесса уголовным преследованием, как полагаем мы, либо объективным исследованием преступления, как считают многие другие специалисты) есть конечная – и социальная, и психологическая цель всей деятельности следователя в любых правовых системах.

Назад Дальше