Часть королевских должностей покупалась и продавалась. Историки часто называли это явление "продажностью должностей" (vénalité des offices), но этот термин имеет в русском языке сугубо негативный смысл. Нельзя сказать, что современники относились к этой практике хорошо: в публичном дискурсе ее часто осуждали, но она была вполне законной и в семейных расчетах и планах занимала важное место. Уже при Франциске I некоторые должности можно было купить, уплатив деньги казначею случайных доходов (trésorier des parties casuelles) и получив квитанцию об оплате.
Фактически речь шла о предоставлении королю ссуды, проценты по которой выплачивались в виде жалованья. Помимо очевидной выгоды для казны в этом был и иной смысл: без "продажи должностей" их распределение зависело бы от аристократов, замолвивших словечко перед королем за ту или иную кандидатуру. Но тогда новый чиновник становился верным слугой не столько короля, сколько своего благодетеля. Купив же должность, ее обладатель служил верой и правдой только королю, иначе он мог лишиться вложенных денег. Важно, что должности можно было передавать (резигнировать, résigner) наследнику или фактически перепродавать стороннему человеку. Конечно, для вступления в должность было необходимо иметь определенный образовательный уровень, и потенциальному коллеге устраивали экзамен, но воля короля была важнее результатов этого испытания. Ко времени правления Генриха IV круг обладателей должностей все больше походил на замкнутую касту, попасть в которую могли лишь очень состоятельные люди или/и родственники членов этой касты.
Но наши герои по большей части жили в то время, когда этот процесс еще не был завершен, и полагали, что для социального возвышения важны не столько деньги, сколько знания, таланты и профессиональные качества.
Люди, о которых идет речь в книге, оставили о себе память в разного рода источниках. Это и их собственные сочинения: трактаты, сборники судебных речей, юридические комментарии. Но это и нотариальные акты, дошедшие до нас. Это чрезвычайно богатый тип источников: во-первых, нотариальных актов сохранилось достаточно много, во-вторых, они дают представление о разных аспектах реальной жизни и вместе с тем облечены в юридическую форму. Наши персонажи были не просто частыми посетителями нотариальных контор, они - благодаря культурному багажу и юридическим знаниям - имели возможность вмешиваться в процесс составления нотариального акта, привносить личное начало даже в устойчивый формуляр акта. Неудивительно, что их акты часто выделялись из общей массы. Это их отличие в свое время стало отправной точкой для моих биографических исследований.
И наконец, персонажи этой книги оставили много судебных документов, поскольку нередко выступали истцами или ответчиками на судебных процессах.
Французы XVI века жаловались на обилие судей, этих, как писал Франсуа Рабле, "пушистых котов", но сами судились очень часто, удивляя этим иностранцев. Судебные процессы между соседями и родственниками были обычным делом, что подтверждают и биографии наших героев. Все это превращало Париж в царство "судейских крючков". Только во Дворце правосудия на острове Сите размещались сотни советников суверенных курий, самой большой и престижной из которых был Парижский парламент. В середине XVI века он состоял из семи палат: Большой палаты, в которой рассматривались важнейшие дела, четырех Следственных палат, рассматривавших все остальные дела, Палаты прошений, созданной специально для тех, кто обладал привилегией commitimus - правом обращаться в Высший суд, минуя первичные инстанции, и Уголовной палаты - Турнель, названной так из-за своего расположения в круглой башне (tournelle). Для выполнения особых миссий создавались временные специальные трибуналы, например Огненная палата для рассмотрения дел по обвинению в ереси или Палата вакаций, действовавшая в то время, когда остальные палаты Парижского парламента распускались на каникулы.
Помимо магистратов - советников и президентов (председателей) палат, получавших королевское жалованье, - во Дворце правосудия находился огромный вспомогательный персонал: судебные приставы, секретари, писцы, а также прокуроры и адвокаты, чьи услуги оплачивали клиенты судебных учреждений. Самая распространенная ошибка, свойственная, как ни странно, даже историкам, - видеть в прокурорах государственных обвинителей, причем достаточно высокого ранга. На самом деле речь идет о "прокураторах", поверенных, тех, кто выступает от чьего-то имени. Прокуроры парламента брали на себя заботу вести дела своих клиентов, всю их судебную документацию. Они имели свои "скамьи" (конторы) во Дворце правосудия, где принимали клиентов, их документы хранились затем в холщовых мешках. Мешки запечатывались особой печатью, и в любой момент их содержимое могло быть востребовано парламентской комиссией. Прокуроры подсказывали клиентам их дальнейшие шаги, готовили встречные иски, заявления, апелляции, записывали показания свидетелей, словом, были незаменимы при ведении процессов. Но они не выступали в суде. Речи в судебных заседаниях за истцов и ответчиков произносили адвокаты, мастера судебного красноречия.
В отличие от прокуроров адвокаты должны были обладать степенью лиценциата гражданского или канонического права (во всяком случае, таково было требование для адвокатов Парижского парламента уже с 30-х годов XVI века). Если в нотариальных актах прокуроры именовались как "почтенный человек, мэтр" (honorable homme maître), то адвокату соответствовало определение "благородный человек, мэтр" или даже "благородный человек и мудрый мэтр" (noble homme et sage maître), что, конечно, никак не свидетельcтвовало о наличии у них подлинных дворянских титулов. Но разница между прокурорами и адвокатами была не только в титулатуре и уровне образования. Прокуроры, даже очень успешные, так и оставались прокурорами Парламента, и только их дети могли надеяться на продвижение по иерархической лестнице. Адвокаты же вполне могли стать обладателями королевской должности. Более того, чтобы стать советником парламента, требовался определенный адвокатский стаж. Поэтому во Дворце правосудия были как молодые адвокаты-стажеры, так и убеленные сединами маститые адвокаты-"профессионалы", поучавшие молодежь после заседаний. Общее число адвокатов Парижского парламента к началу 1560-х годов составляло не менее четырех с половиной сотен человек. И адвокаты, и прокуроры были приписаны к корпорации Парижского парламента, обладавшего над ними дисциплинарной властью.
Но в Париже на правом берегу располагался еще и могущественный суд первой инстанции, городской суд Шатле, имевший сходную с Парламентом структуру. Советники, адвокаты и прокуроры Шатле лишь немногим уступали своим коллегам из Дворца правосудия. К тому же именно к Шатле была приписана та сотня парижских нотариусов, что оставила нам столь ценный корпус источников.
Мир судейских в Париже был достаточно тесно связан с другой могущественной и многочисленной корпорацией - с Парижским университетом. В какой-то мере это были "сообщающиеся сосуды". Подавляющее большинство парижских магистратов и адвокатов учились в Парижском университете и оставались с ним тесно связаны. Правда, за исключением тех, кто получил степень на факультете канонического права Парижского университета, остальным приходилось доучиваться в других университетах, чаще всего в Орлеане, поскольку в Париже преподавание гражданского права было запрещено еще в 1219 году Гонорием III (дабы школяры не отвлекались от изучения наук Божественных). Парижские юристы почитали университет как свою alma mater, сохраняя определенную верность этой корпорации.
В рассматриваемый период университет был подсуден Парижскому парламенту в важнейших делах, относившихся ко всей корпорации. Судебные процессы, касавшиеся имущественных прав студентов и магистров, велись в Шатле, поскольку его глава - парижский королевский прево - был также "хранителем королевских привилегий Парижского университета".
Итак, между героями нашей книги было немало общего. И, рассматривая их жизненные коллизии, мы можем прояснить для себя много нового, необходимого для написания социального портрета этой в высшей степени важной и любопытной группы "людей знания", "людей правосудия". Каковы были их условия существования, источники их доходов, структуры социальных связей, их культурные горизонты и, наконец, их самооценка?
Мы вернемся к этим вопросам в конце книги.
Казус 1. Дюмулен против Дюмулена. Брат против брата: как отменить дарение?
Жизнь большинства французов XVI века регулировалась нормами обычного, кутюмного права. Тем не менее право римское в этом столетии оказало огромное влияние на эволюцию "духа законов" французского общества. Одним из самых важных каналов этого влияния было редактирование местных кутюм юристами. Соединение двух разных правовых систем не могло не порождать конфликты. В работе над подобными казусами ученые правоведы - "юрисконсульты", как их именовали во Франции, - придавали французскому праву завидную гибкость.
Особый интерес представляет казус, произошедший с Шарлем Дюмуленом, признанным корифеем французской юридической мысли эпохи Ренессанса. Его попытка отменить дарение, сделанное младшему брату, превратилась в настоящий юридический детектив.
Шарль Дюмулен (1500–1566) был юристом в пятом поколении, его предок Жан Дюмулен, королевский адвокат из бальяжа Мо, был аноблирован еще в 1391 году. Однако Шарль Дюмулен происходил из боковой ветви этого славного рода. Его отец, адвокат парижского Шатле, не обладал большими средствами, однако смог дать старшему сыну основательное образование. Обычное университетское обучение - степени магистра искусств в Париже и доктора гражданского права в Орлеане - дополнилось изучением канонического права в Пуатье. После небольшой стажировки в Шатле Шарль Дюмулен в 1525 году становится адвокатом Парижского парламента. Долгие годы он ежедневно посещал судебные заседания, общался с коллегами, обсуждая юридические тонкости судебных процессов. Ко второй половине 30-х годов он уже слыл ученейшим юристом. Правда, младшие современники, воздавая должное его знаниям, делали примечательную оговорку, обычно опускаемую позднейшими биографами Дюмулена: "самый ученый из юрисконсультов был в то же время весьма слабым и неумелым адвокатом". Возможно, практической карьере Дюмулена вредили его личные недостатки, об одном из которых мы осведомлены - он говорил невнятно и порой заикался. Один раз раздраженный этим президент Парижского парламента Кристоф де Ту грубо оборвал его речь. На следующий день на дом к президенту явилась депутация адвокатов, потребовавшая извинений за то, что он оскорбил их всех, унизив их коллегу, обладающего такой ученостью, какой никогда не достичь самому де Ту.
Отец Дюмулена умер в 1529 году, и Шарль остался старшим в семье, состоявшей из его брата Ферри, который также стремился получить юридическое образование, и трех сестер (старшая из них к тому времени уже удалилась в монастырь). Недвижимое имущество семьи оказалось невелико, поскольку Жан Дюмулен вынужден был многое отдать за долги. Ядро составляла сеньория Миньо - старинное родовое гнездо к юго-западу от Парижа на берегу речки Бьевр, близ важного центра современного "Большого Парижа" - Антони. Несколько не очень доходных земельных владений было разбросано в соседних фьефах.
Некоторое время Шарль Дюмулен выполнял обязанности главы семьи и распоряжался хозяйством, затем, после 1531 года, полностью отказался от имущества, причитавшегося ему по праву старшинства, и подарил сеньорию Миньо брату, а затем еще раз подтвердил свое дарение в 1535 году. Это был необычный поступок, коль скоро Шарль не уходил в монастырь, а оставался в миру. Но адвокат решил полностью посвятить себя ученым занятиям.
Из его собственных текстов и из описания биографа мы узнаем, что Дюмулен, освободившись от имущества, старался подражать жизни древних философов. Как только заканчивалось утреннее заседание суда, он спешил покинуть Дворец правосудия и торопился домой, чтобы работать в своем кабинете на общее благо. "Довольствуясь малым, он жил как школяр, лишая себя сладости публичных и частных бесед, дабы как можно больше трудиться, размышляя в одиночестве". Впоследствии он не раз отмечал, что отказывался от предложений получить должность или пенсион от какого-нибудь могущественного вельможи, опасаясь, что это отвлечет его от научных занятий и вынудит поступаться совестью, давая советы в плохих делах. Основным источником существования в тот период были гонорары за консультации, с которыми к нему обращались парижские и особенно провинциальные юристы. В 1538 году вышли комментарии Дюмулена к первому разделу Парижской кутюмы. В посвящении королю Дюмулен сообщает, что он, взяв за образец Боэция, который составил сумму всех наук и искусств, посвятил всего себя систематическому перетолкованию кутюмов с позиций римского права во имя общего блага. Дабы максимально способствовать своими занятиями общему благу, он вел отшельническую жизнь и даже отказался от модной в ту пору бороды а-ля Франциск I, чтобы не тратить время на ее расчесывание.