После ряда судебных заседаний весны - лета 1548 года Шарль Дюмулен решает изменить свою тактику. Не отказываясь от апелляции к закону si unquam, он обращается к более эффективному и более эффектному закону Юстиниана si totas (L. 10. Cod. de revocandis donationibus. Inst. De donat. § 2), согласно которому дарения могут отменяться в том случае, если одариваемый проявляет неблагодарность: угрожает жизни дарителя, порочит его честь или отказывается выполнить записанные или устные обязательства, взятые на себя при получении дара. Все признаки неблагодарности были подчеркнуты во втором акте Дюмулена. Пафос второго акта был не просто фигурой речи. Описывая свои чувства - расстройство, отчаяние и меланхолию, автор ставил вопрос о прямой угрозе своей жизни в результате действий брата, коль скоро меланхолия (разлитие черной желчи) считалась, согласно гуморальной теории, опаснейшей болезнью. Причем эти условия отмены дарения не противоречили Парижской кутюме и полностью были в нее включены.
Борьба продолжалась. Шарль Дюмулен зарегистрировал, наконец, свои ревокации в Шатле, вчинил еще один иск о возмещении судебных издержек за срыв "этиринации" документа, выданного королевской канцелярией. Противоположная сторона, по-видимому, старалась использовать факт оммажа, уже принесенного Ферри за оспариваемые сеньорию и фьефы. За время следствия накапливалась масса побочных исков, причем каждое действие одной из сторон порождало встречные претензии другой. 31 декабря 1549 года сторонам было предложено решить дело "без установления конечной истины по поводу исков, взаимно вчиненных мэтрами Шарлем и Ферри Дюмуленами, и без вытекающих последствий". Но дело продолжалось. За это время Шарль Дюмулен написал четыре трактата, посвященных этому процессу, - два по юридическому существу отмены дарений, два по вопросам процедуры судопроизводства. Как можно убедиться, таков был метод работы Дюмулена-старшего: свершая то или иное юридическое действие, он при этом пускался в рефлексию, соотносил свои поступки с нормами римского права и с кутюмами, и в результате появлялось новое сочинение. На его стороне были авторитет если не лучшего, то одного из лучших юристов, королевский фавор, общественное мнение, хорошо информированное о данном процессе не только из его трактатов, но и из предисловий к другим книгам. Ведь предисловия, в отличие от самих юридических трудов, писались по-французски и были доступны более широкому кругу читателей.
Так, Шарль Дюмулен добился от короля комплексной привилегии, датированной 1 января 1552 года, на издание своих сочинений последних лет. Вместо привычной лапидарной формы явно с подачи самого Дюмулена в тексте перечисляются его заслуги,
заключающиеся в том, что за 30 лет, на протяжении которых он пребывал в звании адвоката указанной курии, он прилагал усилия к соединению теории с практикой во имя благой и настоятельной преданности общественному благу, продвижения и развития образованности и облегчения науки права и судопроизводства…
Среди прочих его успехов - комментариев к некоторым провинциальным кутюмам, трактатов о дарениях, о стиле парламента - там указаны его сочинения о правах французской короны и "Комментарии к Эдикту о малых датах". Этот трактат Шарля Дюмулена сыграл важную роль в истории всего королевства и стал поворотным моментом в биографии адвоката, покончив с его статусом "кабинетного ученого".
Папа Юлий III (1550–1555), получив папскую тиару при поддержке французов, неожиданно занял позицию, резко враждебную интересам французского короля в Италии. Генрих II ответил пересмотром привычного порядка распределения церковных бенефициев и отправки аннатов в Рим. Шарль Дюмулен, за которым уже прочно закрепилась слава специалиста по согласованию разных систем права (он слыл знатоком обычного права, римского права, королевских ордонансов, процессуальных норм), взялся за проблему соотнесения норм канонического права с остальным действовавшим в стране законодательством. На конкретном примере спора о "малых датах", относящегося к срокам и формам замещения вакантных бенефициев, Дюмулен защитил права французской церкви и права короля от "узурпации" со стороны римского папы. Но он пошел дальше: из его текстов следовало, что право верховенства в делах галликанской церкви издавна принадлежало королям Франции и должно быть восстановлено. Его "Комментарии к Эдикту о малых датах" (1552) имели большой резонанс благодаря написанному по-французски тексту пространного посвящения королю.
Дюмулен мог в данном случае действовать по собственной инициативе, он давно тайно склонялся в пользу реформированной религии, и отношение к Риму у него было сугубо отрицательным. Но он мог взяться за эту проблему и по указанию тех людей из королевского окружения, кто отвечал за итальянское направление королевской политики, - либо самого коннетабля Монморанси, либо государственного секретаря Жана Дютье. Правительство Генриха II тем самым наглядно показывало папе Юлию III, что его дальнейшая антифранцузская политика приведет к чему-нибудь вроде "Акта о супрематии" по английскому образцу. Весной 1551 года заговорили о созыве национального собора галликанского духовенства для "реформирования злоупотреблений" церкви во Франции. Насколько далеко в этом конфликте мог зайти "христианнейший король", осталось неизвестным: Святой престол, приняв этот сигнал, пошел на уступки. В этом была немалая заслуга Шарля Дюмулена. Именно тогда коннетабль Монморанси сказал королю, представив ему книгу нашего адвоката: "Сир, Ваше Величество не смогло с тридцатью тысячами человек принудить папу Юлия III к миру, сей человечек сделал это при помощи вот этой маленькой книжечки".
С точки зрения историка права, подобные факты носят внеюридический характер и не могут относиться к существу дела об отмене дарения. Конечно, то, что аргументы Шарля Дюмулена показались магистратам Парламента убедительными именно в тот момент, когда он был обласкан славой и королевским фавором, могло оказаться и простым совпадением.
Как бы то ни было, 12 апреля 1552 года в деле Шарля Дюмулена было вынесено окончательное решение. Причем была избрана наиболее торжественная форма его оглашения - purpurato rosato, то есть в торжественном облачении судей в красные мантии. Поэтому, кстати, самого текста этой сентенции мне так и не удалось найти в обычных регистрах Парламента. 12 апреля был последний рабочий день перед Пасхой и, следовательно, последний рабочий день года. Курия хотела закончить максимально возможное число дел и вынесла несколько десятков постановлений (arrests). Выписки из постановлений, датированных этим днем, занимают в регистрах Парламента целых восемнадцать листов, исписанных убористым почерком. В виде исключения к ним даже было составлено специальное оглавление. Но интересующего нас дела в этом списке нет. По всей видимости, торжественные постановления регистрировались в какой-то другой книге. Но решение Парламента по делу Дюмулена полностью воспроизведено в сборнике Барнабе Ле Веста и упоминается большинством "арестографов", то есть знатоков постановлений короля и его судей.
Решение было принято в соответствии с законом si unquam. Полная формулировка в публикации Б. Ле Веста звучит следующим образом: "XLIX приговор в пользу мэтра Шарля Дюмулена, касательно закона Si unquam sive de revoc. donat., но все же с условием ипотеки дуэра, от которого супруг не освобожден".
В приводимых материалах судебного постановления намечены основные моменты процесса, откуда мы и черпали информацию о ходе этого многолетнего разбирательства. Некоторые иски Шарля Дюмулена отклонялись (в частности, претензии к Николя Юро, опекуну детей Ферри Дюмулена, сорвавшего "энтеринацию" акта об отмене дарения, выданного Канцелярией), но в целом "указанный Ферри приговаривался оставить в пользование истца указанные вещи, как было до указанного дарения, и компенсировать ему доходы после вычета улучшений". Теоретически Ферри должен был возвратить доходы за время, прошедшее с 1547 года, с начала судебного разбирательства. Однако размер выплат мог быть существенно сокращен за счет вычета сумм, затраченных на "улучшения", например на строительные работы или мелиорацию, учет которых был затруднен. В отношении дуэра Маргариты Майар, покойной к тому времени, но оставившей детей, законных наследников ее "вдовьей доли", суд нашел компромиссное решение. Сеньория была возвращена Шарлю, но "указанное имущество пребывает под ипотекой в том случае, если имущество указанного Ферри не будет найдено достаточным для этого дуэра".
Вроде бы Шарль Дюмулен одержал долгожданную победу. Но сам он оставался недоволен. Его, как поборника применения норм римского права для трактовки кутюм, не могла устроить такая двойственность в определении прав собственника. Он говорил об этом в переизданиях своих трактатов об отмене дарений.
Весна 1552 года стала апогеем его карьеры. Дальше на Дюмулена обрушились несчастья. Стремление идти во всех вопросах до конца, столь благодатное для интеллектуального поиска, в политике оборачивалось драмой. После того как Генрих II заключил прочный мир с Юлием III, обличительный пыл Дюмулена стал уже неуместен. Но он, увлекшись первыми успехами на новом для себя поприще, продолжал развивать свои тезисы, готовя французское издание "Комментария к Эдикту о малых датах", еще более воинственное по отношению к Риму. И здесь нашему адвокату пришлось испытать на себе всю мощь "консервативной партии" - теологов Парижского университета и их парламентских единомышленников, стойких борцов за сохранение католической веры. Если соперничать в ученой аргументации "Комментариев к Эдикту о малых датах" было трудно даже заправским канонистам, то текст посвящения, сделанного на французском языке, оказался легкой мишенью для критики. Первый биограф и апологет Дюмулена пишет об этом следующими словами: "Это посвящение было чудовищным образом оклеветано, и посеян мятеж". Кстати, в Индекс запрещенных книг, составленный факультетом теологии, был включен и "Tractatus de usures" Дюмулена, в котором усмотрели апологетику ростовщичества.
Добиться осуждения Дюмулена его противникам не удалось - дело было передано на суд короля. Но проповедники, по словам самого адвоката, возбудили против него чернь, что вынудило его покинуть Францию. Вскоре его дом в Париже был разграблен разъяренной толпой. В дальнейших его скитаниях по Германии и Швейцарии за многообещающими успехами на новом месте всегда следовали горькие разочарования. В 1557 году ему удалось добиться восстановления в звании адвоката Парижского парламента. К тому времени Луиза де Бельдон уже умерла, и Шарль Дюмулен вступил во второй брак.
С началом Религиозных войн он подвергался нападкам как со стороны католиков, так и со стороны кальвинистов. До самой смерти Шарля Дюмулена в 1566 году и те и другие болезненно воспринимали его стремление указывать на их несообразности в доктринах и в практике.
Процесс Шарля Дюмулена против Ферри Дюмулена стал классическим юридическим казусом, изучаемым многими поколениями юристов. Но никто не заинтересовался дальнейшей судьбой сеньории Миньо. А ее история не закончилась на судебном решении 1552 года. Новые данные содержатся в нотариальных минутах. 24 июля 1552 года от имени детей, новых владельцев сеньории, договор с фермером, заключенный еще с Ферри, подтвердила жена Шарля Дюмулена (он сам в ту пору уже бежал из Парижа). Однако 1 октября 1564 года Шарль Дюмулен в нотариальной конторе объявил, что "начиная примерно с 1548 года он обрел эти земли, но опасаясь интриг и покушений, предпринимаемых против него, а также чтобы избежать преследований, обрушившихся на него вскорости и принудивших его бежать в Германию, он сделал дарения земли и сеньории Миньо своим указанным детям". При этом он заявил, "что никогда не хотел бы, чтобы это дарение имело место, если бы не означенные преследования. На этом основании дарение сеньории Миньо детям отменяется".
Это заявление несколько противоречит тому образу, над созданием которого Дюмулен трудился в 40-е годы XVI века, и надо сказать, трудился не без успеха. Однако оно в принципе соответствует первому акту ревокации (29 июня 1547 года). Главной оказывается воля собственника - в этом вопросе Дюмулен оставался последовательным сторонником римского права. На сей раз дети не подали в суд на новую ревокацию; судя по всему, особых проблем с наследованием не должно было возникнуть. Во всяком случае, после смерти Дюмулена из его детей в живых осталась лишь дочь Анна, вышедшая замуж за Симона Бобе, который настолько почитал труды тестя, что взял на себя заботу о посмертной их публикации.
Но наследники Дюмулена недолго смогли пользоваться доходами с сеньории Миньо. Весной 1572 года, пока Симон Бобе отсутствовал, неизвестные напали на дом Дюмуленов в Париже. Они убили Анну Дюмулен, ее новорожденного ребенка и прислугу, похитили ценности и документы, в том числе и бумаги на владение сеньорией Миньо. Преступление получило широкий резонанс, о нем даже Елизавета Тюдор расспрашивала французского посла в Лондоне. Дело безутешного Симона Бобе взялся вести известный адвокат Барнабе Бриссон. По его ходатайству были арестованы наследники покойного мэтра Ферри Дюмулена. Подозрение пало на них, так как они неоднократно говорили, что сеньория принадлежит им по праву и что они так или иначе вступят во владение своими незаконно отнятыми землями. На их причастность к преступлению указывало многое: злоумышленники похитили документы на владение сеньорией. Допустим, убив взрослых, они избавлялись от свидетелей, но зачем было убивать младенца, если за этим не стояла задача уничтожить всех возможных наследников?
Парламент назначил большую сумму в награду за разоблачение убийц, допрашивали всех преступников, содержащихся в тюрьмах, стремясь выйти на исполнителей или организаторов убийства. Но расследование не принесло результата, тем более что опять вмешались внеюридические факторы. Грянула Варфоломеевская ночь, на фоне которой жестокость убийства семьи Дюмулена как-то поблекла, да и работа парижского правосудия была дезорганизована. Через год подозреваемых выпустили на свободу. А сеньорию Миньо Парламент конфисковал для возмещения судебных издержек.
Всю историю с братьями Дюмулен трудно назвать иначе чем "казус" - исключительный, экстраординарный случай, проверяющий "на излом" существующие нормы, в данном случае соотношение принципа кутюмного права, предполагавшего прежде всего незыблемость имущества, выделенного во вдовью долю, с принципом свободы собственности по римскому праву. По иронии судьбы, а точнее в силу некоторой закономерности, Дюмулен, всю жизнь работавший над соединением этих двух правовых традиций, сам оказался в центре этой юридической коллизии.