Бурные процессы в современном словообразовании исследователи объясняют причинами внеязыковыми. Так, "рост эмоциональной напряженности в жизни общества активизирует процессы образования эмоционально-экспрессивных типов словообразовательных моделей" [Валгина 2001: 131]. "Лексика публикаций современных СМИ, заряженная общеотрицательными эмоциями, которые отражаются в семантике, коннотациях и ассоциациях используемых слов, коррелирует с определенной категориальной ситуацией российского социума. Источником негативной информации являются ежедневные события в стране и мире, природные катаклизмы, беспредел во всех сферах социальной жизни, для обозначения которых активизируется огромный пласт новых обозначений" [Шаховский 2007: 142]. Характерные для настоящего времени новообразования свидетельствуют о существенных сдвигах в общественном сознании: "Словотворчество помогает разрушить известные стереотипы в жизни, поведении, во взглядах на политические события времени, помогает выразить эмоциональную оценку происходящего. <…> Это способ обнародовать свое мнение, отношение, в каком-то смысле даже снять внутреннее напряжение. <…> Активное словотворчество может отчасти объяснить и желание освободиться от всяческих ограничений" [Валгина 2001: 153].
Таким образом, "творческая языковая личность порождает тексты с коммуникативно-прагматической установкой на креативное общение, <…> используя при этом в качестве текстообразующих смысловых и оценочных доминант окказиональные образования, являющиеся, в свою очередь, эмблемами эпохи конца XX – начала XXI в." [Беглова 2006: 19]. Новообразования в средствах массовой информации "отражают все перемены, происходящие в жизни российского общества, и являются "номинативными последствиями" социальных изменений" [Плотникова 2003: 171].
Новообразования в СМИ не только "тематически отражают все изменения, происходящие в различных сферах" современной жизни, но и "способствуют интерпретации явлений действительности и пониманию специфики их восприятия в определенной лингвокультурной общности людей" [Плотникова 2003: 170]. Словообразование "является сильным средством экспрессивизации текста, актуализации его отдельных фрагментов" [Земская 1992: 178]. Яркая негативная экспрессия многих новообразований отражает социальные и индивидуальные пристрастия и антипатии и в ряде случаев является вполне оправданной. Вместе с тем неумеренное и неуместное использование новообразований с мощным зарядом негативной экспрессии воздействует негативно на языковой вкус и речевое поведение языковой личности, провоцирует ответную агрессию и может повлечь трансформацию картины мира адресата.
3.4. Агрессивные сравнения и метафоры
Распространенными средствами выражения оценочного содержания в медиатекстах являются образные единицы языка, прежде всего – сравнения и метафоры. Эти разновидности тропов тесно связаны друг с другом. Сравнение – это стилистический прием (фигура речи), "заключающийся в сопоставлении одного предмета, явления (субъект сравнения) с другим предметом или явлением (объект сравнения) на основании каких-либо признаков (основа сравнения) с целью более точного и одновременно образного описания первого" [КРР: 669]. Сравнение как разновидность тропа выражается в тексте открыто (эксплицитно), при помощи специального оператора. В качестве последнего используется лексика, выражающая семантику сравнения (похож, подобен, напоминает, сравним и иод.); сравнительные союзы (как, словно, будто, как будто, точно, чем и др.), грамматическая форма творительного падежа имени существительного, компаратив (форма сравнительной степени) прилагательного или наречия. Сравнение может включаться в состав предложения как сравнительный оборот, а может представлять собой придаточное предложение или "отдельное предложение, начинающееся со слова так и по смыслу связанное с предыдущими" [Голуб 2002: 142]. Приведенное выше определение сравнения мы считаем нужным дополнить лишь одним соображением: целью сравнения может быть как более точное и одновременно образное описание чего-либо, так и просто более образное описание, стимулирующее какие-то чувственные представления, ассоциации у адресата речи. Так, например, используя сравнение "Раскаленные газы, вытекающие из ракет, – это мельчайшие частицы, имеющие массу и вес. Каждая молекула подобна пуле" (Детская энциклопедия. Т. 3, 1966, 36), авторы преследуют цель точного описания сущности физического явления, для чего обращаются к гораздо более знакомому читателям и зрительно легко представимому предмету – пуле. В то же время сравнение А. Блока "Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, au" вряд ли помогает точно описать вино, потому что небо обычно определяется через другие цвета. Однако это сравнение будит воображение и вызывает ассоциации с небом, подсвеченным лучами солнца в определенное время суток или каким оно запомнилось на виденных когда-то картинах, а следовательно, с определенным настроением, ощущением легкости, прозрачности, необычности и т. д. и т. п. Такое сравнение, конечно, нацелено на образное, экспрессивное описание предмета, и если говорить о точности, то на точное (адекватное авторскому замыслу) чувственно-эмоциональное воздействие. Это художественная функция сравнения, которая реализуется в текстах художественной литературы.
В текстах СМИ сравнение полифункционально: прежде всего оно призвано сделать более понятным, более наглядным описание предмета; кроме того, сравнение должно сделать это описание более выразительным и, значит, интересным для восприятия читателя; наконец, сравнение в медиатексте выражает оценочное отношение автора к описываемому предмету, например:
Затерявшийся в пустыне иракский город Эрбилъ похож на столицу пиратов – что-то вроде средневекового Порт-Ройяля. Цены в гостиницах не уступают парижским, а стоимость квартиры в новостройках Dream City ("Город мечты") еще дороже, чем в Москве. Сходства с пиратской гаванью добавляет немыслимое количество авантюристов, предлагающих "карты сокровищ", только вместо островов, где зарыты сундуки с пиастрами, – "неразведанные" нефтяные участки (Аргументы и факты. 2009. № 9).
Деньги нужны. Это очень удобный посредник при обмене товаров на товар. Только электронные деньги (которые находятся на банковских счетах) воруют в таких масштабах… ни с чем не сравнить (Аргументы и факты. 2009. № 9).
Оценочное значение сравнения формируется за счет объекта сравнения. В первом из приведенных отрывков это значение неоднозначно. С одной стороны, слова траты, пиратская гавань, авантюристы обозначают реалии, которые, с точки зрения закона и права, заслуживают порицания, и это формирует негативный фон описания. С другой стороны, образ пиратов (флибустьеров и авантюристов) давно романтизирован художественной литературой (не случайна интертекстуальная перекличка с "Островом сокровищ" Р. Стивенсона) и кинематографом, так что отрицательная оценка значительно смягчена выраженным ощущением экзотичности описываемого. Во втором отрывке сравнение (его объектом служат все мыслимые масштабы воровства) служит средством усиления отчетливо выраженной отрицательной оценки ситуации, тогда как изобразительно-выразительные функции его гораздо менее значимы. В обоих случаях использованные авторами сравнения оправданы коммуникативными задачами: "украсить" текст, заинтересовать читателя, обозначить свое отношение к предмету речи и соответствующим образом воздействовать на адресата.
Сравнение становится средством речевой агрессии в том случае, если задачей автора является оскорбление, унижение предмета описания. Примеры таких сравнений представлены в следующих отрывках:
[По поводу критических отзывов о творчестве некоторых поэтов. – Авт.] Весь этот паскудный лет не что иное, как корчи гена "хомо советикуса", грохот тазов на кухне коммуналки. Когда три замечательных поэта хотят найти применение своим силам то тут же поднимаются вой и хеш, как на скотном дворе, куда принесли помои, но не всем они могут достаться. Раньше, когда вы переводили Мирзо Турсун-заде или нанайский эпос, никто вас ни в чем не упрекал, а сейчас вот Туркмен-баши чем-то всполошил весь курятник (Литературная газета. 2005. № 2–3).
Большая загадка, почему столь бессмысленному сериалу, как "Возвращение Титаника", решили снимать продолжение…Рубоповец с дурацким прозвищем Титаник <…> Дальше начинается такой бред, что ноют зубы <…> Актеров даже чуточку жаль из-за того, какой балаган им приходится разыгрывать <…> Главный герой – Титаник - похож скорее не на рубоповца, а на геолога, который вечно пьян. Женщины из окружения Титаника носят в волосах искусственные цветы и во время даже самого обыкновенного разговора так отчаянно извиваются, будто проходят кастинг на участие в порнофильме (Комсомольская правда. 03.02.2005).
В приведенных текстах не просто выражается отрицательная оценка. В качестве объекта сравнения выбирается нарочито низменный (таз, кухня коммуналки, скотный двор, "хомо советикус"), внушающий отвращение (помои), общественно порицаемый предмет или явление (вечно пьян, участие в порнофильме). Агрессивность усилена с помощью приема стилистической конвергенции. Стилистическая конвергенция – это скопление в каком-то участке текста стилистических средств одного или разных уровней для выполнения единой функции [см. КРР: 682]. В нашем случае оскорбительная оценка выражается в текстах не только сравнениями, но и оценочной лексикой, в том числе грубой (паскудный, бессмысленный, дурацкий, бред, балаган), а также метафорами (лай, курятник).
Агрессивный тон рассматриваемых текстов наносит очевидный ущерб их прагматической целенаправленности. Если говорящий дает оценку чему– или кому-либо и хочет убедить адресата речи в ее справедливости, то эта оценка должна производить впечатление объективной, а отправитель речи – восприниматься как лицо незаинтересованное. Столь экспрессивное, даже откровенно грубое выражение негативной оценки, какое представлено в вышеприведенных отрывках, демонстрирует прежде всего личную неприязнь авторов к объекту оценки и заставляет усомниться в их непредвзятости. Как следствие, у читателя формируется недоверие к оценочному содержанию текста.
Эффективным средством выражения оценки является метафора. Метафорой называют перенос наименования с одного предмета на другой на основании их сходства в каком-либо отношении (вой собаки -> вой ветра). В результате на базе прямого (первичного) значения слова развивается новое, образное, в основе которого лежит операция сравнения. Однако метафору называют скрытым сравнением, потому что в тексте отсутствуют операторы сравнения, о которых было сказано выше: сравнительные союзы, лексика, выражающая значение сходства или сравнения, творительный сравнения, компаратив и др. Это позволяет автору текста не указывать основания (признаки сходства) сравнения, ср.: блестящие, как золото, волосы - золото волос. Таким образом, метафора более лаконична, что делает создаваемый ею образ особенно емким, возбуждающим неожиданные, смелые ассоциации [см. Голуб 2002: 134; КРГ: 325].
Стилистика различает две разновидности метафоры: метафоры языка и метафоры речи (индивидуально-авторские, художественные, творческие). Языковые метафоры (потухший взгляд, поток информации, цены упали) не имеют конкретного автора. Отражая народное сознание, они автоматически употребляются говорящими в "готовом" виде, образ, лежащий в их основе, не ощущается. Основная функция этих метафор – номинативная, так что в целом "наша речь перенасыщена языковой метафоричностью" [КРГ: 325], хотя мы этого не замечаем. Речевые метафоры, напротив, отражают индивидуальное видение мира, они имеют автора, производят впечатление новизны, необычности [лишь медь торжественной латыни поет на плитах, как труба – А. Блок. Равенна). Речевые метафоры не обладают свойством воспроизводимости – они максимально обусловлены породившим их контекстом. Речевые метафоры, в отличие от языковых, прежде всего выполняют функцию выразительно-изобразительного средства и используются в художественных текстах для создания того или иного образа.
В текстах современных СМИ широко представлены метафоры языка, а вот индивидуально-авторские метафоры находят здесь ограниченное употребление. Изобразительно-выразительная функция языка в СМИ подчинена выполнению основной задачи – воздействию на адресата, с тем чтобы последний занял определенную мировоззренческую или нравственную позицию, сочувственно воспринял те ценностные установки, которые передает автор текста. Авторская метафора, употребляемая в медийном тексте, с одной стороны, должна быть выразительной, а с другой – достаточно простой, чтобы ее мог легко воспринять и понять массовый читатель, не отвлекаясь при этом от основного (информативного или аналитического) содержания текста.
Речевая метафора в СМИ нередко служит средством экспрессивного, а значит, наиболее действенного выражения оценочного содержания, причем чаще негативного, что объясняется повышенным вниманием СМИ к неблагополучным сторонам общественной действительности. И это вполне понятно: задача СМИ – способствовать улучшению жизни общества, вскрывая имеющиеся недостатки. В условиях, когда выражение отрицательной оценки становится самоцелью автора, метафора может придать тексту то, что мы называем речевой агрессией. Рассмотрим и сопоставим следующие примеры.
(1) Он [кризис. – Авт.] выставил на всеобщее обозрение того уродца, которого нам в течение 15 лет рекламировали как дитя российских реформ. Дитя оказалось капиталистическим недорослем, к тому же жадным, ненасытным и вороватым (Аргументы и факты. 2009. № 9).
(2) Что они, Ходорковский и К, для нашего страны такого сделали. кроме того, что по-наглому обчистили ее? Разорвали, как хищники, по частям все ее природные богатства… И пируют теперь стаями, захлебываются чужой кровью (Нижегородская правда. 26.02.2005).
(3) Но эфа и удав с НТВ [о ведущих т/п "Школа злословия". – Авт.] продолжают по-прежнему ядовито жалить и душить телезрителя в своих объятиях, не расставаясь с изрядно полинявшей змеиной кожей (Литературная газета. 2005. № 4).
Мы выделили метафоры, выражающие негативную оценку. В тексте (1) эта оценка обращена на предмет собирательного характера – современную российскую экономику, включая и неопределенных лиц, активно ее формирующих. Слова, образующие метафору, относятся к нейтральной лексике и содержат оценочную сему уже в своем лексическом значении. Все это позволяет автору выразить негативную оценку открыто, достаточно категорично, но в то же время спокойно (в констатирующей тональности), так что говорить о речевой агрессивности в данном случае нет оснований. В тексте (2) оценивается социально-экономическая деятельность конкретного человека и людей, по мнению автора, подобных ему. Для этого автор привлекает образ кровожадного хищника, апеллируя таким образом не к разуму, а прежде всего к эмоциям адресата и тем отрицательным ассоциациям, которые с этим образом связаны. Текст оказывается перенасыщенным негативной риторикой: помимо развернутой метафоры здесь используется оценочное сравнение и просторечная оценочная лексика (по-наглому, обчистили), что и придает ему агрессивную воинственность: хищник, терзающий жертву, должен быть уничтожен. "Звериная" метафора представлена и в тексте (3), где автор оценивает уже совершенно конкретных людей – телеведущих. В метафорическом контексте употребляются названия и атрибуты опасных змей – животных, обычно вызывающих у людей страх и инстинктивное отвращение. Метафоры этого рода делают оценку не просто категоричной и экспрессивной, а оскорбительной.
В основу негативной метафоры может быть положено образное переосмысление внутренней формы слова (его этимологии). Например, автор статьи о телешоу "Бабий бунт" начинает свой материал таким образом:
Само слово "бунт" исходит от немецкого "Buncl", то есть "союз, объединение для выживания и достижения означенных целей". Короче - стая (Г. Кемоклидзе // Литературная газета. 2007. № 43).
Журналист сознательно идет на нарушение логики: "союз" и "стая" – это все-таки разные вещи, хотя в обоих случаях значимыми оказываются чувства, эмоции членов объединения, в поведении бунтующих, как и в поведении стаи, присутствует элемент стихийности. Но такая "трансформирующая" апелляция к ВФ позволяет журналисту сразу создать негативный образ агрессивных, озлобленных, подчиняющихся "темным инстинктам", а не разуму участниц шоу "Бабий бунт". Делая в дальнейшем "звериную" метафору развернутой, автор использует характерные слова и выражения: жертва, зафлажкованный самец, четверка коварных самок, стая без вожака (вожачки), оказался не по зубам дамской стае, кидается, набрасывается и др., закрепляя и усиливая отталкивающий образ женщины.
Исследователи отмечают активную эксплуатацию в текстах СМИ метафоры "войны", которая может вызвать эффект агрессии. Обратимся к следующему отрывку, где автор выражает оценку действиям некоего "мирового правительства" в связи с опасными "международными" эпидемиями:
Нынешняя тактика весьма схожа с экологической "шизофренизацией сознания" советского народа нитратами, сальмонеллезом, сероводородом и т. д. Союз развалили – принялись за планету. Сначала коровьим бешенством шандарахнули. Затем атипичного пневмонией грохнули по мозгам. Следом птичий грипп в атаку послали. Теперь свинючий громко хрюкает. Кошмарят без передышки (Комсомольская правда. 25.06–02.07.2009).