...
10 февраля того же года.
Сергей, сидя в кабинете, корректировал свои планы в электронной записной книжке. Закончив, он, не торопясь, навел порядок на столе, надел пальто, шарф, взял в руки "дипломат", погасил свет, запер дверь и аккуратно спрятал ключи в карман брюк. Он еще немного постоял, мысленно координируя дальнейшие действия, и только после этого направился к выходу по ворсистой ковровой дорожке длинного коридора Министерства иностранных дел.
Подойдя к своему "БМВ", он открыл дверь, положил на сиденье "дипломат", снял пальто, повесил его на плечики и сел за руль. Дорога к дому Рязановых заняла больше часа: аптека, супермаркет, рынок, цветочный магазин.
Припарковав автомобиль, Сергей достал из багажника два больших кулька, букет цветов, тщательно упакованный от мороза в целлофан, и вошел в подъезд столь дорогого для него дома.
Дверь открыла Мария Николаевна. Она не скрывала радости:
– Здравствуйте, Сереженька!
– Добрый вечер, Мария Николаевна! Я тут кое-что привез…
– Ну что вы! Так неудобно вас обременять!
– Пустяки. Наташа просила лекарство для Мишеньки и творог. Творог я брал на рынке – можете спокойно ему давать.
– У меня нет слов! Ваша мама должна вами гордиться!
– Спасибо. А где Наташа?
– В комнате. Консультируется с врачом, которого вы порекомендовали.
– Я пройду?
– Конечно, конечно!
Сергей, стараясь не шуметь, прошел в коридор и дальше в комнату Наташи. Мария Николаевна принялась деловито разбирать покупки.
За этим занятием ее и застала Саша:
– Я так и знала! – на хорошеньком личике девушки отразилось презрение. – Он уже начал вас покупать!
– Прикуси язык! – рявкнула Мария Николаевна. – От кого же нам еще ждать помощи?
– Разве Глеб не передает деньги?!
– Эти крохи?! Их едва хватает, чтобы не умереть с голоду.
– Это неправда! Ты просто всегда его ненавидела!
– Не смей мне грубить! Ты еще никто!
Послышались голоса и в кухню вошли Наташа и доктор.
– Ну, что? – обеспокоенно спросила Мария Николаевна.
– Доктор говорит, что кризис миновал, слава богу! – успокоила ее Наташа.
– Главное, чтобы мальчик не простудился повторно, – вставил доктор.
– Мы проследим! – заверила Мария Николаевна.
– Просто четко следуйте моим инструкциям, – врач протянул Наташе небольшой листок бумаги. – Приколите на видном месте и ничего не упустите. Все будет хорошо.
Наташа подошла к матери и шепнула:
– Надо бы дать денег. Я не могу. Мне неудобно.
Мария Николаевна, нимало не смущаясь, обратилась к врачу:
– Что мы вам должны, доктор?
– Ради бога! Ничего! Мы с Сергеем Дмитриевичем все решили. Там на рецепте мой телефон. До свидания!
Из комнаты донесся детский смех. Наташа улыбнулась и про себя отметила:
– Сережка нравится моему сыну!
Заметив улыбку на лице сестры, Саша подчеркнуто жестко сказала:
– Между прочим, у Миши есть отец!
Мария Николаевна молниеносно парировала:
– У него никогда не было отца! Одно звание!
– Я просила тебя так не говорить! – сухо сказала Наташа и направилась в свою комнату.
Мария Николаевна, плохо скрывая раздражение, буркнула Саше:
– Лучше поставь цветы в воду!
* * *
Мишутка не мог скрыть своей радости по поводу ухода врача. Он решил отметить это событие "опытами" над Сергеем: снял с него очки и стал пробовать на прочность его нос и уши. Наташа остановилась в дверях, молча наблюдая за происходящим. Она почувствовала, как ее охватывает волна спокойствия и благодарности.
Сергей заметил Наташу и смущенно улыбнулся.
* * *
Наплывом из темноты снова проступило тело утопленника и исчезло…
* * *
...
28 февраля того же года.
Глеб лежал ничком, уткнувшись лицом в подушку. Уже давно звонили в дверь, но он не реагировал. Когда начали стучать, Глеб пошевелился, медленно поднялся с кровати и босиком прошлепал в прихожую.
На пороге стоял друг детства Штейн:
– Ты опускаешься в пучину все глубже и глубже, и скоро она поглотит тебя целиком!
– Принес?
– А кто еще придет к тебе по первому зову, как ни я?!
Штейн достал из кармана пальто бутылку коньяка, банку шпрот и, поморщившись, спросил:
– Как ты можешь закусывать коньяк шпротами?
– Коньяк как нельзя лучше разжижает мозг, – сказал Глеб, – и тогда шпротам в этой акватории сподручнее плавать. Согласись, это красиво! Рыба ведь – чистый фосфор! Скоро я ничего не буду соображать, зато буду светиться!
Увидев озадаченное выражение на лице друга, Глеб счел нужным добавить:
– Я думаю, что моя страсть к рыбной закуске – это компенсация панической боязни воды. Я – единственный из всех знакомых мне людей, не умеющий плавать! Мне стыдно!
Он налил коньяк в стакан, выпил и закусил шпротой. Это было похоже на иллюстрацию к вышесказанному.
Штейн скептически наблюдал за Глебом, скрестив руки на груди.
– Друг, я снова сделал глупость, – тяжело вздохнув, признался Глеб, наливая новую порцию коньяка. – Подписал на работе какие-то бумаги…
Штейн упорно молчал, и Глебу ничего не оставалось, как продолжить:
– Знаешь, какой мой главный недостаток? Я не могу сказать "нет!"
Штейн неодобрительно покачал головой:
– Кореш, ты гибнешь! Гибнешь, а мне тебя не жаль! Нет – не жаль!
– Это почему же?
– Потому! – отрубил Штейн. – Вспомни, разве кто-то заставлял тебя делать что-то противное твоему Я? Заставлял?! А какая у тебя фамилия? А?! Рязанов? Нет?! Так какая же?
Глеб опустил голову на грудь.
– Ты забыл свою настоящую фамилию! – кипятился Штейн. – Ты мечтал быть военным, а стал "нужным кадром"! Ты бредил балериной, а женился на барышне, не способной оторвать задницу от паркетного пола "рязановской" квартиры! Теперь я читаю в твоих глазах нечто новое!
– Ты о чем?
– О том, что теперь ты подумываешь об эффектном "конце"! Разве не так?!
Глеб молчал. Штейн налил себе коньяка, залпом выпил и негромко сказал:
– Я все думал: кого ты мне напоминаешь?
– И кого же?
– Толстовского Федю!
– Кого?
– Федю Протасова из "Живого трупа".
– Я плохо помню.
– Пить надо меньше!
– Наливай!
Они выпили.
– Так что этот Федя?
– Он тоже мучился и не понимал почему. Нет, вру! Он понимал: царская эпоха, ханжеские устои общества, ложь – все это его утомляло. Он запил, загулял, спустил все состояние, увлекся цыганкой…
– И что?
– И плохо кончил!
– М-да! Похоже! За небольшим исключением…
Они помолчали.
– Штейн, – тихо спросил Глеб, – что же ты посоветуешь старому другу?
Штейн прикурил новую сигарету и смачно затянулся.
– Ты считаешь себя человеком долга и не можешь все бросить – ведь так?!
Глеб беспомощно развел руками, давая понять, что друг абсолютно прав. Штейн взял бутылку, повертел ее в руках, плеснул янтарной жидкости в оба стакана:
– Знаешь, в шахматах есть такой термин – цугцванг! Это позиция, в которую попадает игрок, и какой бы ход он ни сделал, все будет ему во вред! Ты в цугцванге! И ты погибнешь, если…
– Что если?
– Если не исчезнешь, не испаришься, не улетучишься…
– В каком смысле?
– Знаешь, что сделал в такой же ситуации Федя? Он утонул!!!
* * *
...
В тот же день.
Света еще и еще раз набирала номер мобильного телефона Глеба и уже с раздражением слушала однообразное:
– Ваш абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже.
* * *
...
4 марта того же года.
Воскресное утро в загородном доме Чалых началось не так, как обычно. По традиции все обитатели дома вели себя чинно, предупредительно, размеренно, словом, все согласно "протоколу". Но только не сегодня.
Сергей сосредоточенно смотрел в зеркало, стараясь завязать галстук идеально ровным узлом, когда в комнату вошла его мама – Раиса Никитична:
– Сережа, я надеюсь, что, несмотря на торжественность момента, ты не забыл позавтракать?
– Ну что ты, мамочка, конечно не забыл.
– Извини, но в последнее время, ты, как мне кажется, стал изменять своим привычкам. А для человека твоей профессии – это недопустимо!
– Во-первых, на службе это никак не отражается, а во-вторых, я уже давно вырос, мама! – Сергей раздраженно затянул галстук. – Я вправе строить свою жизнь так, как считаю нужным! Вправе сам выбирать друзей и вправе жениться на ком хочу!
– Мне смешон твой "бунт на корабле"!
– Двадцать лет я люблю одну и ту же женщину! Так почему, когда она ответила мне тем же, я не могу на ней жениться?! – возмутился Сергей.
– Милый мой, – недовольно покачала головой Раиса Никитична, – ты прямой потомок знатного рода Чалых и должен чтить традиции пяти поколений дипломатов. Долг и честь – девиз твоих предков! Осмелюсь напомнить, что твой долг – служить отечеству, а честь, дорогой мой, нужно беречь! Я не имею ничего против этой женщины, но о какой чести может идти речь, если она – жена твоего друга?
– Они давно не живут вместе. Развод – это формальность!
– Сережа, как вы будете жить? Ведь у них общий ребенок! Глеб захочет с ним видеться. Он будет вмешиваться в процесс воспитания. Начнутся дрязги! В такой ситуации ты будешь иметь бледный вид!
– Мы все – интеллигентные и воспитанные люди! Мы найдем компромисс!
– Вот ты и произнес это сакраментальное слово – "компромисс"! До сих пор ты жил честно и открыто, как все мужчины в нашем роду, а теперь ты вступаешь на неведомую и ненадежную тропу компромиссов. В конце концов, тебе придется пойти на сделку с собственной совестью!
– Мамочка! Ну что ты делаешь? – Сергей умоляюще смотрел на мать. – Зачем ты омрачаешь действительно праздничный для меня день?
Сердце "железной леди" дрогнуло, и глаза ее увлажнились:
– Я не враг тебе! Просто хочу, чтобы все было правильно. – Она взяла голову сына в ладони, окинула любящим взглядом и поцеловала в лоб.
"Как Мадонна, – подумала Раиса Никитична, – поцеловав сына в чело, отдала человечеству".
– Я еду за Наташей, – улыбнулся Сергей. – К обеду мы будем!
Когда машина Сергея выехала за ворота, Раиса Никитична неторопливо подошла к телефону и набрала номер:
– Доброе утро, Николай Николаевич! Ради бога простите, что беспокою в воскресенье, но мне необходима ваша помощь!
* * *
Светлана позвонила Глебу скорее по привычке – не ожидая ответа, но в трубке послышалось:
– Говорите!
– Любимый! – воскликнула девушка. – Куда ты пропал? Я же волнуюсь! Где ты?
– Я в ж… в норе, милая, прелестная балеринка!
– В какой норе? О чем ты?
– В той норе, в которой мне самое место… Можно было бы выразиться и покрепче!
– Глеб!
– Успокойся, родная. Я дома!
– Почему ты прячешься от меня? Я сделала что-то не так?
– Все так! Ты ни в чем не виновата, все дело во мне!
– Давай встретимся, поговорим… Я помогу тебе!
– Мы обязательно встретимся! Я перезвоню попозже. Пока.
Глеб нажал на кнопку отбоя и отложил телефон. Его взгляд рассеянно скользнул по страницам раскрытой книги, лежащей перед ним. Как в замедленной съемке его рука закрыла фолиант и потянулась к бутылке с коньяком. На обложке книги роскошным тиснением было выведено:
...
Лев Толстой. "Живой труп".
* * *
Вновь возник утопленник и исчез.
* * *
...
В тот же день.
Николай Николаевич входил в ворота дома Чалых уже через 15 минут после звонка. Раиса Никитична встретила его на крыльце, с выражением "смиренной печали". Николай Николаевич с достоинством поднялся по ступенькам. В его облике все еще сквозило то положение, которое он занимал в прошлом, – 5 лет он проработал министром иностранных дел.
"Железная леди" изящным жестом протянула гостю руку:
– Николай Николаевич, вы по-прежнему образец для подражания – так быстро приехали!
– Ваш призыв для меня закон! – ответил гость, галантно коснувшись губами протянутой руки. И, как искусствовед, окинув взглядом стройную фигуру Раисы Никитичны, добавил:
– Время не властно над вами!
Женщина одарила гостя царственной улыбкой:
– Благодарю. Вы очень любезны.
Николай Николаевич выдержал приличествующую в таких случаях паузу и вежливо осведомился:
– Чем могу быть вам полезен, дорогая?
– Ах, Николай! – от волнения Раиса Никитична забыла про отчество. – Я потревожила вас, так как после кончины Дмитрия никого ближе у нас нет! Для Сережи – вы практически отец!
– Что случилось?
– Я в отчаянии…
* * *
Сергей с огромным букетом темно-красных роз вошел в квартиру Рязановых. Все семейство, кроме Наташи, высыпало ему навстречу. Сергей, скромно улыбаясь, поздоровался с присутствующими:
– Добрый день, Мария Николаевна, Сашенька, Миша!
Мишаня восторженно бросился к Сергею, но на полпути, вспомнив что-то, остановился, сложил руки по швам и поклоном головы поприветствовал гостя. Сергей ответил тем же.
– Молодец, Миша! Запомнил все, чему я тебя учил! – похвалил он мальчика. – Именно так приветствуют друг друга дипломаты. Кстати, у настоящих дипломатов случаются дни, когда их награждают за хорошую службу! Сегодня тебе, Михаил, полагается награда – высший орден детской дипломатической службы: медаль из чистого шоколада! Ура!
Михаил достойно принял "награду" и только потом дал волю чувствам, крепко обняв Сергея за колени – выше достать не мог.
За этой сценой с умилением наблюдала Мария Николаевна и, с плохо скрываемой неприязнью, Саша.
Сергей поцеловал Мишу в стриженую макушку там, где топорщился забавный вихор, и, обернувшись к Марии Николаевне, спросил:
– А Наташа еще не готова?
– Конечно, готова! Сейчас она выйдет! На-та-ша!
В комнату вошла Наташа. Она была невероятно хороша: с новой прической, легким макияжем, в подчеркивающем фигуру изумрудном платье. Сергей в немом восторге уставился на любимую женщину.
– Здравствуй, Сережа! – улыбнулась Наташа, довольная произведенным эффектом.
– Здравствуй! – промямлил Сергей, чувствуя себя неопытным школьником. – Ты потрясающе выглядишь!
– Спасибо… Ну что, мы идем?
– Конечно! – спохватился Сергей, – нас уже ждут!
Наташа нерешительно взглянула на мать, как бы спрашивая разрешения. Мария Николаевна, с трудом сдерживая слезы, кивнула:
– Помогай вам Бог!
* * *
Раиса Никитична с грустью смотрела на Николая Николаевича:
– Я думаю – это неотвратимо! Он весь в отца: молчит и делает!
– Я могу с ним поговорить, найти аргументы.
– Нет, это не поможет! Я прошу вас о другом: спасите Сереженькину репутацию! Муж этой женщины – Глеб, друг Сергея. С младых ногтей они знают друг друга – учились в одной школе. Мне не интересно, что там между ней и Глебом произошло, но они до сих пор в браке! Нужен быстрый и мирный развод с неукоснительным выполнением определенных условий. Например: ребенок! Я всегда мечтала о внуках… о своих, конечно, но меня можно не принимать в расчет. Отец у ребенка должен быть один! Отец, который будет для мальчика примером и сможет указать ему дорогу в жизни! Вы меня понимаете? Я боюсь, что дитя невольно может стать предметом шантажа!
– Шантажа? Со стороны кого?
– Глеба, конечно! Правда, он всегда производил впечатление интеллигентного и разумного человека, но обстоятельства… кажется, он выпивает!
Раиса Никитична нервно обхватила себя руками:
– Ах, Николай Николаевич, дорогой, я так боюсь скандалов, которые повредят Сереже. Он достиг хорошего положения, но оно так шатко в наше время. Вы согласны?
– Да, карьера – женщина легкоранимая! – согласился бывший министр. – Но не тревожьтесь, дорогая, за время службы в нашем департаменте я привык разруливать самые критические ситуации! Для начала я возьму на себя наиболее ответственный сегмент проблемы – Глеба! Я найду аргументы, дабы склонить его к миру! Поверьте, все будет хорошо!
– Я перед вами в неоплатном долгу!