Козловский. Я же говорю, товарищ майор. Проверяю посты. Ну что ж, что не моя рота? Мы, политработники, обязаны всюду иметь глаз.
Васин. Политработа тут ни при чем. Это не ваша рота. Извольте ответить, что вы здесь делаете, я вас в последний раз спрашиваю.
Козловский(вдруг решившись). Александр Васильевич!
Пауза.
Дядя Саша!
Васин. Бросьте глупые шутки. Племянник!
Козловский. Да, племянник.
Васин. У меня нет племянника Василенко.
Козловский. Да, но у вас есть племянник Николай Козловский. Коля.
Васин. Так.
Козловский. Александр Васильевич, я вам сейчас все объясню.
Васин. Так. Я слушаю.
Козловский. Вы меня плохо помните?
Васин. Да. Плохо.
Козловский. Но вы вспомните Николаев, вспомните, как вы бывали у мамы на Трехсвятской улице. Мне тогда было пятнадцать.
Васин. Вы что, действительно мой племянник?
Козловский(торопливо). Действительно. Действительно. Я с вами поэтому и говорю сейчас так. Я же мог бы ничего не сказать.
Васин. Что вы здесь делали?
Козловский. Я… я буду говорить с вами начистоту. Вы должны понять меня, как бывший офицер, как дядя, как брат моей матери, наконец.
Васин. Ну? Я вас слушаю.
Козловский. Я хочу вас спасти. Немцы завтра же предпримут последнюю атаку города. Мы все погибнем. И вы погибнете, если…
Васин. Если что, разрешите узнать?
Козловский. Если я не спасу вас и себя. Зачем вам погибать? Вы же с ними ни душой, ни телом. Зачем?
Васин. Вы затем и явились сюда под чужой фамилией, чтобы меня спасти?
Козловский. Нет, не буду лгать. Не только за этим. Но и за этим. Да, за этим. Я знал, что вы здесь.
Васин. Что же вы мне предлагаете?
Козловский. Спастись.
Васин. Позвольте спросить: как?
Козловский. К утру переплыть туда. Вместе - вы и я. Вас хорошо встретят, я вам ручаюсь. Они поймут, что вы только по необходимости… Я уже говорил там о вас.
Васин. Говорили?
Козловский. Да, говорил. Я говорил, что у меня здесь дядя, что он нам не враг и что его нужно спасти.
Васин. Так. А сюда вы зачем пришли?
Козловский. Оттуда переплывал человек. Я с ним говорил… Я хотел переправиться туда с вами под утро и договорился об этом. Я все равно хотел отсюда идти к вам, так что даже лучше, что мы встретились здесь.
Васин. Весьма возможно.
Козловский. Вы согласны?
Васин. Мне надо подумать.
Козловский. Соглашайтесь. Другого выхода все равно нет. Ну, вы выдадите меня - и меня расстреляют. Я смерти не боюсь, иначе я не переправился бы сюда. Но что из этого? Погибну я - через полдня погибнете вы: я - от руки русских, вы - от руки немцев. Зачем вам это? Зачем вы на этой стороне? Что вам хорошего сделали они, чтобы из-за них губить и себя и меня? Если бы не все это, не эта революция, вы бы давно имели покой, уважение, были бы генералом, наконец. Но даже не в этом дело. Дело в том, чтобы спастись. Понимаете вы это или нет?!
Васин. А вы точно знаете, что завтра предстоит атака?
Козловский. Да. Точно.
Васин. Хорошо. Пойдемте в штаб и там у меня спокойно обсудим, как лучше все это сделать.
Козловский. Что ж тут обсуждать?
Васин. Как что? Вы говорите со мной, как мальчишка. Если это делать, то делать как следует. Надо захватить штабные документы, карты. Если переходить, надо переходить так, чтобы это ценили; делать это, как взрослые люди, как офицеры наконец, а не как какая-нибудь дрянь. Неужели вы этого не понимаете?
Козловский. Да. Вы совершенно правы, но…
Васин. Боитесь, что я вас там выдам? Я мог бы сделать это и здесь, не таская вас в штаб. Не валяйте дурака. Кстати, вот вы - так называемый разведчик, а вы знаете, что сегодня через полчаса у Южной балки туда должна переходить Апощенко? Вы сообщили это вашему лазутчику? Не догадались?
Козловский. Нет, догадался. И сообщил. Вы обо мне слишком плохо думаете.
Васин. Если так, то хорошо.
Входят сержант и красноармеец.
Товарищ сержант, я снял с поста часового. Тут кто-то подплывал к берегу. Я слышал всплески, а он ничего не слышал - проспал. Замените другим.
Караульный начальник. Есть, товарищ майор.
Васин(Козловскому, взглянув на часы). До рассвета осталось всего три часа, пошевеливайтесь!
Васин и Козловский скрываются.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Штаб Сафонова. Ночь. За столом, очевидно, после ужина, - Глоба, Панин, лейтенант. Шура убирает со стола. Глоба мурлычет себе под нос. Молчание. Лейтенант, вынув из кармана гимнастерки фотографию, разглядывает ее.
Глоба. Это что у тебя?
Лейтенант. Девушка.
Глоба. А ну, дай.
Все молча по очереди смотрят на карточку.
Интересная из себя. (Передает Панину.)
Панин. Да, красивая. (Отдает лейтенанту.)
Лейтенант. Полгода не видел. Забыла уже, наверно.
Глоба. Дай-ка! (Смотрит еще раз. Отдает карточку.) Нет, не забыла.
Лейтенант. Не забыла?
Глоба. Факт. Очень симпатичная девица. Полное доверие у меня лично вызывает. Не забыла. Ты и беспокоиться брось.
Лейтенант(смотрит на карточку, Панину). А у вас есть, товарищ старший политрук?
Панин. У меня? Где-то есть.
Лейтенант. Показали бы.
Панин. Далеко где-то.
Лейтенант. Показали бы.
Панин(роется в карманах, вынимает карточку). Измялась вся.
Лейтенант(смотрит). Ишь какая! (Перевертывает.) Простите, тут письмо. Я случайно…
Панин. Ничего, тут ничего, собственно, не написано.
Лейтенант. А глаза какие! Эта - ждет! Эта непременно ждет…
Входит Сафонов.
Сафонов.(отряхиваясь). Первый снег пошел.
Пауза.
Что, дом вспомнить потянуло? Далеко теперь твой дом, а, писатель?
Панин. Далеко.
Сафонов. Глоба, а твоя где фотография? Не вижу.
Шура. А ему, по его характеру, целый альбом нужно возить.
Глоба. Вот это уж неверно, Шурочка. Человек я, правда, холостой, но чтобы целый альбом возить - это нет. Если возить фотографию, так это уж надо одну какую-нибудь, чтобы сердце билось при взгляде, - например, хотя бы вашу. Но вы же мне не подарите?
Шура. Нет, не подарю.
Глоба. Ну, вот видишь. Хотя у капитана, впрочем, тоже нет фотографии. То есть она могла бы тут с ним рядом сидеть, да он все отсылает ее от себя.
Сафонов. Ты не трогай этого. Знаешь же, что больше некого…
Глоба. А хотя бы меня.
Сафонов. Твое время еще придет. Я тебя на крайний случай держу.
Глоба. Это на какой же такой крайний случай?
Сафонов. А вот если пропадет она, ты пойдешь.
Молчание.
Теперь еще отсидеться два дня - и порядок. (Панину.) И придется тебе, начальник особого, сдать свои дела и опять в писатели податься.
Панин. Да, в газете уже, наверное, думают, что пропал их собственный корреспондент…
Быстро входит Васин, за ним Козловский.
Васин. Товарищ капитан, переправилась Апощенко?
Сафонов(взглянув на часы). При мне нет, но сейчас уже, должно быть… А что?
Васин. Где, у Южной балки?
Сафонов. Да, а что?
Васин. Товарищ лейтенант, соедините со второй ротой! Быстро!
Козловский, стоящий рядом с Васиным, хватается за наган, но Васин, незаметно следивший за ним, поворачивается, перехватывает его руку и вывертывает ее. Наган падает.
Сафонов. В чем дело?!
Васин. Сейчас. Товарищ Панин, выведите его отсюда.
Панин(отворив дверь в соседнюю комнату). Идите.
Козловский не двигается.
Ну!
Козловский и Панин выходят.
Сафонов. Что случилось, Александр Васильевич?
Васин. Сейчас. (Лейтенанту.) Соединили?
Лейтенант. Есть. Соединил.
Васин(в телефон). Задержите Апощенко, если еще не переправилась… Я спрашиваю: переправили или нет?..
Пауза.
Я знаю, о чем можно по телефону разговаривать и о чем нельзя. Переправили или нет?.. Понятно. (Положив трубку.) Переправили. Опоздал.
Сафонов. Александр Васильевич, может, объяснишь все-таки?
Васин. Так точно. Сейчас объясню. (Кивает на дверь, в которую увели Козловского.) Вот этот мой племянник объяснит. Пойдемте.
Сафонов и Васин проходят в соседнюю комнату.
Шура. Иван Иваныч!
Глоба. Ну?
Шура. Что же это? Неужели пропадет Валечка? А?
Глоба(угрюмо). Молчи.
Шура. Неужели пропадет?
Глоба. Молчи.
Шура. Неужели вам даже сейчас не жалко, что пропадет?
Глоба(хватив кулаком по столу). Молчи об этом. Не будет этого!
Сафонов(показывается в дверях). Глоба!
Глоба. Да?
Сафонов. Глоба, одевайся в штатское, скорей. Где оно у тебя?
Глоба. На медпункте.
Сафонов. Беги.(Закрывает дверь.)
Глоба. Вот и пришел мой крайний случай, Шурочка. (Идет к двери, оборачивается.) Там у тебя, наверно, из-под одеколона пузырек есть, так ты мне водки в него приготовь, чтобы, как переплыву, греться было чем. (Выходит.)
Шура(подходит к столу, где стоит ее машинка, роется в ящиках, достает флакон, задумчиво смотрит на него). Валечкин. Осталось немножко… Все равно теперь…
Входят Сафонов, Васин, за ними между Паниным и красноармейцем Козловский, без пояса, в гимнастерке с сорванными петлицами.
Сафонов. Глоба ушел?
Шура. Да.
Сафонов. Хорошо. (Васину.) Ну что ж. Надо кончать. По-моему, все ясно.
Васин. Я не видел его четырнадцать лет, и он значительно изменился. Но все-таки, очевидно, мог бы узнать… если бы был внимательнее. Готов за это понести ответственность.
Сафонов. Да что там ответственность, Александр Васильевич. Подумаешь, из-за такой сволочи расстраиваться. Ну, племянник он тебе, ну и шут с ним. Расстреляем - и не будет у тебя племянника. Товарищ Панин! Составь протокол. Покороче. Ему до утра незачем жить, лишнее ему жить до утра. Понятно?
Панин. Понятно.
Красноармеец. Пойдем!
Козловский(проходя мимо Васина). Я умру, но будете вы прокляты!.. Вы… вы мне не дядя… вы…
Сафонов. Конечно, он тебе не дядя. Кто же захочет быть дядей такой сволочи?
Панин, красноармеец и Козловский выходят.
Васин. Я подам рапорт, товарищ капитан, и буду просить расследовать это дело, со своей стороны…
Сафонов. А иди ты со своим рапортом, Александр Васильевич. Нам с тобой некогда рапорты писать, нам еще завтра драться нужно. (Опускает голову на стол, молчит.)
Васин. Что с вами, Иван Никитич?
Молчание.
Сафонов(глухо). Про мост она им не скажет, это мы поправим. Глобу пошлем. Она не скажет… А если… Все равно не скажет. А ты понимаешь, Александр Васильевич, что это значит - не скажет?
Входит лейтенант.
Лейтенант. Товарищ капитан, самолет из армии вымпел сбросил. Примите.
Сафонов. Из армии? Давно я приказов не получал, устала у меня голова от самостоятельных действий. (Читает приказ.) Да, вот какое дело. Видно, придется нам, Александр Васильевич, отложить эту мысль насчет в живых остаться. Армия нам поможет - это безусловно, но и мы ей, выходит, тоже помочь должны. Что ж, придется мост отставить, отставать придется мост, Александр Васильевич.
Васин. Отставить?
Сафонов. Отставить. (Протягивает Васину приказ.) Лейтенант! Позвони командирам, кто на месте есть, скажи, я собираю.
Лейтенант уходит.
Прочел, Александр Васильевич?
Васин. Так точно. Ну что ж, Иван Никитич, авось нас никто не попрекнет: будем живы - не попрекнут, умрем - тоже не попрекнут.
Входит Панин.
Сафонов. Ну что, закончили?
Панин. Да. А насчет протокола…
Сафонов. Не надо. Эти подробности мне теперь лишние. Панин, вот получил я приказ. Александр Васильевич, давай карту! Армия к лиману подходит. Немцы находятся прижатые к воде. И что была наша мысль взорвать мост у них в тылу, так теперь мысль эта неправильная. Приказано оставить город, собрать все силы и захватить мост, хотя бы на два часа, до подхода наших частей. Чтоб они по этому мосту потом дальше могли идти. Это решение командования, оно глядит в будущее.
Панин. Ясно.
Сафонов. Ясно, но тяжело. Придется нам с тобой, Панин, с людьми говорить. Потому что взорвать мост - это пустяки рядом с тем, чтобы взять мост. Потому что люди устали. Они уже надеялись, что им переждать теперь два дня, пока наши придут, и все. А им еще надо теперь мост брать, жизнь свою класть за этот мост. Это объяснить надо людям. Понимаешь, Панин?
Панин. Объясним.
Сафонов. Это вроде как человек воюет полгода, потом ему отпуск завтра дают, а перед отпуском за два часа говорят: иди опять в атаку. Для него эта атака самая тяжелая. Сделаем, но тяжело. Мост - это я лично на себя беру, а ты, Александр Васильевич, возьмешь легкие орудия и у Южной балки будешь вид делать, что вдоль лимана прорваться хочешь. Но такой вид делать, Александр Васильевич, чтобы похоже было, чтобы они про мост забыли, совсем забыли, чтобы на тебя все внимание обратили.
Васин. Значит, демонстрация?
Сафонов. Да, демонстрация. Но только ты забудь это слово. Люди всерьез должны у тебя идти: это не всякий выдержит, чтобы знать, что без надежды на смерть идешь. Это ты можешь выдержать, а другой может не выдержать. Вот Панин с тобой пойдет за комиссара.
Васин. Я только опасаюсь, что они не попадутся на эту удочку.
Сафонов. Попадутся, я так придумал, что попадутся.
Входит Глоба в штатском.
Вот Глоба поможет, чтобы попались. Иди сюда, Глоба!
Глоба встает перед ним.
Вот какое дело. Пойдешь на ту сторону, найдешь Василия, передашь ему, что взрыв моста отставить. Ясно?
Глоба. Ясно.
Сафонов. Сделаешь это…
Глоба. И обратно?
Сафонов. Нет, сделаешь это и… потом пойдешь в немецкую комендатуру.
Глоба. Так.
Сафонов. Явишься к немецкому коменданту или кто там есть из начальства, скажешь, что ты есть бывший кулак, лишенец репрессированный, в общем, найдешь, что сказать. Понятно?
Глоба. Понятно.
Сафонов. Что угодно скажи, но чтобы поверили, что мы у тебя в печенках сидим. Понятно?
Глоба. Понятно.
Сафонов. Так. И скажешь им, что бежал ты сюда от этих большевиков, будь они прокляты, и что есть у тебя сведения, что ввиду близкого подхода своих частей хотим мы из города ночью вдоль лимана прорваться у Южной балки. Ясно? И в котором часу, скажешь. Завтра в восемь.
Глоба. Ясно.
Сафонов. Ну, они тебя, конечно, в оборот возьмут, но ты стой на своем. Они тебя под замок посадят, но ты стой на своем. Тогда они поверят. И тебя держать как заложника будут: чтобы ежели не так, то расстрелять.
Глоба. Ну, и как же выйдет; так или не так?
Сафонов. Не так. Не так, Иван Иванович, выйдет не так, дорогой ты мой. Но другого выхода у меня нету. Вот приказ у меня. Читать тебе его лишнее, но имей в виду: большая судьба от тебя зависит многих людей.
Глоба. Ну, что же.
Пауза.
А помирать буду, песни петь можно?
Сафонов. Можно, дорогой, можно.
Глоба. Ну, коли можно, так и ладно. (Тихо.) В случае чего, встречусь я с ней там, на один цугундер посажены будем, - что передать, что ли?
Сафонов. Что же передать? Ты ей в лицо посмотри: если увидишь, что ей, может, это ни к чему, то не говори, а если увидишь - к чему, то скажи: просил Сафонов передать, что любит он тебя. И все.
Глоба. Хорошо. Говорят, старая привычка есть: посидеть перед дорогой, на счастье. Давай-ка сядем.
Все садятся.
Шура!
Шура. Да.
Глоба. Ну-ка, мне полстаканчика на дорогу.
Шура наливает ему водки.