4
А вот вечер в семье Кати. За столом Мать и Отец.
ОТЕЦ. Завтра восьмой гейм седьмого сектора в юго-западной подгруппе интербола.
МАТЬ. Ты играешь?
ОТЕЦ. Нет. Хотя у меня хорошие шансы. Я чувствую: это мой момент. Но игра записана на нас двоих. Если ты дашь мне свою часть шифра, я буду играть один и выиграю.
МАТЬ. А на двоих ты не хочешь играть?
ОТЕЦ. Нет. Если я выиграю, это будет пополам. И ты станешь счастливой. А я не хочу тебя делать счастливой.
МАТЬ. Но ты сможешь уехать. Ты выкупишь свой семейный срок до самого конца – и свободен.
ОТЕЦ. Мою свободу отравит мысль, что ты счастлива. Вот если бы я выиграл, а ты бы осталась несчастливой, совсем другое дело.
МАТЬ. Не понимаю. Ты мог бы выкупить свой срок и без выигрыша. И иди на все четыре стороны.
ОТЕЦ. Нет уж. Я хочу видеть, как ты помрешь. Слава Богу, люди нашего поколения не живут больше ста. Я дотерплю, я изо всех сил буду терпеть, чтобы сжечь тебя собственными руками, я буду плясать и петь от радости.
МАТЬ. Мне нравится, что ты мучаешься. Это тебе за твою злость. Ты сам виноват. Тебя соблазнил семейный кредит.
ОТЕЦ. Мне нужны были деньги! Кто ж виноват, если без женитьбы семейного кредита не получишь?
МАТЬ. Но ты мог выбрать девушку, которая тебя не любит. А ты выбрал меня. Ты знал, что я тебя люблю, и знал, что будешь надо мной издеваться. Издеваться над моей любовью.
ОТЕЦ. Зачем же ты тогда стала со мной жить?
МАТЬ. Я болела от своей любви. И понимала, что всю жизнь буду болеть. А выйду за тебя – и пройдет. И это прошло. Сейчас я тоже тебя ненавижу, хороший ты мой.
ОТЕЦ. Тогда отдай свою половину, сволочь.
МАТЬ. Ни за что! Тогда ты выиграешь и станешь счастливым. А я буду из-за этого мучиться.
ОТЕЦ. Вот гадина… Но мы хотя бы не скрываем друг от друга наших чувств. А вот я слушал историю по бук-программе: жили-были старик и старуха. Ну, по тем еще меркам, ей семьдесят, ему столько же.
МАТЬ. В семьдесят я условно родила тринадцатого ребенка и у меня было два любовника…
ОТЕЦ. Обязательно нужно напомнить?
МАТЬ. А тебе не все равно? Ты рассказывай дальше.
ОТЕЦ. Значит, жили-были старик со старухой, давно, лет сто назад. У них сын, но он их бросил, уехал. Вдруг умирает.
МАТЬ. Старик?
ОТЕЦ. Не радуйся. Сын. Умирает или убили, неважно. И перед смертью оставляет деньги на имя отца. Он-то думал, что отец получит и поделит с матерью и у них будет счастливая старость. А старик получил и тут же развелся со старухой, тогда это было проще, тогда не было семейного кредита, она в шоке, а он говорит: я тебя, сволочь, все сорок лет, пока живем, тайно ненавидел! Смех, правда?
МАТЬ. Да… Но ведь она сорок лет не знала об этом?
ОТЕЦ. Наверно.
МАТЬ. Значит, сорок лет она была счастлива?
ОТЕЦ. Какое же это счастье, если не знаешь, как к тебе другой относится? Это кошмар!
МАТЬ. Как сказать… Как сказать…
Появляется Катя.
Здравствуй, Катенька! Как твои дела? Как учеба?
КАТЯ. А тебе не все равно? По закону мне с вами еще полтора года жить. Я с ума сойду.
ОТЕЦ. За что ты нас так ненавидишь?
КАТЯ. Под ногами путаетесь. Да нет, ничего. Бывает и хуже.
ОТЕЦ. Я бы тебя своими руками задушил. Но во мне еще есть отцовские чувства. Мне еще интересно знать про твою жизнь. Расскажи.
КАТЯ. Противно. Вы в этом все равно ничего не понимаете.
МАТЬ. Нам будет просто приятно послушать твой голос. Иначе я пожалуюсь в департамент межвозрастных конфликтов, и они заставят тебя это делать под контролем.
КАТЯ. Неужели совести хватит?
МАТЬ. А у тебя есть совесть?
КАТЯ. Жалуйся! На здоровье! Дура старая!
МАТЬ. Шифр Би-Эс 13-45-67-89 вызывает департамент межвозрастных конфликтов.
Зуммер.
Жалуюсь на дочь и прошу общения дважды в день по десять минут.
Зуммер. Мать достает из кармана листок.
Вот вам и решение. Анализ показал обоснованность жалобы. Два раза в день по десять минут. (Дочери.) Что, съела?
Зуммер.
Время пошло!
КАТЯ. Сволочи, а не родители. Ладно… Если все равно контроль, придется говорить. Можно даже по-человечески, хоть вы не заслуживаете. Вот что, папа и мама. Я тут чуть не полюбила одного парня.
МАТЬ. Но ты уже любила кого-то?
КАТЯ. В том-то и дело, мамочка. Ты представь: вот я люблю, люблю, и все нормально, да? И мне кажется, так и надо. Я даже счастлива. И вдруг встречаю… И вижу, что еще сильней… То есть мне кажется, что сильней… Я страшно обрадовалась. Ну, как будто, например, человек думает, что он богат, да? – а он еще богаче! Понимаешь, пап?
ОТЕЦ. Очень даже понимаю, красавица.
КАТЯ. И началась у меня тут какая-то раздвоенность, какая-то фальшь-психология, ну просто как в первой половине двадцать первого века, а то и в двадцатом. Прихожу к своему, начинаю ему рассказывать и вдруг понимаю, что я его опять люблю! Представляете? Ну, мы с ним счастливы, занимаемся сексом с огромным удовольствием. Это вчера вечером. Сегодня он опять меня ждет. А я вдруг чувствую, что со мной какие-то непонятки происходят. У меня шифр того, второго, просто горит в голове, так и хочется связаться с ним. Получается, я и его люблю? Но так не бывает!
ОТЕЦ. Бывает. Лично я твою мать ненавижу, так? Но и другие женщины есть. Семейный контракт – это контракт, но другие-то есть. И вот завел одну лет тридцать назад. Она и сейчас есть. Так вот, я ее тоже ненавижу. То есть я двух сразу ненавижу. Значит, и любить двух сразу можно.
КАТЯ. Но это же вредно, папа, мама, милые мои, я же с ума сойду!
ОТЕЦ. От этого лечат сейчас так же быстро и легко, как от СПИДа.
МАТЬ. Выбирай слова, с дочерью говоришь!
ОТЕЦ. Она дочь только физиологически. А психологически я этого не чувствую.
МАТЬ. Ты лжешь.
КАТЯ. Эй, родители, хватит! Вы посоветуйте лучше, что мне делать?
МАТЬ. Будь с обоими, если они согласны.
КАТЯ. Они согласятся. Но я какая-то странная. Мне почему-то все-таки хочется выбрать. Ведь бывает самая настоящая любовь.
МАТЬ. Бывает. Но ее нету.
КАТЯ. Не поняла.
МАТЬ. Я сама не понимаю.
КАТЯ. Все! Видеть вас не могу! Тошнит!
МАТЬ. Ты забываешь про контроль.
КАТЯ. Контроль кончился, десять минут прошло! Будьте здоровы, чтоб вы сдохли, век бы вас не видать.
ОТЕЦ. Постой.
КАТЯ. Что еще?
ОТЕЦ. Ты ведь хочешь замуж?
КАТЯ. Да.
ОТЕЦ. Тогда, пока ты еще зависишь от нас, мы будем настаивать, чтобы ты вышла замуж за того, который обеспеченный. Он нам нравится.
КАТЯ. Я сама буду решать.
ОТЕЦ. Мы нажалуемся – и тебя переведут на седьмой уровень. Выбор: не больше трех зубных паст. Каково тебе будет?
КАТЯ. Вы звери, а не родители.
МАТЬ. Мы хотим тебе добра.
ОТЕЦ. Вот еще. Никогда родители не хотели детям добра. Они хотели собственного спокойствия. Выскочишь замуж неизвестно за кого – и сядешь опять нам на шею. Нет уж, нет уж. К тому же, человек всегда чувствовал себя игрушкой судьбы. И ему всегда хотелось самому хоть в чем-то настоять на своем. Вот и все. И добро тут ни при чем.
МАТЬ. Это правда.
КАТЯ. А если мне будет плохо с ним?
МАТЬ. Тогда ты будешь приходить ко мне, плакать и жаловаться. Наконец я этого дождусь.
КАТЯ. Вы сволочи.
ОТЕЦ. Только в пределах нормы.
МАТЬ. Мы старше и умнее, мы знаем, что для тебя лучше. На самом деле мы не знаем, но у нас уже возрастное упрямство, понимаешь? У нас маразм, понимаешь? Ты должна снисходительно к этому относиться.
КАТЯ. Я все сделаю назло и не так, как вы советуете.
ОТЕЦ. Возможно, этого мы и добиваемся. Чтобы у нас был повод окончательно рассориться. Чтобы все определилось, чтобы мы перестали тебя любить. Человек любит разозлиться на кого-то, чтобы этого кого-то не любить.
МАТЬ. Тем более что для нас с отцом это редкая возможность быть заодно. Очень трудно жить поодиночке. Ты неблагодарная дочь. Уходи.
КАТЯ. Я сбегу. Вы мучители и идиоты.
Уходит.
МАТЬ. Очень люблю, когда она сердится. Она такая живая…
ОТЕЦ. Жили-были старик со старухой… Ладно. Сыграю еще раз на двоих. Но это последний раз, учти! И если выиграю, я тебя прибью с досады!
МАТЬ. Жили-были старик со старухой…
5
Катя и Олег.
КАТЯ. С вылеченным зубом поцелуй гораздо приятнее. Секс с тобой мне тоже понравился. Хотя некоторые параметры не гармонируют. Я испытываю легкое разочарование.
ОЛЕГ. Я тоже. Но это оттого, что мы слишком многого ждали друг от друга. И твоя зубная паста мне все-таки определенно не нравится.
КАТЯ. Она очень устойчивая.
ОЛЕГ. Вот это мне и не нравится.
КАТЯ. Нет, почему все-таки разочарование?
ОЛЕГ. Это даже хорошо. Если с самого начала все замечательно, то потом не будет открытий.
КАТЯ. А если их никогда не будет?
ОЛЕГ. Давай поговорим о будущей жизни.
КАТЯ. Давай. На что мы будем жить?
ОЛЕГ. Пока будем жить на средства моей предыдущей женщины. Она согласна.
КАТЯ. Это хорошо. Если бы еще и моего бывшего друга уговорить что-нибудь подкидывать нам.
ОЛЕГ. Ему это невыгодно.
КАТЯ. Но он меня любит. Да, пока не забыла. Тебе надо изменить форму ступней ног. Они некрасивые у тебя.
ОЛЕГ. Первый раз слышу. Они красивые у меня.
КАТЯ. Они у тебя некрасивые. Я тебя люблю, и мне виднее. Неужели ты хочешь, чтобы из-за такого пустяка у нас начались конфликты?
ОЛЕГ. Мне тоже не нравится форма твоих ушей, но я молчу.
КАТЯ. Не надо молчать. Я изменю форму ушей.
ОЛЕГ. А я не хочу менять свои ступни. Мне и с этими удобно.
КАТЯ. При чем тут удобно. Пальцы кривые. Ужас.
ОЛЕГ. Не кривые, а изогнутые. Изящно изогнутые. Некоторые даже восхищались.
КАТЯ. Ты думаешь о некоторых или обо мне?
ОЛЕГ. О тебе.
КАТЯ. Тогда давай рассудим. Если ради меня ты не хочешь сделать даже такую мелочь, то что будет дальше? Я подозреваю, что дело вовсе не в твоих прекрасных ступнях, а просто ты собираешься играть первую роль. Но ни одна современная женщина на это не согласится, и я не соглашусь.
ОЛЕГ. Я не хочу играть первую роль. Это ты, мне кажется, хочешь настоять на своем, чтобы сразу показать свой характер.
КАТЯ. Характер у меня довольно дерьмоватый, я это знаю. И, конечно, не собираюсь скрывать. Если честно, я бы смирилась с твоими ступнями. Но из меня вредность наружу лезет, я успокоиться никак не могу. Тоже мне важность – ноги, а я страшно завелась. Это плохо, но я такая уж есть.
Появляется Марина.
МАРИНА. Я просила уйти, не дожидаясь меня. А вы еще здесь. Олег, ты жестокий человек.
ОЛЕГ. Вовсе нет. Просто мы заболтались. Хотя, конечно, мне, как всякому мужчине, хочется показать бывшей женщине новую женщину. Это естественное мужское свойство. Жестокое, да, но такова природа.
МАРИНА (Кате). В целом вы мне нравитесь, хотя я вас убить готова, сволочь вы такая.
КАТЯ. А вы в бабушки ему годитесь. Уродина.
ОЛЕГ. Страшно интересно видеть вас рядом. (Марине.) Ты, конечно, во многом проигрываешь. Но, оказывается, в тебе есть какое-то своеобразие.
МАРИНА. На него я и рассчитываю. Давайте пить жидкое вино и говорить. Мне не терпится показать, насколько я умней.
КАТЯ. А на моей стороне непосредственность и молодость.
ОЛЕГ. А я, получается, ни при чем?
КАТЯ. Твое дело сидеть и слушать.
МАРИНА (Олегу). Она уже командует тобой.
КАТЯ. Я не командую.
МАРИНА. Я знаю. Но он мнительный, как все мужчины. Я сказала, что ты командуешь, – и вот ему уже кажется, что ты командуешь.
ОЛЕГ. Да, мне уже так показалось.
МАРИНА. Видишь, насколько я утонченно умна!
ОЛЕГ. В этом тебе не откажешь. (Кате.) Давай я тебя обниму. Мне так будет легче, а то она меня запутает.
Обнимает Катю.
МАРИНА. Обоих бы убила. Мне же больно.
КАТЯ. Такова жизнь. Таково развитие современных отношений.
ОЛЕГ (Кате). Странно, но мне ужасно хочется заняться сексом с тобой при ней. (Марине.) И даже не для того, чтобы мучить тебя, а для большего наслаждения.
МАРИНА. Я выдержу. Я хочу это видеть.
КАТЯ. Не дождетесь.
МАРИНА. Она очень закомплексованная девочка. Нет, я не буду ничего больше о ней говорить прямо. Это плохо действует. Ругать соперницу надо не открыто, а исподтишка, и даже не ругать, а хвалить, но – по-особенному.
ОЛЕГ. Ну-ка, ну-ка, интересно!
МАРИНА. Что в ней хорошо: это великолепная выдержка. По ее глазам никогда не догадаешься о ее мыслях. Они абсолютно ничего не выражают.
ОЛЕГ. Это правда. То есть иногда мне тоже так кажется.
КАТЯ. Это неправда. У меня очень выразительные глаза.
ОЛЕГ. Катя, я ведь не упрекаю тебя. Мне неприятно, что ты себя неправильно оцениваешь. Это удел примитивных людей, а ты ведь не такая? Если у тебя невыразительные глаза, ты первая об этом должна знать.
КАТЯ. Но это не так! У меня выразительные глаза. Эта подлюка туманит тебе мозги.
МАРИНА. Конечно. Но я ведь этого не скрываю. У нас с ним в этом отношении никогда не было сложностей. Если же ты будешь оценивать себя неадекватно, у вас с ним будут сплошные проблемы.
КАТЯ. Я оцениваю себя адекватно. У меня выразительные глаза. Зато у него ступни уродливые.
МАРИНА. У него очаровательные ступни.
КАТЯ. Ты врешь! Ты так не думаешь, не думаешь!
МАРИНА. Конечно. Но есть разная неправда. У меня неправда любви. А у тебя неправда в чистом виде. Ты ведь прекрасно понимаешь, что у тебя невыразительные глаза, а настаиваешь, что выразительные.
КАТЯ. Это тоже неправда любви! Потому что я люблю себя, как всякий человек! И свою любовь к этому ничтожеству люблю больше, чем его самого.
ОЛЕГ. В самом деле?
МАРИНА. Чему ты удивляешься? И я люблю свою любовь к тебе больше, чем тебя. Но ты об этом никогда не догадывался.
ОЛЕГ. Странно. Это плохо, когда скрывают. Но мне было приятно. И сейчас приятно.
МАРИНА. Правильно. Потому что через минуту ты забудешь о моих словах и будешь уверен, что я люблю не свою любовь, а тебя. Я сумею это сделать.
КАТЯ. Да она ведьма просто! Она древняя ведьма и действует древними способами.
ОЛЕГ. Да. Но в этом что-то есть. (Марине.) Должен признаться, что я испытываю к тебе сильное влечение души и тела, хотя она лучше.
МАРИНА. А я не испытываю влечения. То есть испытываю, но не показываю этого. Я испытываю еще злорадство. Я чувствую, что моя победа близка. Еще немного, и ты поймешь, что эта девочка ничто по сравнению со мной.
ОЛЕГ (Кате). Сделай что-нибудь! Ты видишь, что она вытворяет!
КАТЯ. Давай целоваться. Срочно. Целый час будем целоваться.
Целуются.
ОЛЕГ. Ты думаешь не обо мне, а о ней. Ты мне язык зубами прикусила.
КАТЯ. Я от нежности.
ОЛЕГ. При таких нежностях без языка останешься. В общем, так. Скорее всего, я ошибся. Уходи, Катя, мы никогда больше не увидимся. Я люблю ее и больше никого.
КАТЯ. Спасибо за честность. Так бы и дала тебе по роже. Гад.
Уходит.
ОЛЕГ. Мне ее жаль.
МАРИНА. Ничего. Это пройдет.