Садятся рядом с крыльцом, прямо на землю, под балкон, чтобы укрыться от усиливающегося дождя. У Мансура – бутылка воды и хачапури, у Тамаза – бутерброд.
Мансур(протягивает хачапури). Будешь?
Тамаз. Нет. Их хачапур, как бумага. Лучше хлеб, чем ненастоящий хачапур.
Мансур. А настоящий в твоя Пицунда? Да?
Тамаз. Да.
Мансур. Так может ты никогда не будешь в твоя Пицунда, так теперь никогда хачапур не есть?
Тамаз. Это вы тут зубом за плиту хватаетесь, а я денег достану, и домой. Нас мало, нам нельзя разбегаться.
Мансур. Сильно хорошо в твоя Пицунда?
Тамаз. Только там и хорошо.
Мансур. Хачапур вкусный.
Тамаз. Там не надо хачапур. Там… (делает громкий вдох) и сытый.
Мансур. Грузин тоже твоя Пицунда дышать хочет. Грузин много, им своего воздуха не хватает. Пока ты (передразнивает вдох Мансура) из-за угла грузин тебе: баммм! (Тычет Тамазу указательным пальцем в висок.)
Тамаз(бьет его по руке). Заткнись, а?! У меня отца так. Заткнись, пока я ем – я глух и нем.
Мансур. А я, когда ем, нормальный… А ты грузину стал бы плитку класть?
Тамаз. Нет. Если б грузин нас не разбил, я бы дома сидел.
Мансур(с улыбкой). В Сухуми сидел в кожаный кресел, на фольтсфаген ездил, ногами не ходил?
Тамаз. Не Сухуми, а Сухум. Сухуми грузин Сталин придумал. Не мог сказать сам, всех переделать решил. Я б женился. Много сыновей и дочерей было бы. Растил мандарины, гранаты. Сок, вино делал. Пил бы, дышал бы. У меня дома невеста есть.
Мансур. Фотка есть?
Тамаз достает телефон, показывает.
Хорошая. А мне отец сказал: если русская женщина с тобой пойдет, ее убьют.
Тамаз. Не убьют… хотя не знаю… (Усмехается.) Ты для них слишком грамотный.
Мансур. Я дома лучше всех читал! Отец сказал: они там наркоманы, денег много, еда есть, работать не хотят. Но скажут если, что ты наркоманы, не отвечай. Беги быстро. Я дома лучше всех бегал. Меня первого сюда отправили, хоть я и второй сын. Нас восемь, мама восьмого рожала и – баммм! Все есть хотят. Я думаю, зачем таджичка? Все есть хотят и она захотит. Я думал, русская. На танцы хотел идти. Танцевать хотел. Не пустили, сказали "черный". А какой я черный? Душа-то белый. Аллах говорит, только у души цвет есть.
Тамаз. Да не говорил такого Аллах.
Мансур. Не говорил, так должен был говорить! Аллах же не знал, что Мансуру из-за цвет танцевать нельзя!
Тамаз. Кто в Аллаха верит, тот таких слов не говорит. Аллах тебе не начальник, чтоб ему жаловаться.
Мансур. Это тебе Аллах чужой! Я могу! Ты – нет! Я на тебе крест видел. Это ты в русского переделался? Да? Тамаз?
Тамаз. Мой крест. Подарок. Не твое дело.
Мансур(серьезно). А… Два бога получается. Аллах ночью спит, так тебя Иисус охраняет. Но боятся тоже двух богов нада. Боишься? А я вот не боюсь баммм. Отец сказал: у Аллаха все записано в книге, в какой день и в какой час тебе баммм. Книгу ж не переписать. Я и не боюсь. Я боюсь осень.
Тамаз. Очень?
Мансур. Нет, боюсь: осень придет, потом зима. Работа кончится, денег мала. Невеста не достал, домой нада денег слать. Чё делать будем? Плитка кончится. За снег мала денег дают.
Тамаз. Я думал. Знаешь такое банан?
Мансур(кивает). Ел.
Тамаз. Не, из резина. На нем верхом по воде едут. Сделаем его и будем катать всех.
Мансур. Я тебе говорю – зи-ма! Зимой тут воды нету. Тут тебе не Пицунда. Да? Тут зимой дышать никак. Тут зимой воздух стоит, как плитка.
Тамаз. Мы по льду сделаем. У меня лодка есть из резина, надуем. Привяжем веревкой к мотоциклу и по льду будем катать всех в лодке.
Мансур. Нельзя мотоцикл на лед, лед – баммм!
Тамаз. А мы к нему лыжи приварим по край. Из листа железа. Я на стройке лист видел.
Мансур. О! Это лучше, чем плитка! Это весело чтобы. Нас любить все будут. Я себе невеста возьму. Русская.
Тамаз. Только мотоцикла нет.
Мансур. И купить никак, денег нада.
Тамаз. Нада его из Абхазия гнать. Там есть. Там никому не нада, лошадь есть, а тут катать будем. Мансур, ты поедешь со мной? Туда на чужие машины подсядем, за бесплатно, а обратно на мотоцикле. Меняться будем. Один в коляска спит, второй в седле.
Мансур. Нас на чужие машины не садят. Мы черные. Ехать нада денег.
Тамаз. Делать нада, не делать – зима придет. Все равно ехать нада будет.
Отрывок интервью
Первый – второе лицо единственного числа,
Второй – старший сержант полиции, приятель первого.
Первый. Вот ты мне только одно скажи, зачем вы склад на оптовке прикрыли?
Второй. Туда хачей пускают ночевать, которые еще плитку кладут на проспекте Мира.
Первый. И что с того? Кому они мешали?
Второй. Мы патрулировали площадь в два часа ночи. Тут смотрим, два хача на резиновой лодке с центральной горы катаются. Дебилы. Я решил остановиться, посмотреть. А то на прошлой неделе палатку с сахарной ватой у площади разнесли. Новый год, балин. Елка – самое опасное место в городе. Смотрю, эти катаются, а рядом другие чурки на раздолбанной "девятке" приехали. Они ж, знаешь, как воронье, где одни, там и другие. Ржут, а потом эти первые хачи прицепили свою лодку к их "девятке" и давай друг друга по льду туда-сюда катать. Не, ну ты прикинь? На тачке вокруг центральной горки! Я подкрепление вызвал, мы оцепили гору. А эти, прифигевшие, не останавливаются.
Первый. Как не останавливаются? Вас давят?
Второй. Не давят, конечно, но махач устроили. И их все больше и больше. Как в мультике. Наших ребят человек десять, а эти тучей черной. Я давай орать: бей их, мало с нас орды! Гони их по кишлакам! Те услышали, и началось. Это наши ментов боятся, а хачам менты – не менты, похер. Короче повязали их и – в обезьянник.
Первый. А склад?
Второй. Так чё? Мне капитан говорит: "Ну выпустим мы их, они опять по нашему району гонять будут, надо их выселить. Найди, где живут да и прикрой". Я нашел, эпидемку вызвал, нарушение подобрали, прочистили. Пусть теперь в соседнем районе и катаются, а у нас им жить больше негде.
Сцена третья
Downshifting
Терраса в съемном доме в Австралии выходит на большой город, небоскребы, сквозь которые виднеется полоска океана.
Здесь живет Ким со своим мужем. Она сидит в кресле и пытается разобраться с бумагами, ветер теребит края ее записей. Рядом Катя натирает до блеска перила.
Катя. А почему ты не платишь за все по Интернету? Зачем все эти бумажки?
Ким. Мужу удобнее проверять мои расчеты на бумаге. Слушай, оставь уже эти перила.
Катя. Да нет, я еще потру, будут сверкать, как в кремлевском полку сапоги.
Ким. Сверкать, чтобы ослепить врага?
Катя. Нет, так положено. Традиция. Чтобы, глядя в сапог, можно было побриться… (смеется) топором.
Ким. Топором?
Катя. Неважно, это я шучу.
Ким. Сядь, я устала на тебя смотреть. На работе слежу, как ты лестницы натираешь, еще здесь… Выпьем.
Катя садится за стол. Ким пьет, Катя ест.
Катя. Я очень благодарна, что ты меня домой еще подработать взяла. Сейчас так трудно, мужа на работе обманули, не заплатили. Мы в этом месяце совсем без денег.
Ким. Так пусть подаст в суд.
Катя. Сказали, можешь подавать, все равно тебе никто не поверит. Он – колумбиец.
Ким. О, мой Бог! Еще и он колумбиец, мало того, что ты – русская! Да, здесь ему скорее подбросят наркоту и посадят, чем он выиграет дело. Русская и колумбиец тут… м…
Катя. Третий сорт?
Ким. Третий сорт?
Катя. Ну да, в России так говорят. Первый сорт – это отель пять звезд, второй – не рыба, ни мясо…
Ким. Бургер?
Катя. Да, так себе, средне, как отель в три звезды. А третий сорт – это как забегаловка… Чужое, плохое.
Ким. Знаешь, Катя, чужой – это везде третий сорт. Мой муж здесь третий сорт, потому что он – чех немецкого происхождения, европеец. Он недостаточно свободный для Америки и Австралии. Они его считают третьим сортом. У всех европейцев комплекс, они слишком мало места занимают на шарике.
Катя. Тесно.
Ким. Нет, не тесно. Просто комплекс. Как маленькая грудь. Вроде она и есть, и на жизнь хватает, а не круто. Они скажут: у нас культура, а Америка на это ответит: а у нас деньги и километры незастроенной земли. Европейцы для них – третий сорт. А русские… они бедные. Их уже европейцы считают третьим сортом за то, что у них есть километры, а денег нет. И ты трешь здесь перила.
Катя. Русские у себя перила не трут, у нас хачи есть.
Ким. Что есть хачи?
Катя. Это те, кого мы считаем третьим сортом. Таджики, узбеки.
Ким. Я не знаю, кто это. Они – мусульмане?
Катя. В основном, да. Так что же, мы все друг другу третий сорт и только Америка?
Ким. Штаты для всего мусульманского мира третий сорт. Мы – жирный кусок ненавистного им бекона. Их Аллах велит взрывать нас.
Катя. Ким…
Ким. Что?
Катя. Ты прости, но есть в этом какая-то справедливость. В том, что твои Штаты – не крыша мира, что их Аллах замкнул нас в круг, а не в пирамиду с верхушкой в Вашингтоне.
Ким. Ты очень русская.
Катя. Все русские – очень русские.
Катя. То есть их Аллах делает зло, и зло справедливо? Американцы просто пришли на работу, они не брали в долг денег и не были им ничего должны, этим смертникам! Их подняли на воздух! Они не должны денег! За что их подняли на воздух?
Катя. Но не все же измеряется деньгами.
Ким. А что? Надо было делиться? Вы русские хотите, чтобы не было богатых и бедных, чтобы все были средние. А я не хочу быть средней, Катя! Я хочу быть богатой! Почему вы не отдали Гитлеру землю, когда он хотел, чтобы вы поделились?
Катя. Да ни одна страна не хочет делиться, ни землей, ни деньгами. Деньги заработаны, земли отвоеваны.
Ким. Так почему тогда их волнуют наши деньги?
Катя. Тогда почему вас так волнуют их земли?
Ким. Ты плохо вымыла перила!
Катя встает и продолжает натирать перила.
Ты так хорошо говоришь по-английски.
Катя. Я знаю пять языков.
Ким. А я только свой, американский.
Катя. Английский.
Ким. Нет, английский я не всегда понимаю. Я никогда не хотела учить язык. Зачем? Все везде говорят на моем языке. А сейчас Хелфрид меня заставляет. Хочет, чтобы я с ребенком говорила по-немецки.
Катя. Он же чех.
Ким. Я же говорю, комплекс. Германия больше и величественнее Чехии, вот он и хочет немного приблизиться, кичится своими немецкими корнями. А ты знаешь немецкий? Может быть, выучишь меня?
Катя. Нет, но я знаю чешский, английский, испанский, итальянский и французский. Выбирай любой, еще одна подработка нам с Себастьяном не повредит.
Ким. А почему ты не выучила немецкий?
Катя. Мы сейчас снова поругаемся, Ким.
Ким. Говори.
Катя. Я ненавижу немецкий. Не немцев. А немецкую речь, видимо, это гены. Все сжимается. Я пробовала учить. Пришла к репетитору, немцу. Он улыбается. Спрашивает: а какие слова вы знаете на немецком? Я и выпалила: "Аchtung", "hände hoch!", "schneller" и "Hitler kaputt!". Он помолчал, а потом сказал: извините, найдите себе русского репетитора по немецкому. А я и правда других слов не знаю… Давай я вымою посуду?
Ким. Ты что? Тебе нельзя у нас мыть посуду.
Катя. Почему?
Ким. Посудомоечная машина – это не экономично, тратится много электричества и воды.
Катя. Я руками помою.
Ким. А руками ты включишь кран и начнешь мыть в проточной. Так еще больше воды уйдет. У нас няней как-то украинка была, Хелфрид, когда увидел, как она моет посуду, даже мне запретил. Сказал – только сам. А чашки он вообще только раз в неделю моет, чтобы лишний раз воду не тратить.
Катя. Бред какой.
Ким. Это тебе бред, а у него график. По этому графику мы каждые полгода должны тратить на пять процентов меньше, чем до этого.
Катя. Ведь так можно до воды и хлеба дойти.
Ким. Катя, иди домой. Хелфрид сейчас придет.
Отрывок из инструкции для работника клининговой службы в Брисбене, Австралия
"Работнику предоставляется несколько видов многоразовых тряпок. Красные тряпки предназначены для уборки пола душевых, черные – туалета, синие – для лестниц, коридоров. Зелеными тряпками нужно мыть пол на кухне, а желтыми – стены на кухне. Оранжевые служат для уборки рабочих поверхностей на кухне. Пол комнат, залов, прочих жилых и присутственных помещений убирается розовыми тряпками. Белыми одноразовыми тряпками очищаются зеркала и стекла несильного загрязнения, а голубыми – сильного. Поверхность унитаза протирается салфетками только из синей бумаги, раковины – только из красной. Дверные ручки протираются салфетками из оранжевой бумаги. Унитаз среднего загрязнения чистится жидкостью "Bathtoom Crew", сильного загрязнения – кремом "R 7". Генеральная чистка душа проводится кремом "R 7" и жидкостью "Bathtoom Crew", в пропорции один к трем черной жесткой губкой, если пол не белый, а если белый – губкой "Magic sponge". В этом случае крем и жидкость смешиваются в пропорции один к одному. Стекла и зеркала чистятся спреем "Glance", в случае сильного загрязнения гелем "Help". Столы, тумбочки и прочие поверхности жилых и присутственных помещений опрыскиваются спреем "Orange" и вытираются коричневой тряпкой, предназначенной только для спрея "Orange". Для мытья лестниц нужно использовать "Scale remover", для мытья полов в туалете – "Bathroom Crew", для мытья старинного паркета в комнате – "Fire Place". В домах работников офиса – "Glance", разведенный водой в пропорции один к четырем. Система штрафов. На работника налагается штраф в размере десяти процентов от оплаты труда, если он не выбросил в конце дня одноразовую тряпку и использует ее повторно, или выбросил многоразовую. В случае если работник использует тряпку не по назначению, например, моет пол в комнате тряпкой для уборки коридора, штраф пятнадцать процентов. Если поверхность чистится средством, не предназначенным для этого покрытия, и поверхности не нанесен вред, штраф тридцать процентов. Если поверхности нанесен вред, штраф может увеличиваться до восьмидесяти процентов, в зависимости от стоимости покрытия. В отдельном случае – увольнение. Также предусмотрены штрафы, во-первых, за нарушения порядка очистки поверхности. Например, пол в комнате убирается до уборки пола душевой, либо пол душевой убирается раньше очистки пола в туалете. Во-вторых, за разговоры с сотрудниками гостиницы / офиса, не входящими в клининговую службу, или с клиентами. В-третьих, за произнесение вслух любых слов не на английском языке, как адресно, так и нет. Контроль за работником ведется средствами видеонаблюдения".
Сцена четвертая
Третий сорт
Та же терраса. Ким одна. На столе убрано, перила блестят. Ветер усиливается, океан неспокоен. Штора, отделяющая террасу от комнаты, высоко полощется над ее головой. Входит Хелфрид.
Хелфрид. Здесь была русская.
Ким. Да.
Хелфрид. Я не спрашиваю, я говорю: здесь была русская.
Ким(смеется). Здесь чем-то пахнет?
Хелфрид. Я видел, как вы шли с ней в сторону нашего дома.
Ким. Почему ты не подошел?
Хелфрид. Вы не улыбались. Я подумал, что что-то случилось.
Ким. Тем более, почему ты не подошел?
Хелфрид. Ты тоже не улыбалась, ты шла по улице и не улыбалась, совсем как русская.
Ким. Она говорила мне о своих проблемах, я не могла улыбаться.
Хелфрид. Это ненормально, когда один человек говорит другому о своих проблемах.
Ким. А что же с ними делать?
Хелфрид. Решать, разумеется.
Ким. Где же ты был после того, как увидел нас?
Хелфрид. Ты забыла мое расписание? Сегодня последний четверг месяца. Я встречался с друзьями.
Ким. И как они?
Хелфрид. Всё успевают.
Ким. У тебя всегда готов ответ.
Хелфрид. Бог не допускает пустоты. Если есть вопрос, значит, есть ответ.
Ким. Мой милый железный Арни.
Хелфрид. Я не люблю это. Перестань. Я пошел мыть посуду, включи погромче новости.
Ким. Немецкие?
Хелфрид. Разумеется, тебе нужно тренироваться.
Ким. Я не хочу.
Хелфрид. Я спросил о твоем желании? Нет, я говорю о необходимости. Мы в чужой стране – это необходимость, нам нужно держаться корней – это также необходимость.
Ким. А желание?