Сергей. Бросай, все равно приеду и увезу.
Варя. Сейчас же уходи, слышишь? Или ты завтра никуда не едешь, или сейчас же отсюда уходишь.
Сергей. Все наоборот. Завтра я уеду, а сейчас не уйду.
Варя. Ну, так я уйду. (Выбегает в наружную дверь.)
Сергей(кричит ей вдогонку). Варя! (Снова садится в кресло.)
Вбегает Петька.
Петька. Что с Варькой? Она, как ненормальная, прямо по перилам, чуть меня не сшибла.
Сергей(после паузы). Где у вас бумага и конверты? Быстро.
Петька, порывшись на этажерке, подает бумагу и конверт. Сергей, присев к столу, пишет.
Петька. Что, поссорились?
Сергей кивает.
А ты когда едешь, завтра?
Сергей кивает.
Здорово!
Сергей. Как ты думаешь, придет она меня проводить, а?
Петька. Придет! Покажи бумажку.
Сергей протягивает бумажку.
Здорово. Печать со звездой. Это всегда так, печать со звездой?
Сергей. Да.
Петька. А на сколько едешь?
Сергей. На два года.
Петька. А потом?
Сергей. Командиром буду.
Петька. А чего командиром?
Сергей. Бригады.
Петька. Сразу бригады?
Сергей. Ну, не сразу. Но скоро.
Петька. А как же Варя?
Сергей. Кончу школу, приеду и женюсь.
Петька. А она вдруг возьмет и тут за другого выйдет?
Сергей. Не выйдет.
Петька. А если тут к ней опять Володька Гуляев ходить будет, мы с ребятами ему ноги переломаем. Ты только слово скажи.
Сергей. Не надо. Сама прогонит.
Петька. А если не прогонит, мы переломаем, ладно?
Сергей(улыбнувшись). Ладно. Вот что. (Вкладывает листок в конверт.) Если завтра я Варю не увижу, в общем, если она не придет меня проводить, ты ей это послезавтра отдай. Понял?
Петька. Понял. А ты запечатать-то забыл?
Сергей. Это принято так, не запечатывать. Правило хорошего тона. Значит, доверяешь тому, кто письмо передает - и не запечатано, а все равно не прочтет. А если прочтешь - убью, понял?
Петька. Понял.
Пауза.
А ты еще не уходишь?
Сергей. Нет еще. А что?
Петька. Так просто спросил.
Сергей. Насколько я понимаю, господина дипломата интересует мой велосипед. Он стоит в передней. В вашем распоряжении есть десять минут.
Петька. Я только три круга по двору. (Исчезает.)
Сергей(сидит задумчиво, потом подходит к двери кабинета, стучит и приоткрывает дверь). Аркаша! На минуту.
Входит Аркадий.
Аркадий. Ну, что слышно?
Сергей. Получил. Завтра еду.
Аркадий. Значит, это уже не тайна. Целый месяц хранил ее честно и притом бесплатно. Цени меня!
Сергей. Ценю. Хотя, судя по сегодняшнему, кажется, лучше было сказать ей это заранее. Она тут мне такое устроило…
Аркадий. Кстати, где она?
Сергей. Убежала.
Аркадий. Ей-богу, хоть бы увез ты ее с собой. И тебе хорошо, и мне легче.
Сергей. Она мне тут наговорила… Ничего, Аркаша, не горюй, еще увезу когда-нибудь.
Пауза.
Ну, вот я и уезжаю. Да, все хорошо. Только время, время…
Аркадий. Что - время?
Сергей. Уходит. Двадцать два года - не шутка! "Товарищ Луконин, в порядке комсомольской дисциплины. Стране нужны педагоги!" Дисциплина дисциплиной, а в институт пошел все-таки зря. Не повезло. Двадцать два, а к тридцати человек - или уже человек, или нет. Одно из двух. Суворов, знаешь, к тридцати годам кем был? Хотя нет, Суворов как раз нет, он к тридцати годам даже полковником не был. Но это не важно, он не был, а я буду.
Аркадий. Опять хвастаешься?
Сергей. Нет. Просто верю. Знаешь, Аркаша, когда на параде знамена проносят, красные, обожженные, пулями простреленные, у меня слезы к горлу подступают. Мне тогда кажется, что за этими знаменами можно всю землю пройти и нигде не остановиться.
Пауза.
Говорят, многие мечтают на родине умереть, а я нет. Я, если придется, хотел бы на чужой земле, чтоб люди на своем языке - на китайском, на французском, испанском, на каком там будет, - сказали: "Вот русский парень, он умер за нашу свободу". И спели бы не похоронный марш, а "Интернационал". Он на всех языках одинаково поется.
Пауза.
Ты только не смейся, Аркаша. Я понимаю, - конечно, смешно. Еще формы не надел, а уже и полководец, и если погибну…
Аркадий. Я не смеюсь. Я верю. Только боюсь, что трудно тебе будет в армии.
Сергей. Почему?
Аркадий. Так. Школьные воспоминания. Нелепый ты человек. По старой привычке натворишь там бог знает чего, а ведь в армии этого не прощают.
Сергей. В армии… Нет, в армии я… В общем, усидишь!
Аркадий. Ну, что же, тем лучше. Когда поезд, вечером?
Сергей. Вечером. Придешь?
Аркадий. Конечно.
Пауза.
Придем, придем, помирю вас еще раз, так и быть.
Сергей. Думаешь, придет?
Аркадий. Думаю? Я все-таки как-никак старший брат.
Входит Варя.
Варя. Ты еще здесь? Уходи сейчас же, или я опять уйду.
Сергей(молча поглядев на нее). До свидания, Аркаша. Значит, завтра. (Остановившись в дверях, Варе.) Завтра проводить придешь, два года ждать будешь, а потоп замуж за меня выйдешь, а иначе…
Варя(резко). Что иначе?
Сергей. А иначе… Очень плохо мне будет жить, Варя. Не делай иначе. (Быстро выходит.)
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
Через два года. Осенние маневры в танковой школе. Задняя стена избы. Палисадник, завалинка. Начальник танковой школы Васнецов, командир роты и курсант Гулиашвили, все в кожанках, в походном снаряжении.
Васнецов. Значит, вы приказали искать брод, а Луконин повел машину напрямик, через мостик, в результате чего произошла авария?
Командир. Да, я приказал искать брод, потому что считаю, товарищ начальник школы, что такие временные мостики непригодны для прохода танков.
Васнецов. Ну, я этого, положим, не считаю. Но, так или иначе, вы ясно и четко приказали искать брод?
Командир. Да, точно.
Васнецов. Кто видел, как это произошло?
Командир. Вот, вызвал курсант Гулиашвили.
Васнецов. А Луконина вызвали?
Командир. Да, сейчас явится.
Васнецов. Ну, расскажите, Гулиашвили. Вы видели?
Гулиашвили. Да, товарищ начальник школы. Луконин повел головной танк через мостик у мельницы. Мост обрушился. Глубина два с половиной метра. Луконин и башенный стрелок выскочили, а механик-водитель… Я считаю, товарищ начальник школы, что если бы не Луконин, то водитель погиб бы.
Командир. Если бы не Луконин, то водитель вообще бы не попал в воду.
Васнецов. Подождите. (Гулиашвили.) Почему водитель мог погибнуть?
Гулиашвили. Он внизу захлебнулся. Луконин три раза нырял с опасностью для жизни. Открыл люк и вытащил водителя. Я думаю, товарищ начальник школы, что это подвиг, если человек может такое сделать… Я очень прошу, товарищ начальник школы, чтобы вы учли это…
Васнецов. Товарищ Гулиашвили…
Гулиашвили. Я не могу не просить за друга… Вы извините, товарищ начальник школы.
Васнецов. Товарищ Гулиашвили! Мы с вами не в семилетке, а в военной школе. Я вас вызвал не для того, чтобы вы друзей выгораживали. Понятно вам это?
Гулиашвили. Понятно, товарищ начальник школы.
Васнецов. Что вы еще можете рассказать?
Гулиашвили. Ничего, товарищ начальник школы, я только хотел вам сказать, что такой человек, который с риском для жизни…
Васнецов(безнадежно махнув рукой, прерывает его). Вы свободны. Можете идти, отдыхайте.
Гулиашвили выходит и, встретившись по дороге с Сергеем, делает ему ободряющий жест.
Сергей(в кожанке, в туго нахлобученном шлеме). Явился по вашему приказанию, товарищ начальник школы.
Васнецов. Вы получили от командира роты приказ искать брод?
Сергей. Да, товарищ начальник школы.
Васнецов. Вы его выполнили?
Сергей. Нет, товарищ начальник, школы.
Васнецов. А вы знаете, что маневры - это почти война?
Сергей. Да, знаю.
Васнецов. За невыполнение приказа двадцать суток ареста. В шесть здесь будет адъютант, явитесь к нему, скажете, что я приказал отправить вас на машине в город на гауптвахту! Повторите.
Сергей. Явиться к адъютанту, передать, что вы приказали отправить меня на гауптвахту. Разрешите идти?
Васнецов. Нет. Теперь объясните, почему вы не выполнили приказа?
Сергей. Я думал, товарищ начальник школы, что маневры - это почти воина, а если бы я искал брод, как приказал товарищ командир, то я бы не успел выполнить задачу. Я считаю, что легкие танки могут на большой скорости проскакивать такие мосты.
Васнецов. Может быть, но раньше надо было проверить, попробовать.
Сергей. Я много раз просил об этом товарища командира, но он не разрешал. (Пошатнувшись.) Я решил на свой страх.
Васнецов. Что с вами?
Сергей. Ничего, товарищ начальник школы. Волнуюсь. Не рассчитал, не выдержал мост.
Васнецов(командиру). Пойдите скажите, чтобы, мне подали машину, - поеду посмотрю.
Командир. Есть. (Уходит.)
Васнецов. Ну, что еще можете сказать?
Сергей. Все, товарищ начальник школы.
Васнецов. А почему вы не говорите, как спасли водителя?
Сергей. Я считаю, что это не относится к делу.
Васнецов. Ну, а как все-таки вы его спасали?
Сергей. Сказать по правде, здорово спасал.
Васнецов. Ко всему еще и хвастаетесь!
Сергей. Я не хвастаюсь, товарищ начальник школы. Так и было. Я первый пловец по всей Волге; если бы не это, никогда бы его не спас. Очень трудно. Люк тяжелый. Три раза нырял. (Опять пошатнувшись.) Могу идти?
Пауза.
Васнецов. Слушайте, Луконин, вы все-таки понимаете, что вы наделали?
Сергей. Понимаю.
Васнецов. Нет, не понимаете. Если вам показалось, что ваш прямой начальник поступает неверно, боится выжать из танка все, что из него можно выжать, вы должны были подать рапорт мне, и я бы с вами сам попробовал - могут проходить наши танки по таким мостам или не могут.
Сергей. Могут.
Васнецов. Я тоже думаю, что если все рассчитать, то могут. Но это вас никак не оправдывает.
Сергей. А я не оправдываюсь.
Васнецов. А теперь что я должен: под суд вас отдать, поставить вопрос о вашем пребывании в партии? Вы вели себя как мальчишка. Угробили машину. Чуть не убили людей. Новаторство в нашем деле связано с кровью, зарубите себе это на носу. Тут не место для мальчишеских выходок.
Сергей(глухо). Товарищ начальник школы!
Васнецов. Ну?
Сергей. Я вас очень прошу… Я даже не могу подумать о том, чтобы… Армия для меня - это все. Вся жизнь. Я знаю, я виноват во всем, но если мне будет позволено, я докажу, что это случайность, сто раз рассчитаю и докажу, что танки могут все. У нас даже еще не понимают, что они могут делать! Все. Я не за себя прошу, это очень важно. Потом делайте со мной, что хотите, хоть под суд. Только позвольте мне доказать.
Васнецов(задумчиво). Не знаю, что с вами делать.
Входит командир.
Командир. Машина готова.
Васнецов. Сейчас. Идите.
Командир уходит.
И это перед самым выпуском из школы… Мне будет очень жаль, если придется вас отчислить. (Встает.) Но боюсь, что все-таки придется… (Уходит.)
Сергей в изнеможении опускается на завалинку. Стаскивает шлем и сжимает руками голову. Голова у него забинтована, сквозь бинт проступают пятна крови. Тихо входит Гулиашвили.
Гулиашвили. Что, дорогой, плохо?
Молчание.
Что с тобой, дорогой?
Сергей(с трудом подняв голову). Это ничего, пройдет. А вот все остальное плохо, Вано, очень плохо.
Гулиашвили. Что, все объяснил начальнику?
Сергей. Все. Почти все. Ты понимаешь, какая глупость. Ведь прошел бы танк. Он не потому рухнул, что мост не выдержал, а потому, что застрял посреди моста, бензинопровод засорился. Чертов сын водитель, три раза его спрашивал: "Проверил?" - "Проверил". Убить его мало за это.
Гулиашвили. Объяснил начальнику?
Сергей. Нет.
Гулиашвили. Водителя пожалел?
Сергей. Пожалел? Я жалею, что из воды его вытащил. Что его жалеть… Я ему такое устрою, когда с гауптвахты выйду. А начальнику - что ж говорить? "Я не виноват - водитель виноват!" А я где был? Где я был, когда сто раз самому надо было проверить?
Пауза.
А танки все равно еще будут через такие мосты перелетать и через рвы будут прыгать. Все будут делать. Только вот я этого, пожалуй, не увижу.
Гулиашвили. Почему, дорогой?
Сергей. А потому, что выгонят меня из армии, вот почему.
Молчание.
Тридцать три несчастья у меня сегодня, Вано.
Гулиашвили. Еще несчастье?
Сергей(протягивает письмо). На вот, почитай.
Гулиашвили. От нее?
Сергей. От нее.
Молчание.
Гулиашвили(возвращая письмо). Да, скучное письмо. Полную отставку тебе дают, дорогой…
Сергей. Да. (Задумчиво.) Да… (Спохватившись.) Почему отставку, кто тебе сказал?
Гулиашвили. Русским языком написано.
Сергей. Мало ли что написано. Ясно, соскучилась, два года не видала. Письма редко пишу - вот и соскучилась. А я часто писать не люблю. Часто писать - скоро забудет.
Гулиашвили. Ну, а редко писать - тоже забудет.