Гулиашвили. Да. Это птички такие. Капитан Севастьянов вам в подарок их сорок штук настрелял, целое свадебное ожерелье. Он считает, что сорок перепелов - лучший подарок для молодой девушки.
Севастьянов. Перепел, конечно, птица невидная, но в смысле охоты… (увлекаясь) охотничья птица, стоящая. Ее так не возьмешь, ее нужно со смыслом брать, на нее утром надо идти с самого рассвета.
Гулиашвили. Теперь насчет охоты целый трактат будет. Ты нам, дорогой, их жареных - и на стол, а как ты их там стрелял, это твое личное дело… (Сергею.) Где завтра ужин будет? На веранде?
Сергей. Я думаю.
Гулиашвили(Аркадию). Пойдем, дорогой, стол мерить, как гостей сажать, чтобы локтям тесно не было. Пойдем, капитан. Пойдем, Полина Францевна.
Варя. И я с вами.
Гулиашвили(задерживая ее в дверях). Нет! Стол как женщина, на него надо вечером смотреть, когда он красивый. Сережа, скажи ей, не слушаться тамады - самый большой грех на душу брать. (Выходит вслед за остальными.)
Сергей(после молчания). Ну вот, Варька! Наконец мы и вместе.
Варя. Как я боюсь проговориться, что мы уже женаты…
Сергей. Да, уж лучше до завтра не проговариваться. Ребята подарки тебе приготовили. Очень ждали.
Варя. Очень ждали? А ты как? Тоже очень ждал?
Сергей. Я? Никуда я тебя больше не отпущу, Варька. Слышишь, никуда!
Варя. А я вдруг возьму и уеду.
Сергей. Не уедешь.
Варя. Это смотря как держать будешь.
Сергей крепко обнимает ее.
Ну, если так будешь держать, тогда не уеду.
Звонок телефона, один, другой, третий.
Сергей(неохотно отпустив Варю, подходит к телефону. В трубку). Да, я, товарищ майор. Явиться к полковнику? Есть. Есть. Да, у меня. (Вешает трубку. Кричит.) Вано!
Варя. Что такое?
Сергей. Ничего, придется уйти на полчаса. Наш неугомонный полковник опять, наверно, будет нас пилить за подготовку к ночным учениям. (Кричит.) Вано!
Входит Гулиашвили.
Гулиашвили. Ну, что такое, дорогой? Что за крик? Тамада не может работать в такой нервной обстановке.
Сергей. Полковник вызывает. Пошли.
Гулиашвили. И меня тоже?
Сергей. Тоже. (Изображая Васнецова.) "Товарищ Луконин, я вызвал вас, чтобы еще раз обратить ваше внимание на материальную часть". Сейчас, Варька, мы быстро, он только еще раз обратит наше внимание на материальную часть, и - мы обратно, одна нога там, другая - здесь. Скажи Аркаше, чтобы он пока твой чемодан распаковал. Иди к нему. (Открывает дверь, ведущую на веранду.)
Аркадий(появляясь в дверях). Иди сюда, тут капитан про охоту рассказывает. Я, кажется, уже почти понял, как надо стрелять этих перепелов.
Варя выходит на веранду.
Гулиашвили(надевая фуражку). Что случилось? Почему так срочно?
Сергей. Кажется, тебе придется принимать мою роту.
Гулиашвили. Что?
Сергей. Кажется, удовлетворили мое ходатайство.
Гулиашвили(кивнув на карту Европы, где в Испании флажками отмечено положение на фронтах). Туда?
Сергей. Кажется, да.
Гулиашвили. А как же она?..
Сергей. Она? Да… И все-таки… Все-таки, знаешь, Вано, вдруг бывает такая минута в жизни, когда уехать дороже всего. (Кивнув на дверь, за которой скрылась Варя.) Всего. Даже этого.
Сергей и Гулиашвили выходят.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Начало весны 1937 года. За кулисами еще не окончательно оборудованного театра в военном городке. Антракт. Маленькая актерская уборная. Варя, в старинном глухом черном платье, в гриме, перед зеркалом поправляет парик. За дверью голос: "Можно?"
Варя. Да.
Входит Севастьянов, держа в руках завернутый в бумагу букет.
Севастьянов. Здравствуйте, Варвара Андреевна! Разрешите преподнести по случаю дня рождения.
Варя. Что это?
Севастьянов. Цветы.
Варя. Цветы? Так рано?!.
Севастьянов(развертывая пакет, в котором несколько зеленых веточек). Во всяком случае, нечто напоминающее.
Варя. Спасибо! Где вы их достали?
Севастьянов. Я в пяти знакомых домах все горшки на подоконниках обстриг. Что было! Только и спасся тем, что за каждую веточку по зайцу обещал в выходной с охоты принести. Знаете, сколько тут зайцев! Пятнадцать зайцев тут.
Варя. Сумасшедший! Дайте я вас расцелую! (Целует его.) Нате платок, вытрите, всего измазала!
Севастьянов. Вы извините, что такие вот веточки…
Варя (взяв его за портупею и снизу вверх глядя ему в глаза). Севастьяныч, милый, если бы вы только знали, что такое для меня сейчас эти ваши веточки.
Пауза.
(Взглянув на портупею.) У Сережи тоже такая. Висит у меня. Он уехал, а она висит.
Севастьянов(пытаясь переменить разговор). Вы превосходно играли сегодня, Варвара Андреевна. С большим чувством.
Варя. Не надо, Севастьяныч. Вы очень смешно всегда успокаиваете меня: как только я о Сереже, вы сейчас же о моей игре. Ничего. Мне сегодня просто приятно вспомнить о нем. Что он вот сейчас, в эту минуту, делает, как вы думаете?
Севастьянов. Не знаю, Варвара Андреевна. Но полагаю, все в порядке.
Варя. Не знаете? Никто этого не знает. Ну, ничего. Мы его, когда вернется, спросим, что он в эту минуту делал. Только надо запомнить: сегодня пятое марта. А сколько времени?
Севастьянов. Двадцать один пятьдесят.
Варя. Десять… Он приедет, мы его непременно спросим, да?
Севастьянов. Да, конечно, я вот даже в блокнот запишу. (Записывает.)
Вбегает Гулиашвили.
Гулиашвили. Варя, дорогая! Все рыдали. Сам рыдал. Играла, как этот, как его, забыл кто, но ты лучше. Дай ручку, поцелую. (Целует ей руку.) Уже успел тебе свой веник подарить! Ботаник! А мой подарок не здесь - мой подарок у меня дома! Хороший стол, такой стол, чтоб за гостей сам смеялся. Всех позвал. Жениха твоего позвал, злодея позвал. Маму позвал. Папу позвал. На сцене ссорились - за столом все хорошие, все вместе будем. Такой день рождения тебе устроим!
Помощник режиссера(показываясь в дверях). Варвара Андреевна, вы лучше сами посмотрите, какое вам там реквизиторы кресло поставили. А то опять я виноват буду. (Исчезает.)
Варя. Сейчас! Спасибо, Вано. Вы после спектакля сюда за мной зайдете, да? (Выходит.)
Гулиашвили. Почему грустная?
Севастьянов. Вот взяла меня за портупею. Вспомнила, где он сейчас, говорит… А я, что я ей скажу?
Гулиашвили. Что ей скажешь? Надо сказать ей, дорогой, что он сейчас сидит где-нибудь, не спит, ее вспоминает, улыбается…
Севастьянов. Да, но…
Гулиашвили. Что но? Он не улыбается, да? Мы с тобой не думаем, что он сейчас улыбается? Мы не думаем, а она пусть думает! Что ты думаешь, дорогой? Такой веселый человек Гулиашвили - ему только бы за стол сесть, бокал поднять?
Пауза.
Я тебе велел розовый мускат купить?
Севастьянов. Я белый купил.
Гулиашвили. Как белый! Она розовый любит, она белый не любит.
Севастьянов. Ну, пустяк, все равно.
Гулиашвили. Нет, дорогой, пустяк, но не все равно. Такой пустяк. Сережа здесь был бы, не забыл бы такой пустяк.
Пауза.
Один пустяк заметит, другой пустяк заметит, что его рядом нет - заметит. Нельзя, чтоб замечала.
Пауза.
А друзья что такое, знаешь? Во Владивостоке на плечо посадил, сюда пешком принес.
Пауза.
Поезжай, дорогой, где хочешь достань!
Севастьянов. Да где же? Поздно уже.
Гулиашвили. Где хочешь. Пошли, дорогой!
Гулиашвили и Севастьянов уходят. Входит Полина Францевна.
Полина Францевна. Варвара Андреевна! (Садится в выжидательной позе.)
Входит Варя.
Варя. Здравствуйте, Полина Францевна!
Полина Францевна. Вы меня растрогали сегодня. Вы играли с такой грустью, с такой тревогой, что я вспомнила свои молодые годы.
Варя. Правда? Я очень старалась сегодня. (Оглядывается.) А где же Вано, где Севастьяныч?
Полина Францевна. Я их встретила. Они сказали, что скоро будут. Они очень хорошие. Они так хлопочут о вас, как будто ваш Сережа уехал бог знает куда, на войну.
Варя. Да, они очень хорошие.
Полина Францевна. Он все еще на этих танковых курсах в Бобруйске?
Варя. Да.
Полина Францевна. Вы мне говорили, что он там на три месяца, а уже восьмой.
Варя. Да, он писал, что задерживается.
Полина Францевна. Скучаете?
Варя. Да, очень.
Полина Францевна. Ну, ничего. Наверно, эти курсы скоро кончатся, и он приедет.
Варя(рассеянно). Да, наверно.
Полина Францевна. Он у вас очень хороший, очень-очень. Я еще давно, когда только начала учить его французскому языку, подумала, что женщина, которая выйдет за него замуж, будет очень счастливой женщиной.
Варя вдруг лицом судорожно прижимается к ее груди.
Ну, что с вами такое?
Варя. Нет, ничего. Так, просто устала, наволновалась.
Полина Францевна. Да, у вас сегодня была очень волнительная роль. Я сама сидела и волновалась.
Варя. Полина Францевна, душенька, слышите, уже первый звонок, опоздаете, бегите. А после спектакля поедем вместе к Вано, они хотят там мой день рождения праздновать.
Полина Францевна. А я-то вам зачем?
Варя. Нет, обязательно, я без вас не поеду. Вы такая спокойная. Когда я бываю с вами рядом, мне тоже кажется, что все хорошо… (пауза) там, на курсах в Бобруйске.
Полина Францевна. Ну конечно же, хорошо. Смешная вы девочка. (Выходит.)
Варя беспокойно прохаживается. Входит Васнецов.
Варя. Наконец-то, Алексей Петрович. Я так вас ждала.
Васнецов. Вы прислали мне записку, чтоб я непременно зашел.
Варя. Да. Простите. Я знала, что вы на спектакле… Алексей Петрович!
Васнецов. Да, я вас слушаю.
Варя. Я уже не та девочка, которая приехала сюда прошлым летом. Вы мне все можете сказать. Там, где он сейчас, - там очень опасно, да?
Васнецов(внимательно поглядев на нее). Да, быть может.
Варя. Уже восемь месяцев. Но я сначала хоть получала письма. Правда, в них ничего не было: ни что, ни где, ни как. Но он писал, что жив, здоров. А это ведь самое главное.
Пауза.
Нет, я не буду вас спрашивать, Алексей Петрович. Я знаю, об этом нельзя спрашивать.
Васнецов. Нет, почему же. То, что я смогу вам сказать, я скажу.
Варя. Что с ним? Уже пятый месяц ни звука. Что случилось? Если вы знаете, лучше расскажите мне сейчас. Если он не вернется, этого ведь от меня никто не скроет.
Васнецов. Далеко. Письма долго идут.
Варя. Но ведь раньше доходили.
Васнецов. Вы можете мне верить или не верить, но для вас будет лучше, если вы поверите моему чутью старого солдата. Я знаю Сергея Ильича не первый год, и мне всегда казалось, что он родился в сорочке. Такие, как он, проходят огонь и медные трубы. И ничего, выживают. Про меня в молодости тоже так говорили. И вот жив. Сорок восемь. Все будет хорошо. Жена солдата в это верить должна. Без этого вам жить нельзя, понимаете?
Варя. Понимаю. Я очень хочу вам верить, Алексей Петрович. Очень хочу.
Пауза.
Вам нравится, как я сегодня играла?
Васнецов. Да, очень.
Варя. Это хорошо. Я очень хочу хорошо играть. Особенно сейчас, когда он там. Мне тогда кажется, что он каждый спектакль сидит передо мной в первом ряду партера. Мне кажется…
Входит Гулиашвили.
Гулиашвили. Добрый вечер, товарищ полковник! Варя, совсем забыл, с дороги вернулся, эта старушка, она твою маму играет, она, кажется, мяса не кушает?
Варя. Да, у нее катар. А что?
Гулиашвили. Как что? Надо ей что-нибудь диетическое сделать.
Пауза.
Товарищ полковник, день рождения. (Показывает глазами на Варю.) Приехали бы?
Васнецов. Поздравляю. Простите, не знал. Боюсь, что не смогу. А поздно засидитесь?
Гулиашвили. Непременно.
Васнецов. Ну, если Варвара Андреевна со мною тур вальса согласится пройтись, то к концу подъеду.
Варя. Конечно, Алексей Петрович.
Звонки.
До свидания, мне на сцену. (Выбегает.)
Гулиашвили. Никаких известий, товарищ полковник?
Васнецов отрицательно качает головой.
Занавес
КАРТИНА ПЯТАЯ
Низкая комната в полуразрушенном доме. Стопы сложены из больших камней. Полутьма. Единственный свет идет из угла, где в очаге тлеют ветки. За наполовину разбитым и чем попало заткнутым окном идет снег. Посреди комнаты стол. За ним сидит офицер в трудно определимой в полутьме форме. Дверь распахивается, в нее врываются снег и ветер. Входит человек в плаще, отряхивается.
Офицер. Вы заставляете себя ждать, господин переводчик.
Переводчик. Простите. Дьявольская погода. Тут, наверно, много лет не запомнят такого снега. Совсем как в России.
Офицер. В России? Неужели двадцать лет эмиграции не вышибли ее у вас из памяти? Все еще вспоминаете нашу Россию?
Переводчик. Мою? Если б она была моя! Я просто говорю, что снег. Зачем вы приказали мне явиться?
Офицер. Вы мне сейчас будете нужны. Вам, кажется, предстоит встреча с соотечественником. Час тому назад мы взяли в плен танкиста.
Переводчик. Знаю. Мне сказали солдаты. Но разве он русский?
Офицер. Не знаю. Во всяком случае, у него русское упрямство. Он целый день просидел в разбитом танке. Потом вышел с пистолетом. Когда его окружили, он хотел застрелиться, но только ранил себя. Его взяли, когда он был без сознания. Я велел привести его в чувство и прислать сюда.
Пауза.
Да, весьма возможно, что он русский.
Дверь распахивается. Солдаты вводят в комнату неизвестного. На нем кожаные штаны, сапоги. Обгоревшая и разорванная рубашка. Черное лицо, обмотанное грязными, прокопченными бинтами, из-под которых торчат выбившиеся клочки волос.
Переводчик(подойдя к неизвестному, в упор.) Ну, как, приятно вам встретить здесь соотечественника?
Молчание.
Ну, что вы молчите? Небось удивлены, вдруг здесь встретив соотечественника, а?
Неизвестный(глухим голосом). Je ne vous comprends pas.
Переводчик. Ах, вы не понимаете? (Офицеру.) Он не понимает по-русски. Может быть, вы француз, а? (Подходит вплотную.) Но только откуда у вас тогда эта рязанская морда? Бросьте валять дурака! Слышите?
Неизвестный. Je vous ai deja dit, que je ne vous comprends pas.
Переводчик. Опять не понимаете! Так, значит, вы француз?
Молчание.
Alors, vous seriez français?
Неизвестный. Oui.
Переводчик. Откуда же вы, француз?
Молчание.
Et d’où êtes-vous?
Неизвестный. Je suis de Toulouse.
Переводчик. Так, хорошо. Ну, и где же вы там жилы, в вашей Тулузе?
Молчание.
Eh bien! Dans quelle rue habitiez vous dans votre Toulouse?
Неизвестный. J’ai toujours demeuré rue des Marrons.
Переводчик. Около старого моста?
Пауза.
Celle qui se trouve près du vieux pont? N’est-ce pas?
Неизвестный. Non, il n’y aucun vieux pont.
Переводчик. Ах, там нет никакого старого моста… Вот как. Вас не собьешь. Вы даже знаете улицу. Но произношение? Неужели вы думаете меня уверить, что у француза может быть такое произношение? Вас, наверно, обучали французскому языку где-нибудь в Нижнем Новгороде, а?
Неизвестный. Je vous répète, que je ne vous comprends pas.
Переводчик(выходя из терпения). Да вы будете со мной говорить или нет? Я тебя русским языком спрашиваю.
Молчание.
Vas tu parler russe à la fin?
Неизвестный. Puis ce que je vous dis, que je ne connais pas le russe.
Переводчик. Не знаешь русского языка? Ну, а такое слово, как расстрелять, ты знаешь по-русски?
Молчание.
Может, начнешь понимать, если я тебя расстрелять прикажу!