У входа в привокзальный скверик Збруев остановился и огляделся еще раз. Мимо Збруева спешили горожане, которые были преимущественно горожанками.
Из-за кустов в него целилась копьем гипсовая спортсменка.
Поискав глазами, Збруев нашел наконец в толпе, представителя сильного пола. Тот стоял, прислонясь к афишной тумбе, и ел мороженое.
- Пионер?.. - обратился к нему Збруев.
- Ну пионер, - согласился мальчишка.
- Родной край знаешь?
- А чего?
- Как тут у вас?.. население, снабжение?
- Население двадцать пять тысяч, - сказал мальчишка. А в магазин бабушка ходит.
- Старшим нужно помогать, - заметил Збруев. - Ну, а климат?
- Наш город расположен на Среднерусской возвышенности… - уверенно начал знаток родного края, но Збруев перебил:
- Ну а где тут женское общежитие номер тридцать один- знаешь?
Мальчишка весело лизнул мороженое.
- Так они все - женские!..
Девушки возвращались с работы.
- Терентьева, к тебе солдат! - услышал Збруев, хоронившийся в тени фикуса, голос вахтерши - и взволнованно выступил из засады.
Посреди вестибюля, остановленная окриком, стояла молоденькая миловидная девушка.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. А потом - так же молча - девушка побежала вверх по лестнице. Следом, оглядываясь на Збруева, понеслись ее подруги.
Збруев удивленно посмотрел на вахтершу, исчез в тени фикуса - и появился с чемоданом.
- Вернись, тебе говорят!.. - убеждали Надю подруги.
Надя, растерянная, сидела на кровати, под журнальным портретом Збруева.
- Ни за что!
- Ждет ведь!..
- А зачем он приехал?..
- А зачем писала?
Надя готова была расплакаться:
- Откуда я знаю, зачем писала… ничего не знаю… - Но тут раздался деликатный стук в дверь, и все смолкли, как по команде.
Надя метнулась к збруевскому портрету, сорвала его и сунула под подушку.
Сначала в дверях возник чемодан, а за ним - и сам Збруев.
- Збруев. Константин Яковлевич, - помолчав, представился он.
- Ольга… - тоже после паузы ответила одна из подруг.
- Збруев.
- Анастасия.
- 3бруев.
- Людмила Владимировна, - представилась самая старшая - и Збруев оказался перед Надей.
- Константин. Вы… меня не узнали?
- Узнала… Девочки! - пискнула Надя, заглянув за спину гостя.
Збруев оглянулся - в комнате уже никого не было.
- Вот… думаю… - сказал Збруев, - заеду, посмотрю, как живет девушка… Все-таки фотография не дает представления об образе жизни. Может… помощь, поддержка нужна?
- Н… нет…
- Или совет?..
- Нет…
- Ясно. - Збруев помолчал. - Очень меня ваши письма тронули. И листок… помните, вы прислали, засушенный… красивый такой…
- А! - уцепилась за это Надя. - Это с клена! - она отбежала к окну. - Вон парк культуры, видите?..
- Ага! Там? - Збруев встал рядышком.
- Да, природа у нас достопримечательная! - раздалось за их спинами, и неизвестно откуда взявшийся озабоченный немолодой человек представился:
- Евстигнеев, Семен Семеныч. Комендант-воспитатель.
- 3бруев.
- Очень приятно, - неискренне молвил воспитатель и повернулся к девушке: - Что же ты, Надя, гостя плохо принимаешь - в комнате, в тесноте?..
Он подхватил збруевский чемодан - и все вышли в коридор.
- Общежитие у нас чисто женское, - на ходу пояснял Евстигнеев тоном гида. - Вот это - коридор… здесь - комната быта… душевая…
- Занято! - гаркнул из-за двери чей-то бас.
- Временное явление… - отпустил дверную ручку Евстигнеев. - Через год в нашем городе откроют мужскую баню… - Тут комендант чуть не споткнулся о голопузого ползунка. - Кондратюк! Забери ребенка!
Из ближайшей комнаты вышел парень в тельняшке и ребенка забрал.
- Тоже временное явление, - невесело объяснил Евстигнеев. - Через месяц получают квартиру… Ну а вам - сюда!
И комендант распахнул двери красного уголка.
- Вот вам шахматы, газеты, журналы… - Он включил полный свет, расставил фигуры и нажал кнопку шахматных часов. - Играйте, беседуйте! Теперь - совсем другое дело! - И вышел, оставив дверь открытой.
Не успел Евстигнеев сделать трех шагов по коридору, как из-за поворота, громко трезвоня, выехала девочка на трехколесном велосипеде. Комендант отступил к стенке и только вздохнул, глядя ей вслед.
А Збруев и Надя сидели перед расставленными фигурами.
- Так что, начнем? - спросил Збруев.
- Я… не умею.
- А чего тут уметь? Главное - знать фигуры. Вот этот, с шишкой, - король, а эта, в форме лошади, называется конь.
Надя занялась осмотром коня, а Збруев - поиском новой темы разговора.
- Вы знаете, что такое пи-мезон? - вдруг спросил он.
- Нет.
- Это частица такая, вроде бы она есть, а вроде бы ее нету… У нас в части вообще очень интенсивная культурная жизнь, - сказал Збруев. - Артисты, писатели перед нами отчитываются… Тихонов, Бабочкин… Дроздова…
- И Дроздова?
- Запросто.
- А… - спросила Надя, - сколько километров вы сюда ехали?
- Семьсот, - сказал Збруев.
- Семьсот?..
- Семьсот… тридцать два, - уточнил Збруев.
Помолчали. Надя выглядела потрясенной.
- А вот… - решилась наконец она, - помните, вы мне писали… про вьюгу?.. Как стоите на посту и думаете про далеких друзей и подруг. Вам… очень холодно было тогда?
- Служба, - отозвался Збруев. - А вы… если вы мои письма помните, значит… они вроде затронули вас, не оставили, как говорится, равнодушной?
- Значит, как конь ходит?.. - уклонилась от ответа Надя.
- Конь ходит буквой "Г". - Збруев задумчиво поскакал конем по доске. - Ну а я вот сейчас вроде на нейтральной полосе. Устраиваться надо в гражданской, личной, так сказать, жизни…
- Что же это мы не играем? - поспешно отозвалась Надя.
- Да ну их, шахматы! - воскликнул Збруев. - Чего в них играть? Лучше разговаривать.
Надя опустила глаза.
Наступила долгая пауза. Тикали шахматные часы.
- Только чего это мы так разговариваем… как все равно незнакомые, - сказал Збруев. - Зовите меня просто Костя, а я вас - Надя, хорошо?..
По коридору, гася лишние лампочки, шел Евстигнеев.
- Масленкин, на выход, время! - постучал он в дверь, из-за которой слышались гитара и мужское пение, - и направился дальше, к красному уголку.
Надя и Збруев по-прежнему сидели за столиком, но вместо шахматных часов между ними стоял збруевский транзистор, и из него лилась лирическая музыка.
- Время! - захлопал в ладони Евстигнеев и решительно направился к столику. Партнеры очнулись от лирического оцепенения.
- Но мы еще не доиграли!.. - молвили они хором.
Евстигнеев взялся за фигуру, сделал ход, другой - и сбросил збруевского короля.
- Шах - и мат, конец, - сказал он и выключил шахматные часы и верхний свет.
- Но мы же взрослые люди! - снова хором отозвались партнеры. Видимо, между ними уже установилась полная телепатия.
Евстигнеев подошел к сейфу и вынул из него одеяло с подушкой.
Надя стояла внизу, под окном.
- Костя! Вы не обиделись?
- А что?
- Что Семен вас в красном уголке запер?
- А! Ну и очень хорошо! - громким шепотом сказал Збруев. - Я же понимаю - женская честь!
- Вам там удобно?
- Мне хорошо! Ночь-то какая… - Збруев вздохнул полной грудью. - У меня сейчас даже чувство такое особенное… вот встал бы на подоконник, расправил крылья… хотите я сейчас к вам спрыгну? - И Збруев с готовностью влез на подоконник, на высоте четвертого этажа.
- Ой, не надо!.. Разобьетесь! И… мне вставать завтра рано.
- Во сколько?
- В шесть.
- И я встану. Я вас… я тебя провожу!..
- До завтра, Костя!
- До завтра, Надежда!
Збруев спрыгнул с подоконника. Душа его пела.
- Э-эх!.. - он подпрыгнул и качнул люстру. - Р-раз!.. - встал на руки и прошелся по комнате.
И тут из нагрудного кармана выпали и рассыпались по полу семь черно-белых фотографий и одна цветная.
Збруев постоял немного на руках, потом опустил ноги, сел на пол, возле фотографий, и озабоченно стих.
Надя лежала в постели и широко открытыми глазами смотрела в темноту.
- Девочки!.. А он семьсот тридцать два километра ко мне ехал!..
В ответ слышалось только посапывание.
- Девочки!.. А правда, что иногда, от большого чувства, люди безумные поступки совершают? Препятствия разные преодолевают… расстояния… с высоты бросаются… с жизнью кончают?.. Или только в художественной литературе?
Посреди красного уголка, скрестив руки на груди, стоял Збруев и мучительно размышлял.
Потом он вынул из кармана блокнот, написал что-то и вырвал листок. Положил его на стол, прижал конем.
Затем в светлом проеме окна на подоконнике появилась фигура с чемоданом.
Грянул гром, и яркая молния осветила шахматную доску с прижатой конем запиской:
"Прости, Надежда".
Збруев постоял еще немного - и прыгнул.
…Сквозь потоки дождя несется вперед мокрый, блестящий поезд.
На верхней полке вагона сидят рядком ярославские ребята и - слово опять им:
Всех нас, братцы, ожидает
У заветного крыльца
Незнакомка молодая,
Не знакомая с лица.
Только как ее отыщешь -
Гений чудной красоты?
Может быть, она в Мытищах,
Может быть - в селе Кресты…
Збруев сидел у окна и ел консервы "Завтрак туриста" универсальным агрегатом, состоящим из ножа, вилки, ложки, штопора, ножниц и отвертки.
- Солдат, подними ноги, - сказала проводница, орудуя веником.
- Сейчас, - сказал Збруев и с трудом поднял забинтованную ногу.
- Ты никак - раненый? - удивилась проводница.
- Да так, - отозвался Збруев. - Споткнулся на маневрах.
Поезд мчался среди березовых рощ и дачных поселков. На разъездах его встречали стрелочницы с желтыми флажками, махали руками из-за шлагбаума длинноногие велосипедистки с рюкзаками. Мелькнула платформа станции Мытищи…
- Граждане пассажиры! - объявило радио. - Наш поезд прибывает в город-герой, столицу нашей Родины Москву! Вниманию дорогих гостей: имеются свободные места в гостинице "Заря" и в Доме колхозника при Центральном рынке.
С киноафиши улыбалась молодая, но уже всесоюзно известная артистка Татьяна Дроздова.
Афиша висела на углу Нового Арбата, сверкающего окнами высотных зданий и километровыми стеклами витрин.
Перед афишей стоял Збруев с чемоданом.
- Похудела… - покачал он головой.
По лестнице одного из новых домов, что находятся в районе метро "Аэропорт", Збруев поднялся на третий этаж. Кнопки звонка на двери квартиры № 14 не было, вместо нее торчали две проволочки. Поразмыслив, Збруев осторожно соединил их, в квартире зазвонило - и Збруев в волнении замер.
Открыла девушка в фартуке, галошах на босу ногу и с лицом артистки Дроздовой. В руках у нее была тряпка.
- Извиняюсь, - сказал Збруев. - Здравствуйте!
- Здравствуйте.
- Збруев моя фамилия! Если помните, состою с вами в переписке.
Таня смотрела на Збруева и искренне затруднялась с ответом.
- И вы мне еще один раз ответили… А я вам свою обложку прислал…
- А!.. - догадалась Таня. - Збруев! Вы еще про вьюгу писали!..
- Так точно! - обрадовался Збруев. - А теперь вот, будучи проездом в столице, прибыл… лично, так сказать, будучи поклонником вашего таланта… засвидетельствовать от лица товарищей по воинской службе… - Он запутался в периодах и смолк.
- Заходите! - пригласила Таня. - У меня - уборка, я скоро, вы обождите пока?..
Таня повела Збруева по короткому коридору.
- Сюда!
Збруев вошел в комнату, поставил чемодан, оглянулся, но Тани уже не было.
Со стен на Збруева глядели раскрашенные африканские маски, афиши, фотографии Дроздовой в гриме и без грима, и ролях и в жизни; на приемах, фестивалях, в окружении вечерних платьев и смокингов.
Збруев двинулся вдоль этой галереи, почтительно рассматривая каждый экспонат.
Затем внимание его переключилось на весьма скромные предметы домашнего обихода. На столике, уставленном загадочными косметическими склянками, лежал паспорт. Неведомая и явно нечистая сила толкнула Збруева туда. Он воровато пролистал паспорт - отметок о браке не наблюдалось. Остальных подробностей Збруев изучить не успел, потому что раздался резкий звонок. Он испуганно бросил паспорт, но звонил всего лишь телефон.
- Ефрейтор Збруев слушает, - привычно отрапортовал Збруев, сняв трубку.
Тут же послышались короткие гудки.
Збруев пожал плечами и направился на кухню.
- Там телефон звонил, - сказал он Тане, которая мыла раковину. - Только почему-то повесили.
- Бывает, - отозвалась Таня. - Вам там скучно, наверное?
- Нет! Я вам звонок пока поставлю.
Збруев взял со столика коробочку звонка и отправился к двери.
- Ой, спасибо. А то электрик, наверное, приходил, а я в Буэнос-Айресе была, только вчера вернулась.
Збруев зачищал проводки универсальным ножом.
- Сложно в Латинской Америке, - сказал он. - Вот свергли в Перу президента Белаунда Тэрри… И правильно! Обещал национализировать "Петролеум компани"? Обещал и не выполнил. Хотя, с другой стороны…
Таня улыбнулась.
- Костя, а вы сами откуда?
- Да я… - замялся Збруев. - Из… одного населенного пункта… - Он затрезвонил ожившим звонком. - Ну вот, сигналит.
- Из какого? - послышался голос Тани.
- Да… странно даже как-то, - смущенно усмехнулся Збруев. - Люди там живут как люди, а называется… Гуняево…
- Подумаешь, - сказала Таня. - А наша деревня вовсе - Малые Сквозняки!
- А разве вы из деревни? - недоверчиво спросил Збруев, появляясь на кухне.
- У меня и сейчас мать там живет. Мы - коренные вологодские.
- Вологодские? - радостно изумился Збруев.
- Ну да.
- Врешь!
- Чего это мне врать-то? - дернула плечиком Таня и вдруг запела, помахивая тряпкой, как платочком:
Вологодская девчонка
Словно яблочко в соку.
На мне красная юбчонка,
Я любого завлеку!
Таня протанцевала к Збруеву и поклонилась, вызывая на ответ.
- Что - петь?.. - оторопел Збруев.
- Ага! Ты же вологодский! Ну!
В других обстоятельствах Збруев, может быть, и не запел, но сейчас его просила об этом знаменитая, неотразимо красивая землячка.
Збруев неуклюже подпрыгнул и забасил:
На пригорочке - сосна,
Под сосной - опята.
Хоть ты, милка, и красна,
Да не… -
дальше там глупости, - вдруг перешел Збруев на прозу и снова сел.
- Ну, а у меня, кажется, все, - сказала Таня и стащила перчатки. - С вами, видите, дело веселее пошло. Спасибо.
- Да чего там, не стоит… Армия вообще многому человека учит, - сказал Збруев. - Я, например, лично не считаю зазорным женщине помочь - квартиру прибрать или звонок, скажем, поставить…
- А вы женаты?
- Нет, - поспешно ответил Збруев. - Просто убеждения у меня такие.
- А сколько времени? - спохватилась Таня. - Полчетвертого? В пять у меня встреча со зрителями. Так мы и не поговорили как следует… Но вы меня проводите, ладно?
Отжав тряпку, Таня повесила ее на батарею, сняла фартук и побежала в комнату, а Збруев за ней.
- Пока я переоденусь - вызовите такси! - попросила Таня из-за шкафа.
- Такси! - крикнул Збруев, высунувшись в окно.
- Нет, вы по телефону, два двадцать пять четыре ноля.
С той же ретивостью Збруев набрал номер.
- Мне бы такси! Аэропортовская, семь…
- Только, пожалуйста, если можно, побыстрее… - подсказала Таня.
- И чтоб немедленно! - грозно приказал Збруев. - Кто говорит?.. Артистка Дроздова говорит!
Такси мчалось по Москве. На заднем сиденье покачивались Таня, Збруев и збруевский чемодан.
- А особенно хорошо показано, - говорил Збруев, - как вы геолога Павла ждете… Сколько, три года?
- Кажется, два, - ответила Таня.
- Все равно! Ну и что из того, что он простой парень? Помните, еще Печорин княжне Мери говорил: "И под серой солдатской шинелью бьется благородное сердце!"
Водитель тем временем все крутил головой, оглядываясь на Таню.
- А вообще, в жизни, вы, наверное, в кино не ходите? С подругой там… с молодым человеком?.. - осторожно спросил Збруев.
- Разве в дом кино, - сказала Таня. - Только там народ все больше солидный.
- Со стариками точно мало радости, - согласился Збруев. - Как сказал писатель Гюго, старик - это мыслящая развалина.
Таня рассмеялась.
- Простите, - улучил тут момент водитель, - вы не артистка Дроздова?
- Дроздова, Дроздова, - ответил за Таню Збруев. - Ты лучше вперед гляди - на столб наедешь!.. Вот хотя бы Осетринский в том фильме, - продолжал он. - Конечно, солидный человек, кандидат, с "Волгой". А когда он вам говорит, помните, в ресторане? Что жить надо для себя, а вы ему - пощечину! И правильно! Очень мне вот такие девушки нравятся, с женской гордостью, и глубокие!..
- Спасибо, Костя, я очень тронута… Пожалуйста, вон там, у парикмахерской, - попросила Таня водителя и повернулась к Збруеву. - Честное слово, Костя, очень рада была с вами познакомиться! Вот вы на "о" говорите, и я как будто дома у мамы побывала. Когда у вас поезд?
- Какой поезд? - испугался Збруев.
- Вы ведь проездом?
- А… нет, мне не к спеху! - заторопился Збруев следом за Таней. - Это так, относительно… Могу ехать, могу нет. Я, пожалуй, вас обожду и еще провожу, - добавил он, усиленно налегая на "о".
- Спасибо, - улыбнулась Таня. - Я скоро! - И скрылась в парикмахерской. А Збруев поставил чемодан у входа и сел ждать.
По тротуару торопились куда-то две молоденькие девушки в коротеньких юбочках. Но вдруг обе, как вкопанные, остановились перед витриной парикмахерской. Лица их выразили панический восторг. Девушки зашептались и захихикали. Потом у витрины остановился мужчина - и стал тоже глядеть внутрь с крайним любопытством. Подошло еще несколько человек.
Збруев, сидящий у дверей парикмахерской, нахмурился и встал.
- Не скапливайтесь, товарищи, - сказал он. - Проходите.
- Дроздова!.. - почему-то шепотом сообщил ему мужчина, кивнув на витрину.
- Ну и что, что Дроздова! - сердито воскликнул Збруев. - Обыкновенный советский человек, разве что красивый. Проходите!
Разогнав толпу, он перенес чемодан и, как страж, уселся под витриной.
А возле клуба на одной из тихих улочек в районе Пресни была уже настоящая толпа…
Вылезая из такси, Збруев замешкался с чемоданом, а Таню на ступенях колоннады уже встречали представители общественности, с цветами, улыбками и с директором клуба во главе. Ее мгновенно подхватили и повели в здание. Збруев прибавил шагу.
Когда он вошел в вестибюль - Таню он не увидел. Зато увидел большую группу солдат.