Явление III
Те же и чиновник особых поручений – молодой человек с выдавшеюся вперед челюстью, в франтоватом вицмундире, с длинными красивыми ногтями и вообще, как видно, господин из честолюбивых, но не из умных.
Чиновник (сотскому) . Там я мужика привел!.. Задержать его, чтоб ни с кем тут не столкнулся… (Подходит с важностию к столу.)
Исправник (с некоторым подобострастием) . Мы уж, извините, начали без вас.
Чиновник. И что же?
Стряпчий (молча пододвигая к нему бумагу) . Показание вот-с!
Чиновник (пробежав бумагу) . Гм! Ничего-незнайка, по обыкновению. Ну, ты у меня, старая, будешь знать.
Матрена. Батюшко, господи!.. Виновата… (Кланяется ему в ноги.)
Чиновник (толкая ее ногой) . Прочь! Еще тут с поклонами!.. Нечего с ней проклажаться: вытащите ее и позовите сюда жену убийцы. (С важностью садится на председательское место.)
Бурмистр (сотскому) . Волоки ее, паря, и позови сюда поскорей Лизавету.
Сотский уводит Матрену.
Чиновник (взмахнув глазами на бурмистра) . Ты что тут за распорядитель и зачем здесь в следственной каморе?
Бурмистр (струся) . Так как, значит, ваше высокородие, народ тоже, теперича, привел сюда.
Чиновник. Это дело земской полиции, а не твое… (Сильно вскрикивая.) Пошел вон!
Бурмистр мгновенно скрывается; навстречу ему сотский вводит Лизавету.
Чиновник. Что ты ее ведешь таким образом? Оставь ее!
Сотский. Никак на ногах-то, ваше высокородие, не стоит: все, вон, и на помосте-то тут валялась.
Чиновник (строго официальным тоном) . Ты ли жена Ананья Яковлева?
Лизавета. Я… грешница, грешница… (Склоняет голову.)
Чиновник (еще строже) . С кем ты прижила незаконного ребенка?
Лизавета (с тоской, разрывая рубашку) . Нету его, батюшка, моего красавчика, нету! Убили, отняли его у меня!.. (Склоняет еще более голову и, вырываясь из рук сотского, падает.)
Чиновник. Держи ее, дуралей!
Сотский (поднимая ее) . Что все падаешь? Постой хоть немного перед начальством-то!
Чиновник. Притворщица какая, а?
Исправник. Какое уж тут притворщица… человек совсем, как видно, ошеломленный.
Сотский. В те поры, ваше благородие, как младенца-то убили, как ухватила его: руки окоченели… Я прибежал и едва, почесть, выцарапал его у ней, а теперь только то и вопит, что грешница да грешница… В рассудке что ли маненько тронулась?
Чиновник. Я приведу ее в рассудок. Она у меня сейчас опомнится. Я не из чувствительных и все знаю, как дело шло и происходило, сколько тут ни замазывали. Не пускать ее и посадить вот тут на кресло и позвать этого мужика из сеней… Я ей вотру в рожу краску, коли она совсем ее потеряла.
Сотский (отводя в сторону Лизавету и заглядывая в дверь) . Кликните, ребята, Никона. (Сажает Лизавету на кресло.) Ну, садись вот тут… не хочешь ли водицы испить?
Лизавета бессмысленно на него взглядывает и начинает опять всхлипывать.
Сотский. Ну-ну, не стану: нишкни только!
Чиновник (со злобою глядя на них) . Ах, вы, шельма народ! Я всех вас переберу и земскую полицию тут же вместе… только пакости и мерзости заведены по всему уезду: убийство сделали да и убийцу убрали, чтобы совсем концы спрятать.
Явление IV
Те же и Никон.
Никон (показываясь в дверях и обращаясь к мужикам) . О черти-дьяволы, право! Я завсегда могу быть перед господами чиновниками, – что вы?
В это время показывается Золотилов Никон вытягивается.
Золотилов. Позвольте, господа, мне побеседовать тут. Я, как местный предводитель, имею, кажется, на это некоторое право.
Чиновник. Сделайте одолжение… (К Никону.) Поди сюда…
Тот подходит неровными шагами.
Говори, что ты мне давича рассказывал.
Никон. Говорить надо-то, ваше высокородие, по-божески, значит: с Анашкой мы, теперича, ехали… мало разе у нас пановшины-то с ним было. Пьяный человек, известно, ваше благородие, колобродит.
Исправник (покачав головой) . Сам-то бы лучше зенки-то хорошенько продрал; а то, ишь, рожа-то у канальи: чертей в лесу пугать.
Никон. Это верно так, ваше высокородие, потому самому, что я человек порченый: первый, может, мастер в амперии был, а чтобы, теперича, хозяина уважать… никогда того не моги: цыц! Стой! Слушай, значит, он моей команды… так ведь тоже, ваше высокородие, горько и обидно стало то: "На-ста, говорит, тысячу целковых и отшути ему эту шутку…" Человек, значит, и погибать чрез то должен, – помилуйте!
Чиновник. Имел ли господин ваш связь с женой Ананья?
Никон. Было, ваше высокородие, совершенно так, что происходило это: барин у нас, помилуйте, молодой, ловкий… А баба наша, что она и вся-то, значит – тьфу! – того же куричьего звания: взял ее сейчас теперь под папоротки, вся ее и сила в том… Барин мне, теперича, приказывает: "Никашка, говорит, на какую ты мне, братец, бабу поукажешь…" – "Помилуйте, говорю, сударь, на какую только мановением руки нашей сделаем, та и будет наша…" Верно так!
Чиновник (перебивая его) . Действительно ли эта женщина имела незаконного ребенка?
Никон. Пригульной, ваше высокородие, мальчик был: не сказывают только, потому самому, что народ эхидный… Мы-ста да мы-ста; а что вы-ста? Мы сами тоже с усами… У меня, ваше высокородие, своя дочка есть… "Как, говорю, бестия, ты можешь?.. Цыц, стой на своем месте…" Потому самому, ваше высокородие, что я корень такой знаю… как сейчас, теперь, обвел кругом человека, так и не видать его… хошь восемь тысяч целковых он бери тут, не видать его.
Исправник (махнул рукою) . Черт знает, что такое городит.
Чиновник (стряпчему) . Запишите его показание…
Тот только взглядывает на него.
Золотилов. Я полагаю, господа, что нельзя этого записывать, потому что он мертвецки пьян, на ногах не стоит.
Никон (приосанясь) . Никак нет-с, помилуйте! Я только то, что человек, значит, нездоровый: московской части, теперь, третьего квартала, в больнице тоже семь месяцев лежал, а там, как сейчас привели нашего брата, сейчас его в воду, в кипяток самый, сажают, за неволю, батюшка, Сергей Васильич, у кажинного человека расслабят всякие суставы в нем какие есть.
Чиновник. Молчи! Это, наконец, не служба, а каторга становится.
Явление V
Те же и Давыд Иванов.
Давыд Иванов. Ананья, ваше благородие, я поймал и привел.
Чиновник встряхивает головой.
Исправник (с удовольствием) . Ну, вот, слава богу.
Сотский (крестясь) . Слава те, господи!
Золотилов (Давыду Иванову с неудовольствием) . Где же ты поймал его?
Давыд Иванов. Я, батюшко, Сергей Васильич, виноват тоже, значит: на своей полоске боронил, глядь, он и выходит из-под Утробина, из лесу. "Давыд Иванов, говорит, начальство меня ищут?" – "Ищут, говорю, брат". – "Веди, говорит, меня к ним, хочешь связанного, а хочешь так…" – "Что, я говорю, мне тя связывать".
Чиновник. Кто ж ему тут пристанодержательствовал?
Давыд Иванов. Об этом, ваше благородие, тоже разговору не было. Я тоже-тка все поодаль от него шел… опасно было: человек в эдакой отчаянности, пожалуй, что и сделает над тобой.
Чиновник (сотскому) . Поди, введи его сюда!
Сотский. Как ее-то, ваше благородие, прикинуть тут. Все вон понаваливается: попридерживаешь ее маненько.
Чиновник (вскрикивая) . А хоть бы она сквозь землю провалилась, дурак эдакой.
Исправник (вставая) . Бурмистр его может привести. (Подходя к дверям.) Скажите Калистрату, чтоб ввел сюда Ананья.
Чиновник. С кандалами на руках и на ногах.
Исправник (повторяя) . Скованным.
Голос за стеной. Слушаем, ваше благородие.
Чиновник (стряпчему) . Что же вы?
Стряпчий. Пишу-с, только как ведь тут, – я не знаю…
Золотилов (вставая на ноги) . Я опять вам повторяю, господа, что нельзя этого писать. В противном случае я войду с отдельным мнением.
Чиновник. Я в вашем мнении совершенно не нуждаюсь.
Золотилов. А я вас буду просить нуждаться в нем. Если бы дело шло о какой-нибудь пропавшей лошади или корове, вы бы могли быть свободны в ваших действиях – законных и незаконных; но когда оно касается дворянства, которому я имею честь служить, я всегда тут буду иметь свой голос. Господин исправник, вы тоже избраны нами, а потому не угодно ли вам сказать ваше мнение.
Исправник (струся) . Пьяных, конечно, что-с, не велено спрашивать.
Золотилов. Но кроме этого, господа, поймите вы: главное то, что вы тут пьяницу мужика ставите на одну доску с дворянином, который, смею вас заверить, ничем не запятнал себя в уезде…
Чиновник (перебивая его) . Я служу правительству, а не дворянству, и во всяком случае прошу вас прекратить наш спор, потому что убийца приведен.
Явление VI
Показывается Ананий Яковлев с кандалами на руках и на ногах. Выражение лица его истощенное и совершенно страдальческое. В дверях набивается толпа мужиков и баб.
Одна из баб. Какой, мать, худой да ненарядный стал.
Мужик. Сам пришел – ну-ко?
Ананий Яковлев прямо подходит к столу.
Бурмистр становится поодаль.
Чиновник (оглядывая Анания) . Молодец славный! Хоть тысячу плетей, так вынесет. (Исправнику.) Опросите его заголовок!
Исправник. Сколько тебе от роду лет?
Ананий Яковлев. Тридцать бы словно шесть минуло.
Лизавета, услышав голос мужа, начинает всхлипывать.
Ананий Яковлев вздрагивает.
Сотский (унимая ее) . Ну, полно, полно.
Исправник (Ананью Яковлеву) . Какой ты веры и бываешь ли на исповеди и у святого причастия?
Ананий Яковлев. Веры церковной, и ко святым тайнам ходил тоже в Питере кажинный год.
Лизавета еще сильнее начинает рыдать и вытягивается всем телом.
Сотский (Лизавете) . Перестань, – право нишкни; а то хуже-тко накажут.
Ананий Яковлев (бледнея и нетвердым голосом) . Прикажите, ваше высокородие, ее, несчастную, отсюда вывести: и мне-то уж тоже оченно непереносно.
Чиновник (злобно смотря на него) . Нет-с, я этого не сделаю; а нарочно буду ее держать, чтобы ты совесть почувствовал и говорил правду.
Ананий Яковлев потупляет только голову.
Где ж ты все это время пробывал?
Ананий Яковлев. В лесу на пустошах жил.
Чиновник (значительно) . Я думаю. Кто ж тебе туда пищу доставлял?
Ананий Яковлев. Какая уж пища, – кто ее доставит? В первый-то день, только как уж очень в горле пересохнет, таки водицы изопьешь; а тут опосля тоже… все еще, видно, плоть-то человеческая немощна… осилит всякого… не вытерпел тоже… и на дорогу вышел: женщина тут на заделье ехала, так у ней каравай хлеба купил, только тем и питался.
Чиновник. Зачем же сдался? Жил бы там в пустыне, питался акридами.
Ананий Яковлев. Не жизни, судырь, я тамотка искать ходил, а смерти чаял: не растерзают ли, по крайности, думал, хотя звери лесные… от суда человеческого можно убежать и спрятаться, а от божьего некуда!
Чиновник. Гм! Философ какой! А давно ли и с кем именно жена твоя имела связь?
Ананий Яковлев молчит.
Чиновник. Может быть, с барином?
Ананий Яковлев (краснея и потупляя глаза) . Ничего я того, судырь, не знаю… и, кажись, это и к делу вовсе не касающееся.
Чиновник. А, не касающееся! Вследствие чего же ты убил младенца?
Ананий Яковлев (еще ниже потупляя голову) . Убил… что дело в азарте было.
Чиновник. А от чего же самый азарт этот произошел?
Ананий Яковлев (тяжело вздыхая) . От того, что я с малолетства, видно, окаянным человеком на свете был: на всякую малость гнев свой срывал да не сдерживал себя; все это теперь чувствуешь и понимаешь, как ад-то кромешный разверзся перед тобою со всех сторон.
Чиновник. Об аде помышляешь, а сам лжешь. Взгляни-ка на образ и повтори, что ты сказал.
Ананий Яковлев потупляет глаза.
Ну, гляди же! Ах ты шельма, мерзавец! Ни бога, ни совести!.. (К Никону.) Поди, уличай его!
Никон. Что мне, ваше благородие, уличать его?.. Нечего! Не очень они нас, стариков, слушают… ты его наставляешь на хорошее: "Делай-мо, паря, так и так…" – так он тебя только облает… Я сам, ваше благородие, питерец коренной: не супротив их, может, человек был; мне тоже горько переносить от них это, – помилуйте! (Плачет.)
Чиновник. Ты говорил, что жена его была в связи с барином?
Никон. Али нету? Она сама, ваше благородие, тут сидит… Что не говоришь?.. Сказывай, чертовка!.. Нам вас тоже прикрывать не из чего!.. Немного, ваше благородие, от них вина-то видели… свое пьем, – верно так! Вон он из Питера пришел… полштофчиком поклонился, да и шабаш на том.
Лизавета снова начинает рыдать.
Сотский зажимает ей рот.
Чиновник. О черт, кричит тут! Выведите ее.
Сотский (уводя Лизавету) . Пойдем: экая какая ты!..
Ананий Яковлев смотрит с чувством вслед за женою.
Чиновник (указывая Ананию Яковлеву на Никона) . Что ж? Возражай ему!
Ананий Яковлев. Нечего мне, судырь, возражать, пускай болтает, что хочет; а я только то и знаю, что мой грех до меня, видно, пришел, и никто тому не причинен.
Золотилов. Эти слова его, господа, не угодно ли вам записать?
Чиновник. Нет, не угодно; потому что я знаю других сообщников. (Показывая на бурмистра.) Вон один тут налицо. (Колотя по столу.) Ты у меня, рожа твоя подлая, сегодня последний день не в кандалах, и одно твое спасенье, если ты станешь говорить правду.
Бурмистр (бледнея) . Мне, ваше благородие, лгать тоже тут не гляче, – дело мое стороннее!.. Как перед богом, так и перед вами доложить, что я ни про што, почесть, тут совершенно неизвестен.
Чиновник (вставая и подходя к нему) . А! Ты неизвестен, неизвестен!..
Бурмистр (пятясь) . Совершенно так, ваше благородие.
Чиновник. Неизвестен, борода твоя скверная!!. (Хватая его за бороду и таская.) Неизвестен, как приходил к нему с народом и уводил от него насильно жену!..
Бурмистр (вставая на колени) . В том точно что, ваше благородие, виноваты, значит… Мы люди подчиненные, сами изволите знать; что прикажут нам, то мы и делаем.
Чиновник. Значит, ты приходил к нему?
Бурмистр. Помилуйте, ваше благородие, господин теперь приказывает, чтоб он бабу не забижал, а он промеж тем бьет и тиранит ее… должен же я, по своей должности проклятой бурмистерской, был остановить его.
Золотилов показывает бурмистру кулак.
Чиновник (обращаясь к Ананью) . Как же ты говоришь, что никто в твоем деле не причинен?
Ананий Яковлев (с презреньем взглядывая на бурмистра) . Коли говорит на себя, пускай по его будет… а я ничего того не помню и не знаю.
Чиновник (пожимая плечами) . О-то дурак, дурак!
Бурмистр (вставая) . Ваше благородие, теперь бить да наказывать ни за што изволите… За неволю наболтаешь, чего никогда отродясь и не бывало…
Чиновник (повертываясь к нему) . Опять уже не бывало – а?.. Сотского сюда, коли так… давайте мне сотских сюда…
Сотский является.
(Показывая на бурмистра.) Заковать его сейчас в кандалы и в холодную избу посадить.
Сотский. Нарукавников-то других, ваше благородие, нету.
Чиновник (колотя его) . Ты у меня, бестия, где хочешь возьми да закуй его.
Сотский (струся) . Пойдемте-с.
Бурмистр. Хоша на огне, ваше благородие, палить прикажите, – я ни в чем тут не виноват.
Чиновник (ударяя себя в грудь) . Иди, говорят тебе, покуда я не убил тебя на месте.
Явление VII
Чиновник (некоторое время ходит по комнате в сильном азарте, а потом обращается к Ананью) . А ты – дурак, совершенный дурак! Пойми ты, рожа твоя глупая, что когда ты докажешь, что у жены твоей был незаконный ребенок, ты наказанье себе облегчишь: вместо того, чтоб тебя, каналью, отдать под кнут, сошлют, может быть, только на покаяние.
Ананий Яковлев. Все это, судырь, я сам оченно знаю, но и себя тоже чувствуешь: ежели паче чаяния, что и сделали они супротив меня, не мне их судьей и докащиком быть: мой грех больше всех ихних, и наказанье себе облегчить нисколько того не желаю; помоги только бог с терпеньем перенесть, а что хоша бы муки смертные принять готов, авось хоша за то мало-мальски будет прощенье моему великому прегрешенью.
Чиновник. Нет, ты не богу, а тому же дьяволу хочешь служить, потому что подкуплен.
Ананий Яковлев (горько улыбаясь) . Не для чего мне, судырь, теперь ни на какой подкуп идти: я вот свои, кровным трудом нажитые, 500 целковых имею и те представляю… (Вынимая и кладя деньги на стол.) Так как теперь тоже, может, доступу ко мне не будет, так я желаю, чтобы священник наш их принял. Дело мое они знают и как им угодно: младенца ли на них поминать, в церковь ли примут, али сродственникам – семейству моему – раздадут, – ихняя воля; а мне они не для чего.