Инна. Вы меня простите. Я хотела вас увидеть – и все. Я вас ненавидела… Из-за писем…
Трауберг. Я рад, что мы снова встретились. Давай больше не терять друг друга из виду. Ты пиши, я отвечу
Инна. Вы приедете в Новосибирск? Я буду ждать вас.
Трауберг. Я приеду. (Обнял ее. Тихо.) Ты лучшее, что у меня было.
Инна. Это правда? А что было?
Трауберг. Прости меня, старого болтуна…
Инна. Не надо так говорить.
Трауберг. Улетай быстрее.
Инна. Хорошо.
Уходит. Трауберг один. Потом появляется Богданов.
Богданов. Все было бы у нас, брат, по-другому, если бы мы слетали тогда туда. Разве я просил бы денег у шефа? Разве эти прыщи могли бы руку на тебя поднять? Если бы мы полетели, наши памятники стояли бы по весям и городам…
Молчание.
Увидел я твою студентку вчера, в полете. Шеф и партнер его летали на один день из Москвы в Питер с какими-то не то швейцарцами, не то бельгийцами: подписали они с ними контракт, а дальше, как полагается, – культурная программа… Эрмитаж, мосты-каналы… И заказали с собой московских девушек, ну… чтобы скучно не было. Хотя шефу-то самому, надо сказать, все равно, он вообще не по этой части: в смысле, у него на первом месте семья-дети… Только набрали высоту, одна заглядывает в кабину. Можно, говорит, я тут посижу: вроде интересно ей труд пилота посмотреть. Я сразу понял: девчонка в первый раз… Потом попросила порулить. Ну дал я ей штурвал подержать… Ночь не ночь, в небе светло, но Луна – прямо напротив лобового… И вот смотрю я и думаю: каким-то счетоводам такие девчонки достаются, а наш брат что?! Богданов, ты же военный летчик, был в отряде космонавтов, должен был стать человеком всех времен и народов!.. Дальше, сам понимаешь… управление на автопилот, штурмана за дверь – стоять на стреме. А она говорит: не трогай меня, дядя. Я – и так, и этак… И тут она прямо мне в рожу: ты за меня платил?! Лады, сказал, в следующий раз я за тебя заплачу, а пока сиди здесь, – может, про тебя и не вспомнят. Начальника службы безопасности кликнул – он у нас такие протокольные вопросы решает – мол, ты эту девицу для меня оставь. Он мой дружок. Ну, конечно, га-га-га… Короче, так она в кабине со мной туда и обратно, в Москву, и летела. Про себя ни слова: почему в Москву надумала… ну почему в эскорт решила податься. А я и не спрашиваю, я петушком свою легенду кукарекаю – у меня это с девушками беспроигрышный вариант: отряд космонавтов, лунный проект… Она вдруг про тебя спрашивает. Только я сказал, что знаю тебя, – она на меня так посмотрела: прямо я увидел, как у нее зрачки в сторону поползли!.. Так что вот так… (Молчание.) Ладно, Борисыч, мы доброе дело сделали, ученицу за парту посадили, – ну теперь давай, со спокойной совестью, чтобы не прокиснуть, пойдем к девчонкам, поразвратничаем на склоне лет…
Трауберг. Иди, развратничай.
Богданов. Потом будешь локти кусать.
Уходит. Трауберг некоторое время один. Появляется Сулпан, с подносом, на котором бутылка и два бокала.
Сулпан. Ваш товарищ Вергилий прислал вам выпить.
Трауберг. Кто?
Сулпан. Тут я обычно предлагаю: "Если желаете – можно на брудершафт".
Трауберг. Спасибо.
Сулпан. Да не за что пока.
Выпили.
Сулпан(заученно). Сулпан означает – "полевой цветок Монголии". Я недавно из юрты, провела счастливое детство на чистом воздухе и кумысе. До Монголии знаете сколько лететь! А я здесь, рядом, готова сопровождать.
Трауберг. Как вас зовут?
Сулпан. Зовут меня Сулпан, я дочь Тимура, прокурора города Улан-Удэ.
Трауберг. Улан-Удэ не в Монголии, вы хотели сказать "Улан-Батора"?
Сулпан. Мой папа был самый справедливый в регионе. Его за это сначала сняли, а потом повесили…
Трауберг. Ночь холодная, вы лучше оденьтесь.
Сулпан. Все обычно просят наоборот.
Трауберг. И тем не менее.
Сулпан. Нам Римма Павловна сказала – вы типа Циолковский?
Трауберг. Типа.
Сулпан(угрюмо). Оно и видно: Вергилий нам про Инку доложил.
Молчание.
Что вы так смотрите? Какие-то вы с вашим товарищем… Тот тоже… сначала всю дорогу плакал – лилипута вспоминал… Вы кого-то с ним похоронили?
Трауберг. Меня.
Сулпан. Да ладно на комплимент напрашиваться! А вы попробуйте еще выпить, может оживете. (Наливает.) Не такой вы и старый, у нас бывают и хуже. Из нашего салона нас возят к одному милицейскому генералу. Он старается встречаться с нами в гражданском: я имею в виду, он, перед тем как… отдохнуть, форму снимает. Жирный такой!.. В общем, он старше, чем вы. Он – гад, а вы деликатный… Даже слишком – Римма Павловна про вас так сказала… До чего же вы странный! Смотрите так!.. Пойдемте куда-нибудь, я же не против.
Трауберг. Не беспокойтесь, все хорошо. Простите меня!
Сулпан. За что?
Трауберг. За всю эту жизнь.
Сулпан. Да мне все мои прежние подруги завидуют! Я, когда на своей тачке приезжаю к матери, знаете, сколько денег родственникам оставляю? Они мной гордятся.
Появляется Дездемона, в руках тарелка с закуской.
Дездемона. Здравствуй, Циолковский! Меня посылал Вергилий – тебе закусить.
Трауберг. А вас как зовут?
Дездемона. Я Дездемона – дочь вождя…
Трауберг(перебивает). Как вас папа-вождь звал?
Дездемона. Сунам… (Заплакала.) Я ехал учиться Россия…
Сулпан. Теперь эта рыдает. Цирк!
ПоявляютсяРимма, Богданов и Оксана.
Дездемона. Хотел учиться…
Богданов. Александр Борисович, кончай ты девчонок травмировать. Римме Павловне придется психолога им вызывать!
Оксана. Вечер пыток.
Римма. Дездемона, не плачь. Все будет хорошо. (Пауза.) Ну что, мальчики… Не знаю, покорите ли вы когда-нибудь Вселенную, но нас вы покорили. Очень жаль, что пришла пора прощаться.
Богданов. Что делать, Римма Павловна, раз такой клиент вам достался.
Римма. Клиент тяжелый.
Богданов(протянул деньги). Вот… возьмите за девушек… с учетом предоплаты.
Римма. Да-да, все точно. (Траубергу.) Вот мы, наконец, и уходим. Александр, вы слушаете меня?
Трауберг. Слушаю. Но по-прежнему не вижу.
Римма. Ну это уже не актуально. (Пауза.) Все время хотела задать вам вопрос. В прошлом веке, когда я была значительно моложе, я, не думая о последствиях, очень хотела быстрее попасть в двадцать первый век: мечтала дождаться скачка цивилизации, может быть, встретить братьев по разуму с далеких планет… Ну вот я попала в двадцать первый век. И что?
Оксана. А уж мы-то как "попали"!
Сулпан. Оксанка, не перебивай!
Богданов. Да-а, Александр Борисович, докатились мы с тобой: при таких девчонках лекторий тут устроили!
Римма. Скажите, может быть, с помощью пришельцев из других миров нам удастся когда-нибудь еще раз родиться? Чтобы было время на исправление ошибок. Все-таки одной жизни человеку мало: мы люди оказались такие дураки! А так хочется понять, зачем все это создано – Земля, небо, Луна… жизнь…
Трауберг(после паузы). Никто к нам не прилетит, не научит…
Оксана. Ну ё-моё! Сейчас я здесь лягу и умру! Пошли уже, наконец!
Римма. Увы, милые наши космонавты, конечно, с вами безумно интересно, но мы возвращаемся на землю.
Оксана. А что нам остается делать, Богдан?! Циолковский нами брезгует, а как нам заработать немного баксиков на пропитание близким, не говорит.
Целует Трауберга.
Это тебе, Константин Эдуардович, бонус от меня за Инну. Помни Оксану – "жемчужину мира", как сказал поэт.
Богданов. А меня?
Оксана. Тебя я уже целовала.
Сулпан. Спасибо вам. Я так с вами отдохнула солидно, воздухом подышала.
Дездемона. А можно мне с Циолковским остаться?
Римма. Нет, Дездемоночка, надо идти.
Дездемона(опять плачет). Мне Циолковский нравится…
Римма. Не плачь, не плачь. Мне он тоже нравится. Что поделаешь!
Дездемона. Циолковский, я тебя люблю!
Трауберг. Поступай учиться и будешь здесь часто бывать.
Оксана. Не надо никогда дивчине давать таких обещаний, Циолковский! Одна студентка уже здесь побывала. Ты лучше экономь на еде, скопи необходимую сумму – и Дездемона к тебе прилетит. Так оно и проще будет, и верней.
Дездемона. Я тебя люблю!
Трауберг. Спасибо.
Дездемона. Я тебя люблю…
Девушки уходят. Трауберг смотрит им вслед. Богданов поглядывает на него.
У Трауберга зазвонил телефон.
Трауберг. О боже! (По телефону.) Да, Светлана… Я как раз собирался перезвонить… Да знаю, знаю. У меня в тот момент не было никакой возможности тебе позвонить… В который раз я уже говорю тебе: ничего не случилось, я был занят… Ну зачем ты меня допрашиваешь?! Ну чем занят?! Короткое время я имел счастье общаться с российским криминалом!..
Богданов. Успокоил!
Трауберг(по телефону). Не кричи!.. Перестань плакать! Я пошутил. Неудачно… Я совершенно здоров. Сколько раз еще мне надо повторить: ничего со мной не случилось! Я сейчас поеду домой… Я еду домой!.. Все тебе расскажу… Сейчас? Ну хорошо! Чтобы у тебя не сложилось впечатления, что я что-то от тебя скрываю, я буду говорить только правду, ничего кроме правды. Я здесь встретил свою студентку, ту, которая писала мне письма…
Богданов(не выдержал). Ой! Его вязать надо!
Трауберг(по телефону) …которой ты написала, ничего мне об этом не сказав… Алле! Ты слушаешь? Алле! Что ты молчишь?.. Подожди, это еще не всё! До этого Богданов пригласил сюда "девушек по вызову". Так вот она оказалась одной из них, эта студентка…
Богданов(тихо). Ты что идиот, что ли?! Кому ты это говоришь! (Кричит.) Свет! Да он тут у них экскурсоводом работал!
Трауберг(по телефону, раздражен). Ах, ты за меня счастлива?! Ты знаешь, я ведь уже на работе, что мне туда-сюда ездить?! Пожалуй, я тут останусь!.. Ты хочешь приехать?! Приезжай!.. После лекции я поеду домой… Почему ты мне уже не веришь?! А куда я могу еще поехать?.. Прости, что испортил тебе вечер, ночь, жизнь!
Богданов. А перед ней-то ты как виноват? Тебя девки ансамблем уломать не смогли!
Трауберг(по телефону, примирительно). Не плачь… Ты знаешь, я сейчас тебя обрадую. Я почувствовал… мне как-то стал ближе "Черный квадрат"… Не издеваюсь я… Ладно, не плачь, не плачь… Алле! Алле!.. Выключила телефон.
Тоже выключил телефон. Молчание.
Богданов. Да, сильно мы погуляли! Думал, мы с тобой прилунимся сегодня… Но земля не отпускает.
Трауберг(смотрит вокруг). Не долго этой Луне уже осталось. Земля здесь дорогая, кругом коттеджи. Если бы не я – давно бы начали Луной торговать. Но пока я жив – не дам. Пусть здесь и убивают.
Богданов. Может, и я назначу похоронить себя здесь?
Трауберг. Ты о чем?
Богданов. Я последнее время думаю, Сашка, где меня похоронят.
Трауберг. О чем, о чем ты думаешь?
Богданов. В Сургуте земля, конечно, хорошая, – если поглубже копнуть, можно долго лежать, вроде мамонта… Но я там все-таки не родился, не вырос, оказался там не по своей воле – не хочется в Сургуте лежать. А так – похоронят на Луне. Закажу себе памятник в полный рост, в скафандре. А хочешь, давай вдвоем… или втроем! Славку Воротникова выкопаем, сюда перенесем…
Трауберг. Спасибо, я подумаю.
Богданов. Вообще, можно себя похоронить в космосе. Я с ребятами поговорю из космического агентства: пусть прикинут смету.
Трауберг. Похороны в космосе? Красивая мысль.
Богданов. А ребятам какая разница, какой груз поднимать. Выведут корабль на околоземную, толкнут гроб через люк – и летай себе, как искусственный спутник, по орбите… Сколько, ты думаешь, времени можно так, в свободном полете?
Трауберг. Практически бесконечно. Если правильно посчитать орбиту.
Богданов. А в принципе, неплохо было бы… Я у ребят узнаю, с экономической точки зрения какой вес они готовы поднять, насколько это потянет… На худой конец, можно и здесь себя похоронить в скафандре. Ребята скафандр с удовольствием продадут.
Трауберг. Брось… Надо как-то доживать. Ты же всегда был таким жизнелюбом!
Богданов. Да я жизнелюб и есть. Просто хочется хоть в чем-то быть первым. Никого ведь еще в космосе не хоронили. Красиво: гроб летает по орбите вокруг Земли!..
Молчание.
Ничего, ничего, мы еще взлетим! И про нас сложат песни! И по нашим маршрутам пройдут следопыты…
Трауберг. Спасибо тебе, что ты меня нашел, вспомнил…
Молчание.
Ты когда – сегодня в Сургут улетаешь?
Богданов. Сегодня я – в Испанию. Шеф туда летит, к семье. Шеф – он и там, и здесь. У них теперь так.
Молчание.
Ну, пожалуй, пора, надо хоть поспать немного. И тебе неплохо бы отдохнуть. Пошли…
Трауберг. Да у меня тут с утра занятия со студентами.
Богданов. Ты чего, правда, здесь останешься?.. Думаешь, она сюда придет?
Трауберг. Кто?
Богданов. Светлана. Все, давай прощаться… Как-то неохота отсюда уходить… (Поднял голову.) Красотка наша убежала с неба… Зашел я как-то от тоски в планетарий – ни одного человека в зале. Лектор мне говорит: "Ну, садитесь". Сел я. Слушал лекцию, слушал, потом заснул. Лектор включил свет и говорит: "Солнце встало, товарищ, – вставайте и вы".
Трауберг. Да, солнце опять встало…
Обнялись. Богданов уходит. Трауберг остается один на Луне. Тихо и пусто. Солнечный свет медленно и необратимо заполняет пространство, и Море Дождей на наших глазах становится всего лишь учебным стендом, всего лишь сырым от утренней росы, холодным и мертвым грунтом.