Во время последней сцены Надя в бабушкином старинном платье цвета чайной розы сидела прямо против Коки. Вдруг она выпрямила спину, шея ее будто удлинилась, изящно, изогнув ручку, она произнесла свою фразу.
Надя. Нынче отменная погода, не правда ли?
Кока вздрогнул, побледнел, и, вытянув перед собой руки, двинулся, словно сомнамбула, в сторону Нади.
Кока. Лиза!.. Лизанька!.. Господи! Откуда ты здесь…
Ноги у Коки подкосились, и, не дойдя до Нади двух шагов, он рухнул на пол.
Валюша. Ну вот, испугали старичка.
Действие второе
Веранда старого бабушкиного дома имеет теперь вид обжитой и даже праздничный. Большой овальный стол покрыт белоснежной скатертью. Свечи в бронзовых подсвечниках, высокие красные бокалы толстого стекла, изысканная ваза с фруктами… Друг другу из рук в руки передают "колонисты" старые письма, открытки. Безостановочное кружение белых конвертов. За столом все обитатели дома. На противоположных сторонах – Надя и Кока. Надя в бабушкином наряде, как в конце первого действия. На голове у Коки широкополая серая шляпа. Перед Надей кипа бабушкиных писем. Некоторые из них, очевидно, уже прочитанные, лежат перед Кокой.
Надя берет очередное письмо, читает вслух.
Надя. "Милый Кока! Затрудняюсь себе представить, что настанут дни, когда ты будешь уже не милым Кокой, а почтенным Николаем Львовичем Крекшиным. Однако, коль все же представляю, в моем воображении рисуется седой авантажный господин, восседающий в высоком вольтеровском кресле, а подле кружатся и стрекочут многочисленные дети и внуки его, то есть твои. Но моей фантазии недостает вообразить ту, которая будет восседать рядом с тобой, я лишь вижу подголовник ее кресла, затянутый тонким кружевом, и маленькую скамеечку у ее ног, обитую лиловым бархатом. Но кто она? Однако кто бы она ни была – я благословляю ее. Пусть достойно и счастливо идет она по жизни, опираясь на твою твердую руку. Я же всю жизнь буду помнить нежность этой руки, когда ты – помнишь? – выпустил в окно мотылька, коснулся моих волос и оставил на них белый след пыльцы. "Мой маленький Пьеро", – сказал ты мне, и мы стали говорить о Блоке, о том, что актеров, разыгрывающих его "Балаганчик", надо гримировать пыльцой бабочек и цветов. Боже, как красиво ты говорил тогда, милый Кока! И как славно мы молчали потом. Казалось, мы прожили тогда целую жизнь, и пыльца на моих волосах превратилась в настоящую седину. Обнимаю тебя, мой ангел. Мне так много хочется тебе сказать, прочесть, рассказать. Хорошо, что ты и так все знаешь. Твоя Лиза".
Прочитав письмо, Надя передает его сидящему рядом с ней Паше, тот – Валюше, Валюша – Владимиру Ивановичу, Владимир Иванович – Ларсу, Ларс – Петушку… Пройдя по кругу, письмо попадает к Коке.
Кока. Это было здесь, в июне. Мотылек запутался в занавеске, я освободил его и выпустил в это окно. Но мотылек не взлетел в небеса, он упал на клумбу, подергался, подергался и замер. Слишком много пыльцы осталось на моих пальцах.
Петушок. Пыльца на пальцах…
Кока. Я ей так ничего и не сказал о гибели мотылька. И даже сделал вид, что провожаю его полет глазами. Разве мог я ей признаться, что погубил божью тварь?..
Валюша. Ох, и страшно жить на белом свете, господа!
Кока. Раньше здесь, на верхней полочке, в буфете в укромном месте стоял графинчик с водочкой. И мы по одному отлучались в эту комнату и прикладывались к рюмочке. Для храбрости. Гусары!.. Сами же запасались и сами потом тайно отлучались.
Надя(читает письмо). "Милый Кока! Вчера в два часа пополудни приехала домой, меня не ждали, думали, что я не приеду раньше четверга… нет, пятницы. По дороге так скучно было, такая тоска напала, что я вздремнула и проспала четыре часа. Приехала сюда, еще большая тоска напала. Так что я скоро отсюда удеру. Пока, всяких благ тебе и вашим. Твоя Лиза".
Кока. Каждое лето нас разлучали каникулы. Я ехал к себе, в Нижегородскую, она сюда – и мы лишь переписывались. Где вы нашли эти письма?
Петушок. Шкатулка на дне сундука.
Кока. Чудо! Это чудо!
Надя. Послано в Москву.
Кока. Нынче молодые люди на лето уезжают от родителей, а мы напротив – лето для батюшки с матушкой, для их радостей и утех. Но – расставаться с друзьями, с любимыми… Я проклинал лето!
Надя. "Меня мучает, что я не поцеловала тебя последний разок в вокзале. Всю дорогу об этом думала. Николай, скоро увидимся!"
Паша. Николай Львович, у вас шикарный головной убор.
Кока. О да! Европейский фасон. Венская фирма. Сегодня я хочу выглядеть элегантным. "Ты всегда мечтала, что, сгорая, догорим мы вместе – ты и я, что дано в объятьях умирая, увидать блаженные края".
Ларс. Браво, браво!..
Кока. Блок. Так сейчас не пишут.
Валюша. Так сейчас не любят.
Кока. Вы не подумайте, нам тоже трудно было решиться на меха и бриллианты. Но подарить даме колечко – это же пропасть удовольствия!.. (Про платье, которое на Наде.) Это платье – тоже подарок. Я купил его на Кузнецком в магазине Коше. Сколько искорок было в глазах у Лизы, когда я раскрыл коробку!..
Надя. А я сама себе кольца и брошки покупаю. В табачном киоске. Там дешевые, зато можно часто менять. Брошку с Есениным недавно выпустили. Рубль девяносто семь. Мой любимый поэт.
Кока. Оно было выставлено в витрине на Кузнецком и очень мне понравилось. К нему еще полагалась такая мантилья… Я отдал все, что у меня было, и с картонкой шел пешком через всю Москву. На извозчика уже ничего не осталось. Сейчас любят, чтобы вместе жить, а не для того, чтобы вместе умереть.
Надя(читает). "Кокоша, мой милый, умница ты моя, чувствую себя недурно; и погода великолепная, а вчера была буря, дождь, ломало деревья".
Паша(Петушку). Тебе бы пошла шляпа Николая Львовича.
Петушок. Нет, я человек кепи. Я как-то давно для себя решил – я человек кепи.
Паша. Ты ошибся, ты человек шляпы.
Кока. Я все продавал, от всего избавлялся, но эту шляпу, европейский фасон, – нет! Обшил коробку мешковиной и возил за собой повсюду. Так что, извините, дать примерить не могу-с.
Надя. Хороший почерк, я все понимаю… (Читает письмо.) "Я часто надеваю подаренное тобой платье, сажусь к столу, открываю шкатулку с твоими письмами и читаю их одно за другим. Я слышу твой голос, вижу блеск твоих глаз, моего лица касается твое дыхание – и грусть моя тает, улетучивается, словно облако под порывом свежего ветра. Пиши мне чаще. Твоя, твоя Лиза".
Кока. Твой Кока.
Пауза.
Валюша. Посмотрите, какой перстень у нашего Паши.
Владимир Иванович. Считай, пальчик тысчонку стоит.
Надя. О, голова льва в натуральную величину. Позолоченный?
Паша. Целиковый. Рабочий палец, имеет право в золоте ходить.
Владимир Иванович. У меня одно время обручальное кольцо было. Я им пиво открывал.
Валюша. Ты любишь пиво?..
Паша. Потом, у нас сегодня с перстнем уик-энд. Имеем право отдохнуть.
Надя. Ой, я тут платье чуть не порвала! Тут гвоздь есть в стене…
Паша. Где этот негодяй?
Надя. Чуть повыше.
Паша. Ага, вот он. Попался! Это делается так. Николай Львович!
Кока. А?
Паша. Я хочу, чтобы вы видели.
Кока. Да, да.
Паша. Тут все дело в резкости. Надо резко. Вы видите этот гвоздь?
Кока. Вижу?
Паша. Рез-ко. Хысь! (Одним движением выдергивает гвоздь из стены.) Николай Львович, это настоящее "борсалино"?
Валюша. Браво!
Кока. Я давно не носил шляпу. Я хочу в ней быть.
Паша. Николай Львович, вы гость – к вам никаких претензий. Если я вас обидел, извините.
Кока. Самая настоящая! Я все продавал, от всего избавлялся, но "борсалино" – никогда! Обшил коробку мешковиной и возил повсюду за собой. Но надел только сегодня, чтобы явиться сюда элегантным. (Владимиру Ивановичу.) Простите, а вы, собственно, кто?
Владимир Иванович. Я?.. Инженер.
Паша(приставляя гвоздь к стене). Николай Львович!
Кока. А?
Паша. Этот трюк я посвящаю вам.
Кока. Да, да… Спасибо.
Паша. Вам хорошо видно?
Кока. Я готов.
Паша. Повторяю, дело решает резкость. Рез-ко. Хысь! (Загоняет гвоздь в стену.)
Петушок вешает на гвоздь портрет в изящной рамке. На портрете запечатлена Елизавета Михайловна в старинном платье.
Петушок. Этот портрет я нашел на чердаке.
Владимир Иванович. Чем-то она похожа на Надю…
Валюша. Платьем.
Пауза.
Петушок. Валюша, расскажи нам про своего мужа.
Валюша. Что?..
Петушок. Как жили, почему разошлись… Ну, вообще.
Ларс. Петушок, это мое слово – "вообще".
Валюша. Нет, я спрашиваю… что?..
Петушок. Не хочешь, не рассказывай.
Валюша. Если я одинокая, если мне за сорок – со мной можно как угодно?..
Петушок. Я задал вопрос.
Валюша. О Петушок!..
Кока(до сих пор он не отрываясь смотрел на портрет). Лиза!.. Лизанька!.. Такой я ее помню.
Надя(у нее в руках несколько писем, она читает их). "Христос воскрес! Моя милая и дорогая Лизанька! Сердечно поздравляю тебя с высокоторжественным праздником Светлого Христова Воскресения и крепко, крепко целую, желаю здоровья и счастья, а себе скорейшей встречи с тобой. Давай, друг мой милый, выпьем за здоровье друг друга и наше будущее счастье. Будем веселы! Просимой карточки выслать не могу, так как в Севастополе еще не снимался. Горячо любящий тебя – твой Кока. Девятого мая тысяча девятьсот шестнадцатого года".
Нежный звук колокольчика.
"Кока, милый! Поздравляю тебя с Рождеством Христовым! Боже, как мне тоскливо в эти дни! Какой праздник! Светлые надежды. А тебя нет рядом. Знаешь, я сегодня буду целый день писать тебе письмо. Сейчас утро. Я не знаю, что с собой делать. Болит голова. Вчера до самой ночи раскладывала пасьянс, пока не получилось. Сейчас проснулась – на столе лежат четыре туза. Это все ты. Ты – пики, ты – крести, ты – бубны, ты – червовый туз, красное сердечко. Знаешь, я твои письма целую, когда получаю. Не все, но иногда так охватит, что хоть письмо поцелую. Я глупая?.."
Колокольчик.
"Милый, милый Кока! Снова села за письмо. Позавтракала, ушла к себе и пишу. Мы вчера сговорились с тетей Лелей ехать к Троице, там погулять, подышать свежим воздухом, покататься. На другой день вернуться. Но тетке немного нездоровилось, и поэтому поездка расстроилась, но все-таки мы сели в сани и поехали в Всесвятское, тут близко, там ехали шагом, любовались на снежную пелену и на елки. Я рада была проехаться. Дусик мой, как твое самочувствие? Как живешь? Боже, какое это было бы счастье жить с тобой здесь, в нашем доме, жить и любить друг друга! А мы живем только в мечтах. Будем ждать. Целую тебя крепко и твой затылочек тоже. Елизавета твоя первая и единственная".
Колокольчик.
"Опять принялась за письмо моему Коке. Мы уже отобедали. За столом у нас было прекурьезное семейство. Мы бы с тобой похохотали. Мамаша, две дочки-трещотки, близнецы, и сын, окончивший духовную семинарию и идущий в университет. Это семья священника Филимонова. Все типы точно из прошлого столетия. Целое представление! А что у тебя? Как ты там? Что?.. Ах, глянуть бы одним глазком!.. Ты ровно ничего не пишешь о твоем здоровье. Ты не хочешь, чтоб я беспокоилась о тебе? Думай что хочешь, а мне больше пиши о себе, чтобы я чувствовала, как ты живешь там, в Севастополе. У тебя какой-то беспорядок на душе, мне чуется. День сегодня ясный, холодный. Я с тобой. Твоя Л. Что значит эта буква? Любовь?.."
Колокольчик.
"Кока, дружочек, вот мы опять вместе. Уже вечер. У меня немножко кружится голова. Мы пили глинтвейн, ужинали, но подъема настроения не было. Елочка у нас большая, славная, и убрали мы ее только хлопьями ваты, серебряным и золотым дождем, посыпали слюдой, зажгли свечи, и вышло оригинально и красиво. Мне хотелось плакать. Думала о тебе, и хотелось быть с тобой! Ах, Николай, Николай!.. Что же дальше будет?! Когда, когда мы увидимся? Будь здоров, счастлив, весел. Счастливого Рождества, моя радость! Бог с тобой, спи спокойно. Я твой ангел, я кружу над тобой. Лиза".
Пауза.
Владимир Иванович(читает на оборотной стороне открытки). "Севастополь. Нахимовский бульвар".
Кока. Ах, как я гулял тогда по Нахимовскому бульвару!.. Молодость, где ты?.. "Быстры, как волны, дни нашей жизни…" Именно на Нахимовском бульваре я встретил тогда моего товарища по гимназии Санечку Шпаковского. Его только звали Санечка, а сам он был дьявол, настоящий черт. Что мы с ним творили, что творили!.. "Милой с дальнего пути честь имею кланяться. Время в плаванье идти – до свиданьица!" После стычки с братьями одной особы мне некоторое время было противопоказано представать перед фотографическим аппаратом. М-да… Бедная Лиза!.. Разумеется, я не мог выслать ей просимой карточки.
Петушок. Бедная бабушка, она тосковала здесь, в глуши.
Кока. Надеюсь, это останется между нами.
Паша. Николай Львович, вы имеете дело с джентльменами.
Кока. Хотя какое это имеет значение сейчас!.. А все же я нашел выход в рассуждении фотопортрета – я снялся в профиль!
Надя(читает письмо). "Дорогая! Дома я как-то встретил газету "Одесские новости", которая навела меня на сильное впечатление, именно же: я прочел в объявлениях – "Северный ресторан". И мне стало очень печально, когда я вспомнил тот счастливый для меня вечер, в который я в последний раз провожал тебя в Палермо. Дорогая, я не в силах больше писать. Твой мальчик Кока. Пиши скорей!"
Кока. О, "Северный ресторан"!.. Вот смотрите, в этом письме я прислал ей карту вин. (Читает.) "Понте-Кане", "Го-Барсак", "Ирруа-Гала", "Ирруа Гран-Гала", "Ирруа-Брют", "Ирруа-Америкэн", "Порт-Вейн", "Вермут"… Во время обедов и ужинов румынский оркестр под управлением Матаки". Интересно, как эта улица называется сейчас?
Владимир Иванович. Так и называется – Нахимовский бульвар.
Кока. Что вы говорите!
Владимир Иванович(читает на открытке, которая в этот момент у него в руках). "Севастополь. Общий вид Братского кладбища".
Кока(он все еще держит карту вин). "Метрдотель Жорж…"
Надя(Коке). Вы об этой карточке говорили? (Показывает фото на толстой картонке, которое она нашла на столе.)
Кока. Да! Это я!.. Проклятый портрет!
Валюша(рассматривая фотографию). У вас очень удачный профиль.
Кока. "Милой Лизаньке от любящего Коки".
Паша(читает на обороте портрета). "Придворная фотография его величества шаха персидского, его величества короля сербского, его величества эрцгерцога Австрийского, его высочества князя Черногорского и его высочайшего наследника принца Швеции и Норвегии. Дом братьев Вайнер в Севастополе". А вы не ангел…
Кока. Я был большой жох по части прекрасного пола. Извините.
Валюша. Это не такой уж порок.
Надя(грозит пальчиком). Вы нехороший, нехороший!..
Кока. Маленькие обманы, мелкие шалости – непременное условие в любовной игре. Они придают мужчине боевую форму. (Рассказывает по-французски двусмысленный анекдот. Все смеются.) Слушайте, молодые люди, старого гуляку с дореволюционным стажем. И не судите строго.
Надя. Вот, я нашла! (У нее в руках письмо.) "Николай! После того что мне стало известно, наши отношения не могут оставаться прежними. Я прошу, не приезжайте и не пишите, я не хочу вас больше видеть…"
Кока. Что?.. Что вы читаете!..
Надя. Написано: "…я не хочу вас больше видеть".
Кока. Какие слова!..
Надя. Написано. (Читает надпись на конверте.) "Севастополь. Гостиница "Морская". Господину Крекшину Н. Л." "…Теперь у меня лишь две просьбы к вам. Первая, ни в чем не винить Санечку Шпаковского – о вашем сватовстве и последующей истории с братьями я узнала от самой Люси, которая является моей дальней родственницей и сама мне обо всем написала, прося совета. Вторая моя просьба заключена в том, что я хотела бы получить от вас обратно все мои письма. Ради наших прошлых отношений сделайте это. Пусть хотя бы в виде этих писем сохранится в моем доме тот милый Кока, который когда-то затеял веселую игру в горелки, и нашу пару – помните? – целый вечер так никто разбить и не смог. Вот наши руки и разомкнулись… "В ее глазах потухли блестки, и, как тогда, в игре в серсо – помните? – она поправила прическу и прошептала: "Вот и все". Мне светло. Прощайте".
Пауза.
Кока. Нет, нет!.. Я не получал…
Надя(читает подпись). "Елизавета Шерманская. 21 августа 1916 года".
Кока. Нет, нет!.. Я не видел… Дайте! (Порывисто хватает письмо. Быстро пробегает глазами.) Нет, нет!.. Что это?.. Не может быть!.. Откуда?..
Паша. Знаете, что я вам скажу, уважаемый Николай Львович, вы не просто так приехали сюда. Нет, не просто так.
Кока. Я не получал… Я вижу в первый раз… Вы мне не верите?
Надя. Написано.
Кока. Никогда!
Надя. Послано.
Кока. Увольте!
Валюша(рассматривая письмо). Это письмо не посылали. Штампа нет. Успокойтесь. Оно не было отправлено.