Родоначальницы наисветлейшего аса!
Капнут в студеную синь материнские слезы –
Горше и радужней море окажется разом!
Гьяльп, услышь меня!
Грейп, ответь мне!
Эйстла, шепни мне!
Эйргьява, сжалься!
Ангейя и Атла –
милость явите!
Ульврун, Имд –
помогите в горе!
тайны поведай свои,
Ярнсакса!
Эгира дщери, сестры прилива,
Вы – милосердны, вы – справедливы,
Над нашею долей сжалиться рады,
Свое – возьмете, чужого – не надо!"
Девять задумались, косы свои разметавши.
Помнят все бури они от начала вселенной,
Каждый корабль, в туманной ночи заплутавший,
Каждую битву в купели соленой и пенной.
Помнят и викингов, плывших китовой тропою,
С тинга мечей не вернувшихся в скалы родные.
Будто волчицы по сумеркам, жалобно воя,
Девять зарылись и глубокие воды седые.
Что там за гребни встают средь равнины широкой,
Хладной, кипящей равнины, полной мерцанья?
Иль Ёрмунгардер взметнул свою выю до срока?
Или приблизили норны закат мирозданья?
Это бегут белопенные быстрые волны
И разбиваются в пыль под Железным утесом.
Ветер их гонит и тешится песнею вольной.
Высушит он материнские горькие слезы…
Гьяльп и Грейп -
доски вернули,
Эйстла с Эйргьявой -
морду дракона,
Ангейя и Атла -
паруса клочья,
Ульврун – щита
княжьего щепы,
Имд – осколки
турьего рога,
Ярнсакса вернула
меча обломок…
Дочери Ран, сестры прилива,
Вы – милосердны, вы – справедливы,
Над смертною доле сжалиться рады,
Взяли свое, а чужого – не надо!
Старая мать, позабудь свое глупое горе,
Девять вернули, что было чужого не взяли,
Не возвращают они – лишь ушедших в море.
Те, кто в море уходит – прибыль Валгаллы.
Sophia. О разумная мудрость…
О разумная мудрость –
Блаженных удел!
Не тебя находила я
В безднах туманных.
Не блаженства –
Пронзающих холодом стрел,
Обжигающих песен,
Полночных буранов…
О спокойная мудрость
Безбурных вершин!
Белокрылое царство
Морозного лета.
О божественный лед
И невинная синь,
И бесстрастная, вечная
Музыка света!
Но – Пришло, Развернулось,
Взревело в тиши,
Помутилося небо
И дрогнули скалы,
Кровью брызнули
Гневные раны души,
Раскаленной и белой
Струею металла!
Напряженные пальцы
Ловили Его,
Сердце слушало голос
Тугого молчанья.
В черноту, что была
До начала всего,
Улетали слова
Моего заклинанья.
Вот – Придет, Развернется –
Зову и смеюсь! –
Начертает
Неоновым пламенем руны…
Пожелайте мне этих
Прекрасных безумств,
Неразумных, нестройных,
Как хаоса струны!
Sophia. Прекрасен осенний пылающий лес…
Прекрасен осенний пылающий лес
В пурпурных объятьях заката.
Под куполом мрачным морозных небес
Сияет он медью и златом.
Там ветер трубит в свой охотничий рог
И пыль поднимает с проезжих дорог.
Бредет логовиною беглый монах,
Сгибаясь убого и сиро.
И страшно ему затеряться в лесах,
И сладко укрыться от мира,
От трубного клика, зовущего нас,
От вещих ушей, от всевидящих глаз.
Как заяц, петляя, запутал свой путь,
И в месте глухом и безвестном,
К стволу привалившись, решил отдохнуть.
Вдруг пением птицы чудесным,
Пленен, очарован! Усталость забыв,
Он ловит нежнейший и грустный мотив.
Вот – птица поет на терновом кусте,
Лазурным блестя опереньем,
Напев ее – злато в текучей воде,
Томительный, сладкий и древний,
Что Ева певала в суровых ночах,
Баюкая Каина в нежных руках.
– О дивная птица, мне голос твой мил
И грусть мне старинная внятна.
Объял меня холод священных могил
И нет мне дороги обратно!
Со светлой мольбою, с слезами в очах,
Подходит смиренно отступник-монах.
– О, если бы в клетке унесть золотой
Тебя потаенной тропою,
Чтоб вечно терзался мой разум больной
Тоскующей песней родною,
Чтоб сердце, пронзенное болью твоей,
Пылало огнем до скончания дней!
Качнулися ветки – отпрянул монах! -
И юноша вышел из мрака.
Как лен, его кудри лежат на плечах
И губы пунцовее мака.
Насмешливый сумрак в янтарных очах,
И лук за плечами, и лютня в руках.
С медовой улыбкою речь он ведет:
– О чем ты просил безутешно?
Кому ты молился меж древних болот?
Кто внемлет душе твоей грешной?
– Готов я и душу тому подарить,
Кто сможет мне птицу мою изловить!
– Всего-то за душу? Извольте, мой друг!
Тут мигом с плеча он снимает
На диво изогнутый тисовый лук
И ладит стрелу, напевая.
И коротко свистнув, умчалась стрела,
Певунье лесной перебила крыла.
И с криком упала она, трепеща,
В терновник густой и колючий.
Лицо прикрывая полою плаща,
Осенней угрюмее тучи,
Смущенный и бледный отступник стоял.
А юный стрелок, усмехаясь, сказал:
Ну что ж, получил ты игрушку свою?
Сломалась – не я тут виновник.
А мне – получить бы обратно стрелу,
Ступай-ка, дружище, в терновник!
И в сердце тернового злого куста
Забрался отступник. Черна и густа
Трава под завесою хищных ветвей,
Где птица пищит еле-еле.
– Послушай-ка песенку повеселей,
Таких тебе сроду не пели! -
Так молвил таинственный житель лесной
И лютни коснулся искусной рукой.
О чудо! Лишь струнный просыпался звон –
Веселье объяло монаха.
Он хлопнул в ладоши, свалился ничком,
Подпрыгнул в колючках без страха,
И дикая, страшная пляска пошла –
Ведь песня куда как была весела!
Как демон в руинах, плясал он в кусте –
Легко, одержимо, безумно.
Все громче, безудержней и веселей
Звенели жестокие струны.
А терн кровожадный когтил плясуна
И жизнью упился его допьяна.
Оплел его куст, обнимал и манил,
Терзая свирепой любовью.
Стрелка о пощаде он тщетно молил,
Давяся и смехом, и кровью -
Все музыке адской покорен монах,
Как нетопырь, бьется в кровавых шипах.
И вдруг, покачнувшись, упал, не дыша,
На черные травы густые,
И, тело покинув, помчалась душа
В угрюмые крепи лесные.
И пышных кустов колыхался навес,
Где юный стрелок, засмеявшись, исчез.
Прекрасен осенний пылающий лес
В пурпурных объятьях заката!
Жилище запретных и древних чудес,
Кипит он расплавленным златом.
Там сумрак ветвистый и черен, и густ,
И жарок, и ал там терновника куст.
Sophia. Подвиг короля Артура
Проникли слухи в Камелот –
На пустоши, в кольце болот
Огромный поселился кот,
Свирепый и голодный.
И всяк оттуда прочь бежит,
И уж не встретишь ни души
В закатной розовой тиши,
Иль на заре холодной.
Король сказал: "Огромный кот!
Охвачен ужасом народ.
А ну – как он кого сожрет!
Чудовище сражу я!"
Гиневра молвила с тоской:
"Кот – зверь полночный, колдовской,
Легко расстаться с головой,
С исчадьем тьмы воюя!"
Но, осердясь, король вскричал:
"Ужель я старой бабой стал?
Ужель не воин я? – вскричал. -
Седлайте вороного!"
Конь вмиг оседлан был. И вот –
Король оставил Камелот,
И солнце-призрак слезы льет
В когтях ненастья злого.
Ступает гордо вороной,
Щит у Артура за спиной,
Копье под правою рукой,
И грозен меч тяжелый.
В верхушках сосен – ветра стон,
Затянут мраком небосклон,
Ведет дорога под уклон,
В синеющие долы.
Вот пустошь – облако плывет
Над мертвым зеркалом болот.
Ну, где же ты, ужасный кот,
Где рыщешь тенью черной?
И зверь ночной пред ним возник,
Потряс болота гневный рык,
Кот-великан, пятнист и дик,
Как уж в воде, проворный.
Конь на дыбы, всхрапнувши, встал,
Король из ножен меч достал,
"Пришел конец тебе, вскричал, -
Артур перед тобою!
Давай, сразимся же скорей,
Клянуся кровью королей –
Рябою шкурою твоей
Я скакуна покрою!"
Но медлит прыгать зверь-колдун,
Глаза желтее спелых лун –
Колодцы древних, тайных дум
В Артура он вперяет.
Пускает искры, и шипит,
И говорит, и говорит,
Вьет кружева, урчит, хитрит,
Хребтину выгибает.
"Зачем покинул ты, зачем,
Родные камни древних стен,
Ведь все под солнцем – ложь и тлен,
И тщетны все старанья.
Гиневра нынче весела –
Ведь любят рыцари Стола
Хозяйку утешать, когда
Артур на поле брани.
О кто найдет твои следы,
Восславит ратные труды,
То – привиденья и мечты,
То – яд, текущий в жилах!
Прошли века, забыл народ,
Где он стоял, твой Камелот,
А имя короля живет
В одних преданьях лживых…"
Король задумался. Легла
Морщина поперек чела.
Впервые стала тяжела
Ему златая ноша.
Роняет меч, снимает шлем,
С коня сошедши, тих и нем,
Он понял – все под солнцем тлен,
Он понял – жребий брошен.
И обнял он кота, и с ним
Пошел, тревогою гоним,
За много миль, за много зим,
И больше не вернется.
Они скитались там и тут,
Брели туда, куда зовут,
В харчевнях ели, что дадут
И спали, где придется.
Кружил им мысли добрый хмель,
Орали песни, пели эль,
И подпевала им метель,
И следом крался вечер.
Их видел сумрачный Уэльс,
Броселиандский видел лес,
И в годы славные чудес
Их знало графство Чешир.
Гиневра с башни угловой
Все смотрит в сумрак голубой.
Там – облака спешат домой,
Там – ветер сосны ломит.
И Кардуэл Артура ждет,
И Карлеон, и Камелот,
Но он забыл о них, а кот –
Едва ль ему напомнит.
Sophia. Эскапизм
Вот – черное зеркало. Темно. Мрачно. Твердь.
Моей работы никто не разобьет.
Посмотрись в него, дохлятина, и умри с тоски.
В. Розанов
Ты позабыл о надежде нетленной,
Ты не изведал пурпурной весны.
Льются к тебе сквозь бетонные стены
Сладкие песни Волшебной страны.
Черное зеркало мира пустого
Карой грозит заглянувшим во тьму.
Истина слова его колдовского,
Шепот: не быть, – ты поверишь ему.
Ты распрощаешься с камерой серой,
Ты на заре не рожденного дня
Время с пространством раздвинешь химерой,
Грозными крыльями Небытия.
Так тебе грезится полночью звездной,
Только судьба не разводит мосты.
Камера – в ней ты страдаешь над бездной -
Жалкий плясун на канате мечты.
Civilization – пустая могила,
Нежной вселенной сжигаемый прах!
Алое буйство утраченной силы
Светит в ее погребальных кострах.
Кто тебе выстроил эту обитель?
Что за насмешник был твой демиург?
Что же влечет тебя вдаль, небожитель,
Словно пустынные зовы Миург?
Что, наконец, ты отринешь, безумный,
Жизнь ли жестокую, нежную смерть?
Как тебе бредится полночью лунной,
Как тебе бьется в бетонную твердь?
С дымной помойки на небе туманном
Видят глаза безработных богов
Трубы заводов – как жерла вулканов
И Гималаи высотных домов.
Вы, что гнездитесь на проклятых скалах, -
Заживо тлению обречены.
Лучше в лесах, иль горах одичалых
Слушать напевы Волшебной страны!
Vardlokkur. Монолог человека
За окном луна светила.
Молча встал на табурет,
Крепко привязал веревку, -
Вот я есть, а вот и нет.
Я решился на поступок,
В бездну я шагнуть хотел.
Нет мне места в этом мире.
Но тут ангел прилетел.
Ангел, ангел мой хранитель,
Где ты был, когда я звал?
Когда помощи просил я,
Ты с Яхве в раю бухал.
А теперь, пречистый ангел,
Ты решил меня спасти.
От чего, от смерти пошлой?
От греха, что в Ад нести?
Не нужно твое спасенье,
Сам привык я все решать.
Жил один, как тать безбожный,
Научился выбирать.
С теми черными мыслями
Оттолкнул я табурет,
Боль огнем гортань прошила, –
Вот я есть, а вот уж нет.
Я очнулся с болью в горле,
Сердце в ярости стучит.
Ангел, ангел мой, насильник,
Ты обрек меня на жизнь!
Vardlokkur. Демон – хранитель
(демону – хранителю)
Вдали от суеты и бреда,
Что наполняет мир людей,
Нашел себе уединенье демон
На глубине души моей.
Хранит от глупости и гнили
Свой новый дом он пуще глаз.
Порою в трудные минуты
Из глубины души я слышу глас.
Меня предупреждает он от скуки,
Что богом "триединым" создана.
Он говорит мне: "Ты свободен! Думай!
На то тебе ведь голова нужна…"
И все же времени от время
В мой разум входит пустота.
И сердце мне вдруг сжимает
Непонятная тоска.
И в эту трудную минуту
Он твердо знает: дом в беде…
Советом добрым помогает.
Мой… Друг, со мною ты везде!
Vardlokkur. Охота
Темный лес, деревьев скрип.
Вой в ночи нагоняет страх.
Бег сквозь ночь. Прыжок. След!
Кровь проступает на жертвы следах.
Темный лес, деревьев шум.
Стая. Тени скользят меж ветвей…
О, двуногий, сегодня ты наш!
Плоть твоя манит нас все сильней…
Темный лес, не видно не зги,
Ты бежишь, не разбирая дороги,
Ветви в кровь изодрали щеки твои.
Но ты бежишь, страх окрыляет ноги.
Остановился, согнула боль
В легких воздуха не хватает.
Ты победил?! Победили мы!
Жертва от нас не ускользает.
Короткий бой, сверкнул нож,
Вкусное мясо… человечье.
Ты проиграл! Победили мы,
Волки что, бросили вызов вечности…
Fenrir. Живое – в мертвом. Мертвое – в живом…
Живое – в мертвом. Мертвое – в живом.
Размыта грань, раздроблены суставы.
Восстань, Гигант. Из первозданной лавы
Приди в наш мир. Раскатистый, как гром
Я шаг Твой слышу. Вздрагивают горы
Испуганно смолкают разговоры,
И на воде дрожит случайный лик.
Sieg Heil, Гигант! Я знаю, Ты отвык
От приторной текучести творенья,
От плоти, превращающейся в прах.
Здесь тени правят бал, и запах тленья
В умерших душах порождают страх
Тепло и жизнь – коварные химеры
Стремятся к заполнению пустот.
И матери, не знающие меры
Очередной вынашивают плод.
Sieg Heil, Гигант! Грядет Твоя победа.
На Севере воздвигнут пьедестал
В нагроможденьях льдов и серых скал
Проявлена божественная Эдда.
Убей творца! Творец давно устал!
Baal. Боги Севера
Мне снится сон, тревожный сон:
В нем Я бесстрастный созерцатель,
И мысль, срываясь как дракон
Летит сквозь Мидгард в темный Хель.
Во сне Я вижу, как ветры вопят;
То время безумно уносится в бездны,
Забытые земли в тумане парят,
А с ними народы, сказанья, легенды.
Северные боги Древних племен
Спят крепко, закрыв свои очи,
И ждут они часа с давних времен
Когда станут снова могучи.
И час настал, проснулись боги -
Асы германские: Один и Локи,
Тиу и Тор, а с ними мудрые Ваны
Славянские боги: Перун и Сварог,
Велес и Стрибог … все как один,
И горе прольется богу-Христу,
Власть держалась его на обмане,
Море крови пущено к позорному кресту,
Против которого дрались Германцы и Славяне.
Мы не забыли ничего!
Как жгли, рубили, избивали
Нет, не забыто ничего!
Как именем Христа Нас убивали.
Но будет пир в Асгарде славном,
Где Один встретит всех Друзей в объятьях
И кубок с терпким даст вином,
Чтоб помнили о наших Предках-братьях.
Baal. Двое во Тьме
Во Тьме грядущего Суда
Мы будем вместе навсегда,
И будет Суд тот Тьмы Извечной
Над ложью фальши бессердечной.
Мы – Дети Тьмы… А хор святош
Опять твердит, что это – ложь.
Но знаем Мы, презревши Свет:
Мелодий Тьмы прекрасней нет.
Тьма – это Песнь других Миров,
Она – полёт Извечных Слов,
Слов Силы, Мудрости и Славы,
Свободы, Мужества и Права.
То Право быть самим собой
И управлять своей Судьбой.
Зачем Нам ложные заветы?
Свободны Мы и вечно это.
Мы полетим сквозь звёздный свет,
Как две стрелы, несущих Смерть.
Но Смерть та будет не концом,
А лишь Путём в астральный Дом.
Нас Танец Вечности закружит,
Сплетя в объятьях Наши Души.
И пусть Наш стон звучит над Миром
Любви и Страсти темным пиром.