Непережитое
Стихи о невоевавшем отце
Моим родителям
А мой отец
не побывал на фронте.
Сказал майор,
взглянув на пацана:
- Вот через год,
когда вы… подрастете… -
А через год
закончилась война.
А через год
уже цеха гудели.
И мой отец не пожалел трудов,
Чтоб на российском,
выдюжившем теле
Белели шрамы новых городов.
Но мирные заботы уравняли
Хлебнувших
и не видевших огня,
И в нашем общежитии
в медали
Своих отцов
играла ребятня.
На слезные расспросы
про награды
Отец читал мне что-то из газет.
- Не приведи!
Но если будет надо,
Заслужим,
а пока медалей нет! -
Я горевал.
А в переулке сонном
Азартно гомонил ребячий бой,
Но веяло
покоем, миром,
словно
Невыдохшейся майскою листвой.
И мне,
над кашей бдевшему уныло
(Пока не съем -
к ребятам не пойду!),
Все реже,
реже мама говорила:
- Эх, нам в войну
такую бы еду! -
…Тянулись дни,
и годы пролетали,
И каждый очень много умещал.
И я забыл,
взрослея,
про медали,
Да и отец уже не обещал.
Но каждый раз,
услышав медный голос
(Наверно, доля наша такова!),
Отец встает.
Но речь опять
про космос
За холодящим -
"ГОВОРИТ МОСКВА…".
Сумасшедшая
Она кричала о войне,
О переломном сорок третьем…
Я замер - показалось мне,
Что до сих пор война на свете!
Она кричала о врагах,
О наших танках,
О голоде и о станках,
О спекулянтах,
О том, что вот она верна,
И про "овчарок".
В ее глазах была война -
Свечной оплавленный огарок.
Закон ей в этом не мешал,
Она еще кричала что-то.
Вокруг был мир, кругом лежал
Снег цвета довоенных фото.
Свадебная фотография
Она не выдержала и смеется,
В его плечо шутливо упершись.
…Он через месяц станет добровольцем,
Его подхватит фронтовая жизнь.Нахмурясь, чтобы не расхохотаться,
Он купчик обвенчавшийся. Точь-в-точь!
…Ей голодать, известий дожидаться,
Мечтать о нем, работать день и ночь.Своей забаве безмятежно рады,
Они не могут заглянуть вперед.
…Он не вернется из-под Сталинграда.
Она в эвакуации умрет.А если б знали, что судьба им прочит,
На что войною каждый обречен?!
…Она так заразительно хохочет,
Через мгновенье засмеется он.
21 июня 1941 года. Сон
Приближались роковые сороковые годы…
Александр Блок. О назначении поэта
Сегодня я один
за всех
в ответе.
День до войны.
Как этот день хорош!
И знаю я один
на белом свете,
Что завтра
белым
свет не назовешь!
Что я могу
перед такой бедою?!
Могу - кричать,
в парадные стучась.
- Спешите, люди,
запастись едою
И завтрашнее
сделайте сейчас!
Наверно, можно многое исправить,
Страну набатом
загодя подняв!
Кто не умеет,
научитесь плавать -
Ведь до Берлина столько переправ!
Внезапности не будет.
Это - много.
Но завтра
ваш отец, любимый, муж
Уйдет в четырехлетнюю дорогу
Длиною в двадцать миллионов душ.
И вот еще:
враг мощен и неистов…
Но хмыкнет паренек
лет двадцати:
- Мы закидаем шапками фашистов,
Не дав границу даже перейти!.. -
А я про двадцать миллионов шапок,
Про все,
что завтра грянет,
промолчу.
Я так скажу:
- Фашист кичлив,
но шаток -
Одна потеха русскому плечу…
Что случилось, братцы?!
Душа
как судорогой сведена,
Когда я думаю
о тех солдатах наших,
Двадцать второго,
на рассвете,
павших
И даже не узнавших,
что - война!
И если есть
какой-то мир иной,
Где тем погибшим
суждено собраться,
Стоят они там
смутною толпой
И вопрошают:
- Что случилось, братцы?!
Ответ фронтовику
Не обожженные сороковыми,
Сердцами вросшие в тишину,
Конечно,
мы смотрим глазами
другими
На вашу большую войну.
Мы знаем по сбивчивым,
трудным рассказам
О горьком победном пути,
Поэтому должен хотя бы наш разум
Дорогой страданья пройти.
И мы разобраться
обязаны сами
В той боли,
что мир перенес…
Конечно,
мы смотрим другими глазами,
Такими же,
полными слез.
Мой фронтовик
До фронта не доехал он,
Дорогой не прошел победной.
Взлетел на воздух эшелон -
И стал воспоминаньем
дед мой.Вот он стоит передо мной -
Русоволосый, сероглазый
Солдат,
шагнувший в мир иной,
Так и не выстрелив ни разу…Война!
Ты очень далека.
Но вечно близок
День Победы!
И в этот день я пью за деда -
За моего фронтовика!
Бабушка
Включаю телевизор:
танки, грохот,
Врага под корень режет пулемет.
…А бабушка моя
тревожно вздрогнет,
Вязанье сложит,
в кухню перейдет.
На всю квартиру -
крики,
рев орудий…
- Куда же ты?
- Да мочи, милый, нет.
- Так это ж - немцев!
- Тоже, внучек, люди…В борьбе с фашистским зверем
пал мой дед!
Ключи
На фронте не убили никого!
Война резка -
в словах не нужно резкости:
Все миллионы -
все до одного -
Пропали без вести.
Дед летом сорок первого пропал.
А может быть,
ошибся писарь где-то,
Ведь фронтовик безногий уверял:
Мол, в сорок пятом
в Праге
видел деда!…Сосед приемник за полночь включит,
Сухая половица в доме скрипнет -
И бабушка моя
проснется,
вскрикнет
И успокоится:
дед взял на фронт ключи…
Вдова
Она его не позабудет -
На эту память хватит сил.
Она до гроба помнить будет,
Как собирался,
уходил,
Как похоронку получила
И не поверила сперва,
Как сердце к боли приучила,
Нашла утешные слова,
Что, мол, у жизни -
тыща граней,
А нежность -
разве это грех?
Но был погибших всех желанней,
Но павших был достойней всех.
И на года,
что вместе были,
Она взирает снизу ввысь…А уж ведь как недружно жили:
Война -
не то бы разошлись.
Зависть
Неуемная зависть
мальчишечьи души томила:
Конармейцы галопом
врывались в тревожные сны,
А наутро ребята
судьбу укоряли уныло,
Что явились на свет
только после гражданской войны.
Но недолго казалась война
романтической сказкой -
На июньской земле
засыпали бойцы под дождем,
И когда они видели
храбрые сны о гражданской,
Говорили друзьям,
что приснилось им детство и дом…
Этим людям,
всей грудью
хлебнувшим и горя, и гари,
Всем живущим по крови,
по пролитой крови
родным, -
Я внимаю с любовью,
за землю мою благодарен,
Но я даже во сне -
никогда -
не завидую им!
Газета
Комплект газеты "Правда"
За сорок первый год.
Почины и парады:
"Дадим!",
"Возьмем!",
"Вперед!".
Ударники, герои,
Гул строек по стране…
Июнь.
Двадцать второе.
Ни слова о войне.
Уже горит граница,
И кровь течет рекой.
Газетная страница
Еще хранит покой.
Уже легли утраты
На вечные весы.
Война достигнет завтра
Газетной полосы.
Мы выжили.
Мы это
Умели испокон.
Мне свежую газету
Приносит почтальон…
Монолог расстрелянного за невыполнение приказа
- Я был расстрелян в сорок первом:
"Невыполнение приказа
В смертельный для Отчизны час…"
Ударил залп -
я умер сразу,
Но был
неправильным
приказ!
И тот комбат,
его отдавший,
В штрафбате воевал потом,
Но выжил,
вытерпел
и даже
Еще командовал полком!
Тут справедливости не требуй:
Война - не время рассуждать.
Не выполнить приказ нелепый
Страшнее,
чем его отдать!
…Но, стоя у стены сарая,
Куда карать нас привели,
Я крепко знал,
что умираю
Как честный сын своей земли…
Боль
Война порой теряется из вида:
И генералы -
не фронтовики,
А все ж у мира,
как у инвалида,
Болит ладонь потерянной руки.
Мой сосед
Я расскажу
про моего соседа.
Седой солдат,
на танковой броне
В Берлин въезжал он…
Мы вели беседу
О жизни,
о работе,
о войне…
Не о минувшей -
о другой,
что будет
Страшней любого
Страшного суда.
И он сказал: - Бессмысленные люди!
Всем надобен покой,
а им - беда!
Они перед своей Москвой
заслонов
Не ставили.
Знай на чужбине рушь!
За День Победы
двадцать миллионов
Не долларов,
а человечьих душ
Не отдали!
Они не вспоминают,
Как возле пепелища плачет мать!
Они еще войны
не понимают!
И дай им бог -
ее не понимать!
Кино
По телевизору война.
Какой-то фильм,
почти что новый.
Рассвет. Безмолвие. Весна.
Но дрогнул ствол многодюймовый -
И фронт ожил,
и враг попер,
Обрушилась артподготовка…
Но узнаваемый актер
Уже приподнялся неловко.
Вот он,
бесстрашием гоним,
Взлетел на бруствер -
и по знаку
Массовка двинулась за ним
В несокрушимую атаку!
И вдруг,
разрывом опален,
Споткнулся
и упал в сторонку…
Но однорукий почтальон
Надежно спрятал похоронку.
…И он воскрес!
Сквозь забытье,
Сквозь кровь
на той траве весенней
Усталые глаза ее
Показывали путь к спасенью.Потом - завшивевший барак
И шепот о побеге скором -
Недолго поглумился враг
Над узнаваемым актером!
Вот общий план:
дорога, даль…
Обратный путь,
какой он длинный!
Луч солнца высветил медаль,
Медаль "За взятие Берлина"…А мой сосед вздохнул опять:
- Ведь это ж надо
так завраться!
А впрочем…
Правду рассказать -
Недолго сердцу разорваться…
В артполку
Дальних залпов доносятся гулы,
Незнакомо строчит пулемет,
Рядом бой!..
Но развод караула
В гарнизоне спокойно идет.
Я вернусь в караулку,
ладони
Подержу над огнем
и усну…
Очень любят у нас в гарнизоне
Кинофильмы крутить про войну…
Долг
Памяти поэта-офицера
Александра Стовбы,
погибшего при исполнении
интернационального долга
Материнский охрипший,
беззвучный вой.
Залп прощальный.
И красный шелк.
Этот мальчик погиб,
выполняя свой
Интернациональный долг.Что он думал,
в атаку ту поднявшись,
Перед тем
как упал и умолк?..
Тьме отдать непочатую,
в общем-то,
жизнь -
Интернациональный долг.Мы не раз вызволяли народы
из тьмы,
За полком посылая полк.
Пол-Европы засеять своими костьми -
Интернациональный долг.О страдания чаша!
А сколько чаш
Мы испили?
Мы в этом толк
Понимаем.
Наверное, это - наш
Интернациональный долг.
1975–1985
Между двумя морями
Повесть о поэте-фронтовике Георгии Суворове
"Узнать - как в душу заглянуть…"
(Вместо предисловия)
Когда я захотел поближе познакомиться с этим человеком, мы были ровесниками: ему 24, мне 24. Да и судьбы наши были схожи - педагогический институт, учительская работа, служба в армии, военная журналистика, стихи, уже сложившиеся в первую книжку… Его стихи мне нравились, многие помнил наизусть. Но это были строки, которые постигаешь по-настоящему глубоко лишь тогда, когда знаешь их автора, знаешь не только его слово, но и дело, его жизнь.
Я бы хотел просто подойти к этому высокому красивому сибиряку, протянуть руку и попросить почитать стихи, зная, что читает он с удовольствием. Трудно сказать, какое бы стихотворение он выбрал, может быть, вот это:
Туманов голубая робость
Над грязью выбитых дорог.
Устало ухает автобус
Из лога в лог, из лога в лог.Ухабы - глубже. И пропала
В ночи дорога. Нет и нет.
Пробив густую темень, ало
Взметнулись сполохи ракет…
Он читал бы с особым сибирским выговором, будто грызя кедровые орешки, а в его чуть раскосых глазах в самом деле бы вспыхивали те самые ночные ракеты:
Так, отоспавшись за неделю
И письма написав домой,
С рассветом натянув шинели,
Мы движемся к передовой.Чтобы в бою узнать героя,
Узнать - как в душу заглянуть, -
Какой высокою ценою
Он свой оплачивает путь.
Но наша встреча не могла состояться. Давно уже унеслись в вечность воды реки Нарвы, при форсировании которой гвардии лейтенант Георгий Суворов погиб в 1944 году, состарились его ровесники - молоденькие гвардейцы, начинающие поэты фронтовой поры, и я, еще, в сущности, совсем молодой человек, уже стал старше его. У него теперь другие ровесники. И так будет всегда, потому что время подобно медленному урагану, незаметно уносящему людей. Не многие способны выдержать напор этого ветра времени, Суворов выдержал, и именно поэтому я ощущаю его как живого человека, а его стихи, написанные сорок лет назад, читаю, словно боясь смазать еще не просохшие чернила.
О классиках мы знаем все: что они делали или говорили в такой-то день их жизни, кто их натолкнул на тот или иной замысел. Порой даже знаем о них то, чего и они сами не знали. Другое дело, когда путь молодого писателя оборвался в самом начале и все оставшееся от него - тоненькая книжка прекрасных стихов, несколько строк в истории отечественной литературы и горькие слова более счастливых его ровесников о том, что он стал бы замечательным художником, если бы…
Но это "если бы" произошло. И человеческая судьба, которая минуту назад, подобно быстрой реке, летела вперед, подпрыгивая на камешках мелких невзгод и закручиваясь в водовороте народных бед, вдруг словно рассыпалась на тысячи мельчайших осколков: старые фотографии, письма, кем-то запомненные обрывки разговоров, воспоминания… У поэта - стихи, конечно. Из этих осколков, увы, человека уже не сложишь, но его образ сложить можно. Обычно не задумываются, какой смысл заключен в ставших как бы клятвой словах "Никто не забыт, и ничто не забыто". Разве я знаю о каждом из многих миллионов погибших на войне, разве я знаю о каждом подвиге? Есть несколько сотен имен, которые мы помним, и в их лице, если так можно выразиться, отдаем дань памяти всем павшим за Родину. Мы же знаем, что многие солдаты повторили подвиг Александра Матросова. А почему "повторили"? Ведь и до него солдаты Великой Отечественной падали грудью на амбразуры. Многих мы не знаем поименно и называем, склоняя головы перед их бесстрашием, одно имя - Матросов. Но мы можем знать обо всех. И в этом "можем" заключен второй смысл формулы "Никто не забыт, и ничто не забыто".
С каждым годом о павших на фронте знать становится все труднее и труднее: уходят их ровесники, соратники. Но спустимся с общенародного уровня на литературный. Немало "стихотворцев обоймы военной" не вернулось с фронта. У некоторых перед войной вышли первые книги, другие начали печататься в периодике, а третьи при жизни не напечатали ни одного стихотворения. С горькой точностью написал об этом Давид Самойлов:
Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет - одни деревья.
Но если сравнивать поэтов с деревьями, то нужно добавить, что у них как бы общая корневая система, и, для того чтобы в этой корневой системе разобраться, мы должны знать как можно больше о каждом. Знать не по кратенькой биографической справке и нескольким стихотворениям в сотнеименной антологии, а по-настоящему…
И еще об одном я хочу сказать, прежде чем повести рассказ о жизни и поэзии Георгия Суворова. Та "с рассветом вставшая тишина", о которой мечтал и за которую погиб поэт, простирается над нашей Отчизной почти сорок лет. Мы-то помним, какой ценой оплачена тишина, и готовы бороться за нее. Готовы… Готовы ли мы, молодые 80-х, если понадобится, отдать за тишину, как юноши 1941 года, ту единственную жизнь, которая дается, как известно, только один раз? Сможем ли? Повременим с дежурным "да!" и вглядимся в черты поколения, вынесшего войну с фашизмом, сверим свои души с душами героев, вчитаемся в строки поэтов-фронтовиков, отразившие не только их личные судьбы, но и судьбу народа, может быть единственного в мире, для которого слово "победа" и радостное и горькое одновременно.
И последнее. Эта книжка не научная биография, не литературоведческое исследование, хотя творчество Суворова заслуживает и таких работ. Это попытка поэта 80-х рассказать о поэте 40-х. И попытка, нужно сказать, ответственная, потому что о нем писали и размышляли такие мастера советской поэзии, как Леонид Мартынов, Николай Тихонов, Сергей Наровчатов, Алексей Сурков, Леонид Решетников, Александр Смердов, Михаил Дудин.
Николай Тихонов и Михаил Дудин составили, отредактировали и издали в 1944 году, через несколько месяцев после гибели поэта, его книжку "Слово солдата". Леониду Решетникову мы обязаны находкой и публикацией многих ранее неизвестных произведений Суворова, двадцать лет пролежавших в архиве Нарвского городского музея. Леонид Решетников - составитель, автор предисловий и комментариев к двум наиболее полным сборникам суворовских стихов, писем и воспоминаний о нем - "Звезда, сгоревшая в ночи" (Новосибирск, 1970) и "Соколиная песня" (Москва, 1972).
Интересно и то, что почти все названные мною поэты посвятили Суворову стихи. Факт не случайный: он и сам любил посвящать стихи друзьям, рассказывать о товарищах языком поэзии. Человек так уж устроен, что, выражая свою любовь, уважение к другу, он стремится подарить ему самое дорогое. Для Суворова самым дорогим были стихи:
Я рассказал бы о тебе в поэме,
Но знаешь сам, теперь нам не до слов, -
писал он в посвящении лейтенанту Андрееву.
Размышляя над рукописью и перечитывая уже написанное, я вдруг сформулировал то, что давно чувствовал: сам Суворов был именно таким человеком, о котором лучше всего рассказывать в поэме. И свой рассказ о его жизни, творчестве, если бы мне нужно было определить жанр, я бы назвал поэмой. Литературоведческой, но с лирическими отступлениями!