Алексей Кольцов
(1809-1842)
Могила
Дума
Чья это могила
Тиха, одинока?
И крест тростниковый,
И насыпь свежа?
И чистое поле
Кругом без дорог?
Чья жизнь отжилася?
Чей кончился путь?
Татарин ли дикий
Свершил здесь убийство
В ночной темноте
И свежею кровью,
Горячею брызнул
На русскую быль?
Или молодая
Жница-поселянка,
Ангела-младенца
На руках лелея,
Оплакала горько
Кончину его?
И под ясным небом
В поле, на просторе,
В цветах васильковых,
Положен дитя.Веет над могилой,
Веет буйный ветер,
Катит через ниву,
Мимо той могилы,
Сухую былинку,
Перекати-поле.
Будит вольный ветер,
Будит, не пробудит
Дикую пустыню,
Тихий сон могилы!..
И встают виденья
В душе одинокой…
Божий мир
Дума
Отец света – вечность;
Сын вечности – сила;
Дух силы есть жизнь;
Мир жизнью кипит.
Везде триединый,
Воззвавший все к жизни!
Нет века ему,
Нет места ему!
С величества трона,
С престола чудес
Божий образ – солнце
К нам с неба глядит
И днем поверяет
Всемирную жизнь.
В другом месте неба
Оно отразилось -
И месяцем землю
Всю ночь сторожит.
Тьма, на лоне ночи
И живой прохлады,
Все стихии мира
Сном благословляет.
Свет дает нам силу,
Возрождает душу.
В царстве Божьей воли,
В переливах жизни -
Нет бессильной смерти,
Нет бездушной жизни!
Михаил Лермонтов
(1814-1841)
Песня
Желтый лист о стебель бьется
Перед бурей;
Сердце бедное трепещет
Пред несчастьем.Что за важность, если ветер
Мой листок одинокой
Унесет далеко, далеко;
Пожалеет ли об нем
Ветка сирая;Зачем грустить молодцу,
Если рок судил ему
Угаснуть в краю чужом?
Пожалеет ли об нем
Красна девица?
"Слышу ли голос твой…"
Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает;Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится,И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.
Яков Полонский
(1819-1898)
Ночь в горах Шотландии
Спишь ли ты, брат мой?
Уж ночь остыла;
В холодный,
Серебряный блеск
Потонули вершины
Громадных
Синеющих гор.
И тихо, и ясно,
И слышно, как с гулом
Катится в бездну
Оторванный камень.
И видно, как ходит
Под облаками
На отдаленном
Голом утесе
Дикий козленок.
Спишь ли ты, брат мой?
Гуще и гуще
Становится цвет полуночного неба,
Ярче и ярче
Горят планеты.
Грозно
Сверкает во мраке
Меч Ориона.
Встань, брат!
Из замка
Невидимой лютни
Воздушное пенье
Принес и унес свежий ветер.
Встань, брат!
Ответный,
Пронзительно-резкий
Звук медного рога
Трижды в горах раздавался,
И трижды
Орлы просыпались на гнездах.
Афанасий Фет
(1820-1892)
"Когда петух…"
Когда петух,
Ударив три раза
Крылом золотистым,
Протяжною песнью
Встречает зарю
И ты, человек,
Впиваешь последнюю
Сладкую влагу
Сна на заре,
Тогда поэт…
Нет! Спи, утомленный
Заботами дня,
Земной страдалец!
Ты не поймешь,
Зачем я бодрствую
В таинственном храме
Прохладной ночи.Чу! Слышу вздох
Ко мне несется
С мягкого ложа,
Где при серебряной
Луне белеют
Младые ланиты,
Покрытые первым
Шелковым пухом,
И где в беспорядке
Рассыпаны кудри.
А! слышу,
слышу, – Ты
также не спишь,Несчастный влюбленный!
Послушай, что ныне
Я слышал ночью
От чад Сатурна:
Они мне велели
В земных страданьях
Искать исцеленья
У Вакха. Наполним
Стаканы – и оба
Заснем поутру,
Когда другие
Пойдут трудиться.
"Я люблю многое, близкое сердцу…"
Я люблю многое, близкое сердцу,
Только редко люблю я…
Чаще всего мне приятно скользить
по заливуТак – забываясь
Под звучную меру весла,
Омоченного пеной шипучей,
– Да смотреть, много ль
отъехал И много ль осталось,
Да не видать ли зарницы…Изо всех островков,
На которых редко мерцают
Огни рыбаков запоздалых,
Мил мне один предпочтительно…
Красноглазый кролик
Любит его;
Гордый лебедь каждой весною
С протянутой шеей летает вокруг
И садится с размаха
На тихие воды.Над обрывом утеса
Растет, помавая ветвями,
Широколиственный дуб.
Сколько уж лет тут живет соловей!
Он поет по зарям,
Да и позднею ночью, когда
Месяц обманчивым светом
Серебрит и волны и листья,
Он не молкнет, поет
Все громче и громче.Странные мысли
Приходят тогда мне на ум:
Что это – жизнь или сон?
Счастлив я или только обманут?
Нет ответа…
Мелкие волны что-то шепчут с кормою,
Весло недвижимо,
И на небе ясном высоко сверкает зарница.
"Здравствуй!.."
Здравствуй!
Тысячу раз мой привет тебе, ночь!
Опять и опять я люблю тебя,
Тихая, теплая,
Серебром окаймленная!
Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…
Меня не видать, зато сам я все вижу…
Дождусь, непременно дождусь:
Калитка вздрогнет, растворяясь,
Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долге,
Долго при месяце будет мелькать покрывало.
"Ночью как-то вольнее дышать мне…"
Ночью как-то вольнее дышать мне,
Как-то просторней…
Даже в столице не тесно!
Окна растворишь:
Тихо и чутко
Плывет прохладительный воздух.
А небо? А месяц?
О, этот месяц-волшебник!
Как будто бы кровли
Покрыты зеркальным стеклом,
Шпили и кресты – бриллианты;
А там, за луной, небосклон -
Чем дальше – светлей и прозрачней.Смотришь – и дышишь,
И слышишь дыханье свое,
И бой отдаленных часов,
Да крик часового,
Да изредка стук колеса
Или пение вестника утра.
Вместе с зарею и сон налетает
на вежды,
Светел, как призрак.
Голову клонит, – а жаль от окна
оторваться!
Нептуну Леверрье
Птицей,
Быстро парящей птицей Зевеса
Быть мне судьбою дано всеобъемлющей.
Ныне, крылья раскинув над бездной
Тверди, – ныне над высью я
Горной, там, где у ног моих
Воды
Вечно несущие белую пену,
Стонут и старый трезубец Нептуна
В темных руках повелителя строгого блещет.
Нет пределов
Кверху, и нет пределов
Книзу.
Здравствуй!
На половинном пути
К вечности здравствуй, Нептун! Над собою
Слышишь ли шумные крылья и ветер,
Спертый нагрудными сизыми перьями?
Здравствуй!Нет мгновенья покою;
Вслед за тобою летящая
Феба стрела, я вижу, стоит,
С визгом перья поджавши, в эфире.
Ты промчался, пронесся, мелькнул
и сокрылся,
А я!
Здравствуй, Нептун!
Слышишь ли, брат, над собою
Шумный полет? – Я принес
С жаркой, далекой земли,
Трупами тучной,
Лавром шумящей,
Мой привет тебе: здравствуй, Нептун
Вечно, вечно,
Как бы ни мчался ты, брат мой,
Крылья мои зашумят, и орлиный
Голос к тебе зазвучит по эфиру:
Здравствуй, Нептун!
Мой ангел
Как он прекрасен,
Гость-небожитель!
Он не состарился
С первой улыбки моей в колыбели,
Когда, играя
Златыми плодами
Под вечною райскою пальмою,
Он указал мне
На матерь-деву
Страдальца Голгофы – и подле
Двенадцать престолов во славе.
Он тот же, всё тот же -
Кудрявый, с улыбкой,
В одежде блистательно-белой,
С любовью во взоре -
Мой ангел-хранитель…
Василий Розанов
(1856-1919)
"Счастье в усилии", говорит молодость…"
"Счастье в усилии", говорит молодость.
"Счастье в покое", говорит смерть.
"Все преодолею", говорит молодость.
"Да, но все кончится", говорит смерть.(ЭЙДКУНЕН – БЕРЛИН, вагон)
"Что ты все думаешь о себе…"
"Что ты все думаешь о себе. Ты бы подумал
o людях".
– Не хочется.(СПб. – КИЕВ, вагон)
"Болит душа, болит душа, болит душа…"
Болит душа, болит душа, болит душа…
И что делать с этой болью – я не знаю.
Но только при боли я и согласен жить,
Это есть самое дорогое мне и во мне.(глубокой ночью)
"Я думал, что все бессмертно…"
Я думал, что все бессмертно. И пел песни.
Теперь я знаю, что все кончится. И песня умолкла.(три года уже)
"Я пролетал около тем, но не летел на темы…"
Я пролетал около тем, но не летел на темы.
Самый полет – вот моя жизнь. Темы – "как во сне".
Одна, другая… много… и все забыл. Забуду к могиле.
На том свете буду без тем.
Бог меня спросит:
– Что же ты сделал?
– Ничего.
"Есть ли жалость в мире?.."
Есть ли жалость в мире? Красота – да, смысл – да.
Но жалость?
Звезды жалеют ли? Мать – жалеет: и да будет
она выше звезд.
(в лесу)
"Как увядающие цветы люди…"
Как увядающие цветы люди.
Осень – и ничего нет. Как страшно это "нет".
Как страшна осень.(на извозчике)
"Душа озябла…"
Душа озябла…
Страшно, когда наступает озноб души.
"И восторг переполнит наши души…"
И восторг переполнит наши души.
На "том свете" мы будем немыми.
Восторг всегда нем.(за набивкой табаку)
"Язычество – утро, христианство – вечер…"
Язычество – утро, христианство – вечер.
Каждой единичной вещи и целого мира.
Неужели не настанет утра, неужели это последний вечер?..
"Чем я более всего поражен в жизни?.."
Чем я более всего поражен в жизни? и за, всю жизнь?
Неблагородством.
И – благородством.
И тем, что благородное всегда в унижении.
Свинство почти всегда торжествует. Оскорбляющее свинство.
"Мы рождаемся для любви…"
Мы рождаемся для любви.
И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете.
И насколько мы не исполнили любви, мы будем
наказаны на том свете.(1 июля 1912 г.)
"Боль мира победила радость мира – вот христианство…"
Боль мира победила радость мира – вот христианство.
И мечтается вернуться к радости. Вот тревоги язычества.
"Умей искать уединения…"
Умей искать уединения, умей искать уединения, умей
искать уединения.
Уединение – лучший страж души. Я хочу сказать – ее
Ангел Хранитель.
Из уединения – все. Из уединения – силы, из уединения -
чистота.
Уединение – "собран дух", это – я опять "целен".(за утренним кофе, 31 июля 1912 г.)
"Ну, что же, придет и вам старость…"
– Ну, что же, придет и вам старость, и также
будете одиноки.
Неинтересны и одиноки.
И издадите стон, и никто не услышит.
И постучите клюкой в чужую дверь, и дверь вам не откроется.(колесо судеб; поколения)
"Бывало…"
Бывало:
– Варя. Где перчатки?
– Я Шуре отдала.
Ей было 12 лет. Она же "дама" и "жена".
Так ходила она всегда "дамой в худых
перчатках".
Теперь (2 года) все лежит, и руки сжаты
в кулачок.
"Не сходи с лестницы своего дома – там зло…"
Не сходи с лестницы своего дома – там зло.
Дальше дома зло уже потому, что дальше -
равнодушие.(Лисино)
"Что такое литературная душа?…"
Что такое литературная душа?
Это Гамлет.
Это холод и пустота.(укладываясь спать)
"Все погибло, все погибло, все погибло…"
Все погибло, все погибло, все погибло.
Погибла жизнь. Погиб самый смысл ее.
Не усмотрел.
"Родила червяшка червяшку…"
Родила червяшка червяшку.
Червяшка поползала.
Потом умерла.
Вот наша жизнь.(3-й час ночи)
"Вселенная есть шествование…"
Вселенная есть шествование.
И когда замолкнут шаги – мир кончится.
И теперь уже молчание есть вечерняя заря мира.
"В конце всех вещей – Бог…"
В конце всех вещей – Бог.
И в начале вещей Бог.
Он все.
Корень всего.
"Океан – женщина. Материк – мужчина…"
24 декабря
Океан – женщина. Материк – мужчина.
И бури и тишина, и влага и опасность.
И крепость и первобытность и потопление…(еду в клинику)
"Какими-то затуманенными глазами гляжу…"
Какими-то затуманенными глазами гляжу
я на мир. И ничего не вижу.
И параллельно внутри вечная игра. Огни. Блестки. Говоры.
Шум народов. Шум бала.
И как росинки откуда-то падают слезы.
Это душа моя плачет о себе.(у постели больной мамы)
Дмитрий Шестаков
(1869-1937)
"Нет, не могила страшна…"
Нет, не могила страшна –
Страшно забвенье,
Страшно свалиться
Без силы, без воли
В пропасть холодную
Вечного сна…
Благо тому, чью могилу
И крест молчаливый
Дружески мягко венок обовьет,
Точно объятье
Теплой руки,
Живою поэзией красок.
Вот василек полевой -
Память далекого детства,
И розы тревожный восторг,
Там астр сиротливых мечтательность,
Георгин одинокая гордость,
И тихой фиалки,
Свежей затворницы леса,
Смиренный и всепримиряющий
Шепот душистый.
Федор Сологуб
(1863-1927)
"Маленькие кусочки счастья…"
Маленькие кусочки счастья, не взял ли я вас
от жизни?
Дивные и мудрые книги,
таинственные очарования музыки,
умилительные молитвы,
невинные, милые детские лица,
сладостные благоухания
и звезды, – недоступные, ясные звезды!
О фрагменты счастья, не взял ли я вас
от жизни!
Что же ты плачешь, мое сердце, что же ты ропщешь?
Ты жалуешься:
"Кратким
и более горьким, чем сладким,
обманом промчалась жизнь,
и ее нет".
Успокойся, сердце мое, замолчи.
Твои биения меня утомили.
И уже воля моя отходит от меня.
"Свободный ветер давно прошумел…"
Свободный ветер давно прошумел
И промчался надо мною,
Долина моя тиха и спокойна,-
А чуткая стрела
Над гордою башнею возвышенного дома
Все обращает свое тонкое острие
К далекой и странной области
Мечты.
Уже и самые острые,
Самые длинные
Лучи
Растаяли в мглистом безмолвии.Туман поднимается
Над топкими берегами реки,
Усталые дети чего-то просят
И плачут.
Наступает
Моя последняя стража.
Дивный край недостижим, как прежде,
И я, как прежде, только я.
"Моя верховная Воля…"
Моя верховная Воля
Не знает внешней цели.
Зачем же Адонаи
Замыслил измену?
Адонаи
Взошел на престолы,
Адонаи
Требует себе поклоненья,-
И наша слабость,
Земная слабость
Алтари ему воздвигала.
Но всеблагий Люцифер с нами,
Пламенное дыхание свободы,
Пресвятой свет познанья,
Люцифер с нами,
И Адонаи,
Бог темный и мстящий,
Будет низвергнут
И развенчан
Ангелами, Люцифер, твоими
Вельзевулом и Молохом.
Михаил Кузмин
(1872-1936)
Из книги "Сети"
Мои предки
Моряки старинных фамилий,
влюбленные в далекие горизонты,
пьющие вино в темных портах,
обнимая веселых иностранок;
франты тридцатых годов,
подражающие д’Орсэ и Брюммелю,
внося в позу дэнди
всю наивность молодой расы;
важные, со звездами, генералы,
бывшие милыми повесами когда-то,
сохраняющие веселые рассказы за ромом,
всегда одни и те же;
милые актеры без большого таланта,
принесшие школу чужой земли, играющие
в России "Магомета"
и умирающие с невинным вольтерьянством;
вы – барышни в бандо,
с чувством играющие вальсы Маркалью,
вышивающие бисером кошельки
для женихов в далеких походах,
говеющие в домовых церквах
и гадающие на картах;
экономные, умные помещицы,
хвастающиеся своими запасами,
умеющие простить и оборвать
и близко подойти к человеку,
насмешливые и набожные,
встающие раньше зари зимою;
и прелестно-глупые цветы театральных
училищ,
преданные с детства искусству танцев,
нежно развратные,
чисто порочные,
Разоряющие мужа на платья
и видающие своих детей полчаса в сутки:
и дальше, вдали – дворяне глухих
уездов, какие-нибудь строгие бояре,
бежавшие от революции французы,
не сумевшие взойти на гильотину –
все вы, все вы -
вы молчали ваш долгий век,
и вот вы кричите сотнями голосов,
погибшие, но живые,
во мне: последнем, бедном,
но имеющем язык за вас,
и каждая капля крови
близка вам,
слышит вас,
любит вас;
и вот все вы:
милые, глупые, трогательные, близкие,
благословляетесь мною
за ваше молчаливое благословенье.
"При взгляде на весенние цветы…"
При взгляде на весенние цветы,
желтые и белые,
милые своею простотой,
я вспоминаю Ваши щеки,
горящие румянцем зари
смутной и страстно тревожащей.Глядя на быстрые речки,
пенящиеся, бурливые,
уносящие бревна и ветки,
дробящие отраженную голубизну небес,
думаю я о карих,
стоячих,
волнующих своею неподвижностью
глазах.И следя по вечернему небу
знамен фабричного дыма,
за медленным трепетом
я вижу Ваши волосы
не развевающиеся,
короткие,
и даже еще более короткие,
когда я видел Вас последний раз.Целую ночь, целый день
я слышу шум машин,
как биение неустанного сердца,
и все утра, все вечера
меня мучит мысль о Вашем сердце,
которое, увы! бьется не для меня,
не для меня!
Александрийские песни
I
Вступление
1