Пылесос. Однажды в качестве подарка ко дню Победы они предложили маме пылесос. Пылесос так пылесос, спасибо. Через год они позвонили с уточнением, проживает ли такая-то по этому адресу и нужен ли ей по-прежнему пылесос? Не помешает – на даче пригодится. И позже звонили: не нужен ли пылесос к Новому году и затем – к женскому дню 8 марта? А в этом году они высказались определеннее: "Через недельку-другую ждите комиссию". Оказывается, ответственным работникам надо убедиться в том, что мама действительно нуждается в пылесосе больше, чем кто-либо иной. "Если у вас, например, есть новая мебель, – сказали они, – то это означает, что вы сами в состоянии купить себе этот пылесос!"
Пиджак. Недавно в поэтическом клубе некий крепко поддатый незнакомец посоветовал мне сменить пиджак, потому что такие, как мой, пиджаки продавались в 96-м году на Черкизовском рынке. Иными словами, мой пиджак – полный отстой! А ведь я только что здесь, на сцене этого клуба закончил читать свои стихи по случаю своего же авторского вечера. И тут – такое язвительное замечание! Наверняка оно испортило бы мне настроение, если б я, бывало, не носил иные пиджаки, получше. Например, английский вельветовый пиджак тёмно-болотного цвета в крупный рубчик. Когда в 89-м году мы (группа поэтов "Альманах") возвращались из Лондона в Москву, наш переводчик Ричард Мак Кейн (а он хромал) подарил каждому мешочек с разными вещичками из своего обихода. Нам объяснили, что это у них принято – дарить такое при расставании.
Мои друзья, втайне от Ричарда, этими подарками пренебрегли. Что они, нищие что ли (что так и было) – носить обноски? И – из суеверных соображений: чужая вещь имеет свою – чужую! – историю, и, неизвестно – какую (что справедливо). Мне достался немного потертый вельветовый пиджак темно-болотного цвета в крупный рубчик, каковой я и носил до тех пор, пока он окончательно не истерся. В нём я пережил и путч, и штурм, и всеобщую нехватку всего основного. Много позже из разговора с Ричардом выяснилось, что этот пиджак – особый. Однажды в нём он из-за каких-то своих английских неприятностей выбросился из окна, но, благодаря пиджаку, спланировал вниз таким образом, что всего лишь сломал ногу. "Это был очень счастливый пиджак! – сказал Ричард, – а ты как думаешь?" Я с ним согласился не раздумывая.
Список вещей, предметов моего повествования, можно продолжать до бесконечности. Что я и делаю.
Двустволка. Стволы и курки – никелированные, стреляет пистонами. Ее подарил мне мой дядя, военный лётчик. Вещь – желанная и престижная, не хуже водяного пистолета. Помню, когда я постреливал из нее на Неглинном бульваре, ко мне на лавочку присел негр. Я сразу же отодвинул двустволку в сторону, мол, не моя, а потом поднялся и ушел, действительно, напрочь про нее позабыв. Наваждение основывалось на том, что "все негры борются за мир во всем мире, а я тут – с оружием, как какой-нибудь поработитель!" Вспомнив о пропаже, вернулся к лавочке – ни двустволки, ни негра. До сих пор обидно. А ведь первоначально дядя Юра предполагал подарить мне мелкокалиберную винтовку. Она тут же, на Неглинке и продавалась – в "Охотнике". Мама отговорила: "Юра, ты сошел с ума!"
Лампа дневного света. Ее мне подарили на юбилей. С тех пор она в течение 14 лет исправно светит и не тускнеет, что замечательно лично для меня, но безынтересно для настоящего повествования. Другое дело – никчемная хреновина.
Как-то плавая в водах Средиземного моря у турецкого берега, я столкнулся с некоей длиной в полтора метра и похожей на кишку хреновиной розового цвета, предположительно из пенопласта. По своему назначению она находилась в одном ряду с надувными акулами и дельфинами.
Не знаю, что тогда на меня нашло, но я привез этот подарок судьбы в Москву, немало потрудившись над его упаковкой: хреновина упорно не складывалась так, как мне было надо, и даже взбрыкивала, как живая. Тогда в моём доме бушевал ремонт. В этой стихии погиб дедушкин буфет в стиле купеческий ампир, папина румынская стенка, моя коллекция марок в трех альбомах для рисования и все мягкие дочкины игрушки. Кое-что из перечисленного – по ошибке, с мусором на вынос. А вот бестолковая хреновина с турецкого берега уцелела, хоть и болталась в разных местах квартиры под ногами у мастеров. "Если она не нужна, то мы её выкинем!" – сказали мастера и, завязав хреновину узлом, временно забросили её на шкаф. Сейчас этого шкафа уже нет, а хреновина существует до сих пор, прижатая моей кухонной дверью.
КИТОВЫЙ УС
Всю жизнь валялся, пылился – отпиленный кусок дугообразной лопасти с бахромой. Роговая ткань. Гравировки не поддается, крошится, захламляет балкон. Во время остекления ус был выкинут. И – навсегда забыт, если б не вдруг возникший вопрос:
– А откуда он взялся?
Недавно увидел по телевидению передачу про Антарктиду. Был поражен догадкой:
– Из Одессы! Где я бывал в детстве.
И где базировалась китобойная флотилия "Слава" – говорят, доставшаяся нам по репарации после разгрома Германии.
Непростая история, причудливая география.
Безжалостное остекление.
В ПУТИ
Не всякая очевидная правда является уместной, а, следовательно, – безусловной правдой, потому что это условие существует – уместность.
Попробуйте, остановить любого прохожего и сообщить ему какую угодно бесспорную правду. Например:
"Кит – животное, а не рыба!" Или – остановить смеющихся прохожих со словами: "Увы, господа, как бы вы ни были веселы, всё равно найдется какой-нибудь гад, который испортит вам настроение!" И даже, если вы сообщите прохожему что-то для него очевидно полезное: "Курить вредно!" или дружески приободряющее: "Вы продвигаетесь в верном направлении!" – всё равно прохожий воспримет эту правду исключительно как помеху на его пути. Ибо называется этот путь – прайвиси, в смысле – не твоё дело, то есть – его частное дело. Во что невозможно поверить, когда прохожих вокруг – целая армия!
ЭХ!
Интересно, что случайные прохожие, общаясь друг с другом, как правило, в строго информационном поле ("сколько времени?" или "как пройти на Газгольдерную улицу"), могут вдруг высказаться не к месту художественно.
Однажды, когда я спросил: "Который час?", прохожий ответил: "Твой!" А в незнакомой мне Сызрани, где я поинтересовался насчет ближайшей пивной, мне сказали: "Там же!" Еще случай. Проходил я мимо женщины, стоящей возле картонного ящика с надписью "Самсунг". Женщина мне сказала: "Эх, зря ты в другую сторону идешь! А то бы по пути мне коробочку донес!"
Эх! Всё бы ничего, если б не ящик!
ЗАЧЕМ?
Прощаемся в передней. Объятья, поцелуи в щеку. Зачем? Скоро же увидимся – снова расцелуемся. Зачем? Вот, если бы мы, расставаясь, вдруг надавали друг друга по щекам – тогда, при встрече, наши поцелуи были бы искренними. А так – пустая формальность. Бездушная.
КУПЛЮ ВОЛОСЫ ДОРОЖЕ ВСЕХ
Читаю объявление на стене нашего дома: "Куплю волосы дороже всех" и чувствую в этих словах некую недосказанность. Какую? Задумавшись в очередной раз, я вдруг понял: слова "Куплю волосы" адресуются широкой публике, но затем их интонация резко меняется на проникновенно личную: "Дороже всех… для меня – только ты!"
Именно так и звучат слова бессмертной души, обращенные к каждому, кто желает в повседневности расслышать её голос.
ЗАРЯДКА
Есть такая здравоохранительная практика: сразу после пробуждения не вскакивать спешно с кровати, но, лежа (ноги вытянуты, руки по швам), повернуть голову в сторону до упора и там – зафиксировать взгляд, а затем – в другую сторону до упора и там – зафиксировать взгляд. Это – в горизонтальной плоскости. Потом так же – в вертикальной: головой вверх и вниз, фиксируя взгляд.
Получается – Роза ветров: с Запада на Восток – от Кронштадта до Владивостока. И по вертикали: от северных морей до южных гор. Много раз.
Вот так ежеутренне я утверждаю себя в пространстве – с помощью восстановленных координат, утраченных во сне.
Похоже на крестное знамение, но – одной головой.
ПЛОЩАДЬ В ТРЕТЬЯКОВКЕ
Площадь картины Иванова "Явления Христа народу" в Третьяковке равняется жилой площади трехкомнатной квартиры без лоджии и подсобных помещений (6 на 8) А ее значительно меньшая копия, находящаяся в Русском музее в Питере, равняется площади кухни в двухкомнатной квартире (2 на 4). Теперь о литературе. Гоголь сравнивал Русь с тройкой (коренник и две пристяжных), Блок – со своей женой, а Гончаров – с "Великой бабушкой" – в последних словах своего "Обрыва". Далее: Чернышевский – простая змея, а Добролюбов – очковая. Кто так сказал? Тургенев!
Если ученик в своем ответе сумеет вставить эти знания, то любой учитель поймет, что отвечал он не по шпаргалке, а на основе своего личного опыта и интереса.
Если ученику покажется, что указанные знания не соответствуют заданному вопросу и в нужный ответ они никак не вставляются, он должен сам задать вопрос – учителю: "А почему вы смотрите на меня, как Николай Александрович на Ивана Сергеевича?" – "Это как?" – не поймет учитель. Вот тут пусть ученик и вставляет.
ЭСТЕТИКА В СИЛЕ
Из-за неумения рисовать портреты он не прошел в Академию художеств. Пейзажи посмотрели – ничего, сойдут. Другое дело – портреты. Портреты – дрянь. Так что, идите в политику, молодой человек. Позже он скажет: "Наша революция не победит, пока мы не дегуманизируем людей". Вот оно – художество в политике: в отместку за свое неумение рисовать людей – дегуманизировать их. Стереть их личность. "Сотри, – говорит, – случайные черты – и ты увидишь – мир прекрасен!"
Бывало, очарованные сами стирались.
ЗАЦЕПА
– Ты – чеэк умый, пасы сам: ну кто тут – коме тебя?
– Если говорить с матросом в зубах, то тут вокруг – никого. Один уровень. Со всплесками.
– А я скажу: – Я не логопед, не знаю, как правильно, но "никто" – у нас лучше, чем "кто-то" – в полоску или – в горошек – такой меленький, знаете?
– Знаем: как ни верти шилохвоста, у него всегда шило в заднице – вот и вертится. А шилоклювка – ругое делдо.
– А кто не вертится? Вот сквозняки, например, – всегда себя сами находят, даже в лампочке Аввакума.
– А где еще существу завихряться-то, как не в сфере "чпока"? Точнее – в его напряженном отсутствии.
– Де? А ы пасы в бельмондофках. Мобыць – ам?
– Уровень не тот: левое ниже правого.
– Смешно. Я ваш катаклизм наблюдаю, как муха – потолок: везде неровности, но, спасибо, есть на что опереться.
– Опираются – подопорники! И подопридержатели! Мол, есть за что попридержаться. А нам главное – вычленить зацепу! Дефиницию – обнимаешь?
– А то! Кто не обнимет дефиницию, тот и зацепу не вычленит!
– Кто не вычленит зацепу, тот матери скажет: – Женщина, вы что? – перешагивая.
– Кто вычленил зацепу, тому уже никакая тягота ум не замутит. Тот со своим умом – живо собеседует, а не дует в ухо ему – уму: "Ну, вложи, вложи!"
– Вычленивши зацепу, не возздравь свою холю, не всхоль свою хорь. Здраву не уподобляйся, будь сам здрав. Ты – здравонос, а не здравосос!
– Зацепа – вещь деликатная. Если крикнут: "Эй, зацепа!" – то прежде, чем плюнуть тому в лицо, подумай: а вдруг это – твоя зацепа? – так цепляется?
– А мой океан гнездится на том, что любую зацепу надо отцеплять! Если отцепилась – значит, ложная, если вцепилась до смерти – подлинная.
– Ложная всегда привлекательней подлинной. Изуродуй ложную – получишь подлинную. Вынимаешь?
– Вынимаю. Но – кое-как, с грехом попадью.
– Фсё ферно! У филоклювки, например, фило – в бафке! И – фто? Фсем фалить ф Дурцую? Асем? Умаю, фрочитать "Хвилиаду" мощно и зесь. А фот софинить – ругое делдо! Огда – токо ф Дурцую! Или, ефли "Одицею" – из Дурции!
– Я, лично, между своих глаз такой мысли не допускаю. Сведением бровей! Одно усилие – и всё!
Брови сведены, усилие произведено. Наступило всё! И – никакой разницы. Потому что всё – это и разница, и – никакой. Такова моя зацепа: сцепление ресниц мигнувших век. – Чпок! – ресницы сцепились, и он же – чпок! – расцепились! Умному (Караваеву) – наука, а дурак (Петелин) – всегда будет мстить.
10
Мысль
– Какое ВДНХ, если следующая – Батсад?!
Все: – Мысль!
УСТАНОВКА НАТЮРМОРТА
Поставил на диван чертежную доску. Не глядя, накинул на доску белую льняную драпировку – так, чтобы складки сами упали с доски и распространились по горизонтальной плоскости. Положил в складки кораблик, сложенный из газеты. Поставил бутылку из-под шампанского, выкрашенную белой гуашью. Рядом – белую вазу, матовую. Рядом – такую же белую, но – глянцевую, с бликами. Поставил белый фарфоровый кувшин, повернув его так, чтобы незабудка на его боку не была видна. Мысль: – А не бросить ли пару клубничек на втором плане, – посчитал кощунственной. Поставил два прозрачных стакана – гранёный и тонкий. Тонкий – повалил на бок. Кажется, всё. Одна группа предметов – выстроена, другая – в произвольном небрежении. Нет, чего-то не хватает. Налил немного воды в граненый стакан, положил в глянцевую вазу три яйца – белых. Кажется, что-то лишнее. Убрал тонкий стакан. При этом задел складки. Поправлять их нельзя – будет хуже. Все! Натюрморт установлен! Мысль: – А зачем его рисовать, если он уже – готов? – посчитал дилетантской. Мысль профессионала: – Поди, приляг, сосни – натюрморт должен как следует отстояться.
ВЕЛОСИПЕД
Наказание – рисовать по памяти велосипед. Помню, что он где-то вписывается в ромб. – А конь – в квадрат, – сказал аниматор Юрий Норштейн. Нас познакомили в вестибюле метро "Водный стадион". Сказали про обоих: – Вот, тоже художник. Мысль: – А вот велосипед! Ответная: – Конь! Сошел сразу же, на "Войковской". Ничего, когда-нибудь договорим.
Мысль: – А вдруг сказанного – достаточно?
КОНЬ
Как-то, засыпая, стал вспоминать, как ноги у коня сгибаются. Задние – так же, как передние? Мысленно нарисовал, расхохотался. Нет! Сделал еще несколько набросков и пришел к такому выводу: передние конечности у коня сгибаются так же, как ноги у человека в коленях, а задние конечности у коня сгибаются так же, как руки у человека в локтях!
Мысль: – Скажешь: – Все не как у людей! – и ошибешься. Скажешь: – Все как у людей! – людей насмешишь.
НА ПОЧТЕ
Зашел на почту, отстоял в очереди, купил две нужные марки, которые никак не наклеивались. Я их, как положено, обильно облизал, придавил к конверту, да и кулаком потом несколько раз пристукнул – с нарастающей силой. Нет, не наклеиваются. Попросил клей у девушки в окошке. Та сказала, что эти марки сами наклеиваются, только с них надо снять защитную пленку. Ту самую, которую я так тщательно лизал. – Лизать их с пленкой – бессмысленно, – издевательски уточнила девушка, – а без пленки – опасно. К языку приклеятся. Это на словах – девушка в окошке, как свет в окошке – просветила. А там, на почте, набитой народом, все выглядело не так привлекательно. Мысль: – Кроме девушки в окошке, показавшей мне язык – для образа.
КРАСНЫЙ
Радостный прохожий подходит ко мне, затем меняется в лице. – Извините, обмишулился. И пояснил: – Как грибник в лесу. Думал, что вы – Иван. – А причем тут грибник? – Ну, как же: грибник думает, что это белый, а при ближайшем рассмотрении оказывается, что нет, не белый. – Красный? Мухомор что ли? – Да не в этом дело. Издалека-то вы на Ивана очень похожи, Звонарева.
Зачем мне знать эту фамилию – Звонарев?
Мысль: – Теперь пусть и другие знают.
УСЛОВНОЕ ЛИЦО
Простым карандашом нарисовано условное лицо. Подрисуночная подпись сделана кривыми печатными буквами: "стиснутый зуб". Наверное, лицо стиснуло зубы – в гневе или, проявляя выдержку – скрипя зубами. Так – зубами! А тут – зуб! Стиснутый!
Мысль: – Стиснутый зуб – это отдельный зуб, испытывающий стеснение других зубов в зубастом рту. Читай: "Один как все".
Или – первый зуб, испытывающий стеснение других зубов, которые вырастут позже. Читай: "Фантомное переживание будущего".
Или – последний зуб, испытывающий стеснение других зубов, которые уже выпали. Читай: "Воспоминание".
Или – одинокий зуб, одновременно испытывающий все перечисленные выше виды стиснения. Читай: – Протозуб! О физическом виде которого нам известно всего лишь то, что лицо у него – условное, простое.
САМОДОСТАТОЧНЫЙ
Прочтёшь: "Марш водолазов" – ив твоем сознании сразу же возникают водолазы в медных шлемах, со свинцовыми грузилами на груди и спине. Они идут медленным строем в свинцовых же калошах, волоча за собой шланги для подачи воздушной смеси. Видимость – нулевая, но ты их все равно видишь.
Наверное, "Марш водолазов" как моностих – самодостаточен. Коротко сказанное будит воображение. Не нуждаясь в прочих словах и тем более – в музыке.
Увы, бодрая маршевая музыка Дунаевского никак не соответствовала "лунной походке" водолазов. И – словам Саянова: "Ходим мы среди тьмы под тяжелою водой".
Мысль: – Имел ли в виду автор – подспудно – тяжелую (дейтериевую) воду, подавляющую все живое?
Не исключено. "Марш" был написан в 1933 году, как раз тогда, когда и была впервые получена тяжелая вода – из обычной воды – в результате длительного электролиза.
Конечно, точнее было бы не "марш", но "очень медленное танго водолазов". Но состоялся-то – марш! Со своими неуклюжими особенностями и темной историей. Получается – уникальная песня. А другой – с таким же названием – не будет никогда.
Был "Марш аквалангистов" – у Высоцкого – как реплика на "Марш водолазов". И – те же трудности: в ластах маршировать не легче, чем в свинцовых калошах.
Мысль: – Ходим мы среди тьмы под тяжелою водой, а над водой – Дух Божий витает!
Мысль: – Почему – только над – витает? Дух везде. Под – тоже!
СВОЙ КОСМОС
Чем опасен сладкий чай? Тем, что при высыхании приклеивает блюдце ко дну чашки.
Как-то поднял я чашку вместе с таким блюдцем – блюдце отклеилось. На лету не поймал – бэм-с! – блюдце – вдребезги! Теперь, как ни наводи порядок, босиком тут уже не походишь.
Крупные осколки я, конечно, подмел. Другое дело – мелкие и мельчайшие. Они хоть и разлетелись (центробежно – как при взрыве) в дальние углы кухни, но впоследствии все равно выползут оттуда и вырулят к ее центру. Выползут и сгруппируются. В силу воздушных, магнитных и прочих потоков, виющихся на самом дне моей кухни. Теперь уже – центростремительных! Такие мощные потоки, бывало, выволакивали из-под электроплиты и более крупные фрагменты. Да и не только фрагменты – объекты целиком, например, электрические бигуди! Не знаю, так ли уж мы независимы от этой локальной астрофизики, если спим – за стеной?
Мысль: – Слава Богу, босиком, не в тапочках!