Стихотворения. Поэмы. Проза - Генрих Гейне 22 стр.


Брюзжал старик, но сердитый тон
Ему не давался. В конце концов он
К душе обратился вполне сердечно:
"Душа, бедняжка, ты-то, конечно,
Не пара какому-нибудь шалопаю…
Ну, ну! Я просьбе твоей уступаю:
Сегодня день рожденья мой,
И - пользуйся моей добротой.
Откуда ты родом? Город? Страна?
Затем ты мне сказать должна,
Была ли ты в браке: часто бывает,
Что брачная пытка грехи искупает:
Женатых не жарят в адских безднах,
Не держат подолгу у врат небесных".

Душа отвечала: "Из прусской столицы,
Из города я Берлина. Струится
Там Шпрее-речонка, - обычно летом
Она писсуаром служит кадетам.
Так плавно течет она в дождь, эта речка!..
Берлин вообще недурное местечко!
Там числилась я приват-доцентом,
Курс философии читала студентам, -
И там на одной институтке женилась,
Что вовсе не по-институтски бранилась,
Когда не бывало и крошки в дому.
Оттого и скончалась я, и мертва потому".

Воскликнул Петр: "Беда! Беда!
Занятие это - ерунда!
Что? Философия? Кому
Она нужна, я не пойму!
И недоходна ведь и скучна,
К тому же ересей полна;
С ней лишь сомневаешься да голодаешь,
И к черту в конце концов попадаешь.
Немало, наверно, и твоя Ксантупа
Пилила тебя из-за постного супа,
В котором - признайся - хоть разок
Попался ли ей золотой глазок?
Ну, успокойся. Хотя, ей-богу,
Мне и предписано очень строго
Всех, причастных так иль иначе
К философии, тем паче
Еще к немецкой безбожной вашей,
С позором гнать отсюда взашей, -
Но ты попала на торжество,
На день рожденья моего,
Как я сказал. И не хочется что-то
Тебя прогонять, - сейчас ворота
Тебе отопру…
Живей - ступай!..
Теперь, счастливица, гуляй
С утра до вечера по чудесным
Алмазным мостовым небесным,
Фланируй себе, мечтай, наслаждайся,
Но только - помни, не занимайся
Тут философией, - хуже огня!
Скомпрометируешь страшно меня.
Чу! Ангелы поют. На лике
Изобрази восторг великий.
А если услышишь архангела пенье,
То вся превратись в благоговенье.
Скажи: "От такого сопрано - с ума
Сошла бы и Малибран сама!"
А если поет херувим, серафим,
То поусердней хлопай им,
Сравнивай их с синьором Рубини,
И с Марио, и с Тамбурини.
Не забудь величать их "eccelenze",
Не премини преклонить коленце.

Попробуйте, в душу певцу залезьте, -
Он и на небе чувствителен к лести!
Впрочем, и сам дирижер вселенной
Любит внимать, говоря откровенно,
Как хвалят его, господа бога,
Как славословят его премного
И как звенит псалом ему
В густейшем ладанном дыму.

Не забывай меня. А надоест
Тебе вся роскошь небесных мест, -
Прошу ко мне - сыграем в карты,
В любые игры, вплоть до азартных:
В "ландскнехта", в "фараона"… Ну,
И выпьем… Только, entre nous,
Запомни: если мимоходом
Бог тебя спросит, откуда ты родом
И не Берлина ли ты уроженка,
Скажи лучше - мюнхенка или венка".

Филантроп
Перевод М. Сандомирского

Они были брат с сестрою.
Богатым был брат, бедной - сестра.
Сестра богачу сказала:
"Дай хлеба кусочек мне!"

Богатый ответил бедной:
"Оставь в покое меня!
Членов высокой палаты
Я позвал на обед.

Один любит суп с черепахой,
Другому мил ананас,
А третий ест фазанов
И трюфли à la Перигор.

Четвертый камбалу любит,
А пятому семга нужна,
Шестому - и то и это,
А больше всего - вино.

И бедная - бедная снова
Голодной пошла домой,
Легла на тюфяк из соломы
И, вздохнув, умерла.

Никто не уйдет от смерти,
Она поразит косой
Богатого брата так же,
Как и его сестру.

И как только брат богатый
Почувствовал смертный час,
Нотариуса позвал он -
Духовную написать.

Значительные поместья
Он церкви завещал,
А школам и музею -
Очень редких зверей.

Но самой большою суммой
Он обеспечил все ж
Союз миссионеров
С приютом глухонемых.

Собору святого Стефана
Он колокол подарил -
Из лучшего сделан металла,
Он центнеров весил пятьсот.

Колокол этот огромный
И ночью звонит и днем,
О славе того вещая,
Кого не забудет мир.

Гласит язык его медный,
Как много тот сделал добра
Людям разных религий
И городу, где он жил.

О благодетель великий,
Как и при жизни твоей,
О каждом твоем деянье
Колокол говорит!

Свершали обряд погребенья,
Во всем были роскошь и блеск,
И люди вокруг дивились
Пышности похорон.

На черном катафалке,
Похожем на балдахин,
Украшен перьями страуса,
Высоко покоился гроб.

Блестел он серебряной бляхой,
Шитьем из серебра, -
Все это на черном фоне
Было эффектно весьма.

Везли умершего кони,
И были попоны на них,
Как траурные одежды,
Спадавшие до копыт.

И тесной толпою слуги
В черных ливреях шли,
Держа платки носовые
У покрасневших глаз.

Почтеннейшие горожане
Здесь были. За ними вслед
Черных карет парадных
Длинный тянулся хвост.

В процессии похоронной,
За гробом, конечно, шли
Члены высокой палаты,
Но только не весь комплект:

Отсутствовал тот, кто охотно
Фазаны с трюфлями ел, -
От несваренья желудка
Он кончил бренную жизнь.

Капризы влюбленных
Перевод Л. Пеньковского

(Истинная история, вновь рассказанная по старинным документам

и переложенная в изящные немецкие стихи)

Унылый жук, примостясь на забор,
С любимой мухой вел разговор:

"Сестра по духу, будь мне, муха,
Женой, - шептал он мухе в ухо. -

Скажи, чем я тебе не муж?
Брюшко золотое, а к тому ж -

Какая спина! Нет подобных спин:
Смарагд в ней блещет, горит рубин…"

"Что? Ведь не так глупа уж я,
Чтобы жука избрать в мужья,

А золото и драгоценности нет!
Ведь не в богатстве счастья секрет.

Я идеала жажду лишь -
Ведь муха я, - noblesse oblige!"

Жук улетел, огорчен несказанно,
А муха принять решила ванну.

"Эй, пчелка! Ах, служанки эти!
Ты мне нужна при туалете.

Намыль мне нежную спину, бока:
Иду я замуж за жука.

Отличная, в сущности, партия! Что ж?
Жука интересней не найдешь.

Спина его - роскошь, нет краше спин:
Смарагд в ней блещет, горит рубин!

Живот золотой, и лицом благороден, -
С ума я сведу подружек-уродин!

Живо, пчелка, меня причеши ты,
И зашнуруй меня, и надуши ты;

Натри меня мускусом, камеристка, -
Лавандой ноги мне обрызгай,

Чтобы нисколько мне не вонять,
Когда меня милый захочет обнять.

Хлопочут уже шаферицы-стрекозы,
Меня поздравляют, становятся в позы,

Вплетают в свадебный мой венец
Они уже флердоранж наконец.

И музыканты здесь - все, как надо;
Явилась и примадонна-цикада,

Сверчок тут, и шмель, и комар поджарый:
Ударят в литавры, задуют в фанфары.

Пусть развлекают на свадьбе моей
Слетевшихся пестрокрылых гостей.

Родня расфранченная, много знакомых
И просто случайных, чужих насекомых.

Вот тетки, кузины - саранча да осы, -
Встречают их тушем, приветы, расспросы.

Пришел весь в черном пастор-крот:
"Пора начинать, заждался народ".

Звон колокольный - бим-бам, бим-бом…
Что ж это с милым женишком?.."

Бим-бам, бим-бом - звон колокольный…
Жених улетает дорогой окольной.

Звон колокольный - бим-бам, бим-бом…
"Что ж это с милым женишком?.."

Жених меж тем в печали жгучей
Сидел на далекой навозной куче.

Вот так он просидел лет семь,
Покуда муха сгнила совсем.

Добрый совет
Перевод Ю. Тынянова

Брось смущенье, брось кривлянье,
Действуй смело, напролом,
И получишь ты признанье,
И введешь невесту в дом.

Сыпь дукаты музыкантам, -
Не идет без скрипок бал, -
Улыбайся разным тантам,
Мысли: черт бы вас побрал.

О князьях толкуй по чину,
Даму также не тревожь;
Не скупись на солонину,
Если ты свинью убьешь.

Коли ты сдружился с чертом,
Чаще в кирку забегай,
Если встретится пастор там,
Пригласи его на чай.

Коль тебя кусают блохи,
Почешись и не скрывай;
Коль твои ботинки плохи, -
Ну, так туфли надевай.

Если суп твой будет гадость,
То не будь с супругой груб,
Но скажи с улыбкой: "Радость,
Как прекрасен этот суп!"

Коль жена твоя по шали
Затоскует - две купи,
Накупи шелков, вуалей,
Медальонов нацепи.

Ты совет исполни честно
И узнаешь, друг ты мой,
В небе царствие небесно,
На земле вкусишь покой.

Воспоминание о Гаммонии
Перевод В. Левика

Бодро шествует вперед
В чинных парах дом сирот;
Сюртучки на всех атласны,
Ручки пухлы, щечки красны,
О, прелестные сиротки!

Все растрогано вокруг,
Рвутся к кружке сотни рук,
В знак отцовского вниманья
Льются щедрые даянья,
О, прелестные сиротки!

Дамы чувствами горят,
Деток чмокают подряд,
Глазки, щечки милых крошек,
Сахарный дарят горошек.
О, прелестные сиротки!

Шмулик, чуть стыдясь, кладет
Талер в кружку для сирот
И спешит с мешком бодрее,
Сердце доброе в еврее.
О, прелестные сиротки!

Бюргер, вынув золотой,
Воздевает, как святой,
Очи к небу, - шаг нелишний, -
На него ль глядит всевышний?
О, прелестные сиротки!

Нынче праздничный денек:
Плотник, бондарь, хлебопек,
Слуги - все хлебнули с лишком, -
Пей во здравие детишкам!
О, прелестные сиротки!

Горожан святой оплот -
Вслед Гаммония идет:
Гордо зыблется громада
Колоссальнейшего зада.
О, прелестные сиротки!

В поле движется народ -
К павильону у ворот;
Там оркестр, флажки вдоль зала,
Там нажрутся до отвала
Все прелестные сиротки.

За столом они сидят,
Кашку сладкую едят,
Фрукты, кексы, торты, пышки,
Зубками хрустят, как мышки, -
О, прелестные сиротки!

К сожаленью, за окном
Есть другой сиротский дом,
Где живется крайне гнусно,
Где свой век проводят грустно
Миллионы, как сиротки!

В платьях там единства нет,
Лишь для избранных - обед,
И попарно там не ходят.
Скорбно в одиночку бродят
Миллионы, как сиротки.

Разбойник и разбойница
Перевод М. Замаховской

Пока лежал я без заботы,
С Лаурой нежась, Лис-супруг
Работал, не жалея рук, -
И утащил мои банкноты.

Пуст мой карман, я полон муки:
Ужель мне лгал Лауры взгляд?
Ах, "что есть истина?" - Пилат
Промолвил, умывая руки.

Жестокий свет тотчас покину -
Испорченный, жестокий свет!..
Тот, у кого уж денег нет,
И так мертвец наполовину.

К вам, чистым душам, сердце радо
В край светлый улететь сейчас:
Там все, что нужно, есть у вас,
А потому - и красть не надо.

Воспоминание о днях террора в Кревинкеле
Перевод Ю. Тынянова

"Мы, бургомистр, и наш сенат,
Блюдя отечески свой град,
Всем верным классам населенья
Сим издаем постановленье:

Агенты-чужеземцы суть
Те, кто средь нас хотят раздуть
Мятеж. Подобных отщепенцев
Нет среди местных уроженцев.

Не верит в бога этот сброд;
А кто от бога отпадет,
Тому, конечно, уж недолго
Отпасть и от земного долга.

Покорность - первый из долгов
Для христиан и для жидов,
И запирают пусть поране
Ларьки жиды и христиане.

Случится трем сойтись из нас -
Без споров разойтись тотчас.
По улицам ходить ночами
Мы предлагаем с фонарями.

Кто смел оружие сокрыть -
Обязан в ратушу сложить
И всяких видов снаряженье
Доставить в то же учрежденье.

Кто будет громко рассуждать,
Того на месте расстрелять;
Кто будет в мимике замечен,
Тот будет также изувечен.

Доверьтесь смело посему
Вы магистрату своему,
Который мудро правит вами;
А вы помалкивайте сами".

Аудиенция
Перевод В. Левика

(Старинное сказание)

"Я в Ниле младенцев топить не велю,
Как фараоны-злодеи.
Я не убийца невинных детей,
Не Ирод, тиран Иудеи.

Я, как Христос, люблю детей, -
Но жаль, я вижу их редко.
Пускай войдут мои детки, - сперва
Большая швабская детка".

Так молвил король. Камергер побежал
И воротился живо;
И детка швабская за ним
Вошла, склонясь учтиво.

Король сказал: "Ты, конечно, шваб, -
Тут нечего стыдиться!"
"Вы угадали, - ответил шваб, -
Мне выпало швабом родиться".

"Не от семи ли ты швабов пошел?" -
Спросил король лукаво.
"Мне мог один лишь быть отцом,
Никак не вся орава!"

"Что, в этом году, - продолжал король, -
Удачные в Швабии клецки?"
"Спасибо за память, - ответил шваб, -
У нас удачные клецки".

"А есть ли великие люди у вас?" -
Король промолвил строго.
"Великих нет в настоящий момент,
Но толстых очень много".

"А много ли Менцелю, - молвил король, -
Пощечин новых попало?"
"Спасибо за память, - ответил шваб, -
А разве старых мало?"

Король сказал: "Ты с виду прост,
Однако не глуп на деле".
И шваб ответил: "А это бес
Меня подменил в колыбели!"

"Шваб должен быть, - сказал король, -
Отчизне верным сыном.
Скажи мне правду, отчего
Ты бродишь по чужбинам?"

Шваб молвил: "Репа да салат -
Приевшиеся блюда.
Когда б варила мясо мать,
Я б не бежал оттуда!"

"Проси о милости", - молвил король.
И, пав на колени пред троном,
Шваб вскрикнул: "Верните свободу, сир,
Германцам угнетенным!

Свободным рожден человек, не рабом!
Нельзя калечить природу!
О сир, верните права людей
Немецкому народу!"

Взволнованный, молча стоял король,
Была красивая сцена.
Шваб рукавом утирал слезу,
Но не вставал с колена.

И молвил король: "Прекрасен твой сон!
Прощай - но будь осторожней!
Ты, друг мой, лунатик, надо тебе
Двух спутников дать понадежней.

Два верных жандарма проводят тебя
До пограничной охраны.
Ну, надо трогаться, - скоро парад,
Уже гремят барабаны!"

Так трогателен был финал
Сей трогательной встречи.
С тех пор король не впускает детей -
Не хочет и слышать их речи.

Эпилог
Перевод В. Левика

Слава греет мертвеца?
Враки! Лучше до конца
Согревайся теплотой
Бабы, скотницы простой,
Толстогубой девки рыжей,
Пахнущей навозной жижей.
А захочешь - по-другому
Можешь греться: выпей рому,
Закажи глинтвейн иль грог,
Чтоб залить мясной пирог, -
Хоть за стойкой самой грязной,
Средь воров и швали разной,
Той, что виселицы ждет,
А пока и пьет и жрет,
Выбрав мудро жребий лучший,
Чем Пелид избрал могучий.
Да и тот сказал потом:
"Лучше нищим жить, рабом,
Чем, уйдя из жизни этой,
Править сонмом душ над Летой
И героя слыть примером,
Что воспет самим Гомером".

ДОПОЛНЕНИЯ

ЛЮБОВНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

"Сердца людские рвутся…"
Перевод А. Оношкович-Яцыны

Сердца людские рвутся,
А звездам смешно бесстрастным;
Лепечут и смеются
Они на небе ясном:

"Да, всей душой друг друга
Несчастные люди любят,
Томятся от недуга
И жизнь любовью губят.

Мы вечно знать не будем
Томительной истомы,
Несущей гибель людям, -
Со смертью мы не знакомы".

"Сама доброта и скромность сама…"
Перевод А. Голембы

Сама доброта и скромность сама,
Она моим ангелом стала;
Строчила чудесные письма мне,
Цветов и травы не топтала.

Когда же приблизился свадьбы срок,
Узнал о том весь околоток,
Берта сглупила, родне угодив,
Послушав кузин и теток.

Она преступила клятву свою,
Что я ей прощаю охотно:
Она ведь в супружестве жизнь мою
Испортила б бесповоротно!

Ах, все вероломство женское в ней
Теперь для меня воплотится!
Желаю благополучно я ей
От бремени разрешиться.

В соборе
Перевод М. Замаховской

Каноника дочка меня ввела
В святого храма приделы.
Был рост ее мал, коса светла,
Косынка с плеча слетела.

Я осмотрел за два гроша
Гробницы, кресты и свечи.
Мне стало жарко - чуть дыша,
Смотрел я на Эльсбет плечи.

Разглядывал я со всех сторон
Святых, что храм украшали.
Там - аллилуйя! - на стеклах окон
Раздетые дамы плясали.

Каноника дочка рядом со мной
Стояла в церковном притворе.
Глаза у нее - как фиалки весной,
И все я прочел в их взоре.

Каноника дочка меня увела,
Покинул я храма приделы.
Был рот ее мал, а кожа светла,
Косынка с груди слетела.

Холодные сердца
Перевод А. Линдегрена

Как тебя в картонном царстве
В блеске зрительного зала
Я увидел, ты Джессику,
Дочь Шейлока, представляла.

Чист был голос твой холодный,
Лоб такой холодный, чистый,
Ты сияла, точно глетчер,
В красоте своей лучистой.

И еврей лишился дочки,
Ты нашла в крещеном мужа…
Бедный Шейлок! А Лоренцо -
За него я плачу вчуже!

Повстречались мы вторично;
Вспыхнув страстию великой,
Стал твоим я дон Лоренцо,
Стала ты моей Джессикой.

Как меня вино пьянило,
Так тебя - любви проказы,
И лобзал твои я очи,
Эти хладные алмазы.

Тут я начал бредить браком,
Точно вдруг рехнулся разом,
Или близость донны Клары
Заморозила мне разум?

Назад Дальше