Учебное пособие включает обзор и систематизацию многочисленных работ отечественных и зарубежных авторов, посвященных проблеме национального своеобразия языка и культуры, этнической и культурной обусловленности взгляда на мир; знакомит читателя с самыми актуальными положениями лингвистического антропоцентризма и лингвистического когнитивизма, концептуального анализа ключевых идей и др. В качестве иллюстративного материала привлекаются данные современных западных и восточных, а также древних языков.
Для студентов, магистрантов, аспирантов гуманитарного цикла, преподавателей, журналистов.
Содержание:
Предисловие 1
Введение 2
Глава 1 - Языковой менталитет как способ жить, думать и разговаривать 4
Глава 2. - О национальной специфике языка (вербально-семантический уровень) 20
Глава 3. - Знание о мире в языковом менталитете (лингвокогнитивный уровень) 38
Глава 4. - Система ценностей в языковом менталитете (аксиологический уровень) 52
Глава 5. - Жизненные установки и поведенческие стереотипы в языковом менталите (мотивационно-прагматический уровень) 64
Вместо заключения (языковой менталитет в русском языке начала III тысячелетия) 74
Примечания 77
Тимур Беньюминович Радбиль
Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие
Предисловие
Язык создает воображаемую реальность, одушевляет неодушевленное, позволяет видеть то, что еще не возможно, восстанавливает то, что исчезло.
Э. Бенвенист
"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Оно было в начале у Бога.
Все через него начало быть, и без него ничего не начало быть, что начало быть.
В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков".
В наши дни, перешагнув порог III тысячелетия, наука о языке словно возвращается к истокам, потому что более точного и глубокого определения языка и его места в мире со времен Евангелия от Иоанна так и не было дано. Действительно, если отвлечься от особой интенциональности евангельского текста, можно говорить о том, что это – верная точка зрения, отражающая универсальность языка как главного источника нашей духовной активности по отношению к миру, как естественного инструмента для мыслительного и ценностного освоения действительности и даже – в каком-то смысле – ее творения для нас.
Еще В. фон Гумбольдт говорил о том, что мы во многом видим мир так, как нам его преподносит язык. Не "оязыковленное" не попадает в поле нашего сознания, а неосознанное не существует для нас. Даже библейский Адам начинает обживать свой мир с того, что дает имена вещам. Поэтому, изучая язык, мы тем самым познаем мир и себя. Ведь, по словам А.А. Потебни, такое изучение прежде всего важно тем, что изменяет самого изучающего, – а именно делает его подлинно духовной личностью.
Вот уже без малого два десятка лет мы выбираемся из-под спуда надуманных идеологических схем и социально-политических экспериментов. Одним из таких экспериментов была попытка создать новый тип исторической общности людей – "советский народ" как сообщество биороботов, киборгов и гомункулюсов из пробирки, до основания стереть национальные различия в угоду утопической идее всеобщего коммунистического братства. Эта попытка не удалась, поскольку она противоречила неким глубинным основам существования человека в этом мире.
С самого появления на земле человек был не только существом социальным, мыслящим и говорящим – он был существом национальным: человек всегда ощущал принадлежность к племени, к роду, к семье как нечто сущностно важное для человеческого типа бытия в мире. И именно эта принадлежность диктовала человеку особенности взгляда на мир, ценностной ориентации в мире и практического поведения. Эта принадлежность, творчески преобразованная сознанием и пропущенная через призму ценностной и эмоционально-чувственной сферы, воплощенная в знаковых формах родного языка, – и есть языковой менталитет.
Сама идея изучения языкового менталитета как особой интегративной дисциплины в гуманитарном знании возникает во многом благодаря изменившимся социокультурным условиям в недрах нашего общества, когда на фоне "глобализации" и "интеграции всего и во все" мы медленно начинаем понимать ценность и уникальность каждой национальной культуры, важность ее сохранения и сбережения. Немалую роль в этом сыграло также и изменение доминанты в гуманитарном знании, связанное с "поворотом к человеку", с восстановлением в правах "человеческого фактора", незаслуженно и надолго забытого при господстве практически религиозного культа Системы и Структуры.
Язык – это не только система и структура, обслуживающая нужды коммуникации (под это определение скорее подходит дорожный светофор). Язык – это основа национальной и индивидуальной идентичности. Как справедливо пишет Т.В. Цивьян, если язык – это не более чем слова, слова, слова, то почему же так остры и "панхронны" языковые конфликты? Почему борьба между выбором своего и чужого языка даже в бытовом и нейтральном акте коммуникации приводит к войнам в полном смысле этого слова? А еще хочется вспомнить знаменитую фразу С. Довлатова о том, что личность человека на 90 % состоит из языка.
Сегодня мало кто сомневается в существовании национального своеобразия взгляда на мир, хотя есть сомнения в возможности его научного изучения. Конечно, менталитет не может быть познан исключительно в рамках научной методы, но мы можем хотя бы попытаться. Да, менталитет не дан нам в непосредственном наблюдении. Но ведь и электрон не дан нам в непосредственном наблюдении, но физики могут его "исчислить и взвесить" по косвенным данным, по его проявлениям, по результатам его активности. Аналогично и менталитет можно исчислить по косвенным проявлениям, главнейшим из которых и является язык.
Любой народ вырабатывает особые принципы отношения человека к Миру, к Богу, к Человеку и делает это на своем родном языке и во многом с помощью языка. Поэтому, по нашему глубокому убеждению, именно лингвистика должна стать основой изучения национального менталитета. Правда, это должна быть несколько особенная лингвистика, озабоченная не столько описанием системно-структурных закономерностей языка, сколько ролью и местом в нем его носителя – человека: так называемая антропоцентрическая лингвистика. Очевидно и то, что такое изучение не может не быть междисциплинарным, с учетом данных философии, психологии, культурологии, этнографии, истории, литературоведения и пр.: ведь это объединение вполне естественно с позиции объекта этих наук, которым является человек.
Предлагаемое учебное пособие называется "Основы изучения языкового менталитета". Это определяет и подбор материала, и ракурс его изложения. Мы не ставим себе задачи целостного описания какого-либо из существующих "языковых менталитетов", наша задача – наметить возможные пути изучения этого явления. Поэтому в книге много теоретического материала, посвященного непростым вопросам взаимоотражения мира и языка, культуры и языка, человека и языка. Поэтому в книге собраны самые разнообразные сведения из многих языков и культур, хотя в основе своей мы опираемся на русский язык и русскую культуру.
Отметим также одну особенность в предлагаемом нами подходе. Очень часто языковой менталитет реконструируется по данным истории языка, его фразеологического и паремиологического фонда, которые есть, по сути, часть языковой истории. И тогда складывается впечатление, что "все это было, было, было", говоря словами А. Блока. А как же сейчас, в век андронных коллайдеров и нано-технологий? В этой книге нас интересует языковой менталитет, воплощенный именно в фактах лексики и грамматики живого современного языка, так сказать, в синхронии, хотя и совсем без истории нам, понятно, не обойтись.
Эта книга отличается еще в одном отношении. В ней часто и пространно цитируются первопроходцы этого направления, классики и современные ученые, много сделавшие и делающие для его развития, так что порою она напоминает хрестоматию. Это объясняется просто. Все они – от В. фон Гумбольдта и А.А. Потебни до А. Вежбицкой и Ю.Д. Апресяна – мои учителя и мои старшие товарищи на этом пути. И мне очень хотелось, чтобы они говорили со страниц этой книги своим голосом, который нельзя заменить даже самым сочувственным изложением основных мыслей и близким к тексту пересказом.
Существует старая буддийская теория, что на ритм и звучание родной речи мы всегда настраиваемся еще в утробе матери. Одной из существенных черт языковой картины мира, по словам Ю.Н. Караулова, считается amor linguae – любовь к языку. Этой любовью мы и будем руководствоваться на пути познания сложнейшего этно-лингво-культурного феномена под названием языковой менталитет.
Введение
Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек.
М. Хайдеггер
Одна из известнейших и проницательнейших философских интуиций В. фон Гумбольдта "Язык народа есть его дух" со временем наполняется все большей и большей лингвистической определенностью. С одной стороны, успехи логического анализа естественного языка и когнитивного подхода в изучении концептуального содержания языковых знаков продемонстрировали саму возможность адекватного познания стоящих за фактами языка данных человеческого опыта взаимодействия со средой, результатов человеческой познавательной и ценностной активности в мире. С другой стороны, лингвокультурологические и этнолингвистические изыскания позволили увязать указанные выше возможности с обоснованием своеобразия национального взгляда на мир и системы ценностей на конкретном языковом материале. Можно добавить сюда еще и новые акценты, проявившиеся в сопоставительном изучении языков и культур, согласно которым от простой констатации наличия сходств или различий в языках следует переходить к содержательной интерпретации их концептуальных и этнокультурных причин.
Все это позволяет по-новому поставить "старый" и даже "вечный" вопрос об изучении языкового менталитета. Как особое междисциплинарное направление, возникшее на стыке лингвистики, философии, культурологии, психологии, этнологии и других дисциплин в сфере наук о человеке, изучение языкового менталитета находится в русле так называемой антропоцентрической парадигмы в современном лингвистическом знании.
Само понятие научная парадигма введено в обиход Т. Куном в книге "Структура научных революций" (1962). Под научной парадигмой принято понимать некую общую "научную идеологию", некую общую точку зрения на объект науки и подход к его изучению, которой руководствуется научное сообщество в определенный период времени: закономерная смена научных парадигм и приводит к "научной революции".
Сравнительно новая (как "хорошо забытая старая") антропоцентрическая парадигма сменяет восходящую к идеям Ф. де Соссюра системно-структурную парадигму, согласно которой язык необходимо исследовать как относительно автономную систему элементов и закономерных связей между ними, что и образует его структуру. При этом, естественно, человек как фактор флуктуации, случайных возмущений исключается из объекта лингвистического исследования.
Противостояние двух точек зрения на язык было обозначено Е.В. Рахилиной как противостояние "антропоцентричного" и "системоцентричного" подходов. Эта проблема анализируется в статье В.М. Алпатова "О системоцентричном и антропоцентричном подходах к языку" (1993). Определяя антропоцентризм как "хорошо забытое старое", мы имели в виду, что антропоцентричный подход исторически первичен и представлен в различных национальных лингвистических традициях: европейской, индийской, арабской, китайской, японской. Идеи европейской традиции остались базовыми для синхронных описаний языка вплоть до начала XX в. Позднее этот подход уже не был всеобщим, но продолжал сохраняться, безусловно господствуя в практической сфере (учебная литература, практическая лексикография), а в последнее время в какой-то мере расширил свои позиции, особенно в семантических исследованиях.
Системоцентричный подход к языковым явлениям начал формировался лишь в конце XIX – начале XX в. в трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. де Соссюра и др. Позднее он получил развитие в различных направлениях европейского и американского структурализма. Этот подход, в формулировке В.М. Алпатова, "в отличие от антропоцентричного подхода, приближающего лингвистику к психологии и философии, пытается сблизить ее с естественными науками в их современном понимании. Согласно этому подходу, язык есть некоторая почти независимо от нас функционирующая система. Лингвист изучает ее законы, носитель языка им подчиняется".
При этом каждый подход имеет свои плюсы и минусы: "Антропоцентричный подход позволяет построить психологически адекватные описания, однако он дает принципиально не допускающие процедур проверки результаты, а его применение к языкам, далеким по строю от родного языка лингвиста, приводит к неадекватным результатам; антропоцентричные описания, выполненные в рамках разных лингвистических традиций, весьма трудно сопоставлять. Системоцентричный подход, наоборот, позволяет получить "работающие", сопоставимые и формализуемые описания, но они могут оказаться психологически неадекватными, т. е. искаженно представляющими реальный психолингвистический механизм. Исследователю в этом случае приходится проходить между Сциллой логически безупречного, но интуитивно неприемлемого решения и Харибдой более соответствующей интуиции, но значительно усложняющей описание, а то и противоречивой трактовки" [Алпатов 1993: 25].
Системоцентричный подход сыграл в свое время огромную роль в языкознании и до сих пор не утратил актуальности: благодаря ему были познаны системные закономерности организации языка, т. е. было дано целостное описание языка как "агрегата", как действующей системы. Однако при этом просматривалась тенденция к дегуманизации лингвистики – венцом описаний считались исследования, выполненные по образу и подобию точных наук, посредством их методов и процедур. Поэтому особые трудности системоцентричный подход всегда вызывал в семантике. Недаром в период его полного господства в мировой науке семантика не достигла значительных успехов (как, впрочем, и до того), и лишь обращение к антропоцентризму на новой, более высокой основе дало возможность продвинуться в ее изучении.
Иными словами, когда дело шло от описания к познанию причин и целей существования объекта, к пониманию его природы и сущности, такой подход не имел объяснительной силы, поскольку для этого надо было выйти за пределы собственно языковой системы, обратиться к внеязыковым факторам, т. е. к человеку как носителю языковой способности. Именно эту задачу призван решать вновь возродившийся в конце XX – начале XXI в. антропоцентричный подход.
Современный лингвистический антропоцентризм восходит к основополагающим идеям В. фон Гумбольдта (подробнее об историко-научных предпосылках этого направления в аспекте изучения языкового менталитета см. раздел 1.1. настоящего пособия). Научная идеология лингвистического антропоцентризма исходит из того простого факта, что природа, сущность и основные свойства языка обусловлены особенностями физического и психического устройства человека, и в соответствии с ними язык должен изучаться. По-новому осмысляя связь языка, человека и мира, лингвистический антропоцентризм XX в. благодаря трудам В. фон Гумбольдта и его продолжателей выводит нас и на признание приоритетной роли языка в познании мира, его преобразовательной активности по отношению к объективной реальности и сознанию. Все это придает языку статус основного источника и главного фактора всей совокупной духовной деятельности человека.
Так понимаемый антропоцентризм как бы становится "словоцентризмом" – представлением о том, что в мире все в известном смысле есть знак, слово, да и сам мир (и человек в нем) тоже, в сущности, есть слово. Это представление, конечно, не ново: практически все мифологии и религии мира так или иначе утверждали эту мысль в качестве одной из ведущих. Поэтому и "лингвоцентрическая ориентация" Л. фон Витгенштейна и аналитической философии XX в., и "тотальный пансемиотизм" современных направлений в общей теории знака – семиотике, и постмодернистская парадигма "мир как текст" – все это лишь отражение древней мифологемы: "В начале было слово…".
Созвучны евангельским, например, слова Г.Г. Шпета: "В метафизическом аспекте ничто не мешает и космическую Вселенную рассматривать как слово". Ему как бы вторит А.Ф. Лосев: "Весь физический мир, конечно, есть слово… Без такого слова нет у нас и никакого другого слова". Это, разумеется, становится таковым благодаря языку. Не случайно и Э. Бенвенист в несвойственной ему категоричной форме заявляет: "Язык воспроизводит действительность. Это следует понимать вполне буквально: действительность производится заново при посредстве языка". И не только мир, но и сам человек, осуществляя осмысленную деятельность по ознаковлению мира (семиозис) становится знаком, словом, о чем говорит и основатель семиотики Ч.С. Пирс: "Слово или знак, который использует человек, есть сам человек. Ибо, если каждая мысль – это знак, а жизнь представляет собой цепь мыслей, то связанные друг с другом эти факты доказывают, что человек есть знак…".
Сегодня, благодаря успехам семиотики, мы знаем, что основной способ любой деятельности человека в мире – знаковый, и все объекты, попадая в поле познающей, религиозной, ценностной, творческой, психической активности человека, становятся знаковыми, приобретают свойство "быть знаком" (религия, культура, искусство, политика, идеология, право, мораль, просвещение, мода и пр. суть феномены семиотические). И в основе этих "вторичных моделирующих (т. е. знаковых) систем" лежит одна-единственная "первичная", она же главная знаковая система – естественный язык.