У самого гребня хребта, обратив к нам рогатые головы, в неподвижности застыли четыре бородатых тура.
Идем назад теми же узкими оленьими тропами, теперь уже спускаясь по крутизне склона. Усталые ноги скользят в сырой от росы траве; глаз в сгущающемся сумраке с трудом находит выбитые оленями ступеньки. Дует свежий ветер. Где-то далеко, под нами, скрытая нависшим лесом пихт, шумит река Холодная. В двух местах в глубине ущелья лежат грязно-белые глыбы нерастаявшего снега. Вокруг них в беспорядке разбросаны вырванные с корнем деревья. Это следы снежного обвала. Лавины прикрыли русло реки, и вода течет под ними.
Западные склоны хребта, по ту сторону реки Холодной, еще освещены солнцем. Впереди, сквозь тонкую дымку тумана, видны серо-голубые скалы Тхачей. Справа отвесные, ребристые стены Джемарука и Джуги в синих и черно-зеленых тенях и золотых полосах вечернего света. Над вершинами гор все так же неподвижно стоят облачные громады.
Тыбга - пастбище Абаго - Гузерипль, 26 июля
Решили с Бессонным идти пешком до пастбища Абаго: в дороге будем наблюдать оленей и медведей. Вышли из лагеря рано утром с рюкзаками за плечами.
На склоне горы в низкорослом березняке, шагах в тридцати от меня, пасся олень. На фоне зеленой поляны он виден весь: рыжее с золотым отливом крупное тело, стройные тонкие ноги, ветвистые рога, с шестью отростками на каждом.
Сорвав мягкими губами два-три листка, олень поднимал голову и, подрагивая ушами, чутко прислушивался. Тогда можно было различить биение артерий на круто изогнутой шее, движение округлых мускулов под рыжим золотом шерсти, тревожное трепетанье ноздрей, ловивших подозрительные запахи.
Олень медленно подвигался все ближе, ближе; слышался тихий шелест пригибаемых ветвей. Невдалеке от нас он опустился на траву в тени кривой березки. Он лег головой против ветра, выставив острое шерстистое ухо и непрестанно шевеля им. Рога оленя неподвижно застыли над кустом, похожие на огромные сухие сучья. Я вышел из укрытия, олень поднял голову, но продолжал лежать. Я тихо свистнул. Качнув тяжелыми рогами, олень встал. Насторожив уши и раздувая ноздри, он смотрел на меня. В его больших глазах было удивление и любопытство. Я еще раз свистнул; олень мгновенно повернулся и двумя легкими прыжками, отталкиваясь от земли задними ногами и подгибая передние, пронес свое стройное тело - будто перелетел - через ближайшие кустарники. Он скрылся в лесу, раздвигая рогами и грудью переплетение ветвей. Несколько секунд был слышен удаляющийся треск валежника.
Мы поднялись уже на самый гребень хребта. Вскипая на камнях сотнями пенистых водопадов, сбегает вниз река Безымянная. Она течет из-под вечных снегов, нависших над нами. Чуть ниже снежных сугробов, у истоков реки, на опушке мелкого березняка видно движущееся темнобурое пятно. Это медведь. Он медленно бредет в гору среди цветущих рододендронов и зарослей лопуха-белокопытника.
На несколько минут медведь исчезает в купе берез, потом снова появляется на открытом месте, продолжая свой путь к вершинам хребта. Время от времени останавливается, роется в земле и опять взбирается на гору. Вот он неуклюже поворачивается боком и тогда видна опущенная лобастая голова с остро торчащими, будто обрубленными, ушами, горбатый-загривок, короткие мохнатые лапы. Медведь принюхивается к чему-то в траве, поднимает голову, поводя носом в воздухе, и, повернув в другую сторону, спускается к руслу ручья. Разбрызгивая воду, движется по ручью, приостанавливается, пьет и снова выходит из ручья. Идет, недовольно поматывая головой, к березняку, в тень, и скрывается в гуще деревьев. Больше он не появляется. Медведь отправился на лежку: из березняка он выйдет только вечером, когда спадет дневная жара и угомонятся свирепые слепни.
Сделали небольшой привал на берегу Безымянной. Пью прямо из реки горстью: холодная чистая вода необычайно, вкусна.
Григорий Иванович знакомит меня с повадками зверей:
- Рысь нападает на серн, оленей, но больше на серн. Она или крадется между камней, подползает, или на ветке растянется, ждет. Бросается на серну и когтями и зубами разрывает ей жилы на шее. Я сам, когда еще не было здесь заповедника, убил в горах рысь на серне. Я подкрадывался к стаду серн на самых снегах. Вдруг стадо бросилось за хребет, осталась только одна серна. Подхожу ближе, смотрю: она стоит на коленях и бьется, не может подняться, а на ней сидит рысь, рвет и грызет ей шею. Я выстрелил и убил рысь. Когда глянул на серну, у нее все жилы на загривке, как ножом разрезаны: пришлось пристрелить и ее.
Бывает, что рысь едет на олене и рвет мясо и жилы у него на шее до тех пор, пока он не упадет.
В октябре и ноябре часто слышен крик рыси: он похож на собачий визг, только грубее. Сейчас рысь поднялась высоко в горы, к снегам, следом за сернами.
Олени ревут с двадцатого сентября. Когда рогали ревут, они ничего не замечают, а ланки стоят в стороне и все прислушиваются и следят, чтобы зверь не подкрался. Мне приходилось не раз слышать рев оленей в ноябре и даже в декабре.
- Я так думаю, - объяснил Григорий Иванович, - что это тогда случается, когда олень болеет во время обычного рева. Выздоровев, он отправляется реветь.
Остановились на пастбище Абаго, у подножья зеленого конуса горы Экспедиции. На солонце у заболоченного озерка еще больше свежих оленьих следов, еще глубже выгрызена оленями земля. Решили подкараулить оленей.
Игра красок, смена цветов и оттенков, света и тени здесь причудливы и невероятны. Только что голубело безоблачное небо, серо-серебряные стояли Тхачи и Ачешбок-Чертовы Ворота, белели снега и ледники на ближних коричневых хребтах, светлозеленым ковром стлались субальпийские луга плоскогорий, а сейчас небо покрыто свинцово-сизыми кучевыми облаками, густою и яркою синью налился воздух, и все горы вокруг высятся легкими сине-бирюзовыми пирамидами и кажутся сами сгустками синего воздуха. Гигантский веер золотистых и фиолетовых полос упал на синеву неба и гор. Края туч порозовели. Плывут алые паруса облаков. На западе в багрянце заходит солнце.
Косые лучи заката прорвались из-за туч. Бледнеют и гаснут алые и синие краски. Их сменяют блеклые, голубые и серые тона. Серо-голубая дымка заволакивает горы. Внизу уже ночь. Над горой Экспедиции вспыхнула первая звезда.
Осень
Станица Даховская, 7–10 ноября
Весенний лес в горах окрашен багрянцем увядания. В пожухлой опавшей листве золотятся плоды диких груш и яблонь. Кружится в воздухе желто-золотой, почти прозрачный лист клена и, словно парашют, плавно опускается на землю. Кое-где видны неяркие запоздалые цветы. На оголенных колючих кустах, как застывшие капли крови, алеют ягоды шиповника. Сквозь пурпурную и желтую сетку неосыпавшихся листьев голубеют клочки безоблачного неба и льется мягкий солнечный свет.
Тяжело поднимаются с цветов полосатые осы. В пятнах скудного солнца греются сонные ящерицы. Медленно ползет уж.
…Отправился в Гузерипль. По сторонам дорога пламенеют лиственные деревья. По-осеннему мелка и сонно медлительна в излучинах Белая.
В тени под копытами лошадей хрустит ледяная тонкая корка. Трава и упавшие стволы вокруг - в седине инея.
Гузерипль - Киша, 11–12 ноября
Выехал верхом на Кишу - зоологический сектор заповедника.
Переправился вброд через Белую.
Деревья по сторонам тропы стоят голые, и только внизу, в ущелье реки, еще золотятся клены и ольхи. На полянах черные мертвые травы, вокруг серо-серебряные стволы буков и грабов и почти воздушное переплетение оголенных ветвей и сучьев. Небо по-осеннему блеклоголубое.
За кордоном Лагерная путь лежит по левому берегу реки Киши. Снова мост. Переправляюсь на правый берег. Дальше тропа идет между хребтами Черный Шахан и Дудугуш - справа и хребтом Пшекиш - слева.
Сквозь сетку ветвей впереди мелькнуло рыже-бурое пятно: медведь неуклюже затрусил по тропе, а затем, свернув в сторону, начал быстро уходить в скалы. Из-под мохнатых лап зверя сыпался щебень. Медведь скрылся в пихтах.
Хрустнула ветка, скатился одинокий камень, и все смолкло. Только попрежнему в тишине осеннего леса звенят опадающие листья, тенькают синицы и с резким криком перелетают с дерева на дерево сойки.
Темнеет. Тонкий туман застилает деревья. Пролетают сумеречные бабочки. Они бесцветны, как будто кто-то стер краску пыльцы с их крыльев.
Взошла ущербленная луна. Отблески лунного света упали золотыми листьями в черную воду крутых излучин реки.
Снова переправился через Кишу, на этот раз вброд, и, миновав две-три широкие, озаренные луной поляны, въезжаю во двор Кишинской зоологической станции.
Киша, 13 ноября
Утром отправился наблюдать форель; сейчас она мечет икру.
Холодная глубина Киши чиста и прозрачна. Сквозь зелено-черную рябь быстрого течения видны камни и зернистый песок на дне.
Чуть шевеля плавниками, со дна поднимается голубовато-серебряной тенью крупная форель. У самой поверхности воды она остановилась, двигая плавниками и широко раскрывая жабры: кажется, будто рыба заснула и мерно дышит во сне. Вдруг, заметив мое отраженье, она стрелой метнулась вглубь и мгновенно скрылась из виду.
На поверхности впадающего в Кишу ручья плавают золотыми корабликами покоробившиеся мертвые листья. Берега ручья поросли влажным мхом и завалены буреломом. В неглубокой воде, против течения, стремительно мчатся форели. Отчетливо видны их серебристые крапчатые тела. Сейчас форель выходит на мелкие места, в ручьи и ключи, и всюду на донном песке рассыпаны большие янтарные зерна икры.
Быстро поднявшись против струи, форели одна за другой уходят на дно, заплывают под прибрежные коряги. Вот форель замерла на песчаном дне, приткнувшись к кучке потонувших листьев. Ее выдает только легкое вздрагивание плавников и жабр. Рядом, на круглой гальке, пучит сквозь воду стеклянные глаза раздувшийся лягушонок. Вокруг шныряют черные головастики и рачки-бокоплавы.
Для метания икры форель поднимается по горным рекам и ручьям, перепрыгивает через камни и пороги, выскакивая из воды высоко в воздух. В мелких местах она ползет, цепляясь за неровности дна плавниками и судорожно изгибая тело. В это время на форель охотятся лисицы. Они сторожат добычу у перекатов.
Киша, 14 ноября
С утра все кругом затянул густой свинцово-серый туман. Днем пошел дождь. Когда дождь прекратился и туман рассеялся, открылись побелевшие вершины гор: там выпал снег.
Ясно чувствуется приближение зимы. Снег на горах спускается очень низко. В ущелье Киши солнце почти не греет, и в тени кожу царапает острый холодок. Когда мы с Насимовичем подъезжали к Гузериплю, перед нами встала почти совсем белая вершина Филимоновой Лысины. Два дня назад она была в зелени пихт.
…Снова провели короткий день в дороге.
В камнях у тропы кое-где встречаются ящерицы, но движения их стали замедленными, сонными.
Мы вернулись на Кишу уже в темноте. Ночью горы в тумане, как серые призрачные громады. Над горами всходит золотая и словно помятая луна.
Я ночую в лаборатории зоологического сектора. Из-за стекол шкафа грозят пожелтевшими кривыми клыками черепа кабанов и медведей. Со стены смотрит пустыми стеклянными глазами голова зубра, покрытая курчавой коричневой шерстью.
Осматриваю зоологическую коллекцию Киши. Здесь много черепов и шкурок снежной полевки, прометеевой, или слепой, мыши, тушканчиковой мыши, мыши-малютки.
В застекленных шкафах лежат черепа зубра, оленей, туров и многих других зверей. В ящиках, осыпанные блестками нафталина, хранятся их шкуры.
Разнообразен мир летучих мышей Западного Кавказа. Их насчитывается свыше двадцати видов, начиная от длиннокрыла и кончая маленькой ночницей и совсем крошкой, которая имеет только латинское название. Отдельные экземпляры всех этих видов, подсушенные и набитые ватой, переселились сюда, под стекло.
Не менее богата коллекция птиц заповедника: тут и огромный гриф, и рыжая и малая рыжая цапля, альпийская галка, клушица, кавказский черный тетерев и птенцы горной индейки.
Утром иду умываться к холодному звонкому ручью.
Тропа подмерзла. Воздух прозрачен и сух. Только местами, низинах, дымятся клочья тумана. Хребет Пшекиш запорошен снегом до пояса лиственных лесов.
Над входом в здание лаборатории прибиты оленьи рога. На столбах веранды развешаны для просушки недавно добытые черепа лисиц, куниц, сони-полчка и мелких грызунов. На каждом черепе-контрольный ярлычок.
"Охотники за черепами" уже заняты делом. Высоко под крышей, в мезонине, работает младший сотрудник зоологического сектора Полина Алексеевна Шикина. На столах и подоконниках - клетки с подопытными полевками и мышами, капканы и мышеловки.
Перед Полиной Алексеевной лежат запаянные парафином и воском колбы с плодами и ягодами - кормом полчка и листы ватманской бумаги для зарисовок.
Киша - Гузерипль, 18 ноября
Возвращаюсь верхом в Гузерипль вместе с коллектором зоологического сектора Александром Васильевичем Никифоровым.
Сегодня день ясный и теплый. Местами еще цветут голубые колокольчики и желтые лютики. Летают бабочки, мухи, и я видел даже пчелу.
На Кише наблюдал оляпку. Коричнево-серая, с светлой грудкой птичка сидела на камне посредине текучей реки. Она вдруг снялась, быстро перелетела, почти касаясь воды, на другой камень у самого стрежня и, пробежав, нырнула в пенившийся водоворот. Секунд через двадцать она появилась на поверхности и поплыла против течения к только что покинутому камню. В этот момент она была очень похожа на маленького утенка. Подплыв к камню, оляпка легко вспорхнула на него, но, заметив людей, снова снялась и попрежнему низко полетела над водой с резким криком, похожим на смягченный скрип лугового коростеля. Хвост у нее почти такой же куцый, как у зимородка.
В лесу, в стороне от тропы, на волчьих лазах, недавно поставлены ловушки: конические, сплетенные из прутьев шалаши; один шалаш, поменьше, прикрыт большим, как колпаком. В большом шалаше сделана дверца, отворяющаяся только внутрь. В маленький шалаш сажают поросенка: визг его привлекает хищника. Волк заходит в коридор между двумя плетеными стенами и уже не может выбраться наружу. Тщетно пытаясь уйти, он кружится в узком проходе всю ночь, пока не подоспеет охотник.
На берегу Киши, у звериного брода, мы заметили двойной, совершенно свежий кабаний след. Ночью кабан спускался на кормежку в охотничий район, где больше фруктовых деревьев, и ночью же вернулся обратно в заповедник.
На Белой, вблизи кордона Лагерная, я впервые увидел полевку Роберта, водяную крысу горных рек Западного Кавказа. Это довольно крупный, пепельно-серого цвета, тупоносый зверек. Заметив нас, он стремительно скатился с крутого берега в воду.
Гузерипль - Тегеня. 20 ноября
В пять часов утра вдвоем с проводником выехали из Гузерипля через пастбище Абаго на Тегеня. Место это находится у подножья горы Гефо и хребта Пшекиш. Там достраивается дом для зимовки научных сотрудников зоологического сектора.
Едем крутым берегом Малчепы. Чем выше в горы, тем веселее темная зелень пихт. Под деревьями зеленеют купы и целые поляны рододендронов, лавровишни и листья стелющегося по земле ожинника. Яркозеленые, почти желтые стоят папоротники. Стволы деревьев покрыты свежими гирляндами плюща, кустами омелы и пестрят изумрудными и голубоватыми пятнами мха и лишайника. Кое-где попадаются бирюзовые цветы.
В морозном звонком воздухе ясно слышен неумолчный птичий разговор. Сейчас голоса, птиц не те, что в июле, изменилось и пернатое население леса, и поют птицы теперь совсем по-иному, на зимний лад. Мелодический треск, дребезжанье, щелканье, отрывистый свист - вот основной тон птичьего гомона накануне зимы.
Пролетела высоко в прозрачном сухом воздухе стайка красногрудых снегирей. За сеткой обнаженных ветвей мелькнул пестрый дятел.
На черной тропе отпечатки медвежьих следов.
Пастбище Абаго - огромная поляна субальпийского луга - кажется мертвой и пустынной. Сочные, зеленые летом, травы сейчас лежат серые и безжизненные, придавленные к земле ветрами, холодом и недавним снегом.
Все же и здесь, на высокогорье, жизнь продолжает существовать бок о бок со смертью. На теневых склонах - захолодях - зима, и холод, и смерть. Но на выгревах, там, где-ярко светит горное солнце, тепло по-весеннему, цветут крупные голубые колокольчики, летают белые и красные бабочки. По засыпанной снегом тропе на теневом склоне цепочкой протянулись круглые следы дикого кота. Тонкий зеленовато-голубой лед на солонцовом болотце разбит копытами оленей.
Вот острый конус горы Экспедиции. Он с северной Стороны порос березняком и запорошен снегом.
У самого березняка, неподалеку, застыла большая стройная лань. Я придержал лошадь. Среди деревьев мелькнули рыжие тела еще нескольких оленей. Через мгновение на открытое место вышла пара молодых ланок. Они стали рядом с первой ланью и внимательно глядели в мою сторону. Снова какое-то движение в березняке, и на опушке появился огромный олень. Он стал ближе ко мне, впереди ланок, явно охраняя их от опасности. Он вскинул голову, ветвистые рога высоко поднимались в голубом небе. Олени следили за мной несколько минут, затем спокойно повернули к горе - сначала ланки, за ними рогаль - и скрылись в чаще.
Тропа идет северным склоном горы Экспедиции. В пихтовом лесу все зелено. Особенно ярка зелень густых зарослей рододендронов и овсяницы - зимнее пастбище оленей и серн.
Но тропа покрыта зернистым снегом. Он блестит и между кустиками травы. Видны широкие медвежьи, уже заледеневшие следы и отпечатки оленьих копыт. Следы оленей встречаются всюду.
На этом, северном, крутом склоне горы Экспедиции зимой снег не тает и накапливается, деревья от тяжести снежных сугробов у основания изогнуты.
В долине реки Безымянной вода у берегов скована льдом, быстрое течение также несет куски льда. Еще подъем, и я выезжаю на поляну, всю изрытую дикими свиньями. Здесь, их летние пастбища и купалки. Полусгнивший ствол большой пихты кругом опахан кабанами. Они выкапывают тут корни и клубни, добывают червей.