VI
Дети ветропрекрасных лавин, мы, алмазною пылью покрыты,
Веселее идем,
Звезд вращение сходится в ком.
Острова васильков в чистом поле на части разбиты,
И кузнечик грохочет, и молния с оборотных колен
Отрывается, словно рука промелькнула с прожилками вен.VII
Отрастите огонь! На ночную свободу огонь отпустите!
Пусть – натешится ночью он в танце безумном, сыром,
Зоревую звезду согревая и теша трещаньем,
И на веки останется ветки раскинувшим страшным кустом.
Мы плывем
И бушует эхо цикады,
В среднем ухе дробясь.
Белый голубь взлетает с оставленным между невест пером
Ушли от висков Симплегады.
С 1983 – грузчик на заводе "Картонтоль", потом, потом сторож Лиговского проспекта слева, если от вокзала, на Ленбуммаше и проч. До1998 г. Женился на художнице в 1985 г. Сочинял то стихи, то песни, то пьесы, ставил, играл. Это был кусочек андеграунда.
Вместо точки
Мои стихи прожгли дыру в бумаге;
Пошел огонь от строчки отползать -
Сквозь дырочки – где препинанья знаки,
В лицо мне смотрят жгучие глаза;
Тушу я все суровой влажной строчкой,
Но поздно (весь охвачен вмиг огнем),
И, став каким-то огненным кустом:
Не в силах вовсе стал я ставить точку…
Север
Памяти крестной
I
Скрещение теней березовое – на покос,
Я – вечера кус – фиолетовым веком – прикрою,Погост у воды… Взносит Вычегда пену волною
Чтоб нежился слух. Ведь со Слова же Всё началосьII
И кончится. Солнце укатится в реку… Чертя
Стихи у воды… в небе… ласточка луч воспевает.Чу. Тонкозвучащая на юге туманном звезда
И песня о том, как она – чтоб упасть – доспевает.Какие ливанские кедры! Березы ужасной длины.
Над пихтовой рощею коршун. Вкруг тишь над водой: меловая.Изгибы песка – что старухи морщины – влажны.
Но девчонкой мчится от катера к гальке волна, как живая.Куренье волос белокурых над дымчатым теменем,
Застыл у излучины всплеск: поцелуй, разлученный со временем.
Переживания над Вычегдой
I
За небесной фольгою – сетчаткой болезненно-тонкой-
Время-змейка свилось – обожгло меня. В сердце. Ребенка.И, расплавленной брызжа слюдой, рыбы тени на небо бросают
В мертвый облачный город над церквью-картонкой.
Замуж хочется дереву.II
Корни берез над водой и над брегом размытым свисают.
Не привык печататься. В 1998 г. ушел из сторожей в детдом к сиротам – пытался сделать театральную школу.
Наташеньке
I
Когда-то в глазах твоих – на берегу -
Гуляли олени с густыми рогами,
Ресницы хрустели у них под ногами;
И щеки краснели (от пламени губ).Да. Грелись на солнце олени твои:
Когда ты, смеясь, открывала ресницы,
А вечером дружно жевали бруснику:
Веселую ягоду, славную ягоду,
Красную. Круглую ягоду.II
Когда же ты плакала (в солнечный день),
Тянули ко мне свои мокрые морды
И душу мою собирали до крошки;
До скошенной травки. До белой ромашки,
До черной земли.
Ангел
I
Скажи мне, Ангел мой Хранитель:
Со мною ты на свете стал?
А если нет? Кого ты видел,
Кого в пути оберегал?
Я пьяный. С головой скудельной.
Грешник. Но проклинаю ад.
А жизнью утомлен предельно.
Скажи, ты был здесь, века назад
Всех уберег ли? Всех сберег ли?
Все души отдал на покой?
Скажи?
Как я – такие были рохли?
Иди со мною, дорогой.
По луже лжиII
Кораблик маленький. Бумажный.
Всегда короткою весной
Свой совершает путь сермяжный;
Но шелестит:
"Следи за мной".
Через два года все потерял и уехал в Москву.
Ветхозаветная мелодия
Ю. В.
I
Мне утро мира видно из окна:
Недавнее – то время… След песочный
Заносит ветром. Ни Завет непрочный,
Ни чаша горя не пригублена.II
Чу. Девочкин печальный голосок
По именам Архангелов скликает.
Мука Исхода – сахарный песок
Барханы посыпает.III
Бессоницами избранный народ
Одну зарю который год встречает.Безветрие. Туман. Круговорот
И холод. Лилия венец роняетIV
Под солнце. Продлевается Исход
До дней простых, когда из рта парком
Пустынь безветрие шепнет: "Шолом".
Демон
В глубине земли -
Черной головы -
Жаждут синевы
Черные глаза:
Слепо взгляд, сгорая, блестит углем,
Чтобы синева
Возвратилась в дом.
Поступил в литинститут им. А. М. Горького в семинар драматургии.
Сохнущие грибы
I
Миг исчез.
Закачалася связка грибов над плитой.
Подберезовик сохлый. Серебристо-седой.
Он души моей кажется звуком.II
Где шажок этой свежей девчонки,
Что парила в свой час над травой?
Где свет кожи, березово-тонкий?III
Задохнулся Святым, свежим духом.
Стал я, стал заколдованным,
Навзничь прикованным к воздуху слухом,
Стал в озерной воде отражением, горькою рябью раскованным.IV
И теперь – говорить о любви?
Так простите же мне безрассудство!
Ох и время охоты, когда собираешь грибы!
Ох, азарт, ты – распутство!
Жизнь минует. Охотничий пыл. Вся любовь.V
Подберезовый звук. Время сушки грибов,
Что на снисках висят: мои чувства.
Впрочем – суп. К январю я готов,
Будет вкусно.
Вкусен звук серебра, вкусен запах и зов,
Да и будет в желудке не пусто.
Резать, снизывать в связочки – чем не искусство?
Усыхай же нежнее до ломкого хруста,
Колыхайся ж, легчайший улов,
В кружку лью молока я прохладного.
Аромата лесов, духа мятного.
Тихих слов.
Ленинградский вокзал
Трилистник
I
Икар в парке
Гуляя в Петергофском парке,
ты как гусляр в подводном мире,
в воображенье строишь церковь
и возвращаешься к жене,
а здесь вокруг тебя химеры,
и здесь кругом тебя русалки
гуляют в Петергофском парке,
или в неведомой стране.Лист подорожника на ранку -
стихотворение на память:
корабль в небе с ревом ходит
над паутиной городка, -
не думаю на травы падать,
на восковых прекрасных крыльях,
Ты ждешь меня в аллее парка,
трава причала высока.II
Татуировка
Татуировка, как украинская ночь, тиха.
И с ней я одинок. А ты меня не слышишь.
Не знать тебе, как ты из глубины стиха,
очаровательница, дышишь.
Не верю внешности твоей, когда смотрю
на фото: на развалину любови.
Остались там навстречу январю
твои содвинутые брови,
в цветочек миленький простецкий сарафан.И что он трогает мне душу?
Не то, чтоб облегал так живо ситец стан, -
с чего хранить бы мне простой узор?
Послушно
его мне память предлагает? Древний грех,
Так нежен я с тобой, как следовало б с жизнью!
О! был бесспорно я пропащий человек! -
Но что ж теперь-то я к пропащему завистник?Татуировка на руке: не ты за ней,
но дух элегии прохладной;
чем одиноче здесь, тем ты во мне свежей,
воспоминаний ветер беспощадный
впрок… Разве копятся мелодии в душе
впрок? Разве не одна звучит до темной ночи? -
На раме выткал сна бормочущий клубок
твои таврические очи.III
Пятна
Сквозь шум, сквозь гам, сквозь плеск вина, сквозь канитель,
сквозь "сновымгодом" – дзынь и безвозвратно,
хмель набегающий и откативший хмель
со скатерти глядят мне в радужные пятна.
Встретил Рейна. Был посвящен в полузащитники его проигравшей команды, и сам научился проигрывать.
Другу Женьке
(песня с понта)
I
Все ты грезишь, одуванчик золотой -
Когда вот уже покрыться сединой
Одуванчику пришлым-пришла пора,
Что хоть вспомнишь ты до снежного утра?А ведь зазвонит от неги неземной
Вся земля (она в пуху своем бела),
Хоть потом настанет лето за весной,
Уж закачаются чужие купола.II
А ты, брат, нежишься под небом голубым,
Знай, над речки лоскуточком прошитым.
Все качаешься над низкой ты травой.
Все ты грезишь золотою головой,Где кузне-они-кузнечики гремят:
Молоточками издергивают стук.
Где в каре-точках никчемно все спешат
Паучки, поводья выронив из рук.Кто бродил там, кто там песенку свистел? -
Спросят, Женька, – травы желтые вокруг:
В чистом поле одуванчик опустел.
Это осень. Это холод, милый друг.Отчего же зелень, говори, в слезах?
Или зимы дивных песен не споют?
Есть надежда? Птичья нитка в небесах.
Брось. Прореху голубую не зашьют.
IV
Брат, лошадушка ветряная несет
Тех, под кем уж не сгибается трава.
Многим шепчут небеса: "О чем ты вот
Тут мечтала? – Золотая голова".
Бедный Джон
Нике Глен – знак победы.
My poor boy (уже пожилой) -
Добрый Рыцарь Джон.
Всех добрых рыцарей звал он на бой:
Во славу, в честь их нежных жен.
…………………………И
Дамской перчаткой украсив
Шлем,
Мечом отзванивал
Гимн
"Прекрасной Элизе-Луизе-Глен!"
(Той, что ушла с другим).I
Всю жизнь Джон пел: "Моя жена -
Цветок!" – пел в пыли дорог:
"Добра, нежна, бела, пышна,
И румяна, как сладкий пирог!
Ах! Сердце! Пой!" (said my poor boy), -
"И в-трама-и-в-тарара-рам:
Рубиться буду во имя Той!"
(Которая где-то там).* * *
Кому не везло, того – убивал.
Но кто попадался в плен,
Был должен сложить и спеть мадригал
Элизе-Луизе-Глен.
………………………И
И битые лорды тащились (без свиты!)
И хором (нестройным) орали (сердито),
Внезапно (и злобно) рыча,
Пугая ее но ночам:"Простите! Я понял! Элиза! Луиза!
Вы Всех Привле-Кательней! Сверху И Снизу!" -
И падали ниц,
И квасили нос.
И стыдно им было до слез.* * *
Тут старый добряк – садовник Бак
(Поглубже надев ночной колпак),
В тележку, сопя, собирал у ворот
Всех тех, кто умрет – вот-вот.Тут Леди варила бульон им, компот
(Даже – чистила пыльную знать,
Хрипящую список ее красот,
Которые "надо признать"!)* * *
И… все ждала. И р-раз! – ушла:
С пажом по прозванью Café au Lait.А Джону сказали, что Леди
Ушла:
Что плохи его дела.II
"Так что же", – грустно пробормотал
Бедный мальчик Джон, -
"Она красавица. Он же признал.
Я вовсе не удивлен!
Не драться ж мне с ним (помилуй Бог!)
За то, что увел жену?"
…………………………И
Дунул рыцарь в треснувший рог,
(А конь под ним кивнул).* * *
…………………………И
Снова. К Элизе. Луизе. Без меры.
Съезжаются сэры. Милорды (тьфу!). Пэры.И воют вовсю в темноте,
(Мешая влюбленной чете).Но хоть плачет испуганно нежная Леди,
А все-таки ж есть ей отрада на свете,
А вместе – надежда и луч тепла
По прозванью Café au Lait:"Пуст Сэры визжат хоть до самой зари,
Лишь ласка твоя мне мила".Ой, кто этот джентльмен, прах раздери -
Неужто – Café au Lait?* * *
Он красен, как дьявол (он зол, как семь).
Он фразу твердит (одну):
"Ну Вас к Дьяволу, Сэр, я уж… хватит уж… сам
Прославлю свою жену".И горячая плеть обожгла коня,
И растаяла пыль во мгле.
И падают головы. (Тихо звеня
Именем Леди Глен.)* * *
А бедный мой мальчик, уже пожилой
Храбрый рыцарь Джон
Скакал без понятия в дождь и в зной,
И был всем нам смешон.И дрожал он от боли, не первый год
Кутаясь в плащ сырой.
И сбит был с коня острием, и вот:
Лежит в груди с дырой,Что ж Леди? А может, мадам? (как назвать) – цвела
В окне цветного стекла.
Того, что едет Café au Lait
Домой, она не ждала.Тра-ла, джентльмены, тра-ла, ла-ла,
Таки, джентльмены, дела.
Былина о томе Лермон(т)е, предке Лермонтова
Выхожу один я на дорогу…
Романс
Сюжет старинного шотландского сказания о поэте Томе Лермонте был услышан мной от ленинградской хипуши по кличке Петрович в подвале Лиговского проспекта в разговорном петербуржском жанре, определяемом народом как "телега". Основное отличие петербуржской "телеги" от московского анекдота состоит в том, что телега не имеет по существу ни начала, ни, особенно, конца. Начало "телеги" рассказчик определяет контекстом конкретного общения, конец же мелодически уходит в будущее конкретного общения. В том случае, о котором я повествую, конец истории состоял в том, что на пути Тома Лермонта кружили цветные бабочки. Другого сюжета в то время нам не требовалось.
Уже позже я прочел и саму древнюю балладу, а еще позже с бандой босоногих беспризорных детей в снегу на Машуке понял, отчего Михаил Юрьевич Лермонтов считал шотландского поэта своим предком. Так родилась эта былина. Как и все былины, она представляет собой жанр устный и не скрывает к тому же своего происхождения от поздней ленинградской "телеги". Записана она с трудом, как с трудом записываются все произведения устного жанра. Поэтому читатель может вообразить, что автор былины – человек из народа – канул в вечность, что он – не читатель, а слушатель, и перед ним случайная и неполная магнитофонная пленка.
Пролог
I
Этот тип (!) был для города черным пятном:
Он был больше, чем вор! и бандит!
Он исчез. Ну и черт с ним! и помнит о нем
Только тот – кто без дела сидит.II
В одной из английских деревень
Родился (под кустом)
У старой молочницы (стервы и склочницы)
Мальчик по имени Том.III
Молочница (старая стерва и склочница)
Очень удивлена:
1) Ей семьдесят лет. 2) Она старая дева.
3) И денно, и нощно молилась она.IV
Вот как-то раз в среду (по малой нужде)
Под куст примостилась она.
Бичуган
I
Один из "тех" лихих парней,
Которым только лишь: "Налей!"
Привычной (праздничной) походкой
В таверну шел – зачем? За водкой.(За водкой – черт меня возьми!
Он шел в ближайшую таверну:
За водкой – говорю наверно:
Поскольку вся моя мечта
О милой Англии – потухнет,
Лишь только кто-то мне бубухнет,
Мол: "Водки нет там ни черта", -
О том, что местные верзилы,
(Которых так моя душа
Давно и пылко возлюбила)
Не жрут там водки ни шиша,
Но хлещут всякую мочу, -
я слышать вовсе не хочу).II
Так, в общем, шел он. По дороге.
И – песню пел, а тут – о, боги! -
Волынки горской дивный звук
Из-за кустов раздался. Вдруг.III
……………………………
……………………………
Такие синие озера
Ханыги внутреннему взору
Звук тот из памяти являл,
Что тот минуты две… стоял.IV
И вот, как ветер ветки сдвинул, -
Так бичуган шляпёнку скинул
И крикнул дикою совой,
И плавно скрылся (под горой).
Босх с вами
I
Что увидел там он, не смогу и сказать
Без того, чтобы друга сюда не позвать
И его умолять (выпив кофею с им):
"Нарисуй иллюстрацию, Иероним.II
Ну, рисуй, милый друг: как на остром суку
Стерва (старая), скорчась, лежит (на боку),
И как муха ползет по ее языку
……………………………III
И весь зад заголен! Да раздвинувши зад,
Из его – головенка – и ручки, – торчат,
И – волынка – в руках у малютки дрожит.
И из чрева ея "Звонко песня бежит!"
На мотив колыбельной
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел.
I
Вот ночь над деревней стоит…
Серая птица летит,
Машет и машет крылом:
Лес облетает – кругом.II
Буки у ветхих ворот.
Спящий в домишке народ.
В серенькой хате – теплынь.
А за порогом – брр – сгинь!Маленьки деточки спят.
Куры плюс уточки спят.
В сарае (всю ночь напролет)
Коровушка нечто жует.III
А не хотелось бы вам
В полночь попасться волкам?
А лохматым лесным лешакам?
Лучше лежать по домам.IV
Хоть ты в России, брат, будь,
Хоть ты, брат, в Англии будь,
Даже, брат, в Турции будь,
А ночью холодная жуть:V
Кто-то в лесу ка-ак прой-дет! -
Слышно, что носом сопит.
Вот, кто-то еще, в стороне -
Слышно – он лаптем скрыпит…VI
Если везде темнота,
Чудится всякое. Мразь.
Думает сразу ж любой:
"Вот бы мне – в хату попасть…""Вот бы щас в хату б попасть!
Щец, нахлебался б я всласть,
Обувку бы я просушил,
С хозяйкой бы – блин! – пош-шутил!VII
И лег бы я с ней на тулуп,
И мы б с ею прыгали б так,
Чтоб качался па улице дуб,
Скрипя: "Скипси драк!"VIII
Так что ночью мой красавец
Никого не занимал.
Может, разве, тот, в таверне?
Ну да он-то-ть пьяный спал.
Правда, что во сне кричал.IX
А ночь была обледенелой;
Искрометный месяц белый
Сыпал иней на кусты
С жуткой, черной высоты…