13(I)
Опустошать с компанией честною
Недолго каждый, Оленька, карман.
Спасибо, что беседуешь со мною.
Приятно ведь, что я не наркоман,
А только алкоголик тихий, ною,
И в доме пью твой чай, поскольку зван,
Не требую души делить со мною
И слушаю водопроводный кран.
Твоя улыбка шириной в три мили -
Другая мне награда ни к чему,
Не видим в сигаретном я в дыму,
А может вовсе никого с тобою,
Кто просит то покушать, то покою.
Я до Москвы не пил, хоть рядом пили.
14(I)
Я до Москвы не пил, хоть рядом пили.
Хоть рядом пили, жрали в полный рост,
Хоть квасили, киряли и долбили
Внутрь, нет, вовнутрь, артериальный гвоздь,
Хоть как, хоть что, хоть сколько не лупили
Ее родимую, хоть черт мне хвост
Показывал, хоть роги, хоть синильный
Свой пятачок, я чист был, длился пост
Всю молодость, нет, не без приключений,
Точнее скажем не без исключений,
Но исключенья только подтвержда…
Что говорить об этом? Ерунда…
Гори, гори вонючая звезда.
Я, Оля, пил, конечно, не спроста.
M(I)
Я, Оля, пил, конечно, не спроста
Я с горя пил и от непониманья.
Но совесть? Совесть у меня чиста,
Хотя пойду я в храм на покаянье.
Ты спросишь – пил я вина? Нет – спирта.
Я офицер, хоть небольшого званья,
И посещал я злачные места,
Чтобы унять души своей исканья.
Я, Оля, иногда пишу стихи.
Мне грустно так становится порою,
Забыл я что такое чахохбили.
Вообще-то я люблю котел ухи
Опустошить с компанией честною.
Я до Москвы не пил, хоть рядом пили.
1(II)
Я до Москвы не пил, хоть рядом пили,
И заедали корочкой запой,
Со страшным шприцем весело шалили
Да в жмурки бегали с судьбой слепой
По царскосельским паркам. Крокодильим
Слезам моим не верь, послушай, Оль
Настало утро, и звонит будильник,
И он играет значимую роль,
Роль кочета, почти что вурдалака,
Что топчет зазевавшихся чувих,
Чей красен глаз, чей тряский гребень лих,
Кто заорал, небес дождавшись знака.
Что ж, на заборе есть о чем орать,
А здесь – да что тут, Оля рассказать.
2(II)
А здесь – да что тут, Оля, рассказать -
Здесь – лебеда, лопух и одуванчик,
Здесь неулыбчивый жидовский мальчик
Поймал жука и хочет растерзать
Но астма – надо-ж, задохнулся дачник,
Ему бы надо помощь оказать
Шипит аэрозоль, орет коза,
Жук улетел, заплакал неудачник,
И стынут на руках у матерей
Морозным утром тыщи снегирей,
И льется пиво местного разлива
В густые воды финского залива,
Чтоб и при жизни воблы не тужили.
Тебе я или предлагаю или.
3(II)
Тебе я или предлагаю – или
Побыть со мной, иль в небо улететь,
О, майский жук, взносящий храм подкрылий,
И съединяющий со твердью твердь.
Вознесшийся над желтым треском лилий
Из рук – ты с твердью сочетаешь твердь,
Как литтл ковчег завета – без усилий,
И сам не знаешь, что ограбил смерть.
Очкарик астму поменял на слёзы,
А их – на хохот. Беленится мать:
"Весь извозился – было б чем – порола,
Стой, не кривляй…"Что делать тут, Мелхола,
Запить – или беседу завязать?
4(II)
Запить – или беседу завязать?
О чем? Душа согнулась, как открытка
Внутри стиха, что я хочу послать
Тебе и в небо – выйдет ли попытка -
Скажи, где тот почтовый ящик, мать
Мой герб внутри меня иглою выткан,
И на открытку вклеен тканью – глядь,
По виноградному листу улитка
Ползет, чуть что – в свой прячась хрупкий дом,
Когда ударит капля дождевая,
Под брюхом почва дрогнет поплавком,
Но улетел, повеяв, запах гнили,
И можно вылезть, рожки выдвигая,
В том смысле – развязать язык – и в стиле.
5(2)
В том смысле – развязать язык – и в стиле.
И в выборе фонетики – кто прав,
Забыто, те, кто спорил, опочили,
Могильщик, на ладони поплевав,
Взмахнул лопатой – сколько ж тут нарыли,
И скольких еще станут умерщвлять
Г фрикативное, и с точкой, крылья
Грамматики простреленные, ять,
А вот и Богдановича могила,
А вот – свеженасыпанный сонет,
Под коим труп, над коим – ты – привет,
Тебе, привет, когда-то полюбила
В той юбке, как сиреневая мгла,
Мне возражать, как любишь, в пол-стола.
6(2)
Мне возражать, как любишь, в пол-стола
Несложно, коль не знаешь об открытке,
Где майского жука не догнала
Рука. Где дорог хрупкий лист улитке
Снаружи Саранча все сожрала,
Русь в апокалиптической накидке
Летит, пришпорив горского козла,
И бабий хрип в ночи рождает Шнитке,
И ты как смерть в сиреневом дыму,
Присев за столик у могилы Блока,
"Алкаш ты, Сашка" – говоришь ему,
"Как глаз тебя неймет, хоть видит око!"
В магическом стекле, где без усилий
Бюст Боратынский с Пушкиным слепили.
7(2)
Бюст Боратынский с Пушкиным слепили.
И Галатея вышла из двоих,
И на двоих всего одна. Любили -
Так отвечайте – кто теперь жених.
Я до сих пор – кого на ком женили,
Не вычислил – все сложно там у них,
Как жеребцам легко! Он – царь кобылий,
В саванне – власть – вестимо, у слоних,
У пауков закусывает самка
Отцом, у шашек всех сжирает дамка,
Но прежде она дамкой не была,
Была как все – как ландыш потаенный,
За партой Рафаэлевой мадонной -
Два локтя, подбородок – как мила!
8(2)
Два локтя, подбородок – как мила!
Как – видимость одна – её товарка
На жизненном ветру. Так – лишь весла
Касаньем вмиг меняет курс байдарка
Нет, ею управляют не со зла,
А просто август, это значит – жарко,
Внутри кипит садового котла,
Бросает нитки русских судеб парка,
Срывает с шеи мокрое колье,
С плеч сарафан – и к пристани в белье,
Где реет фиолетовая дымка
В веселии смертельном, постсоветском -
Невыразимая для глянца снимка -
Ты стала – козочка в обличье женском.
9(2)
Ты стала – козочка в обличье женском
Как все – возросшая из октябрят,
Оправив пушкинскую челку жестом,
Где пальцы рифмы женские творят,
Где заяц удирает перелеском,
Где пули в жарком воздухе висят,
Недвижимы с сухим смертельным треском,
Под ними утка в пруд ведет утят…
Так умер Фет, и ты за ним следила,
Над Воробьёвкой кроны шевеля,
Ты душу возле нерва находила,
И трогала, рушилась земля,
Кричит под взглядом заяц – Гамлет мценский,
Московским взглядом полу-деревенским.
10 (II)
Московским взглядом полу-деревенским.
Весна глядит на майского жука,
В её глазах несчастье, в них – тоска,
Смерть поразил он усом молодецким,
Раскинувши дюраль, он весь Кавказ
Ошпарил вдруг жужжанием не детским
– Что это, Славка, там, где брег турецкий?
– Ах, это, Ольга Юрьна, облака-с.
– Мне скучно, бес.
– Что делать, Ольга Юрьна,
всех утопить?
– Постой, не исчезай,
– Ты всех спаси, будь добр, как дед Мазай,
– Все зайцы дабы всех зайчих любили -
– Зайчатинки бы, Оль. Весьма недурно
– Хранишь ты весь комфорт твоих идиллий.
11 (II)
Хранишь ты весь комфорт твоих идиллий
Смотря в глаза очаковской братве
Которой изменяет вкус, и синий
Взлетает вал, а брызги на Неве
И чайки крылья и гранит залили
У лейтенанта Оли страсти две
В одной не уживались голове,
А волны между тем вздымались, выли,
Обшивка содрогалась, и те де,
И в трюме кочегар больной смертельно
Вздыхал в народной песне безраздельно,
И мать ждала его, а не зазноба,
К которой сердцем лейтенант радел.
Ты смотришь на мою персону в оба.
12(2)
Ты смотришь на мою персону в оба.
Моя персона смотрит в оба на Твою.
На жертвенном быке Европа
Дрожит от сладких страхов, так нежна
Рифмовку если поменять на пробу,
И "на твою" в конец строки – то "на
Быке" бы стало "под быком", так, чтобы -
"Дрожит от сладких страхов на…" одна
Строка меняет целую картину,
Сдвигает кадры старого кино
Беспечный танец языка у нёба -
Когда я пьян, всё, милая, едино,
Ах, милка, буду пьян я всё равно…
Тяжка обуза северного сноба.
13(2)
Тяжка обуза северного сноба
Когда в метро, во весь великий пост,
С ужасным счастьем женщины – циклопа
Объявят станцию "КУЗНЕЦКИЙ МОСТ"
Динамик, сладко акает, вся сдоба
Садовый бублик, домик пряник, мост
Маниловский, Воланда сладок хвост,
Сладка глазурь на каждой крышке гроба,
Сладки рыданья жен и дочерей,
Сладки, сладки надежды жизни новой,
Сладки безумства сладкой доли вдовой,
И даже Чацкий от архивной пыли,
Все ненавидя, сладок, как еврей.
Меня ведь здесь в метро дубинкой били.
14(2)
Меня ведь здесь в метро дубинкой били.
По пьяному, конечно делу, Оль,
– Вот, до чего доводит алкоголь,
Вздохнешь ты сладким запахом ванили
И мент матрешкой станет, и хлеб-соль
Точнее – булку – мед, виляя килем,
Подаст мне, пискнув – "Батюшка, изволь,
Побалуй-ка себя!" – Вся форма в мыле
Окажется у дяди сзади брюк
А на лице покажется довольство -
И эта булка с мёдом – хлебосольство
Москвы? Помилуй, Душенька, мой друг!
Не надобно нам булок, дома были
Я до Москвы не пил, хоть рядом пили.
М(2)
Я до Москвы не пил, хоть рядом пили.
А здесь – да что тут, Оля, рассказать,
Тебе я или предлагаю, или
Запить, или беседу завязать,
В том смысле – развязать язык и в стиле
Мне возражать, как любишь, в полстола
Бюст Боратынский с Пушкиным слепили -
Два локтя, подбородок – как мила
Ты стала – козочка в обличье женском,
Московским взглядом, полу-деревенским
Хранишь ты весь комфорт твоих идиллий,
И смотришь на мою персону в оба
Тяжка обуза северного сноба.
Меня ведь здесь в метро дубинкой били.
1(3)
Меня ведь здесь в метро дубинкой били.
Три раза вышибали на вокзал,
"Ну ты козел…" Я прошипел, как вылил
Мочу, и сотой доли не сказал.
Ну вы козлы, и тысячной нет, жили
Вы, были вы козлами козлами, сто сот зол
На вас обрушься, совести бензол
Сожги вам души, козло-эскадрильи,
Козло-бригады, козло-ГУВД,
Козло-ГИПДД небесных улиц.
Где светофорам звезд нема конца
Чтоб ваши души в ужасе проснулись,
Вне окружной дороги. Быть беде
Я вспомнил, что я помню два лица.
2(3)
Я вспомнил, что я помню два лица.
Одно Пречистой Девы, нет, другое,
Другое, в нем рожденья и конца
Два глаза, колокольца под дугою.
Дугою тройки, радуги, венца
Смятенный ангел лестницей кривою
Сбегает вниз к душе моей, неся
Ей зернышко забвенья золотое
А то лицо… Могу ли я простить
Могу ли я, рыдая под крестами
Вновь из под палки крылья отпустить
И ветру дать нести их до конца.
Есть дважды два над здешними местами
Одно из них с усами наглеца
3(3)
Одно из них с усами наглеца:
"Я вашу дочь того-с, люблю-с", со свистом
Показ на пальцах дырки и конца
Ус промокнув платком не суперчистым…
Когда у таракана два яйца
Он смотрится известным футболистом
Шестидесятых, с волею борца.
Бросками бурными срамящим Листа
До таракана, Ференц, как до звезд
Тебе с твоим сухим рояльным звуком.
Сто тараканов с клавиш соскочили
Мундиры вздели, строясь друг за другом,
Не масленица вышла, холохост
И с кожей щек оттенком в перец чили.
4(3)
И с кожей щек, оттенком в перец чили
Души лицо опухло с оплеух
Звучат, как рэп, иглою на виниле
Ругательства, терзающие слух
По питерской, да вдоль по Пикадилли
Прошла моя душа одной из шлюх.
Ее катали на автомобиле,
Она поет, рот от спасибо сух,
Она душа, у ней тугая грудка,
Она голубка сизая во мне
Сидит в зрачке, как в форточке, и не
Взирая как тверская проститутка
На прошлое, прозрела через ад
Другое сборище, как снежный сад.
5(3)
Другое сборище, как снежный сад.
Зимой из детской памяти глядится
Нырнувшей ветки шорох, снегопад,
Красивое словечко джиу-джитсу
И ветер звуком ледяных рулад
Эстонскую целует черепицу,
И вскоре поезд "Таллин – Ленинград"
Сейчас назад Эстония умчится
И я останусь со своей страной
Как Клодта мальчики в борьбе с конями
Гол над мертвенно-ледяной Фонтанкой
В чуть зримой ряби, под сырой сметанкой
До белых искр небес, любимых мной
Красивых черт, с брезгливыми тенями
6(3)
Красивых черт, с брезгливыми тенями
Полны снов дюны, точно янтарем,
Веранда там роилась мотыльками,
Там люстры свет истек в дверной проем,
Там чей-то голос шумно хочет к маме,
Там в озера рассветный окоем
Гуашью льется солнечное пламя
Присядем, Ольга, на бревно вдвоем.
Сухое, спящее в песке прибрежном
Сосновых сучьев кожа дышит нежно,
Ты в памяти моей – кто ты? Похожа
На мать за тридцать. Ветр. Вдруг чья-то рожа
Из под воды все прячет рыбий взгляд,
Чтоб не подумали, что он Де Сад.
7(3)
Чтоб не подумали, что он Де Сад,
Он притворился юношей-курсантом,
И в струнку позвонки, и ясный взгляд,
И весь таков, что бить пора курантам.
А если же без шуток, то он гад,
И выползень змеи под аксельбантом.
Все революции змею щадят,
Как ей сам дьявол удружил талантом,
Ему милы и царь, и враг царя,
Ему милы и Кушнер и Ягода,
И год весь с февраля до января,
Он ищет, хто таперя враг народа.
Быть блошкой суждено ему богами,
Но и маркизом быть над всеми нами.
8(3)
Но и маркизом быть над всеми нами.
Кто как всегда продулся в свист в козла -
Игру всей жизни, злыми петухами
Всем нам кричать теперь из под стола.
Петр на воде и Моцарт в птичьем гаме,
Услышат нас, и бросив вдруг дела
Скакнут под стол, чтоб вечно быть там с нами.
Любовь? Что ж, умерла, так умерла,
Мы реквием ей сложим. Мы, пока
Кричим в три горла, в голове иное,
Холоп, молчи, скрывайся и таи.
Но вечно славься небо голубое.
Бог сущ, хоть сотворила нас тоска
Скотами рынка, преступленья чьи.
9(3)
Скотами рынка, преступленья чьи
Чьи хитрости и скользкие уловки
Чьи пальцы новой полные сноровки
Считают и чужие и свои
Для дела, злого дядюшки, семьи,
Бумажки – после быстрой сортировки,
Бумажки эти право, не в крови,
А руки все же моются, плутовки,
Всем сочетаньям букв цена одна
Их не пересчитать Прочь неба клей
У них поди ты выжми – клей хрустальный,
Иль человеком прочность создана,
Чтобы дела давно минувших дней
Расследовать устало и печально.
10(3)
Расследовать устало и печально.
Глубины слов, точно глубины вод
На берегу своей души, причаленный
Боясь ступить, качнул я веры плот.
Сверкнула чайка в небе. Окончательно
Я осознал свой невозможный ход.
Толчок шеста, и шелест несказанный
И голос мой мне чужд как шелест звезд,
Как шелест звезд, я, повторясь в сонете,
Сонет разрушил, словно гладь души,
Которая скорбя, волнуясь в свете
Уж сказанного все меняет вид,А быть с тобой, застыв в густой тиши -
Долг юноши, защитника любви.
11(3)
Долг юноши, защитника любви.
Точить язык до остроты кинжала,
И принимать порой смиренный вид,
Чтобы жена с другим не убежала.
Сама к любви ты рифму назови,
ведь ты, я слышал, гордо у причала
Стихи любви с платком вослед кричала,
Высвобождая душу. C'est la vie
Но наша vie, коль не согнётся выя
Перед беспечным небом, где златой
Вздох дня летит, то ночью око Вия
Нас взглядом с тенью обручит пустой,Ударив в душу, словно в наковальню,
И на дубинке оттиск обручально.
12(3)
И на дубинке оттиск обручально
(Вот предо мною кладбище и храм,
Чьё бедное убранство не сусально,
А просто – Ардов, Вас я вижу там;
Моя невеста в платье невенчальном
Велела недоверчивым глазам
Быть робкими, губами машинально
Шептала что-то, что – не помню сам.
Куда за тридцать ей – с фатой прозрачной
Пылать от страха, счастья и стыда
"Беру ли я? Беру. Боюсь? О, да!" -
Но не своею свадьбою – ментаСомкну я губы тесно, ново)брачно
Го вжат кольца, свистит дубинка та…
13(3)
Го вжат кольца, свистит дубинка та…
Поговорим о "го" из прошлой строчки
"Го" – это выдох звука изо рта,
Когда летит в затылок или в почки
Столичного салюта высота
В зеницах глаз-то белые цветочки,
А ягодки потом прут изо рта,
И пусто в голове, как в винной бочке
Стрельцы, опричники и мусора
Мне симпатичны тем, что без боязни,
Обрублены с утра стрелецкой казни
Обрубленные их тела ПетраНа бережку воздвигли, как с куста,
И называли, Оля, лимита.
14(3)
И называли, Оля, лимита.
И медный всадник за меня вступился,
"Ты затворил калитку, Калита,
Открой её" – сказал, и я влюбился
В твою Москву – о, нет, не в паспорта,
А в женщину, чей образ мне явился,
И отворил калитку, и предстал,
Я, Оля, в первый раз тогда напился.
С тех пор я пил (был пьющий человек)
Возможно, что сломали неудачи -
Ведь мог же и удар по голове
Мне психику расстроить, не иначе.Теперь хочу, чтоб все меня лечили,
Меня ведь здесь, в метро дубинкой били.
М(3)
Меня ведь здесь, в метро дубинкой били.
Я вспомнил, что я помню два лица -
Одно из них – с усами наглеца,
И с кожей щек оттенком в перец чили,
Другое – сборище как снежный сад
Красивых черт с брезгливыми тенями,
Чтоб не подумалось, что он Де Сад,
Но и маркизом быть над всеми нами,
Скотами рынка, преступленья чьи
Расследовать устало и печально -
Долг юноши, защитника любви,
И на дубинке оттиск обручально-
го вжат кольца. Свистит дубинка та,
И называли, Оля, – лимита
1(4)
И называли, Оля, лимита.
Эх, стань я на секунду Кончаловский,
Или Михалков – брысь бы от винта…
Мне, Ольга, жаль, я Ольга, не таковский,
Я брёл, я грустно брёл, как сирота
По многоликой улице московской,
Бредя, напоминал себе кота,
Но до чего же с мордой философской
Вокруг меня давали калачи,
Их зубками девчёночки кусали,
Шли, показавши ножки мимоходом
И так я жил здесь девять лет – стучи
По дереву, Оль, мы не выбирали
Отцов, прославленных известным ходом.