(Пауза.) Сама маленькая, худенькая, востроглазенькая, поганенькая… Тьфу, аж противно мне ее рожу вспоминать! Противно мне вспоминать, как вы тут у меня гостили, нервы тут мне портили, каторга мне тут была с вашими гостями! Ясно вам всем или не ясно?! Поняли вы меня или не поняли?! Вот так вот вам всем и никак больше! Х-х-художница… Да что ты, Витенька, сыночек, будешь с ней делать, с художницей со своей, что-о-о?! А?! Ведь ты кем там работаешь, ке-е-ем?! А?! Простым ведь маляром, простым ведь! Лимита! Да? Квартиры красишь, да? А она - художница. А ты же - простой рабочий, так? Маляр ведь ты, Витя, маляр! Она же тебя бросит, бросит, когда ты квартиру от работы получишь, отсудит половину, облапошит тебя, дурня такого, вокруг пальца обведет! Дурень ты, дурень! И вся Москва тебе на этом закончится! Вся! Сыночек! Вся! Финиш! Финиш тебе будет на этом! Я вон сколько лет проработала, пока эту халабуду получила, квартирку эту поганую, "хрущобу" эту! Столько лет я простояла в очереди на нее, столько лет! А ты поработал бы на моем месте-то, у пресса, а? Поработай иди, поштампуй детальки-то - с утра и до ночи, с утра и до ночи, с утра и до ночи! Что?! А?! Думаешь - легко? Ага, как же. Пыль, вредное производство. Маме твоей, сыночек, дают молоко за вредность, вот так! Просто так ни за что ни про что молока давать не станут у нас, нет, не станут! И то - хоть и на вредном производстве я столько лет работаю вон, а вон докудова стояла я в очереди на квартиру! А хоть и молоко дают, а хоть и вредное производство, а с квартирами, все равно знаешь, как трудно у нас! То-то! Ого-го! Ой-ей-ей как! Да, да, да! Нет, нет, нет! Ни-ни-ни! И двадцать лет я изо дня в день, из года в год вот так вот на работу-то! "Почетные грамоты" у нас так просто не дают, сыночек, нет, сыночек, не дают! "Почетные грамоты" у нас, сыночек, дают за хорошее поведение, за хороший труд! Понимаешь ты меня, Витя? Слышишь ты меня?! (Кошке.) Что ты смотришь на меня, гадина? Что смотришь. Что?! Что?! Не мявкоти! Не мявкоти! Не мявкоти! Молчать, сказала! А, Витя?! Что?! Слышишь ты меня, Витя или нет?! Тьфу! Да чтоб твой самолет в воздухе перевернулся сто двадцать три раза! Триста тридцать три!!!! Пятьсот тридцать три!!!
Длинные телефонные звонки. "Междугородка".
Ада Сергеевна кинулась к телефону.
Але?… А вам кого надо-то?… Дак это я… Ага. Я… А это кто? Кто-кто? Витя-а?! Я тебя не узнала по голосу, быть тебе богатым, значит, сынок… Ты откуда это? Из Москвы уже? Шутишь? Правда? Ну-у-у… Из дому, да? Долетели уже? Да? Все уже, что ли, да? Ага? Да? Так быстро? Не быстро… Задержался рейс? Говори громче, не слышно! На три часа задержался? На два? Ага, понятно… А я беспокоилась… Ну, понятно, вот ты и звонишь, чтоб я не беспокоилась… Ага, а я сильно беспокоюсь… Ага. Думаю: как там они - доехали или еще не долетели… Ну, и слава Богу… Дома все в порядке у Нины? Чай пьете… Ну и хорошо… Ладно, давай, сыночек, не трать деньги, будь здоров, сыночек, давай, сыночек… Э-э! Э-э-э! Стой, стой, стой, стой! Слушай, Витя, ты береги себя там, на сквозняках, смотри много не работай, не простужайся, сейчас весна, потеплее одевайся, следи за своим здоровьем, на сквозняках, смотри никогда… Слышишь меня?! Але? Але? Але? (Пауза.) Положил трубку уже…
Ада Сергеевна положила трубку. Села на диван. Взяла кошку на руки, гладит ее, улыбается весело и счастливо.
Ну, кисанька… Все слава Богу… А ты переживала… Доехали… Доехали благополучно… А я, дура, переживала… Слыхала? Звонят, видишь, беспокоятся за меня… И чего вот я так всегда переживаю - не знаю. Самолеты ведь сейчас редко разбиваются. Тьфу, тьфу, тьфу… Они уже приехали домой, говорит, сели, говорит за стол, ага… Чай, говорит, пьют… Хвалят варенье мое… Вспомнили про меня и решили сразу же позвонить… И мама Нинина там, и папа, говорит… И ба-у-ш-ка даже, говорит, проснулась! Даже! (Смеется.) Божий одуванчик даже проснулась! Разбудили бедную! Ну да, разбудили! У них ведь только-только утро началось, раным-рано… Всех разбудили, значит, как приехали… Всю квартиру разбудили… Время-то без двадцать семь только… Нет, не без "двадцать" надо говорить, а "без двадцати". Как Витя меня поправлял, учил. И правильно, правильно, что поправлял. Так и надо, правильно. А то что же это такое, кисанька? У нее родители такие образованные, а я - дура такая у сына своего, что же это такое, а? Ему ведь стыдно, поди, будет, если я что-то не так ляпну… Понимаешь? Ну и слава Богу, что доехали, долетели благополучно, хорошо… Хорошо, что уже дома, слава Богу… Молодцы. Так и надо. Ну, что, киска? Что? Болеешь? Болеешь все, моя бедная? Да? Болеешь? Да не страдай ты, не страдай ты так, ну их к черту! Не страдай! Спи ты, ради Бога! Спи, без них прожить можно, живут же люди, ты чего, ну?! Ну, понятно, что март месяц, понятно… А ты давай, бери пример с меня, с хозяйки со своей, поняла? Видишь, какая я у тебя молодец, видишь какая хозяйка, видишь? Видишь, ну? Спи, давай, спи, а я тебе песенку спою…
Ада Сергеевна поет на мотив "Похоронного марша":
"Умер наш дядя, не оставив ничего!
Умер наш дядя, не оставив ничего!
Тетя хохотала! Когда она узнала!
Что умер наш дядя, не оставив ничего!"
Повысила голос, тоненько:
"Умер наш дядя, не оставив ничего!
Умер наш дядя, не оставив ничего!
ТУ-104 самый лучший самолет!
ТУ-104 самый лучший самолет!
Берегите время! Экономьте час!
ТУ-104 самый лучший самолет!.."
Закашлялась, расхохоталась, прижала к себе кошку, баюкает ее.
Ой ты моя холесенькая, сицяс задусу тебя, моя мальчиковая девуля! Слушай, какой мне сегодня сон приснился! (Ласково.) Слышишь, ты, тварь? Киса-дриса? Слушай! До чего смешно! Ну, прямо как наяву! Наяву будто, но во сне! Слушай, слушай меня. Будто сижу я, значит, на этом самом вот диване, вот так - звонок в дверь вдруг. Думаю: кто бы это? Открываю, значит… А на пороге - Рейган стоит. Сам. Собственной персоной! В костюме с бабочкой! Ага! Я ему говорю: "Вам чего это надо тут? "А он мне сразу - бух! - в коленки, прижался и говорит: "Ада, милая, говорит, любимая моя! Я без тебя, Ада, жить не могу! Люблю тебя, Ада, страшно! Вот как я люблю тебя!.." И ревет. Ну, прямо-таки уливается слезами, вот как ревет! Упрашивает меня, чтоб я ему ответила! И вот слушай, не смейся, слушай, что дальше было. Мне его, вроде как, жалко стало, мужика-то… Ну, чего, думаю, он плачет, убивается так? Я ему тогда и говорю, вроде как, тогда по-простому: "Рональд…" Ну, надо же, а? Даже ведь вспомнила во сне, как его, паразита такого, зовут! Вот ведь какой сон, а? Ну, и говорю ему: "Рональд, дак чего тебе от меня надо-то?" А он мне, плача, сквозь слезы, и говорит: "Ада, милая, говорит, давай, говорит, сойдемся и будем жить вместе и все!"… И опять - бряк! - мне в коленки, носом тычется, тычется. Че к чему - не пойму! (Смеется.) Ну, неудобно мне ему как-то отказывать стало, все ж таки президент Америки, хоть и бывший, а я простая советская работница… (Хохочет.) А он мне голову вот так вот на коленки поклал и ревет, ревет, ревет - ну, море разливанное! Аж у меня сердце защемило даже, ага! Вот как бывает, а? Ты скажи, а? Вот такой сон, а? И вот я его по голове глажу, глажу, и так мне его чего-то жалко стало - ну, до того жалко, что вот-вот сама вместе с ним разревусь, ей-Богу! Сердце защемило! Я его успокаиваю, а он мне говорит: "До чего мне, Ада, надоело это вооружение, если бы ты только знала! До чего мне надоела эта программа звездных войн, эта проклятая СОЯ! Как оно мне все опротивело, если бы ты только знала! Ну, давай, говорит, будем жить спокойно, вместе, без нервов, давай, а?" Ну, я вроде как, соглашаюсь, говорю ему: "Хорошо, хорошо, ладно, как скажешь, Рональдик…" (Хохочет.) Только для того это говорю, чтобы его как-то успокоить, а то ведь весь иссопливился, мужичонка-то, ага… Глажу это я его по голове, глажу, глажу, а сама в это время смекаю себе: "Да как же он со мной сходиться-то надумал? Ведь у него, вроде, жена есть - Нэнся?.." Ну надо же, а? Ведь даже вспомнила во сне имя ее! Слышишь, киска? Ну, вот, думаю: как же мы с ним так жить будем? Ему же разводиться надо с Нэнсей со своей? А потом думаю: а где мы с ним жить будем? У меня, в этой квартире или в Америку к нему поедем? А еще думаю: чего же я ему из еды-то готовить буду? Ведь он, поди, к нашей пище непривычный? Они ведь там всякое такое разное едят: лягушек, собак. Даже кошек, говорят, ага? И вот столько, главное, у меня в голове мыслей вот таких вот разных про нашу с ним совместную жизнь, с Рейганом-то, ну, всяких-превсяких… И, главное, ведь даже в ум не вошло: ну, откуда он тут-то появился, у меня, в этой квартире? Почему он со мной так по-свойски разговаривает? Какой тут тебе, Ада, к черту "замуж"?! (Хохочет.) Ну, смешно, да и только… И с чего это вдруг Рейган приснился - не знаю. Вроде, он мне, как мужчина никогда не нравился раньше… Да старый пень уже, кому он нужен-то? Тьфу! Хоть сколько раз его по телевизору показывали, видела - никогда не нравился, ни разу… Да и Нэнся его, к слову сказать, тоже - лахудра… Показывали тут ее снова недавно… Господи! Тоже, мне, Америка! (Хохочет.) Юбочка - во! Ну, на ладошку платье бы подлиньше - ну и куды с добром была бы баба, а? У нас девчата на заводе и то лучше ее одеваются. Честное слово, не вру! И мохеровые шарфики имеют, и кожаные польта, и сапоги "на манной каше", и "варенки"… А эта - фу!
Играет с кошкой.
Киса! Кис-кис! Киса! Девуля-а-а… Киса-дриса! Кисанька! Моя холесенькая! Кис-кис-кис! Мяу-мяу-мяу! Моя миленькая, моя хорошенькая! У-у-у, какая красавица! У-у, какая красивая! Кис, а, кис? Хочешь, анекдот тебе расскажу про Америку? Хочешь, а? Слушай, до чего интересный! Ну вот. Будто бы, значит, приезжает наша делегация в Америку, туристы, стало быть. И пошли они на кладбище памятники смотреть. Чего они туда поперлись - не знаю, не спрашивала. От нечего делать, наверное… Так просто пошли. Ну вот. А там, на кладбище, на памятниках-то и понаписано: "Сэр такой-то, прожил семь лет." А на других написано: "Десять, двадцать, пять, тридцать лет прожил" и все. Или: "Сэр такой-то прожил одиннадцать лет." Ну, тут русский Ваня, был там один такой - токарь, наверное, под вид с нашего завода, ну вот, Ваня, значит, спрашивает у американцев-то: "Слушайте, а чего это они по семьдесят да больше лет прожили, а на памятниках тут понаписали: восемь, двадцать, десять…" Американец один тогда ему и отвечает: "У нас считается прожил по-настоящему, это когда американец имеет деньги, машину, виллу" - ну, дачу по ихнему… Ну, вот, значит: "Дачу, машину, виллу, деньги! И все прочее. Вот тогда, значит, прожил по-настоящему!" Ну, тогда Ваня, токарь-то этот, почесал затылок и говорит: "Вот когда я помру, так напишите на моей могиле: "Родился мертвым!" (Хохочет.) Не поняла, нет? Я тоже сначала не поняла, а потом поняла. Это мне Витя рассказал, анекдот этот… Он его из Москвы привез. Ему там рассказали. Я не поняла сразу-то, а он мне потом объяснил, что, мол, у русского Вани никогда не будет ни денег, ни квартиры, ничего такого - не было и не будет в помине! (Смеется.) Он, значит, как мертвым будто рождается, понимаешь? Ну, русский-то Ваня? Я так смеялась, когда поняла, так смеялась… Да ведь ты слышала его, моя кисанька, анекдот-то этот? Он ведь при тебе рассказывал, нет?
Пауза.
Да не чеши, не чеши ты башку свою дурную, кровь ведь идет, ну? Хватит! Тебе этот воротник специально сделали, придумали, чтоб ты не чесалась, одели специально ведь. Нинка придумала, ну? Прям вся в лишаях! (Тихо.) Мажу, мажу ее спиртом этим, а толку никакого нету… Дали все ж таки в аптеке спирт этот, выцарапала у тварей… Киса! Не трогай ничего! Убери руки! Ну, что ты делаешь? Ну, что ты меня мучаешь? А? Ты сама мучаешься и меня мучаешь. Не могу я не тебя смотреть, как ты вся в крови, ой, Господи… Спи, спи, спи давай, моя хорошая, спи, спи… Кому говорю? Да птфу на тебя, надоело уговаривать уже… Ладно, пойду стираться… Хватит сидеть-то уже, работать надо… Фу, Господи… Охо-хо-нюшки…
Ада Сергеевна встала, смотрит на себя в зеркало, которое висит в коридоре.
Ну и страшна же я. Как страшна. Не выспалась. Фу-у… Еще Рейган этот треклятый снился, спать не давал полночи, как следует, в холодном поту из-за него проснулась… Америкашка долбанный… Ну и страшна же я… Забыла, когда в последний раз в парикмахерскую ходила… Губнушки - и той в доме нету… Ада. Ада из зада. Придумали ведь имечко такое, а? Ада… Все кругом Маньки да Ваньки, а я вот - Ада… Нэнся. Во-во. Вылитая Нэнся, юбочку вот только такую, как у нее и вперед, народ пугать. Ада. Папаня, царствие ему небесное, имечко привез с фронта в сорок третьем… Наверное, любовницу его так звали, немочку какую-нибудь… Ада… Вот тебе и Ада. Ада Сергеевна… Ада. Нэнся. (Показала себе в зеркало язык.) Ох и страшна же я… Страшна. Атомный взрыв будто. А чего же ты хочешь? Горе только рака красит… Ох и страшна…
Опустила глаза, долго молчит. Куснула кулак. Оглянулась. Осмотрела квартиру.
Наконец, вскинула голову.
(Злобно.) Ага. Варенье едят. Чай пьют. Интеллигентно так. Правильно. Все верно. Если бы варенье не достали из чемодана, так бы и не вспомнили меня, так бы и не позвонил матери. Я тут мучайся да переживай. Доехали они или не доехали. Долетели они или не долетели. А они чаек попивают спокойненько… Не позвонил бы иначе, конечно, не позвонил бы! Только из-за варенья! Нет, конечно, на черта ему мать нужна? Он мать бросил, кинул на произвол судьбы. С кошкой паршивой оставил, с кошкой, у которой лишаи, оставил мать помирать! Молодец, Витенька. Правильно. Правильно. Нина ему дороже матери стала. Тьфу! Молодец. Дороже матери родной стала какая-то московская… Молодец, сынок, правильно!
Снова завелась.
Рванула дверь в ванную, принялась ожесточенно стирать белье. Вдруг влетает в комнату, и, рыдая, кричит кошке:
Не поймешь тебя, чего тебе надо! То ли ты мявкаешь потому, что у тебя лишаи по всей башке, то ли ты мявкаешь потому, что весна на дворе, что котов тебе надо, что тебе трахаться надо!!!! Лишаи чешутся? Лишаи? Так и скажи! Нечего мне голову морочить! Так и говори, ясно?! Чего тебе надо, скажи мне толком, ну? Чего, чего, чего?!
Ушла в ванную, ругается оттуда:
Смотри-ка ты, а? Разбудили они своим приездом маму, папу и ба-у-ш-ку! Разбудили! Вся семья кинулась встречать их, вся семья проснулась в такую рань! Бедную интеллигентную московскую семью разбудили в такую рань! Дак они от нервов сразу кинулись чай пить, варенье наяривать! Варенье мое давай! Ложками его, ложками серебряными да золотыми! У них ведь золота полные шкафы! Только на свадьбу дочери денег нету! Нервы начали успокаивать, сволочуги! Будто это я специально для них старалась, ягоды собирала! Ездила на электричке к черту на кулички ягоды собирать! Ездила, рвала, потом ягоды перебирала, мыла, потом варила, с сахаром ведь варила! Да смотрела, чтоб не пригорело! Потом берегла всю зиму до самой весны! Да кто вы мне такие, что я так старалась? Кто? Никто, вот кто. Будто я им это старалась, да? Да чтоб вы там подавились бы моим вареньем! Чтоб оно вам поперек горла встало! Жадюги! Что, скажете не так, да? Не жадюги вы, скажете, нет? Ага, как же! Кто же вы еще-то, как не жадюги! Сколько денег на свадьбу угрохала, дура такая. Ну, правильно, у меня ведь деньги дурные, ворованные, я и не столько могу ухлабастать! Правильно! Я же их своим горбом не зарабатывала, нет! У меня же дома станок печатный стоит, я по ночам сама деньги печатаю! Они же мне просто так достаются! Правильно! Конечно! Все неудобно мне было, все к стеночке жалась, к стеночке, перед этими мамой, папой и ба-у-ш-кой! Как казанская сирота перед ними! Дура я такая! Все мне неудобно было, все я стеснялась, все я бедная, все я необразованная, все я "работяжка", не "интеллигенция"! А что она, что она, Нинка, одела на свадьбу, что-о-о?! Да, да, Витя, не "надела", а "одела"! Вот была невеста, так невеста! Загляденье! Да что она такое натянула на себя, какой свадебный наряд, а?! Стыдно мне вспоминать, какой! И главное, на свадьбу все это натянула, на свадьбу все это тряхомудье свое во дворец натянула, чтобы люди все увидели, как она умеет позориться! Во дворце бракосочетания так показалась! Да как я вынесла этот позор?! Как я жива осталась, как я сквозь землю не провалилась, как от стыда не сгорела?! Как, как?! Нет, ты вспомни, вспомни: черные туфли, в обтяжку штаны белые, из белого атласа! Ужжжас… Ведь из белого атласа раньше шили только лифчики! Штаны короткие, чуть ли не по колено, а под штанами - выглядывают! - черные сеточкой колготки! Черные-и-и-и!!
Пауза.
Ну, а что же вы еще хотите? Это так принято теперь у московских гулящих девок теперь одеваться. Тьфу! Одеваться, надеваться, раздеваться… К черту, зараза, запутал! Да, да, вот такие мы все из себя: в штанах и колготках! Но это еще ладно было бы, это бы еще куда ни шло, но ведь это же еще не все! Нет! Самое главное было впереди! Самое главное было дальше! Господи, пиджачок - в обтяжку, зад - в сторону оттопырен! И пиджачок тоже из белого атласа! И еще - черная бабочка на шее! Но самое главное на голове! В волосы было воткнуто перо! Черное! Мохнатое! Страусиное! Свисает с затылка до самого подбородка невесты! А перо это должно обозначать - фату, девственность! "Ах, я чиста, наивна, целомудренна, девственна!" - Нина говорила там, во дворце, маме с папой говорила так! (Хохочет.) Мама родная! Да как я вынесла этот позор?! Ка-ак?! Люди во дворце смотрят на нее - там же много пар законным браком сочетались - люди смотрят на нее, смеются и думают, поди: "Кого только манда не родит, а? "А ей - хоть бы хны! Плюй в глаза - Божья роса! Позорище, позорище, какой позорище… Витя, что с тобой стало, сыночек, что ты на всякую гадость кËдаться начал?! Что с тобой, а?! Скажи мне, ради Бога, ну? Неужели же ты не видишь, а? Или что, вот так вот положено, чтобы невеста была на свадьбе в лифчиковом материале, да? С черным пером? Положено, сынок? Да?
Пауза.
Я ему говорю так, а он улыбается. (С улыбкой, спокойно.) Придурок. Весело ему. Придурковатый получился сынишка у меня. С прибабахом. Говорит: "Мама, у них, у художников, такая мода…" Господи, да как я жива осталась после этого позора, как? Как от стыда не сгорела? Не знаю. Как я от разрыва сердца не померла, а?! А эти - мама, папа и ба-уш-ка, еенные родственники - вот так вот стоят, смотрят, хоть бы кто слово сказал супротив… Нет. Ага. Улыбаются. Складочки вот так вот поправляют на штанах подвенечных. На пиджачишке свадебном тоже! Все, мол, в порядке. Никто, мол, с ума не сошел. Нет, нет. Перышко поправляют на голове невесты, чтобы оно на бок не заваливалось… От молодцы! От молодцы! Ну, молодцы! Улыбаются стоят во весь рот! Да вот же, вот же на фотографиях! Ты посмотри, посмотри только на это чудо в перьях! Ни пава, ни ворона! Такого ведь нигде, даже по телевизору в "Мире животных" не увидишь, нет, не показывают…
Ада Сергеевна быстро вытерла руки фартуком, бросилась в комнату, выхватила из-под дивана сверток, достала фотографии, показывает кошке, кричит, ругается.