Жак. Ты, цыганское отродье, знаешь, кто я? Я - Жак Казанова! Я - член тайного ордена розенкрейцеров!. Сбегаешь к Ахмеду и найдешь вора. Пусть оставит себе сумку, но отдаст документы! Получишь солидное вознаграждение.
(Стараясь вывести Абдаллу из оцепенения, стучит тростью - парень бежит прочь. Жак смеется и торжествующе поворачивается к Маргарите.)
Леди Маллигэн. Официант! Этот авантюрист и его любовница не должны сидеть рядом со столиком лорда Маллигана!
Жак (достаточно громко, чтобы слышал лорд Маллигэн). Этот отель - просто мекка для черных спекулянтов и их продажных шлюх!
Леди Маллигэн. МистерГутмэн!
Маргарита. Давай пообедаем наверху!
Официант (показывая на столик на террасе). Сюда, месье.
Жак. Мы сядем, где обычно. (Указывает на столик.)
Маргарита. Ну, пожалуйста!
Официант (одновременно с ее репликой). Этот столик зарезервирован для лорда Байрона!
Жак (по-хозяйски). Он всегда был наш.
Маргарита. Я не голодна.
Жак. Это ее место, cretino.
Гутмэн (метнувшись к стулу Маргариты). Позвольте!
(Жак с притворной галантностью кланяется леди Маллигэн и поворачивается к своему стулу, в то время как Маргарита садится на свой.)
Леди Малигэн. Мы сейчас пересядем!
Жак Вот так вносили знамя Богемии во вражеский лагерь.
(Между ними ставят ширмы.)
Маргарита. Дело не в знамени, а в благоразумии.
Жак. Рад, что ты так его ценишь. Меню, пожалуйста! Значит, благоразумие и привело тебя сегодня на базар с сапфирами и в бриллиантовых подвесках? Еще дешево отделалась - сумкой с документами!
Маргарита. Вот меню.
Жак. Какое будешь вино - сухое или искристое?
Маргарита. Искристое.
Г у т м э н. Можно вам посоветовать, сеньор Казанова?
Жак. Пожалуйста.
Г у т м э н. Вот очень холодное сухое вино - виноградник всего в десяти метрах от снежных гор. Вино называется "Куандо", что означает "когда" - как, например, в таких вопросах: "Когда же будет наконец получен перевод? Когда будут оплачены счета?" Ха-ха-ха! Принесите-ка сеньору Казанова бутылку "Куандо" с наилучшими пожеланиями от обитателей этого дома!
Жак. Извини, что это происходит в твоем присутствии…
Маргарита. Не имеет значения, дорогой. Но почему ты не сказал мне, что у тебя кончились деньги?
Ж а к. Я полагал, что это очевидно. По крайней мере, для всех остальных.
Маргарита. Ты ждешь письма, оно что - еще не пришло?
Жак (доставая его из кармана). Пришло! Сегодня. Вот оно!
М а р г а р и т а. Но ты его даже не вскрывал!
Жак. Мужества не хватило! Было так много неприятных сюрпризов, и уже не веришь, что может наконец повезти.
Маргарита. Дай-ка письмо. Я за тебя его вскрою.
Жак Позже, чуть позже, когда… выпьем…
Маргарита. Старый ястреб, старый озабоченный ястреб!
(Сжимает его руку - он наклоняется к ней; она целует кончики своих пальцев и прижимает их к его губам.)
Жак. И это называется поцелуем?
Маргарита. Воздушным поцелуем. Этого пока достаточно.
(Отбрасывает голову назад, ее окрашенные в голубой цвет веки закрыты.)
Жак. Ты устала? Ты устала, Маргарита? Знаешь, сегодня тебе надо было отдохнуть.
Маргарита. Вот полюбовалась серебром и отдохнула.
Ж а к У Ахмеда?
Маргарита. Нет, у Ахмеда я отдыхала по-другому - пила чай с мятой.
(Их диалогу - он должен вестись в форме стиха-антифона - аккомпанирует гитара Мечтателя; реплики следуют друг за другом почти без пауз в быстром темпе. Диалог ведется на повышенных тонах.)
Жак. Внизу?
Маргарита. Нет, наверху.
Жак. Наверху, где обжигают мак?
Маргарита. Наверху, где прохлада и музыка. Оттуда базарный гул похож на воркование голубей.
Жак. Звучит возбуждающе. Развалившись на диване на шелковых подушках, в зашторенном и надушенном алькове прямо над базаром…?
Маргарита. И на мгновение забыла, где я, или не знала вовсе.
Жак. Одна или с каким-нибудь молодым человеком? С тем, кто играет на флейте, или с тем, кто показывал тебе серебро? Да, звучит возбуждающе. И все же ты выглядишь усталой.
Маргарита. Если я и устала - так только от твоей оскорбительной опеки!
Жак. Что ж оскорбительного, я ведь забочусь о твоей безопасности, да еще в таком месте!
Маргарита. Да-да, подтекст мне вполне ясен.
Жак. Какой подтекст?
Маргарита. Ты знаешь какой: ведь я одна из этих стареющих самок: раньше за удовольствие платили им, а теперь приходится самим! Меня не надо блюсти, Жак, я зашла уже слишком далеко! Что это?
(Официант приносит на подносе конверт.)
Официант. Письмо для леди.
Маргарита. Как странно получить письмо, когда никто не знает, где ты! Вскрой мне его! (Официантуходит. Жак берет письмо и вскрывает его.) Ну, что там?
Жак. Ничего особенного. Иллюстрированный проспект какого-то горного курорта.
Маргарита. И как он называется?
Жак. "Подожди немного". (Эти слова вызывают бурную реакцию. Леди Маллигэн с притворным восторгом потирает руки, официант и мистер Гутмэн, довольные, смеются. Маргарита вскакивает и идет на авансцену, Жак - за ней.) Знаешь такой курорт в горах?
Маргарита. Да, однажды была там. Открытые веранды, а вокруг - весь в снегу сосновый лес. Длинные ряды узких белых железных кроватей, ровных, как надгробные плиты. Друг с другом раскланиваются инвалиды, а в это время мелькают топоры - звенят на всю долину, мелькают и снова звенят! Раздаются молодые голоса - "Но1а"! Приходит почта. Друг, который обычно писал тебе письма на десяти страницах, ограничивается теперь открыткой с голубой птичкой, а на ней всего два слова: "Быстрей поправляйся!" (Жак бросает проспект на пол.) А когда начинает идти кровь - не раньше и не позже, а точно в назначенный срок, - тогда тебя осторожно везут в завешенную марлей палату, и последнее, что чувствуешь в этом мире, - а ты знаешь его так хорошо и в то же время так плохо, - это запах пустого холодильника.
(Гутмэн поднимает проспект с пола и протягивает его официанту, что-то шепча ему на ухо.)
Жак. Туда ты не вернешься.
(Официант кладет проспект на поднос и становится позади Жака и Маргариты.)
Маргарита. Меня оттуда не отпускали - я уехала без разрешения, вот мне и прислали, чтобы напомнить.
Официант (протягивая поднос). Вы уронили.
Жак. Мы его выбросили.
Официант. Извините.
Ж а к. И вообще, Маргарита, береги себя. Ты меня слышишь?
Маргарита. Слышу. Чтобы более никаких развлечений? Никаких кавалеров в зашторенных и надушенных альковах прямо над базаром, никаких молодых людей? Щепотка белого порошка или струйка серого дыма превратит их в самых преданных поклонников!
Жак. Нет, с этой минуты…
Маргарита. Что "с этой минуты", старый ястреб?
Ж а к. С этой минуты - отдых! Покой!
Маргарита. Спи спокойно - последнее напутствие, которое гравируют на надгробных памятниках. Я к нему еще не готова. А ты? Ты готов? (Возвращается к столику. Он идет за ней.) О Жак, когда же мы отсюда уедем? И как? Ты должен мне ответить!
Ж а к. Я сказал тебе все, что знаю.
Маргарита. Не сказал ничего, а это значит - никакой надежды.
Жак. Нет, этого я не говорил. Это - неправда.
(Гутмэн выносит белого какаду и показывает его леди Маллигэн.)
Гутмэн (его слышно сквозь гул). Ее зовут Аврора.
Лорд Маллигэн. Почему вы ее так назвали?
Гутмэн. Потому что она кричит на заре.
Леди Маллигэн. Только на заре?
Гутмэн. Да, только на заре.
(Голоса и смех смолкают.)
Маргарита. Ты давно был в бюро путешествий?
Жак. Утром. Совершил свой обычный круг: зашел к "Куку", потом в "Америкэн Экспресс", в "Вагон Юниверсал-бис" - и везде одно и то же. Отсюда никаких рейсов до особого распоряжения свыше.
Маргарита. Как, совсем никаких?
Ж а к. О, ходят слухи о самолете под названием "Fugitivo", но…
Маргарита. Как-как?
Жак. "Беглец". Но он вне расписания.
Маргарита. И когда? Когда же он летает?
Ж а к. Я сказал, вне расписания. Это значит, он прилетает и улетает, как ему вздумается.
Маргарита. Зачем мне это словарное объяснение? Я хочу знать, как на него сесть. Ты пробовал кого-нибудь подкупить? Предлагал деньги? Нет, конечно, не предлагал! И знаю почему. Да потому, что не хочешь отсюда уезжать. Думаешь, что ты - смелый, как старый ястреб. Но в действительности - в реальной, а не каминореальной - тебя путает Терра Инкогнита за этими стенами.
Жак. Попала в самую точку. Я действительно боюсь неизвестности и за этими стенами, и в них тоже. Боюсь любого места, где буду без тебя. Единственная страна, знакомая или незнакомая, где я могу дышать, - это страна, в которой мы вместе, как вот сейчас за этим столиком. А позднее, чуть позднее, мы станем даже ближе - будем единственными обитателями маленького мира, чьи пределы ограничены светом лампы под розовым абажуром, - в сладкой и так хорошо знакомой стране - твоей прохладной постели!
Маргарита. Довольствоваться любовными утехами?
Ж а к. А разве находить утешение в любви - это мало?
Маргарита. Птицам в клетке вдвоем, конечно, неплохо, но улететь-то они все равно мечтают.
Ж а к. А я бы остался. Остался здесь с тобой и стал бы любить и защищать тебя до тех пор, пока не придет время, и мы честным путем покинем этот мир.
Маргарита. "Честным путем покинем этот мир"! Твой словарь почти так же устарел, как этот капюшон и трость. Как можно выбраться из этого мира с честью? Ведь здесь все лучшее, порядочное в нас постепенно умирает… подступает такое отчаяние, которое переходит в самую крайнюю и беспросветную безнадежность!..Зачем сюда поставили эти ширмы?
(Она вскакивает и опрокидывает одну из них.)
Леди Маллигэн. Теперь вы видите? Не понимаю, почему вы разрешили этим людям здесь сидеть.
Г у т м э н. Потому что они, так же как и вы, мне заплатили.
Леди Маллигэн. Чем это они вам заплатили?
Г у т м э н. Отчаянием!..Правда, чтобы жить здесь, - требуются наличные! (Показывает на "Свете Марес".) А там (показывает на квартал бедноты) - наличные не нужны "Камино Реаль", блок восьмой!
БЛОК ВОСЬМОЙ
Слышны громкое завывание ветра пустыни и крик цыганки, сопровождаемый драматическим музыкальным аккордом.
Вход в отель тонет в мерцающем алмазно-голубом сиянии. Горбун, согнувшись и гримасничая, трясет бубном с колокольчиками - ожидается появление нового легендарного персонажа. В дверях отеля - готовый к отъезду лорд Байрон Гутмэн поднимает руку - все умолкают.
Г у т м э н. Так вы нас покидаете, лорд Байрон?
Байрон. Да, я вас покидаю, мистер Гутмэн.
Г у т м э н. У нас люди все время то приезжают, то уезжают. К сожалению, здесь не задерживаются. Но, по-моему, вы чем-то обеспокоены?
Б а й р о н. От здешней роскоши я как-то размяк. Вот и вечное перо сломалось - придется писать гусиным.
Гутмэн. Что ж, наверное, это правда. И что вы намерены делать?
Байрон. Бежать!
Г у т м э н. От себя?
Б а й р о н. От себя, каким я стал, к себе, каким был!
Г у т м э н. О, значит, предстоит самый длинный путь, какой только может проделать человек. По-моему, вы плывете в Афины. Там сейчас опять война, и, как и все войны, которые велись от начала мира, ее называют борьбой… за что?
Б а й р о н. За свободу! Вам, может, и смешно, а для меня это кое-что еще значит!
Гутмэн. Конечно, значит. И я вовсе не смеюсь - я сияю от восхищения.
Байрон. Яитак позволил себе слишком много развлечений.
Гутмэн. Да, конечно.
Байрон. Но я никогда не забывал того, что однажды потрясло меня и чему я старался быть верным…
Гутмэн. Чему, лорд Байрон? (Байрон с волнением приглаживает пальцами волосы.) Вы не можете вспомнить предмет вашей приверженности?
(Пауза. Байрон, прихрамывая, спускается с террасы и идет к фонтану.)
Байрон. После того, как труп Шелли достали из моря (Гутмэн кивком подзывает к себе Мечтателя, тот подходит и аккомпанирует монологу Байрона.) ..его стали сжигать на пляже в Виареджо. Сначала я наблюдал это зрелище из экипажа, из-за ужасного зловония. Но потом - оно восхитило меня! Я вышел из кареты, подошел поближе. С платком у носа. И увидел, что пламя уже разверзло лобную часть черепа, а там… (Выходит на авансцену, сопровождаемый Абдаллой, который несет сосновый факел или фонарь.)…а там корчился мозг Шелли, похожий на тушенку! Кипящую, пузырящуюся, шипящую в почерневшем разбитом горшке - горшке его черепа! (Маргарита резко встает. Жак поддерживает ее.) Трелони, его друг Трелони, добавлял в пламя соль, масло, ладан, и наконец невыносимое зловоние (Абдалла смеется. Гутмэн дает ему затрещину.)… прошло, запах улетучился. Пламя стало чистым! Так и должен гореть человек… Пламя от сгорающего человека должно быть чистым! Мне так не доведется - от меня пойдет гарь, как от пропойцы, сгоревшем в бренди… А Шелли в конце концов горел очень чисто! Но тело, труп, - изжарился, как поросенок! (Абдалла опять безудержно хохочет. Гутмэн хватает его за шею, и тот встает как вкопанный с выражением преувеличенной серьезности.) А потом, когда у трупа рассыпались ребра, Трелони полез в них, как булочник - в печь… (Абдалла снова начинает биться в конвульсиях.), и вынул оттуда - как булочник печенье - сердце Шелли! Вынуть сердце Шелли из пузырящегося трупа! Из очищающего голубого пламени… (Маргарита садится, Жак за ней.) И все кончилось! Я думал… (Слегка поворачивается к публике и идет в глубь сцены - становится перед Жаком и Маргаритой.) я думал, это отвратительно - вытаскивать сердце из тела. Что может один человек сделать с сердцем другого?
(Жак вскакивает и стучит по сцене тростью.)
Жак (страстно.) А вот что! (Хватает со стола булку и спускается с террасы.) Его можно смять! (Мнет булку.) Разломать! (Ломает булку на две половинки.) Растоптать! (Бросает хлеб и топчет ногой.) И выбросить! (Носком сбрасывает булку с террасы. Лорд Байрон отворачивается, прихрамывая, идет по авансцене и обращается к публике.)
Байрон. Очень похоже на правду, сеньоры. Но призвание поэта - а оно было и моим призванием - обращаться с сердцем нежнее - не так, как он сейчас с этой булкой. Поэт должен очистить свое сердце и возвысить его над повседневностью. Ведь сердце - это… (рисует в воздухе нечто высокое и неопределенное) некий инструмент, обращающий шум в музыку, а хаос - в гармонию… (Абдалла приседает, пытаясь подавить смех. Гутмэн кашляет, стараясь скрыть изумление.) таинственную гармонию! (Повышает голос, и его звуки заполняют площадь.) Это и было когда-то моим призванием, но потом все исчезло в шуме вульгарных аплодисментов. И мало-помалу затерялось среди гондол и палаццо, балов-маскарадов, блестящих салонов, огромных теннисных кортов и отелей с горящими над входом факелами! Среди барочных фасадов, куполов и ковров, канделябров и золота, меж белоснежного дамаста, женщин, шеи которых тонки, как стебли цветка, - они наклоняются и обдают меня своим ароматным дыханием… Демонстрируют мне свои груди! И улыбаясь, что-то шепчут! И везде - мрамор, яркое великолепие мрамора, испещренного красными и серыми прожилками, словно освежеванная, разлагающаяся плоть, - все это как-то отвлекало от довольно пугающего одиночества поэта.
О, в Венеции, Константинополе, Равенне и Риме - во время всех этих итальянских и восточных путешествий, куда только могла завести меня моя скрюченная нога, - я написал много песен. Но сейчас они меня несколько смущают. Мне кажется, что со временем песни - как и вино в бутылках - становятся лучше, однако что-то и теряется… В этом мире прямо какая-то страсть к упадку!
А позднее я слушал бродячих музыкантов на фоне искусственных пальм, и это вместо того, чтобы слушать единственный чисто звучащий инструмент - свое сердце!
Да, пора покидать эти места! (Поворачивается спиной к сцене.) Время ехать, даже если и ехать-то особенно некуда!
Но я найду куда. Поплыву в Афины. По крайней мере, увижу Акрополь, постою у его подножия и посмотрю на разрушенные колонны на гребне холма - там если и не чистота, то во всяком случае память о ней.
Буду долго-долго сидеть в полной тишине, и, может быть, - да, мне все еще верится! -..древняя чистая музыка вновь ко мне вернется. Конечно, может случиться и так, что я услышу лишь легкий шорох жучков в траве…
И все же- вАфины! Путешествуйте! Не отказывайтесь от путешествий! - ведь ничего другого нам не остается Маргарита (взволнованно). Смотри, смотри, куда он идет! (Лорд Байрон, прихрамывая, пересекает площадь. Наклонив голову, легкими жестами извиняется перед заискивающими нищими, которые его окружают. Звучит музыка. Байрон идет по направлению к крутой аллее, ведущей вдаль - на выход. Весь последующий эпизод должен быть сыгран с внутренним напряжением - так, чтобы он контрастировал с более поздней сценой - "Беглец".) Смотри же, смотри, куда он идет. Вдруг он знает дорогу, которую мы найти не смогли!
Ж а к. Да я смотрю, смотрю, сага!
(Лорд и леди Маллигэн привстают, с беспокойством наблюдая происходящее в моноколь и лорнет.)
Маргарита. О Господи, он, кажется, идет по той улице!
Жак. Да!
Лорд и леди Маллигэн. О дурак, идиот, он пошел через арку!
Маргарита. Жак, беги за ним, предупреди, скажи ему, что он попадет в пустыню!
Жак. По-моему, он знает, что делает.
Маргарита. Не могу на это смотреть!
(Она поворачивается к публике, отбрасывая голову и закрывая глаза. Байрон поднимается на вершину; слышатся громко поющие ветры пустыни.)
Байрон (носильщикам, несущим багаж, состоящий, в основном, из клеток с птицами). Туда!
(Выходит. Килрой пытается следовать за ним - подходит к ступенькам, пригибаясь и поглядывая на Гутмэна. Гутмэн жестом приглашает его подняться. Килрой взбирается по ступенькам, волнуется, теряет самообладание и садится, зажигая нос.
Гутмэн смеется.)
Гутмэн (объявляет). "Камино Реаль", блок девятый! (Идет в отель.)