Пока так ропщут все и не дерзает
Никто заговорить, Евстахий юный,
Любовью весь горя и состраданьем,
Становится перед Готфридом смело
И речь ему такую держит: "Брат,
Чрезмерную суровость и жестокость
Ты проявил бы, если бы не сдался
На наши убеждения и просьбы.
79
Само собой понятно, что вождям
Для посторонних дел не подобает
Бросать на них лежащие заботы;
Но мы, что за самих себя в ответе,
Во всем своей отваге лишь подвластны
И ни над кем главенства не имеем,
Мы можем дать тебе десятерых
Воителей за правду; выбирай!
80
За красоту и за невинность мстить -
Не значит ли за Небеса сражаться,
И смертные останки нечестивца -
Всевышнему не дар ли благородный!
Нет выгоды мне в этом славном деле,
Но я ему по долгу отдаюсь:
Стоять за женщин слабых, беззащитных
Поклялся я и клятве буду верен.
81
О, если бы во Франции ль, в иной ли
Стране благовоспитанной сказали,
Что в деле столь прекрасном убоялись
Мы будущих напастей и трудов!
Нет, лучше я сниму и шлем и латы!
Воители без доблести, долой
Оружие, что мы же оскорбили,
Долой и обесчещенное званье!"
82
Сказал он; все сподвижники ему
Согласно выражают одобренье;
Потом, его же следуя совету,
Настойчиво Готфрида убеждают.
"Я должен, – говорит он, – уступить,
Но помощь будет не моя, а ваша.
Однако если верите Готфриду,
Умерьте рвенье пламенных сердец".
83
В словах Готфрида видят дозволенье
Того, что он лишь терпит поневоле,
И каждый жаждет в выборе удачи.
Чего не смогут слезы красоты?
Чего не смогут речи, если их
Прекраснейшие губы произносят?
Невидимой приковывает цепью
Армида всех хотенья к своему.
84
Евстахий объявляет ей: "Конец,
Небесная краса, твоим печалям;
Получишь скоро ты от нас ту помощь,
Что ищут треволнения твои".
И этого довольно ей: лицо
Озарено уже улыбкой счастья;
Глаза от слез отерты покрывалом,
Яснеет взор, и все вокруг яснеет.
85
Потом сладчайшим голосом Армида
Благодарит их за благое дело:
"Оно в моей душе запечатлелось,
И память сохранят о нем века".
Но ей всего не выразить словами:
Пусть трогательной внешностью скрывает
Свой умысел она с таким искусством,
Что никому его не заподозрить.
86
Успехом первым гордая, она
Судьбе, к ней благосклонной, предается,
Чтоб довершить скорее злодеянье.
Прельщения все силы напрягая,
Медею и Цирцею превзойти
Старается она в коварных чарах;
И лестно ей разумнейших героев,
С сиреной соревнуя, усыплять.
87
Все в ход она пускает, чтоб добыча
В сетях осталась. Каждое мгновенье
Иною представляется она:
То взор в смущенье девственном опустит,
То алчными глазами поведет;
И шпорой и уздой попеременно
Владея, слишком робких подбодряет
И сдерживает пылких чересчур.
88
Чуть кто-нибудь из воинов скромнейших,
Огня своих желаний испугавшись,
Захочет потушить его, она
Героя нерешительного быстро
Улыбкой обнадеживает нежной:
Тогда ее довольный, светлый взгляд
В изменчивое сердце мечет искры
И лишь сильней в нем разжигает пламя.
89
Напротив, осторожная в речах,
Скупая на улыбки и на взгляды,
Готового забыться смельчака
Она в границах сдерживает должных.
Но даже сквозь презрительную складку
В ее лице луч жалости сверкает:
И только от суровости растет
В отчаянье не ввергнутое чувство.
90
Порой уединяется она
И кажется по виду в те мгновенья
В глубокую кручину погруженной;
Из глаз ее обильно льются слезы;
Влюбленные все плачут вместе с нею,
И в жалость переряженный Амур
Налаживает стрелы поострее,
Чтоб их в сердца поглубже запустить.
91
И вдруг покров кручины ниспадает;
Надежда вновь сияет на лице:
К поклонникам покинутым вернувшись,
Веселый разговор она заводит.
Играет на щеках живой румянец;
Глаза блестят; небесно-чистый смех
Рассеивает облако печали,
Окутавшее храбрые сердца.
92
Их чувства опьяняют нежный голос
И нежная улыбка; не по силам
Душе такое бремя наслаждений,
И отлететь она как бы готова.
Амур, Амур! Одна беда таится
И в горестях, и в радостях твоих,
Лекарствами несчастных смертных губишь
Ты так же, как недугами своими.
93
Поочередно так от зноя к стуже,
От радости к печали и от страха
К надежде каждый миг переходя,
Поклонники несчастные игрушкой
Прекрасной соблазнительнице служат.
А если новичок о муках сердца
Речь заведет, дрожа и запинаясь,
Она его как будто и не слышит.
94
Или, потупив взор, она внезапно
Стыдливости румянцем загорится:
Тогда с лица лилеи исчезают,
И розы расцветают вместо них.
Такою нам является аврора,
Когда ее лучи румянят небо.
Презренье, со стыдливостью сливаясь,
Сильнейшей выражается окраской.
95
В поклоннике приметя пыл излишний,
Тотчас же от него она бежит;
Потом, к нему вернувшись, поощряет
И отвергает вновь его признанья.
Так, целый день промучив, наконец
Лишает даже призрака надежды;
Несчастный же вздыхает, как охотник,
Во мраке след добычи потерявший.
96
Такими-то незримыми цепями
Армида многих воинов сковала;
Таким, верней, оружием она
Их всех любви поработить сумела.
Амур! Дивиться ль нам, что Геркулес,
Тезей, Ахилл твоей подпали власти,
Когда с крестом на стягах христиане
В твоих оковах сами очутились?
ПЕСНЯ ПЯТАЯ
1
Пока сердца Армида наполняет
Коварным опьяненьем и пока,
Обещанным числом уж не стесняясь,
Прельстить стремится рыцарей побольше,
Готфрид упорно думает, кому бы
Доверить исполнение задачи.
Колеблется он в выборе из тех,
Кто этого достоин и желает.
2
И он к благоразумному решенью
Приходит напоследок: из своей
Среды великодушному Дудону
Преемника пусть сами изберут;
Тогда ни от кого он не стяжает
В неправедном пристрастии упрека,
Блестящему же войску вместе с тем
Окажет уваженье по заслугам.
3
Зовет он их и говорит: "Меня,
Воители, вы знаете; царевне
Я в помощи отказывать не думал,
А только отложить ее хотел
До более удобного мгновенья.
Я и теперь вам это предлагаю:
В непостоянном мире нашем часто
Приходится намеренья менять.
4
Но если вы находите, что было б
Стыдом для вас не броситься в опасность,
И если, может статься, мой совет
Отваге вашей кажется трусливым,
Не будут говорить, по крайней мере,
Что удержал я вас по произволу;
Не отягчит рука моя той власти,
Которою я вам же и обязан.
5
Так взвесьте же все доводы теперь
И приговор постановите сами;
Но я хочу, чтоб раньше вы избрали
Преемника злосчастному Дудону.
Тот сам десятерых из вас назначит,
Не больше: подчиняясь только в этом
Моей верховной воле, в остальном
Главенствовать он будет полновластно".
6
Сказал. Ему, с согласия собратьев,
Евстахий отвечает: "Государь,
Медлительность, провидящая вдаль,
Твоею добродетелью да будет;
Нам подобают смелость и отвага.
Спокойная размеренность шагов
В вожде благоразумием зовется,
А в нас она лишь трусостью была бы.
7
К тому же предприятия опасность
Не искупится ль пользой от него?
И вот мы с твоего соизволенья
Десятерых пошлем на подвиг славный".
Так, страстью увлекаемый, свой шаг
Прикрыть он хочет выгодой военной.
И прочие под жаждой славы так же
Любовные свои желанья прячут.
8
Ревнивые меж тем бросает взгляды
Бульонов младший отпрыск на Ринальда.
Дивясь его отваге беспримерной,
Не может не завидовать он ей;
А ревность уж указывает средство,
Как разлучить соперника с Армидой.
Ринальда с глазу на глаз соблазнить
Он льстивыми пытается речами:
9
"Ты, славой своего отца затмивший
И в юности со старыми борцами
Сравнявшийся уже, Ринальд, скажи,
Кто может быть для нас вождем желанным?
Из уваженья к сединам Дудона,
Ему лишь поневоле уступивший,
Бульонов брат, кому повиноваться
Отныне должен я? Тебе и только.
10
Всем равный по рожденью, ты из всех
Один меня делами превосходишь;
И не стыжусь я этого: Готфрид
Сам отдал бы тебе и честь и лавры.
Тебя вождем хочу я, если только
Ты мщеньем за царевну не пылаешь;
Но в темной славе подвигов ночных
Что лестного найдет твоя отвага?
11
Здесь именно ты можешь применить
И мощь свою, и храбрость в полной мере.
Лишь согласись, и мы единодушно
Тебя верховной властью облечем.
Что до меня, то я еще колеблюсь
И об одном прошу тебя: позволь
Мне самому решить, идти ль с Армидой,
Иль ринуться на приступ за тобою".
12
Произнося последние слова,
Готфридов брат краснеет против воли,
И тем себя Ринальду выдавая,
В нем вызывает легкую улыбку.
Стрелу в него тупей других пустив,
Амур ему лишь оцарапал сердце;
И мало очарованный Армидой,
Соперника он терпит без труда.
13
Душа Ринальда вся еще полна
Кончиной благородного Дудона:
Он для себя считает униженьем,
Что жив еще убийца до сих пор.
Ему отрадно слышать голос чести,
На подвиги зовущий неумолчно,
И юную отвагу будят в нем
Правдивой похвалы живые звуки.
14
"Не так мне лестно властью обладать,
Как заслужить ее, – он отвечает, -
Ни скипетром, ни саном никогда
Себя не обольщал я как наградой;
Но, к этой чести призванный, не стану
И в скромность малодушную рядиться:
За звание высокое воздать
Могу я лишь отвагою своею.
15
Я не искал, и я не уклоняюсь;
Но, под моим главенством, ты – со мной".
Окончив разговор, спешит Евстахий
Склонить других к избранию Ринальда.
Гернанд, однако, сам на это метит.
Он ранен в сердце образом Армиды;
Но между славой и любовью нет
В его надменном сердце колебаний.
16
Насчитывает много род Гернанда
Властителей из разных областей:
Венцов такой избыток в доме вечно
Его высокомерие питает.
Уж пять веков и на войне, и в мире
Покрыты славой прадеды Ринальда;
Но, лишь своими подвигами гордый,
К чужим лучам не тяготеет он.
17
Гернанд привык на золото все весить,
Все измерять земельным протяженьем
И беспросветный мрак один лишь видеть
Везде, где не блестит венец державный;
И он теперь перенести не может
Соперничества рыцаря простого:
Неудержимым гневом ослепленный,
Он для него не знает уж границ.
18
Сквозь рану нанесенную злой дух
Тайком к Гернанду в сердце проникает,
Овладевая мыслями, и их
Без отдыха волнует и тревожит.
Чтоб ненависть не утихала в нем
И чтоб его все время грызла зависть,
В глубоких тайниках посланник Ада
Умолкнуть не дает зловещим звукам:
19
"Ринальд – соперник твой! С тобой тягаться,
Перед тобой кичиться родом хочет!
Пусть он, втирающийся в ровни, пусть
Сочтет ему подвластные народы!
Пусть столько же предъявит венценосцев
Он в прошлом, сколько у тебя теперь!
Какая дерзость для того, кто в рабском
Краю увидел свет князьком ничтожным!
20
Удача ль, неудача ль, все равно!
Он тем уж победил, что стал твоим
Соперником. Что скажет мир! Ринальд
С Гернандом состязался! Сан Дудона
Сам по себе не больше и не меньше
Тебя возвысить мог, чем ты – его;
Но он с того мгновения унижен,
Как стал Ринальд его же домогаться.
21
Каким негодованьем бы Дудон,
Воитель благородный, загорелся,
Когда бы из обители бессмертных
Он опустил теперь свой взор на землю
И юного безумца увидал бы,
Как в дерзостном высокомерье тот
Оспаривает лавры, что достались
По возрасту ему и по заслугам.
22
На это посягая, вместо кары
Почет и похвалы стяжает он.
О, стыд! О, низость! Наглость честолюбца
Открыто поощряется. Но если
Готфрид все это видит и с его
Согласия все это происходит,
Не потерпи: ты показать обязан,
Что ты теперь и чем ты можешь быть".
23
Неведомому голосу внимая,
Себя уже не в силах он сдержать.
Всю накипь негодующего сердца
Во взорах и речах он изливает.
В сопернике малейший недостаток
Во много раз усилить он готов:
Не гордость у того, а спесь и чванство;
Не храбрость, а безумство и свирепость.
24
На все, чем славен тот среди других,
На все, что благородного в нем видят,
Тень ревности набрасывает он:
Все это лишь поддельный блеск порока.
И жалобы Гернанда, наконец,
До самого Ринальда уж доходят:
Слепой порыв разнузданного гнева
Его навстречу смерти увлекает.
25
Злой дух, что повелительно ему
Нашептывает речи, продолжает
Питать в нем нарастающую злобу,
Внушая за обидою обиду.
Большая есть площадка на равнине,
Где любит собираться цвет героев:
Там упражняли мощь свою и ловкость
Они в блестящих играх и турнирах.
26
И там Гернанд, себя уже не помня,
Ринальда оскорбляет громогласно.
Язык, отравой адской напоенный,
В соперника вонзается стрелой.
Тот слышит оскорбление, и ярость
Овладевает им неотразимо.
Кричит он оскорбителю: "Ты лжешь!"
И на него летит, мечом сверкая.
27
Не голос – гром; не меч – стрелы небесной
Зловещий блеск. Гернанд уже дрожит:
Смерть перед ним, но от нее не может
Он убежать, и нет ему спасенья.
Однако вид равнины возвращает
Ему неустрашимости остаток:
С мечом в руке противника он ждет,
Готовый от него обороняться.
28
И множество мечей в одно мгновенье
Сверкнуло и заискрилось в пространстве,
И множество воителей уже
Вокруг врагов толпится и теснится.
От голосов людских и от бряцанья
Оружия дрожит и стонет воздух.
Так в бурю волн морских сердитый рев
Сливается с тоскливым воем ветра.
29
Но ярость оскорбленного героя
Теперь ничем смирить уже нельзя;
Пылая мщеньем весь, он без вниманья
И крики и преграды оставляет:
Мечом молниеносным путь к Гернанду
Прокладывает он и на него
Внезапно нападает, не взирая
На множество кругом поднятых рук.
30
Хоть и пылая гневом, но собой
Владея превосходно, все удары
Он к цели направляет неуклонно:
И в голову, и в сердце их наносит.
Его нетерпеливая рука
Обманывает взгляд, за ней следящий,
И попадает вдруг в такое место,
В какое и не метила совсем.
31
И напоследок меч он погружает
Глубоко в грудь сраженного врага;
Вытаскивает и вонзает снова.
Несчастный падает, и с кровью вместе
Из тела улетает и душа.
А победитель вкладывает меч,
Еще дымящийся, в ножны, смиряет
В себе все злые чувства и отходит.
32
Готфрида, поспешившего на крики,
Ждет зрелище ужасное. Гернанд
Лежит в пыли, покрыты кровью кудри,
И на лицо уж пали тени смерти.
Вокруг он слышит жалобы и стоны
И, пораженный, говорит: "Кто дерзко
Нарушил запрещение мое
И совершил такое злодеянье?"
33
Арнольд, любимец павшего, стараясь
Преувеличить дело, отвечает:
"Убил его Ринальд, из-за пустой
Причины вспыхнув гневом безрассудным.
Мечом, которым был он препоясан
Для мщения за Бога, поразил
Он мстителя такого же; он власть
Презрел твою, попрал твои законы.
34
Законы смерти требуют за это,
И смерти он достоин, несомненно.
Э, если ты помилуешь его,
Он для других примером лишь послужит:
Тогда захочет каждый оскорбленный
Мстить за себя, минуя правосудье;
И скоро страсти разгорятся так,
Что все предастся ссорам и раздорам".
35
На память он приводит все дела,
Все доблести погибшего и речи
Склоняет все к тому лишь, чтоб в Готфриде
Негодованье вызвать или жалость.
Танкред, его сменяющий, напротив,
Защитником Ринальда выступает.
Все слушает Готфрид; суровый взгляд
Скорей боязнь внушает, чем надежду.
36
"Подумай, государь, – так заключает
Танкред свою защиту, – что для нас
Ринальд, что он свершил и чей племянник.
Одним и тем же бременем ложиться
Власть не должна на всех виновных. Званья
Различны и различны преступленья;
И кара правосудна лишь тогда,
Когда в ней мера равная для равных".
37
Готфрид на это: "Кто поставлен выше,
Будь для других примером послушанья.
Ты гибель нам советуешь, Танкред,
Коль хочешь, чтобы высшим я мирволил.
Во что бы обратилась власть моя,
Когда б одна мне чернь была подвластна;
И если в этом все мое главенство,
Немного для меня соблазна в нем.
38
Мне власть неограниченную сами
Вручили вы, и я не потерплю,
Чтоб у меня в руках она упала.
Я знаю хорошо, когда и милость
И кару заменять одну другою;
И знаю я, когда перед законом
Равнять стоящих ниже надлежит".
Сказал; Танкред молчит из уваженья.
39