Она. Какой билет?
Он. На самолет. У меня тогда командировка кончилась. Надо было еще собраться.
Она(долго смотрит на него в упор. С болью). Какая зверятина, а!..
Он(набычился. Перебивает). Не надо оскорблять!
Она. Теперь будешь во всех парках СССР рассказывать новое приключение? Это не то что в Севастополе… по роже двинули. Тут во как – не узнал бабу, с которой переспал! Смеху будет!.. Ты же не человек, ты зверятина!
Он. Не надо оскорблять, Вера!..
Она(с нарастающей силой). Задушу сейчас… Сейчас задушу! И тебя, и себя! Задушу!
Он(срывается с места, хватает валяющуюся у дерева кирпичину. Протягивает ей). На! Бери, бери! (Всовывает ей в руки кирпич.) Доводи до конца, если я зверятина! Если я ублюдок! Освободи землю от такой твари! Лучше убей… Но не оскорбляй! Убей! Тресни! (Смаху садится на скамью, наклоняет к ней голову.) Давай!..
Она(заносит над его головой кирпич). Сейчас как!.. (Отбрасывает кирпич в сторону.) Нашелся!..
Он сидит, согнувшись, будто оцепенел. Она свирепо смотрит ему в затылок. Вдруг видит: у него дрогнули плечи – один раз, второй раз. Он плачет.
(Издевательски). Ой господи, ой господи! Хватит клоунничать! Прямо заплакал… зарыдал!.. Ну-ка, ну-ка!.. (Присаживается рядом, сует руку снизу к его лицу. Смотрит на свои пальцы.) Неужели слезы? (Лизнула языком.) Надо же! Ты что, артист? Можешь плакать по заказу? (Достает из сумочки платок, кладет ему в руку.) Вытрись, чучело!
Он отбрасывает ее платок, достает из кармана свой, прикладывает к мокрым, раскрасневшимся глазам. Она поднимает с земли свой платочек, прячет. Внезапно покачнувшись, он плюхается головой на ее колени.
Что такое?! Эй! (Руки отводит назад, смотрит на него сверху, как на уткнувшуюся мордой собачку.) В чем дело, товарищ?
Он вжимается еще глубже головой в ее живот.
Ну, хватит, хватит! Хватит, говорю! (Пытается столкнуть с колен его голову.) Я кому сказала – хва-тит! Доплачешь на другом подоле. Тоже мне! (С трудом выбирается из-под него, он цепляется за платье. Она отдирает его руку, встает.)
Он(хватается за ее сумочку). Вера, не оставляй меня!.. (Отпускает сумочку, той же рукой хватается за сердце.) Чч-чччерт! (Кряхтит, морщится.)
Она. Ха! Что такое?
Он. Вот тут (показывает)… кусок льда… прожигает холодом… прямо насквозь… ч-чччерт! (Отворачивается от нее, постанывает.)
Она(присаживается напротив). Валидол дать?
Он(качает головой). Сейчас пройдет… извини… сейчас.
Она. Часто у тебя прожигает?
Он(тяжело дыша). Не часто… но бывает…
Она. А где ты живешь? Куда ты приехал в командировку?
Он. На стройку… на ТЭЦ… В общаге, за городом…
Она. Как на ТЭЦ? Ты же в тот раз говорил – на какой-то завод… какую-то машину налаживать.
Он. Я неправду сказал… Тогда тоже на ТЭЦ.
Она. А постоянно где проживаешь?
Он. Нигде.
Она. Как нигде?
Он. Квартиру им оставил. Только прописан там… в Казани…
Она. В Казани? А в прошлый раз ты разве говорил – в Казани?
Он кивает.
(Пожимает плечами, точно не помнит, как он говорил тогда.) И ты что, часто сюда приезжаешь?
Он(превозмогая боль). Второй раз… Вера, разреши зайти к тебе…
Она. Хэ! А на свежем воздухе полезней. Давно один живешь?
Он(морщится от боли). Три года.
Она. Как – три года? Ты же год назад говорил – три года!
Он (с трудом произносит слова). Я почти все тогда наврал, Вера. Я прошу тебя – поедем к тебе. Дома я все расскажу. Поедем…
Она. Ты от жены ушел или она от тебя? Ты тогда говорил…
Он(перебивает). Да подожди ты! Сидишь как чужая… Зачем тогда расспрашивать?.. Ты бы хоть обняла меня… Ну, обними меня, Вера… обними… Ну, Вера…
Она сжалась, нахмурилась. Он берет ее руку, кладет себе на плечи, прижимается щекой к ее груди. Она молчит.
(Почти шепотом.) Верочка… давай потихоньку пойдем…
Она. Перебьешься. Лучше расскажи, как ты дошел до такой жизни.
Он. До какой?
Она. Ты знаешь, до какой.
Он(устраивается поудобнее). Захолостяковался я, Вера…
Она. Что, что?
Он. Закуролесился. У меня слишком много впечатлений в голове, понимаешь. Нельзя, чтоб в одной голове было столько впечатлений…
Она. А чего ж ты шлендаешь по паркам, а не женишься?
Он(выпрямляется, ему явно стало лучше). Ой, Вера, Вера, поздно мне уже жениться. Надо было сразу после развода. Но я до того погано жил со своей холерой, что даже думать не хотел. Она ж была очень тяжелый человек – мучила, зудила, то ревнует, следит, то загуляет, чуть что – вешалась, а сама – господи боже мой! – ни сварить, ни погладить, ни за ребенком посмотреть… Я же и посуду мыл, и готовил, и девчонку в школу отправлял, пока сам не возьмусь за уборку – пылюга кругом! Когда от нее избавился – я уже ничего не хотел, никаких жен, никакой семьи… один, один, один! Покой, покой, покой… только покой!.. А теперь вот три года прошло, и уже все… одна мутота в душе. Пустой я, Вера…
Она. Как – пустой?
Он. Надо было сразу… Мужики моих лет обычно так и делают – от одной жены сразу к другой жене. И правильно. Только так и надо! Я теперь, если какой мой приятель разводится, говорю ему – только сразу женись, сразу женись! А иначе попадешь в лапы к изголодавшимся разводушкам, и они тебя вмиг выпотрошат, как меня выпотрошили! Это, Вера, страшное дело – в наше время стать холостым мужиком в сорок два года! Ты знаешь, сколько их в каждом городе, разводушек? Штаны трещат!..
Она. Кто тебя выпотрошил?..
Он. Разводушки… Ну, женщины разведенные, безмужние… я их называю разводушками. Мужья им понаоставляли квартиры, и они теперь дают дрозда. Теперь же век разводушек!.. Вера, пойдем. Это скучно… (Хочет подняться.)
Она(держит его). Так и я такая!
Он. Правильно. И ты такая. Но ты не такая! Ты же не кидаешься на мужиков? Ты же не попрешься к мужику в гостиницу или в общагу, не полезешь сама в койку? Или как-то я пошел на танцы. На одной стройке, в клубе. Танцую. С одной. Вдруг объявляют… этот дамский! Меня схватила другая. И прямо сразу: тебе ту не надо, она из общежития, а у меня комната своя. И уже держит… чуть ли не за это место! Ты же не такая? Видишь, сколько прошу – пойдем, а ты не идешь. Пошли?
Она(удерживает его). Дальше рассказывай!
Он. А что дальше? Все по стройкам, все по стройкам – командировки. Я ж по монтажу. Работа мужская, денежная. Днем вкалываешь, а вечером – куда? В общагу? Вот они мне уже где, эти общаги! И пошел – по рукам да по подушкам! А душа-то постепенно выдувается. Я же всегда от души. Я халтурить не привык. Хоть на два часа, хоть на одну ночь, но от души! (Помолчав.) Стал по ночам просыпаться… в поту. (Коснулся рукой лба.) Проснусь, глаза вытаращу и думаю – мамочки родные, что ж это со мной делается, куда я плыву, куда меня несет? И такая тоска – прямо жрет душу!.. Когда разводился, думал – поживу один, спокойно, с толком, с расстановкой, а там, со временем, появится на моем горизонте ласковая спокойная женщина с таким сердцем, как у меня… Мы увидим друг друга, обнимемся и пойдем… А видишь, куда я пришел?
Она. Кто же тебе виноват?
Он. Я сам виноват. Только мне ж от этого не легче. Думаешь, мне жить по-человечески не хочется, если я сам виноват? А уже все – затянула машина! Ведь я же как – одну ночь страдаю, бью себя по голове, а на следующую – снова опять. Недосып на недосып, перепой за перепой…
Она(перебивает). Ты алкоголик?
Он(помолчав, мрачно). Я хуже, Вера!
Она. Как – хуже?
Он. Так вот. Я не хочу тебе врать. Тогда я тебе наврал, но больше не хочу. Я понимаю – ты женщина молодая, ты замуж хочешь…
Она(перебивает). Чего?!
Он. Не чевокай. Я же не дурачок. Ты хочешь замуж. И в тот раз хотела… на чем я тебя и купил, извини. И теперь хочешь. И правильно – почему ты должна жить одна? Но я, Вера, чтоб ты знала, к семейной жизни не способен…
Она. Ха! Давно ли?
Он. Да не в том! В том все нормально! Я просто не могу с одной женщиной находиться вместе длительный период. Вот какая штука. И даже дело не в том, что я не могу, – она со мной не сможет!
Она. Почему не сможет?
Он. Потому что у меня за эти годы, после развода, характер коренным образом изменился. Зажигаюсь на несколько часов, потом гасну. На один, два вечера – это пожалуйста, лучше меня не найдешь. Ты же знаешь – со мной и свободно, и весело, язык без костей, денег не жалко – одно удовольствие, а не мужик. А вот для постоянной жизни – хуже меня нет. У меня уже были, Вера, попытки бросить якорь. Ничего не вышло. Сразу делаюсь жмотом, жадюгой, бабе ни в чем не доверяю, лезу во все кастрюли, людей от дома отваживаю, все время мне кажется, что она с кем-то… я же знаю, как со мной запросто ложились, а чем она лучше? Кошмар, а не жизнь! Единственное – дети меня любят. Это да. Но мамаши их, женщины… начинается каждый раз взахлеб – кончается мордобоем!..
Она. Значит, не те женщины были.
Он. Нормальные женщины.
Она. А тебе нужна ненормальная женщина. Нормальная тебя никогда не поймет, забулдыгу такого. Потому что нормальная только себя любит. А тебе нужна дура ненормальная… вроде меня. Я не про себя, ты не думай. Ты уже один раз женился на мне, хватит. Просто чтобы ты знал, какой тип, как ты говорил. Вот тебе нужен мой тип. Точно, точно. Но такую дуру, как я, теперь днем с огнем не найдешь! (Сбрасывает туфли, забирается на скамейку с ногами, кладет ему голову на колени.) Представляешь, Леша, он заработки свои от меня укрывал, чтоб сыну родному лишней копейки не прислать, а я в это время его ждала. Как будто он не к другой ушел, а в армию призвался. Все себе картину рисовала: прихожу с фабрики, а он ждет у подъезда. Я ни слова не говорю, впускаю, отмываю его в ванной, на стол накрываю… Потом мы ложимся, и тут я ему говорю: "Петенька, а я ведь все это время ни с кем не была, тебя ждала"… Представляешь, вот так лежу как дура на широкой кровати и мечтаю, что он услышит это и расплачется от счастья… Каждый сантиметр исцелует на мне… А он в это самое время со второй развелся да на третьей женился!..
Он наклоняется – растроган, целует ее в губы, волосы.
(Вдруг.) Да отстань! (Отталкивает, садится.) Все вы такие. И ты хорош. И тебя чтоб привести в порядок – нужно сколько сил, и сколько нервов, и сколько терпения… Только знай подлаживайся. А потом… улетучишься! Ты не думай, я в жены не набиваюсь. А говорю, потому что вижу тебя насквозь. И могу сказать, если хочешь, что тебя может спасти. Сказать?
Он. Могила спасет!..
Она. Да брось ты глупости говорить! Надо только очень захотеть, дурачок. Чтоб ты очень захотел. И чтобы она очень захотела. Тогда все получится. Все можно изменить, Леша, если действовать! Я тебе простой пример приведу. Я, значит, работаю контролером ОТК. А моя новая начальница, начальник ОТК, меня невзлюбила. Ну, никак. Просто хоть уходи. А я на фабрике десять лет – я всех знаю, меня все знают… не хочу уходить! И что я делаю? Прихожу в пятницу, перед выходным, и говорю ей: "Анна Захаровна, прошу вас завтра в два часа быть у меня. Есть к вам разговор, касается жизни одного человека. Не придете – потом никогда себе не простите". Пришла… Я приготовила обед, купила бутылку. А у меня, ты знаешь, в квартире чистенько, я ее раздела, говорю: разувайтесь, у меня в квартире, говорю, все босиком ходят – и я, и сын, и гости, и летом и зимой. Она так удивилась, но понравилось шлепать босиком. Сразу из начальника в женщину превратилась. Сели к столу, выпили по рюмашечке, и я ей говорю: "Анна Захаровна, вот вы меня не любите, а ничего про меня не знаете. А мне обидно. Вот я и решила, сейчас вам всю свою жизнь расскажу, а потом решайте – можно ли такую женщину, как я, не любить". И прямо с рождения начала ей рассказывать. И какой у меня был отец пьяница, и какая мама прекрасная была, и как нам жилось. Ну все, все… и про Петра, про мою жизнь с ним, все рассказала. А когда кончила, она плакала. Потом она мне про свою жизнь рассказала – тоже дай бог. И ночевать у меня осталась, и все – были враги, а утром пришли на фабрику подруги! Понял? Все можно изменить, если захотеть. И не ждать, пока само… а что-то делать! Не улыбайся, дурачок. Ты лучше вот подумай и скажи: вот о чем ты в жизни мечтаешь? Есть же у тебя такое, чего ты всю жизнь добиваешься, а добиться не можешь?
Он смеется.
Я серьезно. Ну давай начнем с самого маленького. Вот есть, скажи, такая вещь, которую ты давно мечтаешь иметь? Скажи, из одежды?
Он. Не знаю.
Она. Ты подумай!
Он. Вельветовую шляпу. Вот к этой куртке.
Она. Значит, должна быть вельветовая шляпа. Твоя жена должна позаботиться, чтоб у тебя была вельветовая шляпа! Другие мечты называй. Тебе хочется, скажем, куда-нибудь съездить?
Он. На Камчатку. У меня родители родом с Камчатки, никогда не бывал…
Она. Значит, один отпуск – это Камчатка. Твоя жена должна запланировать. Это же все доступно, Алексей! Да взять еще с собой дочку с мужем. Тебе же хочется, чтоб у тебя были хорошие отношения с ними, правда?
Он. Холера не даст…
Она. Даст.
Он. Не даст.
Она. Даст!.. Я тебе опять пример приведу. Был такой момент, когда я решила не допускать Петра своего к Витьке. Не дам встречаться, и все! А я знала – он сына любит, копейку жалеет, а любить любит. А я решила: вот так! Стала Витю против отца настраивать. И вдруг получаю, значит, письмо от его третьей супруги. Ты знаешь, Леш, такое письмо замечательное, такие слова там были, что я разревелась. И отправила Витьку к ним на зимние каникулы. И она так хорошо за ним смотрела, мне прислала грибов три банки, написала подробно, как Витька там себя вел, что ел, где спал… полный отчет! Витька и сейчас там, у отца… я тебе наврала, что в пионерлагере. Он там. На месяц поехал. Видишь, как? Любой вопрос можно по-человечески решить, Леш! Если очень захотеть…
Он. А чего ж это Петр ушел от тебя, если ты такая понятливая?
Она(с выношенной болью). Так это я теперь стала такая понятливая, Леша, – после того, как он бросил меня. Я ж ему по рублю на обед выдавала, ни копейки больше! А теперь, вот клянусь, выйду замуж – пускай всю зарплату у себя оставляет!.. Леша, накинь на меня свой вельвет… прохладно.
Он(поднимается, снимает куртку, бережно кладет ей на плечи. Ласково). Вера, давай пойдем…
Она. Подожди. (Просовывает руки в рукава куртки.) Леша, какие у тебя еще есть мечты?
Он(смеется). Побегать сегодня ночью босиком по твоей квартире!
Она(шлепнула его по заду). А машину не хочешь?
Он. Вера, хватит! (Отходит на несколько шагов от скамейки. Стоит к ней спиной.) Я тебя жду!
Она. Ну, скажи… хочешь машину?
Он не отвечает.
(Всовывает ноги в туфли, встает, подходит к нему сзади, обнимает.) Я серьезно спрашиваю, дурачок… хочешь?
Он(гримасничая). Ну, допустим, хочу!
Она. Значит, будет! (Тянет его обратно на скамейку.)
Он. Вера, нет, пошли!
Она. Пять минуточек посидим и пойдем. Пять минуточек. (Усаживает его на скамейку, садится к нему на колени.) А машина вполне может быть, Леша. Если ты зарабатываешь четыреста да, скажем, твоя жена будет зарабатывать примерно двести – это шестьсот. Можно так уложиться, что половина – на сберкнижку. Вот и считай – в год три шестьсот. Два года – и машина! Так что, Лешенька, когда женишься (гладит его по лысине), обязательно запиши на листочке все свои мечты и пожелания. Для сведения супруги. И повесишь на стеночку, под зеркалом. Понял? (Съезжает задом с его колен на скамейку, нагибается к его ногам, задирает штанину.)
Он. Ты чего?
Она. Спокойно… (Рассматривает носок на его ноге.) Точно, носок нашей фабрики. Здесь покупал?
Он кивает.
Следующий раз будешь покупать, ищи этикетку, где напечатано "контролер номер девять". Это я! Понял?
Он(поднимается, берет ее за руки). Вставай, контролер номер девять. Вста-вай! (Тянет ее.)
Она(поднимаясь). Только, Леша, ты имей в виду – сейчас мы пойдем, но в квартиру ко мне ты сегодня не заходишь.
Он. Что? Ты что, с ума сошла? Почему?
Она. Это тебе наказание… за то, что не узнал меня.
Он(со всей присущей ему энергией). Вера! Прекрати! Мне противно возвращаться в общагу! Ты можешь понять? Ты что?!
Она(очень грустно). А почему ты меня сразу не узнал? Ну как ты мог забыть, ну как? Что ж от тебя ждать хорошего? Или я такая незапоминающаяся? Тогда ищи запоминающуюся!
Он(сникает, опять садится. По-хорошему). Ну, Вера… Ну так вышло. (Берет за руку.) Думаешь, мне приятно, что так получилось? Мне же тогда так хорошо с тобой было…
Она. Не хочу, не хочу, не хочу! Не трогай меня! (Отбрасывает его руку.) Карточку всунула ему, думала – по карточке вспомнит. Ты же видел эту карточку у меня на стене.