АРНОЛЬДСОН
…И время трет его своим крылом.
Ш. Бодлер
Элен себе искала компаньона,
Желая в заграничное турнэ;
Жан, встретясь с ней, сказал: "Je vous connais:
Вы – греза Гете и Тома – Миньона.
Хоть греза их, положим, без шиньона,
Я, – все равно, – готов продлить свой сон…
Итак, Элен, Вы для меня – Миньона,
Чей образ воплотился в Арнольдсон".
Пусть, пусть года – нещаднее пирата,
Все ж Арнольдсон – конечная Сперата,
В ее душе святой огонь горит.
О время, вредия! Смилуйся и сдобрись,-
О, подожди стирать слиянный образ
Двух гениев в лице одной Зигрид.
l910. Благовещение
В АЛЬБОМ ОЛИМПИИ БОРОНАТ
Есть где-то край… Есть где-то край волшебный,
Где небеса и море – бирюза,
Где все поет кому-то гимн хвалебный,
Где мысль – огонь, и чувство где – гроза.
И этот край, с его очарованьем,
С его мечтой, струистой, как гранат,
С его огнем, с его благоуханьем
Зовет любить чарунья-Боронат.
1909. Январь
ПОВЕСТУШКА ДНЕЙ МАЛЮТЫ
I
Там, вблизи от пышных гридниц,
Где князья в кругу бесстыдниц -
Полюбовниц правят пир,
Где истомны горностаи
И блестят при люстрах стаи
Безалаберных рапир,
Там разбросились избушки
На темнеющей опушке
У заросшего пруда.
А в избушке все холопы,
Столяры да землекопы
Все сподвижники труда.
У владельца, как нарочно,
Мысль разнузданно-порочна,
И каприз его – закон.
Все боятся, все трепещут,
Видно, больно плети хлещут,
Извиваясь, как дракон.
Княжич Ор из зла изваян.
У кого такой хозяин,
Тот и жизнь готов проклясть.
Раз случилось, что Глашурка,
Миловидная девчурка,
Пробудила в князе страсть.
Что приказано – исполни,
А не то, мгновенней молний,
Вспыхнет гнев, – тогда конец.
И Глафиру шлет к тирану,
Затаив глубоко рану,
Старший брат ее, кузнец.
II
Глазки Глаши – васильковы,
Озарят они альковы,
Точно звезды декабря,
Пробуждают в князе зверя,
В страсть свою всесильно веря,
К пылу новому храбря.
Не кляла Глафира доли,
Полудикая дотоле,
Забрала над Ором власть.
Плеть его давно не хлещет,
Перед Глашей Ор трепещет,
Проклиная втайне страсть.
Что поделать! мозг бессилен,
Точно днем при солнце филин,-
Село чувство на престол.
Всем привольно, всем вольготно,
Всем поется беззаботно,
Весел в праздник людный стол.
III
Честь сестры оберегая,
Думал Петр: "Пускай другая,
Но не Глаша – без венца".
Он один грустил в поместье,
И создался способ мести
Вдруг в мозгу у кузнеца.
Что вы скажете! вот смех-то!
Когда радостно у всех-то,
Положительно у всех,
Вздумал мстить крестьянин честный,
Замуравлен в мысли тесной,
Что любовь без брака – грех.
____________________
Эх ты, матушка Россия,
Просвешенье, как Мессия -
Не идет к тебе, хоть плачь.
Ты сама себе заноза,
Ты сама себе угроза,
Ты сама себе палач!
1909. Июль
Мыза Ивановка. Пудость
ПОХОРОНЫ
БАЛЛАДА
1
Страна облачается в траур -
Великий поэт опочил…
И замер от горя преемник,
Чей гений певец отличил.
Театры беззвучны, как склепы;
На зданиях – черный кумач;
Притихли людей разговоры;
Бесслезен их искренний плач.
Лишилась держава пророка,
Устала святая звезда,
Светившая темному миру
Путь мысли, любви и труда.
Унылы холодные зори,
И мглисты бесцветные дни,
А ночи, как горе, глубоки,
Как злоба, жестоки они.
Рыдают воспетые ветры,
Поют панихиду моря,
Листву осыпают деревья
В июне, как в дни сентября.
2
Сияет торжественно лавра,
Но сумрачны лики икон;
Выходит старейший епископ
Из врат алтаря на амвон.
Выходит за ним духовенство,-
Оно в золоченой парче.
Кадило пылает в лампаде,
Лампада мерцает в свече.
Толпой окруженный народа,
Подходит к собору кортэж;
Но где же стенанья и слезы,
И скорбные возгласы где ж?
В толпе и природе затишье -
Ни жалоб, ни воплей, ни слез:
Когда умирают поэты,
Земное под чарами грез.
Несут светлоокие люди
Таинственный гроб к алтарю,
И славят церковные хоры
Загробного мира зарю.
Над гробом склонился преемник -
Безмолвен, как строгий гранит -
С негреющим солнцем во взоре
И лунною сенью ланит.
Он смотрит на первую маску:
Смерть шутит жестоко и зло…
Он видит – как лилии руки,
Он видит – как мрамор чело.
3
Что смолкли церковные хоры?
Что, в диве, склонилась толпа?-
С небес светозарною дымкой
Сквозь купол струится тропа.
По этой тропе лучезарной
Снисходит поющий эдем;
То звуки нездешних мелодий!
То строфы нездешних поэм!
Очнулся скорбящий наследник,
Он вещую руку простер;
И солнце зажглося во взоре,
И вспыхнула речь, как костер.
– Живи! – он воскликнул; и тотчас
Поднялся из гроба поэт;
Он был – весь восторг вдохновенья,
Он был – весь величье и свет!
Он принял от ангела лиру
И молвил, отбросив аккорд,
Земною кончиною счастлив,
Загробным рождением горд:
– О, люди друг другу не верят…
Но лгать им не станет мертвец:
Я песней тебя короную,
И ты – мой наследник, певец!..
4
Когда же расплылось виденье,-
Как жизнь, неразгаданный гроб
Хранил в себе прах, еще юный,
И ждал его червь-землекоп.
От чар пробужденная лавра
Не знала, – то чудо иль сон?…
То знал коронованный песней,
Но тайну не вытаит он.
Бряцала ли лира в соборе,
Спускался ль заоблачный мир,
И кто был преемник поэта -
Пророк или просто факир?…
1908. 17-го окт.
ПРИЗРАК ВЕЛИКОЙ ЦАРИЦЫ
БАЛЛАДА
Глава Екатерины Великой -
Великая глава русской истории.
Автор
Я шел крещенским лесом,
Сквозистым и немым,
Мучительной и смутной
Тревогою томим,
Ночь зимняя дышала
Морозно на меня,
Луна лучи бросала
Холодного огня.
Таинственностью леса
И ночи тьмой смущен,
Я шел, и мне казалось,
Что кем-то окружен -
Холодным, как дорога,
Нездешним, словно Бог,
Неясным, как тревога,
Но кем, – я знать не мог.
Деревья заредели
И вышел в поле я;
А там, вдали, мерцали
Уж огоньки жилья.
Загадочной тревогой
Все более томим,
На лес я обернулся,
Завороженный им:
На ели-исполины
Луна, бросая свет,
Второй Екатерины
Чертила силуэт.
Казалось мне: три ели
Как в сказочном кругу,
Царицу воплощали
В сверкающем снегу.
Казалось, три вершины
В слиянии своем -
Глава Екатерины
Под белым париком.
Ветвей же пирамида
Подсказывала мне,
Что в мантии царица
Предстала при луне.
Красивой головою
Она качала вновь:
Знать, ветром колебались
Вершины их стволов.
Прорезали мгновенно
Мне мысли мозг, как бич,
И мог я вдохновенно
Виденья смысл постичь:
Царицы привиденье
Над лесом, в тихом сне,
Всей жизни измененье
Вещало молча мне.
Я вспомнил, что в сияньи
Порфиры золотой
Она не мало блага
Вершила над страной;
И вспомнил я преданье,
Что этим же путем
Из города, при море,
Рожденного Петром,
Она езжала часто
До шведского дворца,
Доставшегося смертью
Последнего борца:
Что ею на дороге
Поставлены везде
Внушительные боги
В чугунной красоте;
Что эти истуканы,
Признательные ей
За их созданье, призрак
Являют для очей.
И мысли, как зарницы,
Сверкали в голове
Пред призраком царицы
В морозной синеве.
И как все изменилось
Под царственным венцом,
Так мне теперь казалось -
И в бытии моем
Произойдет по воле
Великой из цариц…
И я на снежном поле
Упал пред нею ниц.
1907
СНЕЖНАЯ ЛЕТАРГИЯ
(Э Т Ю Д)
Посв. И. А. Дашкевичу
Вам, чьи прекрасные уроки
В душе запечатлели след,
Вам посвящает эти строки
Вас понимающий поэт.
В них не таится смысл глубокий
И мысли в них великой нет,
Но в них надежна вера в свет -
Кипучей молодости соки.
Примите ж, друг мой дорогой,
Этюд, подсказанный душой -
Дитя минуты вдохновенья,
Безвестный автор просит Вас
Мольбой своих печальных глаз
Не похвалы, а снисхожденья.
I
От подводных ключей незамерзшая,
Речка льется, поспешная синяя;
Лишь природа, зимою обмершая,
Заколдована в снежном унынии.
Оголились деревья кудрявые,
Притаились за речкой застенчиво -
Словно витязь, увенчанный славою,
Вдруг развенчан судьбою изменчивой.
Солнце, пылкое в летние месяцы,
Утомилося жизнью палящею,
Бредом солнцу минувшее грезится,
И отрадно ему настоящее.
Часто люди, безделицей каждою
Увлекаясь, палятся порывами
И, упившись мучительной жаждою,
Отдыхают мечтами счастливыми.
II
Я иду и ищу по наитию
В лабиринте лесном указания;
А тропа ариадниной нитию
Сокращает пути расстояния.
Много символов мира далекого:
Духа доброго, Зла инфузорию,
Вплоть до Бога, Собою высокого,-
Мог найти в сосен, елок узоре я.
Вот я вижу лицо Мефистофеля -
Два рожка и бородка козлиная;
Рядом с ним выплывают два профиля -
Чертенята с улыбкой змеиною.
Отстрани от меня нечестивого,
От соблазна избавив угарного;
Силой разума, злого и льстивого,
Да не сделают мне зла коварного.
Вот три ели слились в одной линии
И одною мерешатся издали.
Что за символ над снежной пустынею,
Да и место рожденья их чисто ли?
Преклонись, духом смысл прозревающий
Откровенья Творца всеединого:
Этот символ, тебя поражающий,-
Знак святой Божества триединого.
III
Вечер мягко вздохнул и приветливо
Убаюкивал лес засыпающий;
Ветерок обнимался кокетливо
С липой, днями былыми мечтающей.
Снег кружился воздушными грезами,
Как они, рассыпаяся в воздухе,
Или плакал, растаявший слезами,
Как о силах, накопленных в роздыхе.
Сколько грусти в момент усыпления
В зимний вечер в деревьях мертвеющих -
Словно тысячи душ в угнетении
Здесь собрались, о рае жалеющих!
Ветерок напевает мелодии,
От которых душа разрывается.
Это – песенки смерти пародии;
Кто-то с кем-то надолго прощается…
IV
Заблестит солнце яркое, вешнее,
Разукрасятся ветви одеждою,
И пробудится – силой нездешнею -
Вновь природа горячей надеждою.
Забурлят воды радостным говором,
Пробужденные царственным голосом;
Разогретые солнечным поваром,
Вновь поля разукрасятся колосом.
Птица станет слетаться за птицею
Из-за синего моря свободного…
Как отрадно весною-царицею
Грезить в царстве Мороза холодного!
V
Так и мы, как природа уснувшая
В пору зимнюю – в смерти мгновение:
Нас не манит земное минувшее
И бодрит светлый луч возрождения.
О, не плачьте, друзья безутешные:
Мы ведь живы душою бессмертною -
Нашей мыслью последней безгрешною,
Наших близких молитвой усердною.
1907
II. ЭТО БЫЛО ТАК НЕДАВНО…
NOTTURNO
Это было в самом деле,
Или только показалось?
Над рекой мы ночь сидели,
Но ни слова не сказалось.
Где – не помню, как – загадка,
Повстречались мы любовно…
Сонно фыркала лошадка,
Отведенная за бревна.
Кто-то пел под арфы гутор.
Кто-то что-то мне ответил…
Спал в бреду вишневый хутор,
Как слиянье наше, светел.
Думал я, сгибая прутик:
"Точно радость, ты короток…"
И на нас смотревший лютик
Был, как чувства наши, кроток.
И хотелось, и желалось
Без конца истомы в теле…
Это только мне казалось,
Или было в самом деле?
1911
ЛИЛИИ ДУШИ
А. На – ой
Лилии, лилии чистые,
Звезды саронских полей…
М. Лохвицкая
В светозарной душе белых лилий посев
Расцветет для услад урожая,
И болотный туман испарится, осев,
Только солнце дохнет, угрожая.
В светозарной душе – белых лилий посев,
И такая душа – всем чужая.
Как расцвет золотист! как расцвет ее бел!
Помнишь? – днем лепестки перелили
Гаммой радуги звонкой, – но луч ослабел,
И померкли мелодии лилий.
А зарею опять тихий колокол бел,
Сердце златно лучи распалили.
Без боязни сбирай белоснежный посев,
Тот сбирай, кто – исчадье порока.
Пусть тебя не страшит окружающий зев:
Эта жатва не знает упрека…
Ты надменно пожнешь искупленья посев,
Но души не поймешь – как пророка…
1909. Ноябрь
МИМОХОДОМ
Зое О.
Она заходит в год раза два…
Совсем случайно… мимоходом…
Ее движенья, ее слова -
Как и давно, как прошлым годом.
Все та же гордость, все тот же лед
И равнодушье напускное;
И то паденье, и то полет,
Полувражда, полуродное…
Но эти взгляды, – они не лгут…
В них даже ненависть любовна…
В них столько чувства, такой уют,
Что, право, дышится не ровно.
Но блещут ядом ее слова,
Цинично мучающим ядом.
Она заходит в год раза два…
Так… мимоходом… бывши рядом…
1909. Сентябрь
ВЫЙДИ В САД…
Выйди в сад… Как погода ясна!
Как застенчиво август увял!
Распустила коралл бузина,
И янтарный боярышник – вял.
Эта ягода – яблочко-гном…
Как кудрявый кротекус красив.
Скоро осень окутает сном
Теплый садик, дождем оросив.
А пока еще – зелень вокруг,
И вверху безмятежная синь;
И у клена причудливых рук -
Много сходного с лапой гусынь.
Как оливковы листики груш!
Как призывно плоды их висят!
Выйди в сад и чуть-чуть поразрушь,
Это осень простит… Выйди в сад.
1909. Август
Мыза Ивановка
КАТЮЛИНЬКА
Гули-гулинька, гуля-гулинька,
С белым крылышком голубок…
Это ты, мой друг, ты, Катюлинька.
Ты, Катюлинька, мой дружок?
Осень дымчата. Лес и хижина.
День склоняется. Ночь близка.
Ты обижена… Ты унижена…
Ты любима мной, – как тоска…
Двери скрипнули. Бьется крылышко,-
То колышется твой платок…
Где ты, молодость?… где ты, силушка?…
Где Катюлинька – мой дружок?
1909
ВДОХНОВЕНИЕ
Я пробегаю мокрой рожью.
Ищу во ржи огнистый мяч…
И слышу-вижу: к Запорожью
Течет Олонецкий Кивач.
И Лена ластится к Дунаю,
Войдя в Байкал, громя Алтай…
О, ты поймешь – я это знаю,
Но берегись, – не разболтай…
Спадает с неба Сакраменто,
Земля – сплошная бирюза…
Привет тебе, мираж момента -
Молниеносная гроза!
1910. Март
В САМУМЕ
Меня качал двухгорбно
Верблюд, корабль пустынь,
Мне было скорбно-скорбно,
Цвела в душе полынь.
Вдали пестрел оазис,
Бездумен был сам ум,
Вдруг небеса порвались,
И взвихрился самум.
Свистело что-то где-то,
Кружился кто-то там;
И кем-то я раздета,
И кто-то льнет к устам…
Чарует черный голос,-
Слабею от борьбы…
Сдаюсь… Но я боролась,
Цепляясь за горбы.
Молиться? – нет святыни…
Я гибну… я в тоске…
Верблюд, корабль пустыни,
Топи меня в песке!
1911
РЕЗЕДОВЫЙ БУКЕТ
Испуганно внемля далекой ракете,
Когда задремали в истоме сады,
Купая лицо в резедовом букете,
Она понимала мирок резеды.
"О, как бархатисты, как томно-кудрявы,-
Она обращалась чуть слышно к цветам:
– Я верю: вы чутки, и люди неправы,
Когда вас срывают, – ведь больно же вам…
Я в вазу поставлю вас, цветики, в вазу
С такою холодной прозрачной водой…"
Цветы эту ласку восприняли сразу
И к ней потянулись душистой мечтой.
Они благодарны, цветковые души,-
Она это знала… Но выпал букет,
И, все их измяв крошкой-туфелькой в плюше,
Она разрыдалась, упав на паркет…
1909
Я ХОЧУ…
Я тебя постараюсь простить,
Как прощает свечу мотылек…
Пусть отныне тебе я далек,
Но приди же меня навестить.
Приходи, как бывало, гостить,
Не вверяйся обиды пращу.
Я хочу… я могу… я прощу…
Я тебя постараюсь простить…
1909