Мирза-Баб родился в 1820 году, то есть через 365·5 после Иисуса.
О степенях
Если к 3 прибавить знак тройки простым отношением сложения трех единиц к существующему множеству, точно к толпе пришли три новых члена ее, три рядовых, шагающих по знакомой мостовой участника ее страстей, то ни один зоркий глаз не заметит перемен, настолько ничтожна власть неравенства (числа) в этом отношении и сдвиг, вызываемый им.
Если же эту тройку – знак той или другой борьбы равенства и неравенства – поставить сверху столба наших троек, "на небеса уравнения", то мы просто выходим из одного мира в другой, из мира малейших тел вещества в мир выше Млечного Пути, настолько силен сдвиг и велика власть нового положения числа, знакомого неравенства в новом отношении к равенству.
Здесь же ложится дорога нашего бытия, дорога нашего сознания. Мы ощущаем сдвиги звука, шаг путника сознания по дороге звуков не тогда, когда растет на единицу все число волн звука, а тогда, когда тронется на единицу показатель степени числа волн.
Как и в судьбах человечества, в звуках перелом и лады дороги звука даются небом уравнения, а не его землей.
Молнийный блеск там, единицы, на небе уравнения, дает новый шаг путника страны звуков.
Это глубокое сходство звука и судьбы.
Аршином звука является не число ударов волн, а число показателя степени, оно дает "цену звука".
И в жизни народов не времена подчиняются событиям, а события делаются временами.
Некогда древние бросали на таз тяжести в 3 и 2 раза большие одна другой и узнавали в рожденных гулах знакомые прекрасные и дурные цепи звуков.
Некрасивые звуки построены на тройке (1, 3, 9, 27, 81…), красивые, нежные, приятные для человеческого слуха – на двойке, на в два раза больших тяжестях (1, 2, 4, 8, 16…).
Человек приносит с собой, в своей котомке мыслящего существа, из мира повседневных дел счета овечьих стад, если он пастух овец, счета столбиков денег, если он пастух денег, действие сложения, как самый священный сосуд, самую необходимую утварь для мыслей о вселенной.
С этим скарбом здесь нужно расстаться!
Эта домашняя одежда мышления не годится!
Плотник, работавший над вселенной, держал в руке действие возведения в степень.
Наше понимание времени, наши судьбы – это ощущения чисел богов, в счете дней служащих показателями степени.
Свайная постройка вселенной сделана молотком степени; ее можно ощупать грубыми руками, постучать по ней руками, по ее грубым бревнам, но нужно сбросить старые цепи обыденного человеческого мышления – действие сложения и, отказавшись от равенств низших порядков, перейти к высшим действиям над ними, и вместе со всей вселенной, волна с волной, катиться по руслу наименьшего неравенства в поле наибольшего равенства.
Здесь обруч неравенства сковывает неизмеримо более мощные толщи равенства.
Азбука Неба
Если мировая изба построена из бревен двойки и тройки, это лучше всего можно увидеть на временах неба.
Только для этого нужно расстаться с домашним скарбом действия сложения, а взять с собой в дорогу действие возведения в степень.
Действие сложения удобно для малых дел: счета денег в равные столбики, счета числа овец в стаде. Оно было спутником пастухов овец и пастухов денег.
Пастухи звезд берут с собой, как руководящий посох, возведение в степень.
Если чистые законы вселенной существуют, то числа их должны занять места показателей степеней; только в этом положении каждое их движение, самое ничтожное, давало сдвиг, от которого шаталось мироздание, и таким образом дело управления вселенной становилось легким и приятным занятием, почти игрой, а жезл вселенной – игрушкой.
Числу в этом положении присущи свойства божественной власти, в других положениях на нем лежит печать рабства.
* * *
Когда мы осмелимся вылететь из курятников наук, мы увидим один и тот же лик числа, как мудрый правящий дух, одно и то же его дерево в трех плоскостях: 1) времени, 2) пространства, 3) множеств или толп.
И когда мы построим взаимные углы этих плоскостей, множители перехода, особого рода выключатели, мы сразу будем выключать счет из плоскости времени в плоскость пространства, мы выйдем на широкую дорогу единого мирового разума.
Как кажется, вселенная грубо сделана топором возведения в степень, и если мы будем располагать "живые числа" в виде степеней наименьших трех чисел, мы увидим, что лучи власти окружают высоко стоящие числа скрепы, у потолка степени. Отсюда сияние лучей власти.
По мере спуска от потолка скрепы к ее полу они утрачивают знаки власти, из "образов Бога" делаются лучиной для самовара.
Но тайны игры степеней известны очень мало, это нетронутая земля. Изучая снова, мы увидим высеченные кумиры древних божеств мира, как головы первых трех чисел в облаках тайны. Мы увидим, что законы вселенной и законы счета совпадают. Самое величественное падение сов(!), свидетелем которого был когда-то старый земной шар, наш дедушка. Свод истин о числе и свод истин о природе один и тот же. Это так.
Многие соглашаются: бывающее едино. Но никто еще до меня не воздвигал своего жертвенника перед костром той мысли, что если все едино, то в мире остаются только одни числа, так как числа и есть не что иное, как отношения между единым, между тождественным, то, чем может разниться Единое. Став жрецом этой мысли, я понял, что одинаково безумно сводить единое к веществу или духу, делать краеугольным камнем здания камень или пение. Нужно озирать, изучать, измерять и расставлять знаки нашего мышления по странам бывающего, подвигая окопы знания.
Но если существует один кусок жизни числа, одна ветка, то существует и все дерево чисел. Природа чисел такова, что там, где существует да-единица, существует и нет-единица и мнимые.
Отсюда следует, что если сутки солнц по отношению к суткам света порядка 3, то сутки вселенной будут 3, а сутки какой-нибудь сверхвселенной = 3 ударов волны света, помня, что 41 = 3 + 3 + 3 + 3 + 1, а 122 = 3 + 41, 365 = 3 + 122.
<…>
Число 41, брат 365, образовано нисходящими степенями троек. Это то самое 41, которое прошло между рождением Лютера и Цвингли, но оно уже здесь как показатель степени. Цвингли родился 1 января 1484 г. через 41 день после рождения Лютера 10 ноября 1483 г. Оба были вероучителями, вождями великого раскола.
Но тот же храмовый спуск чисел между рождением Ньютона 7 января 1643 г. и Коперника 12 февраля 1473 г.:
(3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 3 + 1) (3 + 2) дней.
Мы видим, что оси одних и тех же звезд строятся на двойке, а времена тех же самых звезд на тройке.
По этому поводу в городе Бакунина в свое время было напечатано следующее стихотворение:
Новость! Заговор! Зазор! Взятие Неба!
Нашествие будетлян на солнечные миры!
Мы, главнебы,
Расклеиваем наши приказы самой свежей выделки.
Велим вращаться – кому?
Ответ дан!
1) Торгашу (Меркурию),
2) Любяшке (Венере),
3) Марфе (Земле),
4) Воину-мяснику (Марсу).
Как? Ответ дан!
– По закону очищенного времени.
(Пейте чистую водку!):
Sn = S1 2 + (n − 1) S0 2 − (2S0/3).
Где So – сутки Солнца (24 дня), S1 – сутки Меркурия (88 дней).
При n = 1, Sn = 88; при n = 2, Sn = 224; при n = 3, Sn = 365.
Эти законы даны впервые и навсегда.
Они очищены от посторонних примесей грязного вещества.
Они дают строгое равенство звезд перед законом.
(Равенство куском пламени вырвалось за пределы Земного Шара).
Клянемся, что наши властные приказания
Никогда не будут нарушены покорными солнцами!
Так велики современные владения будетлян –
Отныне небоводцев (скотоводство приелось!).
Ведь мы пастухи звезд!
Просим не смешивать с пастухами денег!
Управлять светилами – это больше,
Чем управлять людьми!
Главнебы (такие-то)
Одиночество
Напомню вспышку возмездия, взор его быстрых очей, похожих на пару выстрелов.
Между выстрелами Мина и выстрелами в Мина прошло 3 дней.
Между походом нашего далекого прадеда – Ермака и уходом обратно современника – Куропаткина прошло 3 + 3 дней.
Слово особенно звучит, когда через него просвечивает иной, "второй смысл", когда оно стекло для смутной, закрываемой им тайны, спрятанной за ним; тогда через слюду обыденного смысла светится второй и темной избой смотрится в окно слов.
Знаменитая тройка Гоголя, где Россия скачет в виде масленичной тройки к неведомому будущему, звучала своим художественным шорохом слов так сильно лишь потому, что в нем сквозь конскую тройку сквозила и светилась быстрая "тройка дней", катившая Россию к Мукдену.
Но то, что по дороге от Искера было открыто сердцу, не было еще ясно разуму. Той пропасти, которую видели зоркие глаза сердца, не замечали очи разума, глаза ума.
Такие сельские окошки на бревнах человеческой речи бывают нередко. И в них первый, видимый смысл – просто спокойный седок страшной силы второго смысла. Это речь дважды разумная, двояко-умная, двуумная. Обыденный смысл лишь одежда для тайного.
Теперь займемся копанием могил.
Есть известная пословица: "три да три будет дырка". В ней, через описание известного труда, работы мышечного усилия, просвечивает числовой смысл пословицы, и ее игра, ее веселая шутка состоит в водопаде числового смысла на равнину обыденного разума, разговорного. Еще когда для меня не были ясны чистые законы времени, я ощущал обжигающий смысл поговорки, точно полный тока проводник, тугой силами молнии, коснулся меня.
Три да три будет дырка. Три да три будет шесть.
Милостивые государи мои! к ответу!
Что будет три да три в степени три да три? Дырка? Нет – падение самодержавия.
Прибавьте эти шесть в шестой к 30.VI.1789 г. во Франции, 6 дней, и вы получите 13.III.1917 г. для России.
Мы теперь знаем, что три да три в степени три да три будет не "дырка", а падение царей и отречение царей – падение русского самодержавия, тоже своего рода прорыв в миры будущего.
Ток, соединивший числовой и словесный смысл пословиц, смысл, падающий с уровня слова на уровень числового мира, дает ей игру и делал ее забавной в свое время.
Но если так, если на самом деле, а не в шатких постройках мысли, времена, текучие по руслу скрепы 3 дней и обратные своим измерением измерению объемов, времена трехмерные, соединяют обратные события, противособытия, а времена двух измерений, обратные измерению площадей в пространстве, соединяют рост событий – события растущей площади действия, и ряд этих времен – точно расходящиеся волны от камня, брошенного в воду, то этим законом дано в зародыше давно желанное предвидение будущего. Найдены часы человечества.
Стоит только от узлового дня отложить степени двух и степени трех дней, и если узловой день был со знаком +, то через степени двух произойдут события того же знака, а через степени трех, т. е. через 27 дней, 81, 243, 729, 2187 и так далее дней, придут события со знаком –, обратные узловому.
Займемся ремеслом цыган.
Свобода росла расходящимися кругами волн. От падения крепостного права до восстания Пресни прошло 2 <дней> и от восстания Пресни (в шляпе из пожаров, согласно вкусам этого времени), до падения царей, ожидаемого всеми, прошло 2 <дней>.
Звук рока о скользкую корку счета дней рос скачками: если показатель степени в числе дней делал обещанный шаг на единицу, происходил перелом во времени, изменялся на единицу звук времени.
Заметим, в государстве красоты совсем так же воспринимает звуки человеческое ухо, скромное, бедное человеческое ухо.
Слух человека слышит новый звук не тогда, когда шагнет на единицу число колебаний, число ударов в единицу времени, а когда сделает один шаг своего рода божество этого числа колебаний, именно показатель степени числа колебаний.
Почему показатель степени можно с достаточной величиной права назвать божеством храма уравнения, облаками, откуда выглядывают "божественные" своей властью головки чисел?
Потому, что могущество этих чисел так же велико, как это обыкновенно приписывается божествам. Их поворот головы, движение рукой, взмах ресницами сдвигает миры, те самые, которые просто глухи к движениям действия сложения.
Когда я примерял одежды повторных степеней, как трудолюбивый портной, к росту народных судеб, я был обрадован тем, что между широким, гостеприимным движением руки судьбы, приглашавшей Восток Алариха с его ордами отведать яства Рима, испить победы над ним и его разрушения, и отворявшей настежь двери, и суровым "держи!" около битвы Куликова поля прошло 3 + 3 дней.
Радовался, что долина цветов – Болгария воскресла и встала со своего ложа цветов через 3 после своего гроба, и многому другому. Здесь "да" пришло сменить "нет", уставшее быть на страже.
Я думал, что слепой узнает яму, упав в нее (грубое измерение ямы). А наделенный глазами видит и мудро обходит ее. Я думал, что было бы небесполезно найти что-то похожее на калоши для луж судьбы и непромокашки от косых капель ливня судьбы. Человек, строй себе жилище!
Я думал, что когда будет найден этот прибор, государствам будет больше делать нечего.
Война есть грубое измерение ям. Предвидение будущего – тонкое, изящное решение уравнений времени.
Я был очарован тем, что польское восстание наступило через 2 <дней> после польского сейма.
Ведь время двух измерений соединяет события растущей площади, – из синих глаз делает синее небо и проводит над ним бровь.
Это не степень тройки; та походит на типун для затянувшейся военной речи, просьбу замолчать для уст красноречия меча и на часы, показанные председателем заседания затянувшемуся продавцу речи, если каждое его слово, каждый слог – та или другая битва, морское или сухопутное сражение.
Созерцая значение 2 и 2, я был очарован расходящимися кругами свободы по руслу роста, растущего объема событий.
Зная, что между освобождением крестьян и восстанием Пресни прошло 2 дней (1861 и 1905 годы), я внимательно смотрел на "кобылицу свободы" –
Отблеск ножа в ее
Синих глазах,
Не самодержавию
Бег удержать –
и я заметил, что дикий всадник свободы сделал 2 ударов копытом о землю времени, и каждый удар был сутками с черной половиной ночи и белой половиной дня. Он проскакал это время от пылающей под снарядами Мина Пресни, когда Эр вылетело из Пресни и Пресня стала Песней, до отречения царей, падения самодержавия, этой заключительной точки в страшной погоне –
Цари
В пыли, с уздечкою в руке,
Вдруг сброшенные наземь.
И рцы
Покинуло изгнанником дворцы –
И стукнул 2 раз о землю.
В час, когда законы гнулись как солома, пришел мягкий звук Эль, славянское "люди", и время, картавя, село в кресло предтечи.
Продолжаю класть бревна моей избы.
Те века, те столетья, которые прошло человечество, для существа с некоторым сдвигом в сознании – допустим, с простой заменой в его разуме, его личном уравнении да-единицы нет-единицей, могут быть просто полом, по которому оно шагает, ставя следы грязных ног, печатая по сознанию след своей подошвы.
Этой заменой да-единицы нет-единицей время нередко становится пространством, и обратно.
Примем осанку этого существа, наденем его шляпу и, смотря из-под облаков его бровей на пол под ним (на себя в первом мире), на прошедшие и будущие столетья человечества, как на слабо скрипящие от поступи половицы избы, будем искать холодного правила войн, некоторых законностей в его узорах, разыскивая устав этих сдвигов.
С высоты этого существа внимательно посмотрим на ковер войн, покрывающий полы. Это поможет нам решить, в какой стране, какая туркменка ткала ковры и цветам какой родины подражает их узор. <…>
Однажды я задумчиво сидел с пером в руке.
Перо праздно висело в воздухе. Вдруг прилетела война и, равная веселой мухе, села в чернильницу. Умирая, она поползла по книге, и это следы ее ног, когда она ползла слипшимся комком, вся покрытая чернилами.
Такова судьба войны. Война утонет в чернильнице писателя.
Некогда "грубое" всегда можно заменить "тонким". А война есть грубое решение очередного уравнения времени. Война – начертательное искусство, подобное древним доскам. Но ее числа пишутся не чернилами, а вещественно, веществом трупов, мертвых толп, сожженных столиц.
Учение, что корни времен суть власти природы событий, как кол из будущего втыкается в современность.
Одну и ту же задачу смены равновесия можно решить и путем войны, и путем чернил. Мертвые толпы (числа войны) во втором случае не нужны.
Глашатай
(починка мозгов)
Времени до сих пор приписывалась печальная задача быть поваренком на службе у пространства, таинственно шмыгать с заднего крыльца уравнений, появляться на мгновение и вновь исчезать. Никто не разгадал в нем его божественного задания быть небом, приказывающим вещам, приказывать событиям, а не выполнять шепоты с земли бытия. Никто не увидел в нем те облака, где прячутся боги древних, если разум допускает их существование.
Исследовать время – это значит снять цепи с божества, поскольку оно существует.
Не события управляют временем, а время ими.
Похожие на письмо Ислама, законы времени не напрасно напоминают нам учебник алгебры.
Странно думать, что народы бесчисленными государственными переворотами только проходили несколько правил алгебры. Человечество кровавыми войнами, почерком меча войн, как ученик, просто проходило, отгибало углы страниц Книги чисел. Клокотанье столетних страстей, величавая война, уносящая столько жизней, – часто просто значит перемену знака в уравнении.
Мы должны уметь читать знаки, начертанные на страницах прошлого, чтобы освободиться от роковой черты между прошлым и будущим, как матери рабств, глупой веревки между "богами" и людьми. Мы должны знать, что высота отвлечения расширяет условный круг настоящего времени, этот рабский призрак человеческого духа, и под грозные завывания трубы: "несть времени!" – должны подняться на такую высоту, чтобы кругозор настоящего обладал лучом в сотни лет на прошлое и будущее пространства.