Устройство праздника было очень просто и легко понятно. Птица шнуркомъ привязывалась къ обрубку большой сосны, которая со стороны стрѣльбища плоско отрубалась топоромъ, чтобы служить цѣлью. Пространство между пнемъ и мѣстомъ стрѣльбы имѣло сто отмѣренныхъ локтей. Негръ назначалъ цѣну за каждую птицу и опредѣлялъ условія; когда это было сдѣлано, то законъ ставилъ ненарушимымъ правиломъ допускать къ стрѣльбѣ каждаго свободнаго охотника.
На площади находилось около 30 молодыхъ людей, снабженныхъ ружьями, и всѣ ученики деревни. Мальчики, заложивъ руки въ карманы, толкались между охотниками и слушали ихъ хвастовство, рѣшившись превзойти всѣ великія дѣянія героевъ.
Главный ораторъ былъ упомянутый Кожанымъ-Чулкомъ Билли Кирби, пустой и буйный молодой человѣкъ, котораго работа, если онъ когда-либо ею занимался, состояла въ очищеніи деревни и выкапываніи корней. Шумливаго и добродушнаго нрава, онъ былъ въ состояніи по цѣлымъ недѣлямъ толкаться изъ кабака въ кабакъ, когда онъ думалъ, что кліенты его могутъ обсчитать его на шиллингъ; но если съ нимъ сходились, то онъ, взявъ топоръ и корзину, направлялся скорыми шагами къ лѣсу; здѣсь онъ опредѣлялъ свой округъ, обозначая его на окружающихъ деревьяхъ и прикладываясь весьма часто къ своей манеркѣ; потомъ раздумывая отправлялся на назначенное ему мѣсто, снимая съ себя излишнее платье, разглядывая испытующимъ взоромъ деревья, вершины коихъ доходили до облаковъ. Для пробы своей силы онъ избиралъ обыкновенно самое лучшее дерево и приближался къ нему, напѣвая хладнокровно пѣсню; потомъ увѣреннымъ топоромъ дѣлалъ на корѣ зарубку и измѣрялъ разстояніе; затѣмъ наступала знаменательная минута для лѣса, который цвѣлъ и зеленѣлъ сотни лѣтъ. Наконецъ раздавался трескъ, когда дерево ломалось на мѣстѣ удара, потомъ шумъ вѣтвей на сосѣднихъ деревьяхъ и паденіе на землю, походившее на землетрясеніе. Съ этой минуты непрерывно раздавался стукъ топора и паденіе деревьевъ, подобно отдаленной канонадѣ, и въ глубину пробивался свѣтъ со скоростію зимняго утра.
Кирби могъ продолжать работу дни, недѣли и мѣсяцы съ усердіемъ и послѣдовательностію, доходящими до невѣроятныхъ предѣловъ. Часто въ лѣтній вечеръ слышали въ Темпльтонѣ, какъ онъ призывалъ своего вола по окончаніи работы, голосомъ стентора, и эхо повторяло его зовъ, который замиралъ въ горахъ, окружающихъ озеро. Когда онъ оканчивалъ съ необыкновенной силой и скоростію уборку дровъ, то собиралъ свои рабочіе инструменты, зажигалъ вѣтви, и удалялся изъ горящаго лѣса, какъ завоеватель города, увѣнчавшій свою побѣду горящимъ факеломъ. Долго послѣ того можно было встрѣтить Кирби шатающагося по кабакамъ и разъѣзжающаго на крестьянскихъ лошадяхъ. Онъ бралъ на себя роль глашатая при пѣтушьихъ бояхъ, и часто былъ героемъ народныхъ удовольствій.
Между порубщикомъ и Кожанымъ-Чулкомъ давно существовало соперничество въ употребленіи ружья. Натти могъ похвастать давней опытностію, но говорили, что и Билли не отставалъ отъ него; и теперь первый разъ они должны были состязаться публично.
Билли только-что сошелся въ цѣнѣ избранной птицы, какъ подошли Натти и спутники его. Призъ, назначенный за выстрѣлъ, состоялъ изъ шиллинга (четыре гроша или 18 крейцеровъ). Индюка привязали къ цѣли, но туловище его было все покрыто снѣгомъ, и виднѣлась только красная голова и длинная шея. Если птица повредилась подъ снѣгомъ, то оставалась собственностію ея владѣльца, но если хотя одно перо падало изъ видной части, то она доставалась, какъ призъ, охотнику.
Негръ, сидѣвшій въ довольно опасномъ сосѣдствѣ около птицы, только-что успѣлъ назначить условія, какъ приблизилась Елисавета съ дядей, и стрѣльба началась.
- Прочь съ дороги! крикнулъ Билли окружающимъ мальчикамъ, выступая на боевое мѣсто. - Прочь, чертенята! не то прострѣлю васъ насквозь. Ну, Бротъ, простись съ твоей индѣйкой.
- Остановись! воскликнулъ Оливеръ Эдвардсъ, я тоже участникъ, и вотъ мой шиллингъ, Бротъ.
- Ого! сказалъ Билли молодому человѣку, y васъ такъ много денегъ, что вы платите за выстрѣлъ, который вамъ никогда не удастся.
- Не ваше дѣло заботиться, сколько y меня въ карманѣ, гордо отвѣтилъ молодой человѣкъ: я хочу стрѣлять, Бротъ, и вотъ вамъ за то деньги.
- Ну, ну, не горячитесь такъ, молодой человѣкъ, сказалъ Билли, осматривая свой кремень: y васъ, какъ я слышалъ, повреждено лѣвое плечо, и Бротъ можетъ доставить вамъ выстрѣлъ за полцѣны. Не думайте, что легко попасть въ птицу, если только вамъ это удастся, потому что я всѣми силами буду препятствовать этому.
- Не очень-то важничайте, Билли Кирби, сказалъ Кожаный-Чулокъ, облокотясь на стволъ своего ружья. Вамъ предстоитъ только одинъ выстрѣлъ, и если вы промахнетесь, то за вами послѣдуетъ привычный глазъ. Хотя моя стрѣльба не такъ увѣрена какъ прежде, но 100 локтей не большое разстояніе для длиннаго ружья.
- Вотъ какъ, старый Кожаный-Чулокъ тоже поднялся за нами, легкомысленно вскрикнулъ Билли Кирби. Вѣдь я имѣю преимущество, старина, и скоро увидимъ, кто будетъ ѣсть это сочное жаркое.
Пока порубщикъ поднималъ оружіе, хозяинъ индѣйки старался отвлечь его вниманіе и рѣзко вскрикнулъ:
- Билли Кирби, послушай честью, отойди-ка подальше, я не хочу дать себя въ обманъ! Дайте мѣсто, мальчишки! Шельма индѣйка, качай же головой, развѣ ты не видишь, что въ тебя цѣлятъ?
Всѣ эти восклицанія негра были совершенно напрасны, потому что не такъ-то легко было раздражить нервы порубщика. Билли прицѣлился съ большой осторожностью; нѣкоторое время господствовала тишина, но курокъ щелкнулъ, и раздался выстрѣлъ. Голова индѣйки повисла на сторону, и нѣсколько времени она махала крыльями, но потомъ удобно помѣстилась и живо стала смотрѣть кругомъ. Негръ прервалъ молчаніе, и съ восторгомъ расхохотался, катаясь отъ удовольствія по снѣгу.
- Славный индюкъ! воскликнулъ онъ подпрыгивая, дайте-ка еще мнѣ шиллингъ, если хотите сдѣлать другой выстрѣлъ.
- Нѣтъ, теперь моя очередь, сказалъ Оливеръ, я заплатилъ деньги. Посторонитесь и дайте мѣсто.
- Любезный другъ, y васъ дрожитъ рука, сказалъ Натти, - не стрѣляйте лучше, a если хотите уже непремѣнно, то стрѣляйте скорѣе, пока ваша невѣрная рука не потеряла цѣли.
- Послушайте честью, сказалъ хозяинъ индѣйки: вы не имѣете права давать совѣты Натти Бумпо. Оставьте его стрѣлять, и дайте ему мѣсто.
Юношѣ очистили мѣсто; онъ живо выстрѣлилъ, но индѣйка и не шевельнулась, пуля не попала даже и въ цѣль.
Радость Брота при вторичной неудачѣ исчезла окончательно, когда Эдвардсъ удалился пораженный, a Натти Бумпо взошелъ на мѣсто стрѣльбы. Лицо его сдѣлалось голубовато-коричневымъ, и руки его пересилили врожденное отвращеніе къ холоду.
Старый лѣсникъ приготовился: выставилъ правую ногу, лѣвой рукой взялся за стволъ, и направилъ его на птицу. Всѣ глаза были обращены къ цѣли; но въ моментъ, когда думали услышать выстрѣлъ, услыхали только стукъ кремня.
- Осѣчка, осѣчка! съ торжествомъ вскричалъ негръ, и радостно подбѣжалъ къ птицѣ. Натти Бумпо осѣкся! Натти Бумпо не попалъ въ индюка!
- Глупости, сказалъ съ раздраженіемъ старый лѣсникъ: убирайся съ дороги, Бротъ. Какъ можешь ты быть такимъ сумасшедшимъ, чтобы считать осѣчку выстрѣломъ? Пусти, я покажу Билли Кирби, какъ надо бить рождественскаго индюка.
- Нѣтъ, закричалъ негръ, Бротъ поступаетъ честно; всѣ знаютъ, что осѣчка считается выстрѣломъ. Спроси Монса Джонса и молодую даму. - Да, да, Кожаный-Чулокъ, - вмѣшался Кирби, - негръ правъ: если ты хочешь еще стрѣлять, то долженъ заплатить шиллингъ. Я еще разъ хочу испытать свое счастье; возьми шиллингъ, Бротъ; первый выстрѣлъ мой.
- Вы вѣрно лучше меня знаете лѣсные законы? иронически замѣтилъ Натти. Вы пріѣхали въ страну съ колонистами, a я былъ здѣсь при старой войнѣ, въ мокасинахъ и съ ружьемъ чрезъ плечо. Конечно, вы должны знать лучше меня, не правда ли? Вздоръ, никто не убѣдитъ меня, что осѣчка есть выстрѣлъ.
- Спросите Джонса, онъ все знаетъ, сказалъ негръ.
Ричардъ вышелъ, и рѣшилъ споръ въ пользу негра и въ ущербъ Натти. Всѣ остались довольны, исключая Кожанаго-Чулка.
- Мнѣ кажется, что не мѣшаетъ спросить мнѣніе дѣвицы Елисаветы, сказалъ онъ. Если она скажетъ, что я проигралъ, то я успокоюсь.
- Мое мнѣніе, добрѣйшій Натти, что вы на этотъ разъ въ убыткѣ, сказала дѣвушка. Но если хотите попытаться, то я заплачу шиллингъ, если только Бротъ не уступитъ мнѣ индейку за доллеръ.
Негръ отрицательно покачалъ головой, и Билли Кирби приготовился стрѣлять, тогда какъ Натти неохотно уходилъ изъ кружка.
- Съ тѣхъ поръ, какъ купцы и лавочники поселились здѣсь, нельзя достать и порядочнаго кремня, недовольно ворчалъ лѣсникъ. Но все равно, я вложу другой кремень; мнѣ кажется, что y Билли невѣренъ глазъ.
Порубщикъ, кажется, понялъ теперь, что слава его готова рушиться, и потому не пренебрегалъ никакими средствами для счастливаго исхода. Онъ нѣсколько разъ цѣлился. Кругомъ царствовало молчаніе; даже Бротъ не произнесъ ни слова, пока Билли не выстрѣлилъ. Онъ опять промахнулся, и радостный крикъ негра, похожій на военный крикъ индійцевъ, раздался по лѣсу. Онъ громко смѣялся, кидался на землю, и опять вскакивалъ и показывалъ, на сколько могъ, шумную радость, достойную индійца.
Билли Кирби, употребившій при этомъ всю свою ловкость, не чувствовалъ впрочемъ особаго негодованія при своемъ промахѣ. Онъ заботливо осмотрѣлъ птицу, и удостовѣрялся, трогая ея перья; но когда всѣ возстали противъ него, то онъ послушался возгласа чернаго: предоставьте свободную игру негру. Неохотно повернулся онъ къ Броту и грубо сказалъ:
- Держись, старая лягушка! Гдѣ же найдется человѣкъ, который во 100 локтяхъ попадетъ въ голову индѣйки. Я былъ глупъ, что пытался это сдѣлать; но тебѣ нечего шумѣть, какъ валящаяся сосна. Зажми-ка ротъ, да назови мнѣ охотника, который бы поступилъ лучше меня.
- Ну, Билли Кирби, сказалъ Кожаный Чулокъ, я постараюсь показать вамъ человѣка, который въ прежнее время стрѣлялъ лучше. Если вамъ угодно, то дайте дорогу.
Кирби неохотно отошелъ, a Натти всталъ на мѣсто. Хотя онъ дѣлалъ гораздо болѣе важные выстрѣлы по дичи и непріятелямъ, тѣмъ не менѣе никогда не старался такъ, какъ теперь. Нѣсколько разъ подымалъ онъ ружье, потомъ вычислялъ разстояніе, и наконецъ, когда птица, встревоженная спокойствіемъ, повернула голову, чтобы видѣть непріятеля, - выстрѣлилъ.
Впечатлѣніе, произведенное выстрѣломъ, мѣшало видѣть послѣдствія. Но Елисавета, замѣтивъ, что Кожаный-Чулокь опустилъ ружье и улыбнулся, догадалась, въ чемъ дѣло. Онъ, однако, началъ снова заряжать ружье, между тѣмъ какъ мальчики, подбѣжавъ къ дереву, подняли вверхъ мертвую индѣйку, голова которой держалась только на волоскѣ.
- Принесите птицу, и положите ее къ ногамъ дамы, сказалъ онъ: я стрѣлялъ для нея, и птица принадлежитъ ей.
- Я испытала свое счастье для того, чтобы насладиться ловкостію Кожанаго-Чулка, сказала она, обернувшись къ молодому охотнику. Прошу васъ принять эту птицу въ награду за поврежденіе, которое мѣшало вамъ самимъ выиграть призъ.
Молодой человѣкъ низко поклонился, взявъ птицу, лежавшую y ногъ Елисаветы; но выраженіе лица его, когда онъ принялъ подарокъ, было такъ оригинально, что можно было думать, онъ охотнѣе бы сдѣлалъ противное. Елисавета дала деньги негру, какъ награду за убытокъ, и сказала дядѣ, что желаетъ возвратиться домой.
Въ этотъ моментъ на площадь явился судья Темпль, поклонился своей дочери и брату, подошелъ къ Эдвардсу, который стоялъ вдали отъ шума, облокотясь на свое ружье и разсматривая птицу, лежащую y его ногъ. Возлѣ него были Кожаный-Чулокъ и Чингахгокъ.
- Господинъ Эдвардсъ, сказалъ судья, я нанесъ вамъ большой вредъ, и обязанъ чѣмъ-нибудь исправить несчастную неосторожность. Мнѣ нуженъ теперь человѣкъ, умѣющій писать, и я желалъ бы, чтобы вамъ понравилось въ моемъ домѣ. Окажите мнѣ помощь, хотя на нѣсколько мѣсяцевъ, и труды ваши будутъ вознаграждены по заслугамъ.
Съ видимымъ неудовольствіемъ выслушалъ юноша это предложеніе; но, собравшись съ духомъ, отвѣчалъ:
- Я бы съ большимъ удовольствіемъ принялъ ваше предложеніе честно заработать себѣ хлѣбъ, если бы y меня не было теперь болѣе важныхъ обязанностей. Позвольте мнѣ заняться охотой.
- Вы хватаетесь за невѣрное ремесло, молодой человѣкъ, отвѣтилъ судья, и я прошу васъ быть въ моемъ домѣ хотя до тѣхъ поръ, пока совершенно излѣчится ваша рука.
Судья говорилъ много любезностей, которыя Эдвардсъ слушалъ съ тяжелой, душевной борьбой. Онъ, кажется, уже рѣшался принять предложеніе судьи, но на лицѣ его снова показалось выраженіе необъяснимаго отвращенія.
Индіецъ съ большимъ участіемъ, усиливавшимся съ каждой минутой, слушалъ слова судьи. Наконецъ, подойдя къ разговаривавшимъ, сказалъ имъ съ достоинствомъ:
- Слушай своего отца, юноша, - слова его стары; молодой орелъ и великій начальникъ могутъ безопасно жить и спать вмѣстѣ. Мингосы и Делавары враги, a вы ихъ потомки. Учись ждать, сынъ мой; ты Делаваръ, a индіецъ терпѣливъ.
Слова эти, кажется, имѣли большое вліяніе на нерѣшительнаго юношу Послѣ долгаго сопротивленія, онъ наконецъ рѣшился принять предложеніе судьи, съ условіемъ - прервать его, когда ему вздумается.
Этимъ кончились переговоры, къ неудовольствію судьи, который рѣшительно не могъ объяснить себѣ отвращенія молодаго человѣка къ его личности в дому. Онъ задумчиво шелъ съ братомъ и дочерью домой, и разговоръ ихъ касался неизвѣстнаго молодаго человѣка.
Трое пріятелей отправились мимо деревни; достигнувъ озера, по замерзшей поверхности подошли они къ подошвѣ скалы, y которой стояла ихъ хижина. Юноша первый прервалъ молчаніе.
- Кто бы подумалъ мѣсяцъ тому назадъ, что я рѣшусь служить судьѣ и быть, такъ сказать, домочадцемъ моего страшнѣйшаго врага. Рабство это не можетъ долго продолжаться, потому что я стряхну его съ себя, какъ пыль съ моихъ сапоговъ.
- Развѣ онъ Мингосъ, что ты зовешь его врагомъ? спросилъ Чингахгокъ.
- Я не вѣрю этому дѣлу, Змѣя, сказалъ Кожаный-Чулокъ; я слышалъ, что y насъ будутъ новые законы, по которымъ будутъ новыя дороги въ горы. Мѣстность такъ измѣнилась, что насилу узнаешь острова и теченія; сказать по правдѣ, я не слишкомъ вѣрю этому краснорѣчію, потому что, сколько я ни слышалъ этихъ бѣлыхъ ораторовъ, они всегда какъ то имѣли виды на индійскія земли.
- Ну, я подвергнусь своей участи, и забуду кто я, сказалъ юноша; не напоминай мнѣ, что я потомокъ начальника Делаваровъ, который былъ владѣтелемъ этихъ горъ, прекрасныхъ долинъ и водъ, по которымъ ты плаваешь. - Да, я буду его вассаломъ и слугой; развѣ это не недостойное рабство, старикъ?
- Старикъ! торжественно повторилъ индіецъ. Да Чингахгокъ старъ, рука его - рука бабы, томагавкъ его - деревянный топоръ; чертополохъ и вѣтви - враги его. Пора отправиться къ предкамъ, Большой Змѣй Делаваровъ, дни его разсчитаны, и онъ хочетъ умереть.
- Довольно, пріятель, сказалъ юноша, - не говори больше, слова твои такъ тяжело ложатся на сердце.
Чингахгокъ замолчалъ, и пріятели вошли въ избу, снявъ предварительно запоръ, защищавшій ихъ имущество.
На другой день Эдвардсъ занялся дѣломъ y судьи, и почти три мѣсяца прошли безъ особенныхъ приключеній. Днемъ онъ прилежно работалъ, a ночи часто проводилъ въ хижинѣ Кожанаго-Чулка. Сношенія трехъ охотниковъ были таинственны и радушно поддерживались, хотя Чингахгокъ рѣдко, a Натти даже никогда не ходилъ въ господскій домъ. Эдвардсъ пользовался всякой минутой, чтобы навѣстить свое жилище, откуда возвращался очень поздно, иногда даже съ восходомъ солнца. Тѣ, кто зналъ эти посѣщенія, дѣлали разныя предположенія, не давая этого замѣтить, только Ричардъ высказывалъ иногда вполголоса свои замѣчанія.
Глава третья
Съ наступленіемъ весны огромныя снѣжныя массы, покрывавшія деревню, стали постепенно таять, и, вмѣсто гладкой снѣговой коры, улицы покрылись почти непроходимою грязью. Младшіе члены семейства изъ господскаго дома, къ которымъ можно было причислить и Луизу Грандтъ, дочь пастора, не остались равнодушными къ этой перемѣнѣ. Они могли наслаждаться всѣми удовольствіями зимы, пока снѣгъ покрывалъ улицы, и не только предпринимали поѣздки на горы и долины, но находили различные поводы къ удовольствію и на замерзшей поверхности озера. При этихъ поѣздкахъ въ окрестности, какъ дамы, такъ и кавалеры, употребляли верховыхъ лошадей, и первыя часто сопровождались однимъ или и нѣсколькими кавалерами семейства. Молодой Эдвардсъ ежедневно все болѣе входилъ въ свое положеніе, и нерѣдко принималъ участіе въ прогулкахъ съ беззаботностію и чистосердечіемъ, изгонявшимъ на минуту изъ его души всѣ страшныя воспоминанія. Привычка и юношеское легковѣріе, казалось, одерживали верхъ надъ тайнымъ источникомъ его безпокойства, хотя минутами снова являлось это отвращеніе къ судьѣ Темплю, которое въ первые дни знакомства выказалось въ ихъ разговорѣ.
Въ концѣ марта, Ричардъ Джонсъ уговорилъ Елисавету и подругу ея, Луизу Грандтъ, сопровождать ихъ на холмъ, который, по сказаніямъ, оригинально нависъ надъ озеромъ.
- Дорогой мы проѣдемъ мимо сахарныхъ тростниковъ Билли Кирби, и можемъ полюбоваться на нихъ, прибавилъ онъ. Въ цѣломъ околоткѣ никто не умѣетъ варить сахаръ, какъ этотъ Кирби.
- Да, Билли хорошій порубщикъ, замѣтилъ Веньяминъ Петильянъ, или Пумпъ, какъ его называли сокращенно, державшій въ рукахъ поводья лошади, на которую садился судья. - Онъ хорошій порубщикъ и превосходно владѣетъ топоромъ. Недавно я видѣлъ сахаръ съ его фабрики, о которомъ и старая пріятельница, дѣвица Петибонна, говорить, что онъ вкусенъ, какъ лучшій сиропъ. A вѣдь вы знаете, господинъ Джонсъ, что дѣвица Ремаркабль имѣетъ въ своемъ рту, похожемъ на орѣшные щипцы, особенное чутье для сладостей.
На этотъ ѣдкій намекъ мировой судья громко засмѣялся, и Пумпъ изо всѣхъ силъ вторилъ ему въ этомъ. Когда потомъ всѣ сѣли на лошадей, то кавалькада въ лучшемъ порядкѣ двинулась по деревнѣ. Дорогой встрѣтили они Левуа, и, оставивъ за собой дома, общество поѣхало по дорогѣ, ведущей къ лѣсу.
Ричардъ Джонсъ всячески старался занимать общество, пока наконецъ не достигли на вершинѣ горы вырубленнаго лѣса, гдѣ ели и сосны совершенно исчезли, уступили мѣсто рощѣ изъ сахарнаго клена съ его прямыми стволами и размашистыми вѣтвями, покрывавшими всю землю. Возлѣ каждаго древеснаго корня пробуравливалась дыра, въ которую входила трубочка изъ кожевеннаго дерева. Передъ ней стояло грубо выдѣланное изъ липы корыто для принятія сока, который вытекалъ посредствомъ этого безъискусственнаго и роскошнаго устройства.
Сахароваръ Билли Кирби занимался недалеко отъ лошадей. Равнодушно повернулъ онъ голову на громкій призывъ мироваго судьи, и съ удивительнымъ хладнокровіемъ разсматривалъ приближающееся общество. Потомъ кивнулъ каждому добродушно и искренно, какъ будто это были равные ему, и даже передъ дамами онъ не снялъ шляпы.
- Какъ поживаете, господинъ мировой судья? спросилъ порубщикъ. Что новаго въ деревнѣ?
- Ничего особеннаго, Билли; Но что это значитъ? Гдѣ же твои четыре котла, корыто и желѣзный охладительный котелъ? Развѣ ты такъ небрежно дѣлаешь сахаръ? Я всегда думалъ, что ты лучшій сахароваръ въ околоткѣ.
- Это такъ и есть, господинъ судья, и я во всемъ округѣ никому не уступлю въ вырубкѣ лѣса, сахаровареніи, производствѣ кирпичей и поташа и тому подобнаго, не смотря на то, что топоромъ я владѣю лучше всего.
- Да вы, кажется, мастеръ на все, Билли? сказалъ Левуа.
- Да, да, сказалъ Билли, съ видимой простотой: если вы хотите чѣмъ-нибудь торговать, то круглый годъ найдете y меня такой хорошій сахаръ, какого не найдете нигдѣ. Хотите завести торговлю?
- Я даю вамъ десять су за фунтъ, Билли.