- У нас всё будет в порядке, как только Тендрейк приведёт Стейси назад.
- А предположим, что нет?
- Я не предполагаю ничего, Перес, - отчеканил полковник. - А теперь отправляйтесь чего-нибудь поесть и не покидайте казарм, пока я не пошлю за вами. Вы найдёте миссис Коллинз и других женщин на кухне - они готовят горячее. Идите.
Безнадёжно покачав своей крупной головой, Перес поковылял по снегу, доходившему до щиколоток, через плац. За ним он с трудом различал подслеповато-жёлтого цвета окно ротной кухни. Холод, весь день донимавший людей форта, теперь ещё усиливался. Он так глубоко кусал человека, что становились видны отпечатки зубов. "По крайней мере, ноль. - подумал Перес, - и с каждой минутой всё падает". Наконец, грубая бревенчатая дверь кухни выросла перед ним сквозь белую мглу.
Внутри он увидел Луру Коллинз и получил от неё кружку горького чёрного кофе, которую та подала ему вместе с одной из своих редких ослепительных улыбок. Пока он пил, она сидела на скамейке за столом напротив, своими глазами цвета зелёного миндаля неотступно глядя на следопыта.
- Как насчёт горячей похлёбки? - коротко спросила она.
- Не могу, - ответил Перес, возвращая взгляд. - Мой желудок свёрнут в дугу, точно у телка, страдающего колитом.
- Что вас гложет, Перес? Вы кажетесь каким-то странным или, может быть, испуганным. Я никогда не видела вас испуганным. Вы ведь испуганы, правда, Поуни?
Её голос внезапно стал низким, тревожа смуглого мужчину, словно мягкое касание белой руки.
- Да, я боюсь, мэм.
- Чего? Не говорите мне, что великий Поуни Перес испугался индейцев!
Глаза её кололи в лад словам, янтарные огоньки дерзко играли в зелёных зрачках. Было что-то притягательное для Переса в этой девушке. Она была не похожа на всех других женщин в форте. Для них Поуни Перес был злобным полукровкой, человеком, от которого детей торопятся увести прочь; их мужья называли его "этот опалённый адом полковничий краснокожий". Но для Луры Коллинз - Перес чувствовал это - он был чём-то большим, чем смешанная кровь и смуглая кожа. Непривлекательный человек Поуни Перес, и не из учтивых. Может быть, даже, по обычным меркам, и весьма ниже среднего уровня. Но для Луры Коллинз, как и для её сестёр по всему миру, люди, подобные Пересу, всегда означали только одно - настоящий мужчина.
Жизнь Луры в форте за полгода, прошедшие после смерти молодого мужа-лейтенанта - он погиб в засаде, подстроенной враждебными индейцами, - была довольно странной. Никто не знал, почему она осталась здесь или почему ей разрешили остаться. Все женщины сочли, что она "положила свои нахальные зелёные глаза на полковничьих орлов", и соответственно устраивали ей нелёгкую жизнь.
Но рыжекудрая девушка твёрдо вознамерилась завоевать себе в форте место под солнцем. Она выхаживала других женщин во время болезни, сидела с их детьми, обшивала их туалеты, и всё это столь успешно, что очень скоро обвела вокруг своих тонких пальчиков офицерских жён точно так же, как заворожила их мужей своей стройной фигуркой. Уже через тридцать дней после её появления в форте (лейтенант Коллинз попал в засаду сиу, когда вёз её из Ларами) статус Луры повысился от уксусно-кислого "эта рыжая дрянь" до приторно-безопасного "эта бедняжка, милая миссис Коллинз".
Наблюдая за ней сейчас, Перес припоминал все волнения того дня, когда месяц назад он вывел войска, направленные на помощь её мужу. Подмога пришла слишком поздно, чтобы спасти юного офицера, но прибытие Переса сохранило жизнь молодой новобрачной и восьми пехотинцам эскорта. С тех пор Перес редко виделся с девушкой, но, когда это случалось, взгляды их притягивались друг к другу. Одним словом, Перес знал, что перед ним та женщина, которая ему необходима. И не однажды её зелёные глаза заинтересованно встречались с его упорным взглядом.
- Мэм, - заговорил наконец бородатый скаут. - Я скажу вам кое-что. Этот майор Стейси и весь его отряд погибли.
От невольного вскрика девушки мышцы его лица дёрнулись.
- Замолчите. Я хочу, чтоб вы слушали внимательно.
Она кивнула, щёлки глаз её широко раскрылись, как и полные губы.
- Если капитан Тендрейк, вернувшись, принесёт известие о том, что Стейси уничтожен, а это, конечно, и случится, мэм, то полковник Фентон посадит меня в кутузку. Когда это произойдёт, я хочу, чтобы вы обо мне не забыли.
- Что вы имеете в виду? - Она тревожно оглянулась на других женщин. - Пожалуйста, говорите скорее - они за нами наблюдают. Чем я могу?..
- Вы в силах сделать всё, что пожелаете, - он со значением помолчал, и чёрный блеск его глаз сковал её собственные, - с любым человеком в этом гарнизоне!
- Только не с полковником Фентоном, - Лура Коллинз столь же прямо взглянула на него.
- Со всяким, - отрезал Перес. - Только запомните, что я вам сказал. Это место окажется в самом центре ада - с потушенными огнями… и чертовски скоро! Когда это случится, вспомните о Пересе!
Щёки девушки покрыл румянец.
- Мне нужно идти. Матушки-гусыни пошли болтать. Принести вам ещё кофе?
- Нет. Я отправляюсь дежурить под дверью Фентона. Сейчас четыре. Если колонна Тендрейка вернётся, это должно случиться скоро. Я хочу быть на месте, когда он станет докладывать.
Вскочив со скамьи и обогнув угол дощатой столешницы единым махом, Перес схватил ошеломлённую девушку за руку. Его длинные пальцы глубоко вонзились в мягкую кожу.
- Вспомните обо мне! - повторил он и исчез ещё до того, как она поняла, что он причинил ей боль.
Едва только Перес покинул кухню, как у северной стены поднялось смятение. Скаут не мог ничего расслышать, но вскоре ветер донёс заглушённое эхо трёх-четырёх выстрелов, прозвучавших с верха ограды. Снаружи им отозвался быкоподобный рёв, который мог исходить только из волосатой груди бизона либо из обитых медью лёгких одного ротного сержанта. Некий безошибочный признак кельтской изощрённости в нечеловеческом рёве как будто полностью исключал бизона.
- Перестаньте палить, вы, спятившие обезьяны! С каких это пор Неистовая Лошадь носит сержантские нашивки, раздобыв себе башку с короткими рыжими волосами?
Минуту спустя Перес помогал распахнуть ворота, чтобы сержант Орин Даффи и остатки его команды смогли пройти внутрь. Скаут угадал верно: нападавшие оставили Даффи в покое, чтобы присоединиться к засаде, ожидавшей Стейси. Сержанту пришлось бросить все фургоны, проделав путь к форту пешком под прикрытием метели. Буран способен источать дружеское тепло, так же как враждебный холод, - за это поручились бы головой отныне и до конца дней своих десять счастливчиков-солдат и один красноносый сержант-ирландец.
Едва ворота захлопнулись за остатками сенного обоза, как уже вновь открылись, чтобы впустить капитана Тендрейка с его полусотней солдат, заледеневших не только от своего двадцатимильного перехода вверх и вниз по тракту Вирджиния-Сити. Их застывшие от ужаса глаза узрели то, что вселило озноб в каждого из них, вытеснив всякие воспоминания о буране. Спустя пять минут после их возвращения усталый, потрясённый капитан Тендрейк выцеживал из себя подробности страшной картины, своей кровавой "находки". Перес присутствовал при этом, как и сержанты Симпсон и Даффи и капитан Хауэлл.
- Когда я достиг Орлиного Мыса, снегопад только начинался. Мне было видно и гребень Скво-Пайн, и равнины Пейо-Крика. На равнинах кружили в галопе по крайней мере две тысячи индейцев. Увидев нас, они испустили вопль. Слишком скоро мы поняли, по какому поводу. Двумя футами ниже по склону мы обнаружили тела кавалеристов - числом в десять, а потом, подальше, - ещё двадцать. Постоянно попадались кучки расстрелянных гильз, вместе с лужами крови - несомненно, и индейской тоже. Все тела были оскальпированы и изуродованы. Затем они понеслись вверх по склону, к нам. Атаку возглавляли двое вождей. Один, очень крупный мужчина, был завёрнут в красное одеяло, сидя верхом на крапчатом жеребце; другой, поменьше, сидел очень прямо на лошади и был одет в чёрный мех. Он скакал на коне с белыми бабками - скакуне майора Стейси. Я сразу же отступил. Как только они заметили, что я вышел на гребень, они разделились и двинулись по обеим сторонам гребня, скрывшись в лесу. Я ожидал засады на обратном пути, но ничего не случилось. Мы не видели ни одного индейца.
По пути на гребень я встретил Переса, который сообщил мне, что дезертировал от Стейси перед началом схватки. Он предупредил, что мне лучше возвращайся, и сообщил, что Стейси будет мёртв, прежде чем я доберусь до него.
- А теперь, Перес, пусть вам сам Бог поможет! - заключил капитан, обращая посеревшее лицо к скауту. - Там лежит восемьдесят белых людей, перебитых и искромсанных в куски. Вы бросили всех, когда поняли, что их ожидает, когда им ещё можно было помочь. После этого нет такого белого человека, который мог бы смотреть вам в глаза. Пусть Господь Бот сжалится над вашей грешной душой. А в этом форте никто не станет!
- Аминь! - заключил Перес бесстрастно, напрягая мышцы челюстей.
- Боже правый, - выдохнул сержант Даффи, - вся эта доблестная команда мальчиков, мертвее мёртвых и оскальпированная, лежит там, в снегу…
Понимание медленно приходит к людям ограниченного ума, но в конце концов оно приходит в своём жёстком обличье. Вопрос, который задал теперь Фентон, прозвучал отчаянием.
- Тендрейк, Хауэлл! Что же, Бога ради, нам теперь делать?
Капитан Джеймс Хауэлл, невозмутимый и твёрдый, как его и представлял себе Перес, взял дело в свои руки.
- Поставить на стены всех, кто есть в форте. Освободить арестантов. Вооружить всех. Обозников, служащих, торговцев. Подвести бикфордов шнур к пороховому погребу и поместить туда женщин и детей. Если враг ворвётся внутрь форта - взорвать погреб.
- Как насчёт этого человека? - Вопрос Тендрейка относился к Пересу.
- И его на стену! - отрезал Хауэлл. - Мы успеем позаботиться о его моральном облике позже - если доживём.
- Хорошо, Хауэлл, идёмте, - Фентон натягивал шубу - Но Перес находится под арестом, и это не подлежит отмене. Можете очистить всю гауптвахту, но его там оставьте.
- Что за глупости! - Есть порода бойцов, для которых разница в звании исчезает, едва вокруг начинает летать свинец. Таким был и Хауэлл. - Этот человек - лучший стрелок во всём форте!
- Я не желаю видеть его на свободе в своём форте, - вскричал Фентон уже в дверях. - Под замок его!
- Я хотел бы подраться на вашей стороне, полковник, и мне не слишком бы понравилось оказаться под замком, если Неистовая Лошадь войдёт внутрь, - откликнулся Перес.
- Да, это было бы слишком круто даже в отношении к полукровке, - резко выразив согласие, Хауэлл принял сторону скаута.
- Полукровка или чистокровный индеец - какая разница? Это коварный человек, и я больше не доверяю ему. Под замок его, Хауэлл.
- Я отведу его, - вызвался Тендрейк. - Пусть Хауэлл займётся оградой. Я выведу арестантов и посажу Переса.
- Хорошо. Ну же, Хауэлл! Пойдёмте! - Голос Фентона от напряжения взлетел тоном выше. - Однако на выходе полковничьи орлы вновь сцепились с нашивками капитана.
- Итак, вы проводите женщин и детей в погреб, - распорядился Хауэлл. - Я займусь стенами.
Тендрейк устало повернулся к Даффи.
- Пошли, сержант, отведём арестанта.
У Переса не было никакого желания отравляться в камеру. Скаут чувствовал естественное отвращение к любому виду смерти, но быть замкнутым в клетку, безоружным, в камере шесть на восемь, в форте, который скорее всего окажется ещё до рассвета по пояс в груде враждебных индейцев, уж совсем не отвечало его представлению о переходе в иной мир. И пока капитан обращался к Даффи, глаза его обшаривали комнату. Но здесь же, в комнате полковника, находился кое-кто поопытнее капитана Тендрейка, когда дело касалось до обхождения с такими крепкими орешками, как Поуни.
Едва только мускулы Переса напряглись для прыжка на капитана, беспечно стоявшего между ним и всё ещё свободным проходом, скаут почувствовал, как в спину его ткнулось дуло кольта.
- Давай не будем, а, дружок Перес? Пошли-ка по-хорошему, ладно? Конечно, мне жаль тебя, но ведь приказ есть приказ.
У Переса было некоторое практическое понятие о способностях сержанта Орина Даффи в схватке; в то же время он краем глаза уловил, как сержант Симпсон, обойдя стол полковника Фентона, снимает со стены карабин Спенсера.
- Пошли, - смирившись, сказал он.
- Ну, вот так бы и давно, - зацокал языком Даффи. - Ты просто иди себе, да мирно так, и без этих твоих индейских штучек, ладно, парень? - Сержант ткнул скаута в спину кольтом, с маленьким намёком на силу в двести фунтов весом. - Одно движение, и ты увидишь, что палец у меня на курке лёгок, что твой пух поцелуя нежных девичьих губок.
- Много болтаешь, Даффи, - буркнул Перес и двинулся к двери. Снаружи, подумал он, под порывами ветра и снега, многое может случиться. Длина плаца - сто ярдов, а для решения судьбы многих людей хватало и десяти.
Но Перес ошибся. Рука у сержанта Даффи была столь же тяжёлой, сколь лёгким был палец на курке. Он продолжал тыкать кольтом в почки скаута так сильно, что Перес опасался сделать хоть малейшее движение, помимо ровного шага вперёд. Войдя в тюрьму, Даффи втолкнул скаута в ближайшую свободную камеру, отказавшись даже передать его дежурному капралу.
- Ты пока что лучше помоги капитану освободить остальных арестованных, паренёк, - проворковал он капралу. - Я сам упрячу в камеру этого малыша.
Оказавшись в камере, Перес вздохнул с облегчением.
- Послушай, Даффи. Ещё один тычок в почки этой твоей гаубицей-переростком, и ты искалечишь меня на всю жизнь. Расслабься-ка, а, друг?
- Ну, ясное дело, паренёк. - Тон сержанта был извиняющимся. - Не я ведь в этом виноват. Я не верю в то, что ты - та грязная образина, какой кажешься, но я всего лишь сержант.
- Верно, сержант. Мы друзья. Помолись пару раз за меня, прочти "Богородицу".
- Во имя Божье, мистер Перес, неужто ты и вправду думаешь, будто краснокожие прищучат нас, а?
- Могут, если очень захотят.
- Храни нас все святые… - Молитва Даффи была грубо прервана.
- Пошли, сержант! - Раздражение капитана Тендрейка усиливалось усталостью. - Выведем отсюда остальных людей. Старик хочет видеть их всех под ружьём на стенах форта через десять минут. Ты и твой приятель-сиу продолжите свой роман позже.
Перес бесстрастно следил за тем, как двое нижних чинов гуртом вывели арестантов на снег. Тендрейк захватил даже капрала охраны, оставив скаута наедине с одним лесом из железных прутьев да потрескивающим огнём в печи. Одного беглого взгляда на гауптвахту Фентона было достаточно, чтобы арестанту стало ясно, что Лура Коллинз осталась его последней надеждой. Понадобилась бы сила медведя-гризли, да шесть ломов, да в придачу добрая половина зимы, чтобы взломать эту тюрьму. Перес мог считать себя в какой-то мере экспертом по тюрьмам пограничья, поскольку имел возможность изучить многие из них с внутренней стороны. И крыса, намазанная жиром, не смогла бы выбраться отсюда, если только ей не подать руку снаружи.
А застывшим от холода стражам на стенах форта казалось, что Бог совсем позабыл о форте Уилл Фарни. Занемев от жестокой стужи и неотвязных воспоминаний о резне Стейси, люди стояли на стенах и у нижних ружейных бойниц, словно скот, ожидающий появления живодёров.
Один холод уже сам по себе был врагом под стать краснокожему противнику. В тот миг, когда человек выходил наружу, его ноздри плотно слипались, а рот жадно ловил воздух, и тут, лишённый хоть чуть-чуть согревающего доступа через носоглотку, мороз попадал в лёгкие. Пятьдесят вдохов - и грудь начинала болеть так, что уже с трудом думалось о пятьдесят первом. За десять минут, проведённых снаружи, руки немели от пальцев до самого плеча, а ноги превращались в промёрзшие обрубки, и единственно возможным передвижением могло быть лишь слепое спотыкающееся ковыляние. За двадцать минут мороз добирался до плеч и колен, заставляя человека тяжело шагать вдоль заледеневших галерей, словно безрукого лунатика на ходулях.
Ни один солдат был не в силах выдержать больше получаса подобной пытки и сохранить способность управлять своими членами. В таких условиях человек едва был в силах удержать ружьё, не говоря уже о том, чтобы спустить курок. И в этой холодной колоде карт был трагический джокер - припасы топлива у Фентона подходили к концу. Сиу подстерегли его, когда в форт успели завезти едва лишь половину зимнего запаса. Его было достаточно, чтобы поддерживать огонь на кухне и в казармах ещё с неделю. После этого, если индейцам не удастся ускорить события, гарнизону оставалось только ждать, пока их союзник, Вазийя Ледяногрудый, не сократит число защитников форта,
Эта и другие приятные перспективы пролетали, не встречая преград, в уме полковника, пока он вместе со своими офицерами стоял, сгорбившись, на смотровой вышке у северных ворот.
- Который сейчас час? - бесцельно задал вопрос Фентон.
- Два часа ночи, - отвечал капитан Хауэлл.
- Прошло восемь часов, как Тендрейк вернулся. И всё ещё никаких признаков сиу! - Полковник изо всех сил старался извлечь хоть немного веселья из этого факта. Прочие его не поддержали.
- И никаких следов вашего пропавшего следопыта тоже. Думаю, Перес всё же был прав насчёт него, - послышался голос Хауэлла.
- Он был прав и насчёт Стейси, - в добавлении Тендрейка звучала горечь.
- Он оказался прав насчёт большинства событий, которые предсказывал за всё время, что я служу здесь, - подытожил Хауэлл грубовато.
- Да, это так, - подтвердил серьёзно Фентон. - Но на вид ему нельзя доверять, это несомненно.
- Внешность довела до виселицы немало невинных людей, - Хауэлл вновь позабыл о рангах. - Он наполовину индеец и смотрит на всё по-иному. От этого он не становится менее прав. Лично мне кажется, что он смотрит на всё куда вернее. Я по-прежнему считаю, что его место здесь, с ружьём в руках.
- Если его выпустить, он с таким же успехом может оказаться по ту сторону стен, в рядах нападающих. Мы не можем допустить такой вероятности. Он знает весь форт наизусть.
- Вы дали Стейси очернить в ваших глазах этого человека, - с жаром заговорил Хауэлл. - Едва ли я унижу память Стейси, если напомню вам, что он вчера вёл себя как глупец. Совершенно ясно, что он нарушил приказ и несёт всю полноту ответственности за разгром своих сил. Никакой здравомыслящий человек не заподозрит серьёзно Переса в том, что у него было что-либо общего с этой засадой. Он ведь не вызывался идти! Нет, сэр. Он просто оказался слишком опытным, чтобы спуститься с гребня вместе со Стейси. Если это преступление - не быть ослом, Перес, конечно, виновен.
Фентон находился в слишком большом замешательстве, чтобы принять вызов, брошенный ему. Он устремился дальше, вслед за собственными мыслями, рассуждая вслух.