Франц и Рудольф тем временем подошли ближе и встали, прислонившись к старому дереву, скрывавшему их в своей тени. Перед ними на холме расположилась компания охотников, среди них были и те, что уже встретились им прежде . Прекрасный юноша, в котором Франц угадал переодетую девушку, сидел в центре; он-то и спел первую песню, а молодой человек, красивым глубоким голосом спевший ответную, сидел в отдалении; остальные охотники рассыпались по всему холму, а у подножия его, тяжело дыша, лежали усталые собаки. Франца точно околдовали; девушка поднялась, красивая, стройная, на голове шлем с зелеными перьями, костюм украшен лентами; разгоряченная охотой, она была подобна богине. Теперь она заметила обоих путников и, подойдя к ним, приветливо спросила, как попали они сюда. И тут Рудольф заметил, что они, как видно, заблудились, ибо ни дороги, ни тропинки здесь не было. По приказу охотницы им подали вина; потом они без утайки рассказали о своем странствии. Узнавши, что Штернбальд - художник, прекрасная охотница пригласила обоих друзей проследовать вместе с охотой в замок, расположенный неподалеку; когда Штернбальд отдохнет, он, может быть, согласится кое-что написать по ее заказу.
Франц был опьянен восторгом, теперь уже ничего ему так не хотелось, как находиться вблизи столь удивительного существа, каким представлялась ему эта девушка. Итак, охотники снова вскочили на коней, а двое уступили своих Рудольфу и Францу. Рудольф все время скакал во главе кавалькады, чужеземный наряд был ему к лицу, красиво развевались ленты на его шляпе: Франц же, впервые в жизни севший в седло, напротив, побаивался и держался сзади; он бы предпочел идти пешком.
Лес кончился, и перед ними открылась прекрасная равнина, поросшая кустарником и окаймленная вдали волнистой линией холмов. Лошади громко и весело заржали, почуяв родные места; замок графини, сверкая окнами и зубцами, был красиво расположен на возвышенном месте. Охотник, вместе с Рудольфом возглавлявший кавалькаду, вызвал его на состязание - кто первый доскачет до замка. Рудольф согласился, они пришпорили коней и с одинаковой быстротой помчались через равнину, потом Рудольф вырвался вперед и ликовал, радуясь победе, а остальные медленно следовали за ними под веселую музыку рогов.
Кавалькада достигла замка к полудню, и вскоре все общество собралось за обеденным столом, но прекрасная охотница отсутствовала. Тем свободнее чувствовала себя компания, Рудольф был возбужден скачкой, и так как он к тому же еще и выпил много вина, он чуть ли не переступал границы приличия. Зато и веселил же он всю компанию: она не переставала смеяться его выходкам; по сравнению с такой легкостью обхождения Франц чувствовал себя неловким и не умеющим вести себя в обществе. Пожилой человек, которому дали приют в этом доме, слыл поэтом; он читал стихи, которые всем очень нравились, особенно потому, что он импровизировал их на ходу. Большой успех у всей компании имела застольная песня:
Играет виноградный сок
В стаканах у друзей;
Вино хорошим людям впрок.
За всех со всеми пей!
По кругу в свой черед,
Вкусив земных щедрот,
Пусть на здоровье каждый пьет.Сияет солнце нам в глаза,
Утеха из утех;
Растет сладчайшая лоза
И вдохновляет всех.
По кругу в свой черед,
Вкусив земных щедрот,
Пусть на здоровье каждый пьет!
И поскольку все выражали восхищение талантом поэта, Рудольф недовольно заметил:
- Невелика честь для вина, что вы воспеваете его таким образом, похоже на то, что поэт вы по нужде и воспеваете вино лишь поскольку вознамерились разработать именно этот сюжет: что-то вроде обета, который человек исполняет скрепя сердце. Зачем вы мучаете себя стихотворством? Таким образом можно в пятидесяти строфах разглагольствовать о вине, рассказав все о его происхождении и изготовлении. Таким же образом я могу спеть вам песню о разведении льна, а также любого другого растения, потребного для производства мануфактуры.
- Нам не нравятся такие речи! - вскричал кто-то из охотников.
- Мы всегда считали этого человека великим поэтом, - сказал другой. - Зачем вы пытаетесь поколебать наше убеждение?
- Другого хулить легко, а ты попробуй сделать лучше!
Сам поэт очень рассердился, что какой-то чужак оспаривает его лавры. Он вызвал захмелевшего Флорестана на поэтическое единоборство, а общество решит, кто вышел из него победителем. Флорестан принял вызов, и старый певец тут же спел прекрасную застольную песню, которая привела всех в такой восторг, что Франц не без причины усомнился в шансах своего друга на благоприятный исход борьбы.
За это время со стола было убрано, и теперь Флорестан взобрался на стол, надел свою шляпу, которую украсил зеленой веткой; сначала он осушил еще один большой кубок вина, потом взял в руки цитру, на которой играл весьма недурно, и запел под ее аккомпанемент:
Мелодии, проснитесь,
Порадуйте пляскою слух;
Глаза, воспламенитесь,
Вы, заботы, в прах вернитесь,
В небеса стремится ликующий дух.Веселье скрыто наше
В блестящем бокале вина;
Вино лучится в чаше,
Пламенеет солнца краше,
В сиянии звездном играет волна.Ни в подземельях горных,
Ни в золотоносной скале,
Ни в царстве волн проворных,
Ни в небесах просторных
Нигде нет вина кроме как на земле.За счастием в погоне
Спускаешься в мрачный рудник;
Но как на пышном троне
Лоза на горном склоне,
И в кубках играет отрадный родник.
Рудольф умолк.
- Господин поэт, - спросил он скромно, - с вашего дозволения, я хотел бы немного изменить размер.
Соперник его погрузился в раздумье, потом кивнул, давая согласие на такую вольность. Рудольф продолжал, возвысив голос:
Были судьбы безжалостно строги,
Так что землю покинули боги;
Петь больше любовь не могла,
Горы высились, горестно голы;
Без цветов обездолены долы,
Луну опечалила мгла.В скорбном страхе нам жить неохота,
Движет смертными только работа;
Слишком сумрачен жизненный путь;
Изменило нам даже томленье,
Даже тайное наше стремленье
Дорогое былое вернуть.
- Не правда ли, - сам себя перебил Рудольф, - в незавидном положении очутилось злосчастное человечество, так внезапно утратив золотой век? Однако же, слушайте дальше:
С высоты смотрели боги
На безумные тревоги
Смертных, чей удел суров
И печальна жизнь земная
Без чарующего рая,
Без лобзаний, без богов.Глянул Бахус, юный бог,
Из обители небесной:
В нищете своей телесной
Человек злосчастный плох.- Боги слишком беспощадны, -
Нежный голос говорит, -
Судьбы смертных безотрадны,
На земле нужда царит.Неужели подобает
Нам, бессмертным, презирать
Тех, кто в страхе прозябает,
Чтобы вечно умирать?
Однако, друзья мои, мне надоело петь и пить.
И с этими словами он соскочил со стола.
Пьяное общество загудело от споров, кого из поэтов следует признать победителем. Большинство голосов было отдано старому певцу; некоторые же, считая, что выкажут более тонкий вкус, если отдадут предпочтение новому, стали рьяно поддерживать Флорестана ; среди них был и Штернбальд.
- Я никак не мог уразуметь, куда клонит молодой человек со своей песней, - сказал один из старших. - Хорошая застольная должна быть простой и задушевной, так что каждому захотелось бы подхватить припев, и поэтому там должны быть рифмы "наливай", "выпивай" и "подпевай", которые и в самом деле всегда встречаются в застольных. А что мне во всех этих историях?
- Верно, - ответил Флорестан, - ничего; но, дорогие друзья, что вам тогда и в самом вине? Ведь если бы вы пили воду, то были бы куда воздержнее.
- Нет, - вскричал еще кто-то, - и в вине можно и должно быть воздержным; наслаждение для того и существует, чтобы им наслаждались, да только не без ума.
Рудольф рассмеялся и признал его правоту, чем многих примирил с собою и привлек на свою сторону.
- Я вижу в твоем стихотворении только один недостаток, - сказал Штернбальд, - у него нет конца.
- А почему все на свете непременно должно иметь конец? - воскликнул Флорестан. - Да еще в поэзии, которая должна восхитить наш дух! Неужели вы начинаете игру только для того, чтобы прекратить ее? Выходя гулять, сразу начинаете думать о возвращении? Ведь гораздо красивее, когда звук замирает тихо и мало-помалу, когда не умолкает шум водопада, не утихает песнь соловья. Разве нужна зима, чтобы наслаждаться весной?
- Возможно, вы и правы, - согласился кто-то, - в особенности застольная, от которой не требуется ничего, кроме чистого веселья, может обойтись без конца.
- Ну что вы такое говорите! - вскричал сумасброд Флорестан, мгновенно оборачиваясь против него. - Никакое наслаждение, никакое удовольствие было бы невозможно, ежели бы оно не имело конца, длилось бы вечно. Ежели я еду по аллее, как бы ни была она красива, я должен все же иметь возможность дойти до последнего дерева, остановиться и полюбоваться в последний раз на дорогу, которой шел. Любовь, радость и восторг были бы мукой нашей жизни, ежели бы длились без перерыва; то, что они превращаются в прошлое, делает возможным будущее счастье, более того, смерть всякого великого человека так же необходима, как и его достославные подвиги, чтобы я мог вывести сумму его совершенств и почитать его несомненно. А в искусстве и подавно конец - это исполнение начатого.
- Странный вы человек, - сказал старый поэт. - Ну так допойте нам вашу песню до конца, раз уж без него никак нельзя обойтись.
- Предупреждаю, что он понравится вам еще меньше, - сказал Флорестан. - Но будь по-вашему.
Он снова взял цитру, заиграл и запел.
Бахус гонит прочь морозы
И выращивает лозы,
Их своей улыбкой греет,
Ветерком прохладным веет.Купы вязов понемногу
Оплетает виноград;
Удалось творенье богу,
И творец новинке рад.Он цветами щеголяет,
Ягоды благословляет;
Боится богов божественный гость,
Он в мире земном виноградная гроздь.Приходят к нему в томленьи,
И обретают утоленье;
Всех утешает огненный сок,
Бога являет каждый глоток.Сладчайший дар люди получили:
Юноша-бог прыгает в точиле;
Вином смиряет людскую злость
Век золотой, божественный гость.Отрадный хмель желанней всех наград;
Человек сиянью солнечному рад;
Люди, как боги, во всеоружии чар;
Чарам способствует новый дар.Былую вспоминая веру,
С пылающим взором призывают Венеру;
Нельзя богине скрыться вдали;
На землю вновь ее завлекли.И сонм небесных богов изумился,
На землю каждый бог устремился:
"Мы вновь хотим в земные долы,
Воздвигнете для нас престолы!""Каждый из вас - лишь докучный гость,
Пока при нас виноградная гроздь;
И нам не нужно вашей опеки,
С нами вино и любовь навеки".
Тут он замолчал и с благонравным поклоном отложил цитру.
- Да он просто безбожник, - закричали многие из слушателей, - конец вашей песни - это самое непозволительное из всего, что мы от вас услыхали.
Вновь разгорелся спор о том, кому из поэтов отдать предпочтение. Штернбальд с горячностью защищал друга и при этом несколько раз назвал его по фамилии - Флорестан; второй поэт, услышав это, заинтересовался, стал расспрашивать, разговор принял иной оборот . Выяснилось, что соперники состоят в родстве; они обнялись, оба были рады неожиданной встрече, и больше уже никто не думал сравнивать их таланты.
Глава четвертая
Тут общество распалось, и после всей сутолоки Франц с удовольствием вышел из дому и направился в дворцовый парк . Нарядно одетая дама, которую он сначала не узнал, встретилась ему в одном из переходов; это была не кто иная, как прекрасная охотница. Они приветливо раскланялись, но после непродолжительной беседы снова расстались. Франц в задумчивости рассматривал искусно сделанный фонтан, приятно освежавший воздух своими хрустальными струями и издававший нежное журчанье, под которое еще охотнее и приятнее заливались птицы. Он вслушивался во все это многообразие прелестных звуков, в этот своеобразный дуэт фонтана и лесных обитателей, а потом дух его снова унесся в удивительную волшебную даль.
"Что это: обман зрения или правда? - спрашивал он себя; - уж не знаю, то ли и в самом деле мне всюду встречается ее прекрасный образ, то ли он лишь всюду мерещится мне? Эта графиня похожа на нее - ту, чьего имени я не знаю, кого я ищу, но с такою медлительностью, ради кого я живу и кого наверняка потеряю".
Из кустов раздались звуки флейты, и Франц присел на дерновую скамью в тени, чтобы послушать на покое. Музыка смолкла, и хорошо знакомый голос запел:
Зов томительной отрады,
Лейся в дальний дол с тоской;
Нет в горах тебе преграды,
Вторя зову ореады,
Вверься ты волне морской!Тени в призрачном скольженье;
Ночь лесная зелена;
Ветви в трепетном движенье,
Так бежит воображенье
В мановенье вещем сна.Ты повей воспоминаньем,
Незабвенное маня;
Освяти ты заклинаньем
Грудь мою, вселив признаньем
Силу новую в меня.Дети лакомы до шуток,
Я беспутное дитя;
Я, как прежде, чист и чуток,
Верен сердцем, кроме шуток,
Изменял тебе шутя.Лес и дол и холм зеленый,
Вам открою страсть мою,
Я, закатом окрыленный,
В край умчавшись отдаленный,
Был бы с нею, как в раю.Так и пышет нежным жаром
Свадьба неба и земли;
Я подвержен этим чарам,
Обреченный горьким карам
От возлюбленной вдали.С возвращением денницы
Вспыхнут небо и земля;
Но, минуя все границы,
Не открыл моей темницы
Май, счастливых веселя.Блекнут розы нам на горе.
Мир без них еще грустней;
У любимой май во взоре;
Мчись же время, чтобы вскоре
Снова встретиться мне с ней.
Это был Рудольф, и теперь он вышел из зарослей и присел рядом с Францем на ограду фонтана.
- Я сразу тебя узнал, - сказал Франц, - но не хотел прерывать твою нежную любовную песню; однако, должен сказать, ты выглядишь бодрее, чем я мог ожидать.
- Я всем доволен, - сказал Флорестан, - сегодня один из самых радостных дней в моей жизни; ибо что может быть прекраснее, чем вот такая мешанина разнообразных впечатлений, когда словно бы золотые звезды вспыхивают у тебя в голове и сердце, пронизывая твое тяжеловесное человечье нутро прелестным благотворным огнем. Надо бы каждый день искать разнообразия настроений и впечатлений, а мы вместо этого лениво погружаемся в самих себя и повседневную обыденность .
- Последние слова твоей сегодняшней застольной мне не понравились, - ответил Франц, - непозволительно все же так шутить над серьезными вещами.
- О друг мой, - воскликнул Рудольф, - куда же девалась живость твоего ума, если ты так серьезно и сурово относишься к плодам минутного вдохновения. Когда забьет светлый ключ наивной поэзии, не мешай ему, пусть себе течет, как ему угодно , шутка - она ведь и есть только шутка; если же ты хочешь видеть в ней осквернение торжественного и возвышенного - тебе же хуже. Лучше спой со мной вместе.
Францу пришлось повторить только что прозвучавшую песню, а Флорестан аккомпанировал ему на своей флейте; потом Рудольф сказал:
- Эту песенку я написал сегодня на закате, я услышал мелодию флейты, и она подсказала мне стихи.
- Вот и еще одна песня в прибавление к тем, которые ты пел мне по дороге в Антверпен, - сказал Штернбальд. - Я все их записал, и иногда мне кажется, что названия совершенно не подходят к тому, о чем в них говорится.
- Не беда, - сказал Флорестан, - может, и не подходят, но, когда я их сочинял, я так чувствовал; а кто чувствует по-другому, тому ничего не докажешь. Эти песни - интонации самих инструментов, - инструменты сами собой прибегли бы к ним, если бы ожили и заговорили друг с другом. При желании можно было бы придумать целый диалог, в котором вместо слов были музыкальные звуки.
- Пожалуй, - ответил Франц. - По крайней мере я могу себе представить разговоры цветов. Но характер вкладываем в них мы, люди, и никакого другого быть у них не может.
- Это и есть искусство, - ответил Флорестан. - Вот животных мы уже лучше чувствуем, потому что они нам ближе. У меня была мысль создать комедию, где играли бы овечки, некоторые птицы и другие животные, любовную пьесу, где выступали бы цветы; а звуки разных музыкальных инструментов составили бы трагедию, которую я предпочел бы назвать драмой духов.
- Большинство нашло бы это чрезмерно фантастическим замыслом, - сказал Штернбальд.
- Того-то я бы и хотел добиться, если б не поленился написать, - ответил Рудольф. - Однако уже стемнело. Знаешь ли ты великую поэму Данте?
- Нет, - ответил Франц.
- Такой же аллегорический прием можно было бы использовать для описания всей природы - такое же вдохновенное, пророческое откровение . Я не раз рассказывал тебе о необычных жанрах испанской поэзии, как ты думаешь, ты сумеешь спеть со мной такой дуэт, какой я тебе описывал?
- Попробуем, - ответил Франц, - но только ты задай размер.
Рудольф начал:
"Кто там воздвиг шатер весны чудесный,
Когда весь мир
Справляет пир,
Овеян синевой небесной;
Лучатся травы,
Светлы дубравы;
Песнь зазвучала:
Любовь, любовь! Прекрасней нет начала".Ф р а н ц
"Любовь, любовь! Прекрасней нет начала?
Прошла зима,
Исчезла тьма;
Весна свободу означала;
Цветы лесные,
Струи речные,
Стряхнув оковы,
Преодолеть свой зимний сон готовы",Р у д о л ь ф
"Преодолеть свой зимний сон готовы
Поля, леса,
Где голоса
И упоительные зовы;
В тиши долины
Хор соловьиный
На новоселье;
В благоуханьях вешнее веселье".Ф р а н ц
"В благоуханьях вешнее веселье;
Любой цветок -
Его исток,
Пылает розами ущелье;
Набросил сетку
Плющ на беседку,
Померкли дали,
А в небе ясном звезды заблистали".Р у д о л ь ф
"А в небе ясном звезды заблистали,
Как малыши
В ночной тиши,
Играть над нами не устали,
Сияя хором;
И нежным взором
Пригрев нас, к счастью,
Ласкает нас любовь своею властью".Ф р а н ц
"Ласкает нас любовь своею властью,
С цветами зов
Густых лесов
Даруя нашему пристрастью;
Нам дарит розы,
Сулит нам лозы;
Колышет ветку,
Накидывает плющ на нас, как сетку"Р у д о л ь ф
"Накидывает плющ на нас, как сетку;
И мы целей
Среди лилей;
Приемлем сладостную метку
И рай, в котором
Льнем с пылким взором
К ее ланитам,
Благословенным пленены магнитом".Ф р а н ц
"Благословенным пленены магнитом,
Горим огнем
И к девам льнем,
Пернатым вверившись пиитам;
Кто внемлет зову,
Тот верен слову,
Зато коварный
Страданием гоним, неблагодарный".Р у д о л ь ф