- Народ захочет узнать, почему ты осталась здесь, госпожа, - объяснил я.
Ее возмутил мой вопрос, а второй священник нахмурился.
- Это не их ума дело... - начал было он.
Этельфлед взмахом руки заставила его умолкнуть.
- Множество норвежцев покидают Ирландию, - осторожно ответила она, - и хотят обосноваться здесь. Их необходимо остановить.
- Разгром Хаки заставит их бояться, - осторожно предположил я.
Она не обратила внимания на мой неловкий комплимент.
- Честер мешает им продвигаться по реке Ди, но Мерз свободен. Я собираюсь построить бург на одном из его берегов.
- Прекрасная идея, моя госпожа, - согласился я, ответом мне послужил столь презрительный взгляд, что заставил меня покраснеть.
Знаком руки она показала, что разговор окончен, и я вернулся к жареной баранине. Уголком глаза я наблюдал за ней, отмечая твердый подбородок и плотно сжатые губы, и недоумевал, что, во имя Господа, привлекло в ней моего отца, и почему мужчины так боготворили ее.
Но завтра я от нее освобожусь.
- Люди идут за ней, - сказал Ситрик, - потому что помимо твоего отца она единственная всегда готова сражаться.
Мы ехали на юг, следуя дорогой, что в последние годы я превосходно изучил. Дорога проходила вдоль границы Мерсии и Уэльса, служившей предметом постоянных раздоров между королевствами валлийцев и мерсийцами. Валлийцы, конечно же, были нашими врагами, но в эту вражду вносил путаницу тот факт, что и они тоже были христианами, и нам бы никогда не удалось одержать победу у Теотанхила без помощи валлийцев-христиан. Иногда они сражались за Христа, но в основном бились ради добычи, угоняя скот и рабов в свои горные долины. Именно из-за этих постоянных набегов и стояли вдоль всей дороги бурги - укрепленные города, где могли укрыться люди, когда приходил враг, и откуда гарнизон мог выступить против него.
Вместе со мной ехали тридцать шесть воинов и Годрик, мой слуга. Четверо всадников всегда находились впереди, осматривая края дороги на предмет засады, тогда как все остальные охраняли Хаки и две повозки, нагруженные добычей. Мы также охраняли восемнадцать детей, предназначенных для продажи на невольничьих рынках, хотя Этельфлед настояла, чтобы мы сперва провели пленников перед жителями Глевекестра.
- Она хочет, чтобы мы устроили представление, - сказал мне Ситрик.
- Так и есть! - согласился отец Фраомар. - Мы должны дать знать людям Глевекестра, что сокрушаем врагов Христовых.
Он был одним из "цепных" священников Этельфлед, еще молодой, неистовый и полный энергии. Он кивнул в сторону повозок с кольчугами и оружием.
- Мы должны продать всё это, а вырученные деньги пойдут на строительство нового бурга, хвала Господу.
- Хвала Господу, - покорно повторил я.
Ведь деньги, насколько я знал, были для Этельфлед проблемой. Если она собиралась построить свой новый бург для защиты Мерза, то ей потребуются деньги, а их всегда недоставало. Ее муж получал ренту с земель, налоги с торговли, пошлины за право ввоза товаров, но лорд Этельред ненавидел Этельфлед. Возможно, ее и любили в Мерсии, но Этельред контролировал приток серебра, и люди не желали оскорбить его. Даже сейчас, когда Этельред лежал больным в Глевекестре, люди платили ему подати. Только самые храбрые и богатые могли рискнуть навлечь на себя его гнев, отдавая своих людей и серебро Этельфлед.
А Этельред умирал. Его ранило копьем в затылок в битве при Теотанхиле, копье пробило шлем и череп. Никто не ждал, что он выживет, но он выжил, хотя если верить некоторым слухам, толку от него всё равно было как от мертвеца, потому что он бредил как безумец, пускал слюни и дергался, и временами даже завывал, как выпотрошенный волк. Вся Мерсия ждала его смерти, и вся Мерсия гадала, что же за ней последует. Об этом никто не заговаривал, по крайней мере, в открытую, хотя и тайно не особо-то болтали.
Тем не менее, к моему удивлению, отец Фраомар заговорил об этом в первую же ночь. Мы ехали медленно из-за телег и пленников и остановились на ферме близ Уистуна. Эта часть Мерсии была заново заселена, став безопасной благодаря бургу в Честере. Ферма раньше принадлежала датчанину, но теперь одноглазый мерсиец жил там с женой, четырьмя сыновьями и шестью рабами. Его дом представлял собой лачугу из глины, дерева и соломы, а скот влачил жалкое существование под протекающим навесом, но всё это было окружено добрым частоколом из дубовых бревен.
- Валлийцы недалеко, - пояснил он дорогой частокол.
- Шестью рабами это не защитишь.
- Соседи помогут, - отозвался он.
- И построить помогли?
- Помогли.
Мы связали Хаки лодыжки, убедились, что узлы на запястьях тугие, а затем приковали цепью к заброшенному плугу рядом с навозной кучей. Восемнадцать детей скучились в доме под охраной двух воинов, а остальные нашли прибежище в обильно унавоженном дворе. Мы развели огонь. Гербрухт непрерывно ел, наполняя своё бочкоподобное брюхо, в то время как Редбад, другой фриз, наигрывал песни на свирели. Задумчивые ноты заполнили ночной воздух тоской. Искры взлетали вверх. Прежде прошел дождь, но облака уносило прочь, открывая звезды. Какое-то время я смотрел на летящие на крышу лачуги искры и размышлял, затлеет ли она, но замшелая солома была влажной, и искры быстро гасли.
- Нуннаминстер, - внезапно произнес отец Фраомар.
- Нуннаминстер? - спросил я, помолчав.
Священник смотрел, как летящие искры затухали, умирая на крыше.
- Женский монастырь в Винтакестре, где умерла леди Эльсвит, - пояснил он. Хотя это объяснение ни о чем мне не говорило.
- Жена короля Альфреда?
- Упокой Господь её душу, - произнес он и перекрестился. - Она построила монастырь после смерти короля.
- И что? - спросил я, всё ещё озадаченный.
- Часть монастыря выгорела дотла после её смерти, - пояснил он. - Из-за искр, попавших на соломенную крышу.
- Эта солома слишком мокрая, - ответил я, кивая в сторону дома.
- Не сомневаюсь, - священник смотрел на искры, оседающие на соломе. - Некоторые говорят, что пожар был местью дьявола, - он остановился, чтобы перекреститься, - потому что леди Эльсвит была столь благочестивой и спаслась от его когтей.
- Мой отец всегда рассказывал, что она была мстительной сукой, - рискнул заметить я.
Отец Фраомар нахмурился, потом расслабился, криво ухмыльнувшись.
- Упокой Господь ее душу. Слышал, женщина она была не из приятных.
- А какая из них приятная? - вмешался Ситрик.
- Леди Этельфлед не захочет так поступать, - мягко вымолвил Фраомар.
Я слегка замялся, так как разговор теперь затрагивал опасные темы.
- Не захочет чего? - наконец спросил я.
- Отправиться в монастырь.
- А разве так и должно случиться?
- Ну а как еще? - холодно удивился Фраомар. - Ее муж умирает, она вдова, вдова с землями и влиянием. Никто не захочет вновь на ней жениться. Ее новый муж может обрести слишком большую власть. Кроме того... - его голос замер.
- Кроме того? - тихо спросил Ситрик.
- Лорд Этельред составил завещание, храни его Господь.
- И завещание, - медленно произнес я, - гласит, что его жена должна уйти в монастырь?
- А что ей еще остается делать? - удивился Фраомар. - Таков обычай.
- Не могу себе представить ее монахиней, - сказал я.
- О, она святая. Праведная женщина, - истово провозгласил Фраомар, но затем вспомнил, что она грешила. - Конечно, она не идеальна, - продолжил он, - но у всех нас есть недостатки, не так ли? Все мы грешили.
- А ее дочь? - спросил я. - Эльфвинн?
- Ах, глупая девчонка, - без колебаний отозвался Фраомар.
- Но если кто-то женится на ней... - предположил я, но меня прервали.
- Она лишь женщина! Она не может наследовать власть своего отца! - отца Фраомара позабавила подобная идея. - Нет, лучшим выходом для Эльфвинн будет выйти замуж за пределами страны. Выйти замуж где-то далеко отсюда. Может, за франкийского лорда? Либо так, либо разделить участь матери в монастыре.
Беседа стала опасной, потому что никто не был уверен в том, что случится после смерти Этельреда, а его кончина была уже не за горами. В Мерсии не было короля, но Этельред, лорд Мерсийский, обладал почти той же властью. Ему отчаянно хотелось самому назваться королем, но он зависел от западных саксов, помогавших оберегать границы Мерсии, а западным саксам король в Мерсии был не нужен, они охотнее поставили бы там править собственного. Но всё же, хотя Мерсия и Уэссекс являлись союзниками, особой симпатии друг к другу они не испытывали. У мерсийцев было славное прошлое, а теперь они превратились в зависимое государство, и если Эдуард Уэссекский решится провозгласить себя королем Мерсии, это могло бы вызвать волнения. Никто не знал, что произойдет, как и не знал, кого поддерживать. Стоит ли присягнуть на верность Уэссексу? Или одному из мерсийских олдерменов?
- Какая жалость, что лорд Этельред не оставил наследника, - сказал отец Фраомар.
- Законного наследника, - возразил я, и, к моему удивлению, священник рассмеялся.
- Не оставил законного наследника, - перекрестившись, согласился он. - Но Господь дарует его нам, - благочестиво добавил он.
На следующий день небо затянуло густыми черными облаками, тянувшимися от холмов Уэльса. Ближе к полудню пошел дождь, и не переставал, пока мы медленно продвигались на юг. Дорогу, которой мы следовали, построили римляне, и каждую ночь мы проводили в развалинах римских крепостей. Мародеры-валлийцы не появлялись, а битва при Теотанхиле обезопасила нас от нападения датчан так глубоко в южных землях.
Дождь и пленники замедляли наше путешествие, но наконец-то мы достигли Глевекестра, столицы Мерсии. Мы прибыли туда за два дня до начала праздника Святого Кутберта, хотя пока мы не вошли в город, я не мог понять, почему Этельфлед считала этот день столь знаменательным. Отец Фраомар поскакал вперед, чтобы предупредить о нашем прибытии, нас приветствовали звоном колоколов, и у арки ворот поджидала небольшая толпа. Я развернул свои знамена - мой флаг с головой волка, знамя Святого Освальда, флаг Этельреда с белым конем и знамя Этельфлед с гусем. Знамя Хаки нес Годрик, мой слуга, волоча его по мокрой дороге. Возглавляла нашу процессию повозка с добычей, за ней шли захваченные дети, потом Хаки, привязанный к хвосту лошади Годрика. Вторая повозка ехала позади колонны, а мои всадники - по бокам. Жалкое зрелище. После Теотанхила мы провезли по городу более двадцати повозок с добычей вместе с пленниками, захваченными лошадьми и дюжиной вражеских знамен, но даже моя небольшая процессия давала жителям Глевекестра повод к празднованию, и нас провожали торжественными криками от северных ворот до входа во дворец Этельреда. Пара священников забросала Хаки лошадиным навозом, толпа присоединилась к забаве, а мальчишки бежали за Хаки, насмехаясь над ним.
И там, у дверей Этельреда, нас ожидал Эрдвульф, начальник стражи Этельреда и брат Эдит, той женщины, что спала с лордом Этельредом. Эрдвульф был умен, красив, амбициозен и обладал властью. Именно он повел войска Этельреда против валлийцев и нанес им внушительный урон, люди говорили, что он храбро сражался и у Теотанхила.
- Его власть, - сказал мне отец, - таится между ног его сестры, но не стоит его недооценивать. Он опасен.
Опасный Эрдвульф был в до блеска начищенной кольчуге и темно-синем плаще, подбитом мехом выдры. Головного убора он не носил, и его темные волосы были намазаны маслом, зачесаны назад и перевязаны коричневой лентой. Его меч, тяжелый клинок, лежал в ножнах из мягкой кожи с позолотой. По бокам от него стояли два священника и с полдюжины воинов, все они носили на одежде символ Этельреда - белого коня. Увидев нас, Эрдвульф улыбнулся. Я заметил, как его взгляд скользнул по знамени Этельфлед, пока он медленно направлялся к нам.
- На рынок собрался, лорд Утред? - спросил он меня.
- Рабы, кольчуги, мечи, копья, топоры, - ответил я, - не желаешь купить?
- А его? - он ткнул пальцем в Хаки.
Я повернулся в седле.
- Хаки - предводитель норманнов, решивший поживиться за счет Мерсии.
- Его тоже продаешь?
- Вешаю его, - ответил я, - медленно. Моя госпожа желает, чтобы мы повесили его прямо здесь.
- Твоя госпожа?
- И твоя тоже, - ответил я, зная, что этим ему насолю, - леди Этельфлед.
Если ему это и не понравилось, он это скрыл и снова улыбнулся.
- Она явно была занята, - легко признал он, - намеревается ли она тоже прибыть сюда?
Я покачал головой.
- У нее дела на севере.
- А я подумал, что она прибудет на витан, который состоится через два дня, - язвительно сказал он.
- Витан?
- Тебя это не касается, - продолжил он едко, - тебя не приглашали.
Но витан, как я помнил, должен был состояться в день Святого Кутберта, вот почему Этельфлед хотела, чтобы мы прибыли до того, как самые влиятельные люди Мерсии встретятся на совете. Она напоминала им, что именно она победила врагов.
Эрдвульф подошел к Хаки, осмотрел его с ног до головы и обернулся ко мне.
- Вижу, ты несешь знамя лорда Этельреда.
- Конечно.
- А в стычке, когда ты захватил ублюдка, - он кивнул в сторону Хаки, - ты тоже был под этим знаменем?
- Когда бы моя госпожа ни сражалась за Мерсию, она делает это под знаменем своего мужа.
- Тогда пленники и добыча принадлежат лорду Этельреду, - произнес Эрдвульф.
- Мне приказано продать их.
- Неужели? - он рассмеялся. - Ну так у тебя теперь новые приказы. Все они принадлежат лорду Этельреду, поэтому ты передашь их мне. Он посмотрел на меня, вызывая на неповиновение. Должно быть, я выглядел враждебно, потому что его воины слегка опустили копья.
- Без драки, - прошептал отец Фраомар, появившись сбоку от моей лошади.
- Лорд Утред и не мечтает обнажить меч против стражи лорда Этельреда, - сказал Эрдвульф. Он подозвал к себе своих людей. - Загоните всё это внутрь, - приказал он, указывая на телеги, добычу, Хаки и рабов, - и поблагодарите леди Этельфлед Мерсийскую, - он снова посмотрел на меня, - за её маленькой вклад в сокровищницу мужа.
Я глядел, как его люди загоняют добычу и рабов через ворота. Эрдвульф улыбнулся, когда с этим было покончено, и насмешливо улыбнулся.
- А леди Этельфлед Мерсийская, - спросил он, - не намерена присутствовать на витане?
- А она приглашена?
- Конечно же нет, она ведь женщина. Но ей, наверное, интересно, что решит витан.
Он пытался узнать, будет ли Этельфлед Мерсийская в Глевекестре. Я подумывал заявить, что понятия не имею, что она планирует, но решил рассказать правду.
- Её здесь не будет, потому что она занята. Строит бург на Мерзе.
- Ах, бург на Мерзе! - эхом повторил он и засмеялся.
И ворота закрылись за ним.
- Вот ублюдок.
- Он в своем праве, - пояснил отец Фраомар, - лорд Этельред - муж леди Этельфлед, так что всё что её - его.
- Этельред - грязный ублюдочный свиносос, - отозвался я, глядя на закрытые ворота.
- Он лорд Мерсийский, - неловко произнес отец Фраомар. Он поддерживал Этельфлед, но чувствовал, что смерть мужа лишит её и власти, и влияния.
- Кем бы ни был этот ублюдок, - вмешался Ситрик, - он не предложил нам ни капли эля.
- Эль - отличная идея, - прорычал я.
- Значит, рыжая в Уитшефе? - спросил он ухмыляясь. - Если только ты не собираешься узнать побольше о фермерстве?
Я улыбнулся в ответ - мой отец отдал мне ферму к северу от Сиренсестра, сказав, что я должен научиться вести хозяйство. "Нужно знать столько же об урожае, пастбище и скоте, сколько и управляющий, - проворчал мне отец, - в противном случае этот ублюдок будет обманывать тебя, как слепца". Он был доволен тем числом дней, что я провел на ферме, хотя, признаюсь, об урожае, пастбищах или скоте, я не узнал почти ничего, но многое узнал о молодой вдове, которой отдал самый большой дом на ферме.
- Сейчас в Уитшеф, - подтвердил я и направил Чуткого вниз по улице. А завтра, подумал я, отправлюсь к вдовушке.
Вывеска в таверне представляла собой великолепно вырезанный из дерева сноп пшеницы, и я проехал под ним в мокрый двор и позволил слуге взять лошадь. Отец Фраомар был прав. Лорд Этельред имел законное право забрать всё, что принадлежало его жене, потому что ей не принадлежало ничего, что не принадлежало бы ему, но всё же действия Эрдвульфа удивили меня. Этельред и Этельфлед в течение многих лет находились в состоянии войны, хотя то была война без битв. Он обладал в Мерсии законной властью, а она - любовью мерсийцев. Он легко мог бы арестовать и поместить жену под стражу, но ее брат был королем Уэссекса, а Мерсия выжила лишь потому, что западные саксы приходили на помощь всякий раз, когда враги давили слишком сильно. И потому муж и жена ненавидели друг друга, терпели друг друга и делали вид, что никакой вражды не существует, и именно поэтому Этельфлед так заботилась о том, чтобы нести знамя мужа.
Я мечтал отыграться на Эрдвульфе, ныряя в дверь таверны. Мечтал выпотрошить его или обезглавить, или слушать мольбы о пощаде, пока я держу Воронов Клюв у его глотки. Ублюдок, думал я, хныкающий, напыщенный, высокомерный ублюдок с сальными волосами.
- Эрслинг, - грубый голос окликнул меня со стороны очага "Снопа пшеницы". - Что за паскудный демон привел тебя сюда, чтобы испортить мне день?
Я посмотрел. И вытаращил глаза. Потому что на меня глядел последний человек, которого я ожидал увидеть в оплоте Этельреда в Глевекестре.
- Ну что же ты, эрслинг? - требовательно спросил он, - что ты здесь делаешь?
Это был мой отец.