Приподняв тяжелый полог, она тайком окинула взглядом Брута, который вернулся к носилкам и ехал теперь рядом. При виде Секста, державшегося на расстоянии вытянутой руки, как и обычно днем (по ночам он спал у выхода из ее комнаты), Фабиола удовлетворенно кивнула. Брут, заметив ее, просиял улыбкой и получил в ответ воздушный поцелуй. Мужественный и привлекательный Брут, бывалый воин и верный сторонник Цезаря, полностью подпал под ее чары после первых же встреч в Лупанарии. Хотя выбрала она его, конечно, не за это.
Все решила близость Брута к Цезарю. Фабиола и до сих пор не понимала, какой инстинкт ею руководил, но ставка на Брута оправдала себя с лихвой. Пять лет назад он выкупил ее из публичного дома и сделал хозяйкой своей новой латифундии - поместья недалеко от Помпей.
Предыдущим владельцем латифундии оказался, ни много ни мало, сам Гемелл. Губы Фабиолы изогнулись в торжествующей усмешке - даже сейчас мысль о его поражении отзывалась сладким мстительным чувством. Она бы не задумываясь убила его собственноручно, подвернись ей такой случай, однако все попытки отыскать мерзавца провалились, и Гемелл, как и многое из прошлого Фабиолы, канул в неизвестность.
Фабиола, выглянув из носилок, окинула взглядом дорогу. Путники встречались все чаще: торговцы вели в поводу груженных товарами мулов, крестьяне спешили на рынок, дети гнали на пастбища коз и овец. Тут и там попадались прокаженные на грубо сработанных костылях и ветераны, освобожденные от службы и теперь по двое-трое добирающиеся до дома. Мимо прошел жрец со стайкой бритоголовых учеников, сердито рассуждая о каком-то религиозном предмете. Здесь же тянулась колонна рабов в нашейных цепях - впереди вышагивал мускулистый надсмотрщик в кожаном панцире и с плетью в руках, по сторонам маячила вооруженная охрана на случай, если рабы вздумают бежать. Обычное зрелище, ничего примечательного - Рим как никогда нуждался в рабах. Однако Фабиола юркнула за полог и сидела сжавшись, пока шаркающий, не поднимающий головы строй не остался позади: даже спустя четыре года ее повергала в ужас мысль о Сцеволе - злобном охотнике за беглыми рабами, от которого ей едва удалось спастись.
Впрочем, на ее решимость это не влияло.
До александрийской встречи с Ромулом Фабиоле удалось выяснить главное - что их отцом был Цезарь. С полководцем, так разительно напомнившим ей брата, ей случилось быть наедине лишь однажды - и Цезарь, не упустив случая, попытался ее изнасиловать. В том, что он был насильником ее матери, Фабиолу убедил не столько похотливый взгляд, сколько грубо брошенные слова - "Молчи, а то будет плохо": чутье подсказало ей, что произносил он их не впервые. С тех пор, уверенная в истине, она лишь следила и выжидала, не сомневаясь, что час расплаты для Цезаря еще настанет.
Сейчас в Египте ему наверняка приходилось туго, однако Фабиола не желала ему немедленной гибели: смерть от рук чужеземных толп - вовсе не та триумфальная месть, которую она задумала. После Египта его поманят и другие войны - республиканская армия еще сильна в Африке и Испании. Фабиола же, вернувшись в Рим, получала редкую возможность готовить заговор к возвращению Цезаря и подбирать убийц. Недостатка в желающих не будет - стоит лишь сказать им, как некогда Бруту, что Цезарь лелеет мечту сделаться римским царем: от такой мысли даже самый мирный римский гражданин немедля вспыхивает ненавистью.
Дом Брута, правда, совершенно не подходил для заговоров, однако Фабиола положилась на богов - уж они-то помогут ей найти нужную опору.
* * *
Минула не одна неделя, прежде чем Фабиола отважилась выйти в город без Брута. С возвращением в Рим вновь ожил страх перед мстительным Сцеволой, и на улицах ее неминуемо охватывала паника. К тому же со временем ей понравилось хлопотать по дому - вести хозяйство, готовить пиры для друзей Брута, заниматься греческим языком со специально нанятым преподавателем. Она выучилась читать и писать, что лишь добавило ей уверенности, и жадно проглатывала все рукописи, которые могла найти. Теперь стало ясно, почему Йовина предпочитала неграмотных девиц - их проще держать в повиновении. Каждый вечер, возвращаясь домой усталым после долгого дня, Брут поражался ее вдумчивым вопросам о политике, истории и философии.
Доставив Марку Антонию - второму лицу в Риме после Цезаря - известие о затруднительном положении Цезаря в Александрии, Брут присоединился к Антонию и другим главным соратникам диктатора, управляющим сейчас Республикой. Облегчения не предвиделось: Рим переживал тяжкие времена. Пока Брут не привез вести из Египта, о Цезаре ничего не знали больше трех месяцев - римляне забеспокоились, выступления следовали одно за другим. Подстрекаемые рвущимися к власти политиками, нобили - в издевку над прежним указом Цезаря о частичной кассации задолженности - теперь требовали полного возмещения всех долгов, в которых успели погрязнуть. Кое-кто из недовольных даже переметнулся к республиканцам. К тому же в Италию вернулись сотни ветеранов десятого легиона, самого любимого Цезарем, - деньги и земли, обещанные в вознаграждение за службу, им выдавать не спешили, и ветераны то и дело выходили на улицы требовать своего.
Марк Антоний, действуя, по обыкновению, жестко, ввел в город войска, чтобы разогнать зачинщиков, и вскоре на улицах уже лилась кровь. Как заявил Фабиоле Брут, это скорее напоминало расправу с мятежными галлами, чем обращение с гражданами Рима. Когда приверженцев Помпея удалось-таки успокоить и угроза республиканского восстания рассеялась, Антоний мало что предпринял для обуздания ветеранов: символическая попытка их унять только ухудшила дело. Бруту, более дипломатичному по натуре, чем грозный начальник конницы, пришлось встретиться с главными бунтарями Десятого легиона и на время утихомирить страсти, однако до окончательного спокойствия было еще далеко.
К началу лета Брут по горло увяз в делах, Сцевола по-прежнему не появлялся, и Фабиола наконец, поддавшись сумасбродной идее, решила наведаться в Лупанарий - тот самый публичный дом, в котором когда-то служила. Посвящать в свои замыслы Брута она не собиралась: чем меньше любовник знает, тем лучше. Правда, без его ведома стражу из легионеров не возьмешь… При мысли, что ей придется ходить по улицам в сопровождении одного Секста, в девушке закипал страх, однако она себя пересилила. Не сидеть же вечно за толстыми стенами! И не таскать же за собой отряд воинов всякий раз, как захочется выйти в город!
Сейчас главное - скрытность…
Поэтому, несмотря на поджатые губы верной Доцилозы и недовольное ворчание оптиона, командующего солдатами Брута, Фабиола под охраной Секста отправилась на Палатинский холм. Населенный преимущественно состоятельными римлянами, он, подобно прочим районам столицы, вмещал в себя и немалое количество инсул - деревянных многоквартирных домов, в которых проживала основная часть горожан. Над нижним рядом магазинов, выходящих прямо на улицу, высились еще два-три, а то и четыре этажа квартир для сдачи внаем. Полутемные, кишащие крысами каморки без удобств, обогреваемые одними жаровнями, часто становились рассадниками холеры, оспы и дизентерии, дома то обрушивались, то занимались огнем и сгорали вместе с жильцами. В тесные проходы между строениями почти не проникал свет, улицы едва насчитывали в ширину десяток шагов, мощеных было и того меньше, и все это ежедневно кишело горожанами, торговцами, рабами и ворами, отчего толчея на узких улочках делалась невыносимой.
Родившаяся и выросшая в Риме, Фабиола успела полюбить простор и безлюдные земли вокруг латифундии, хотя и считала, что по-прежнему привычна к городской тесноте. Однако стоило им с Секстом отойти от дома на сотню шагов - и уверенность начала таять. В обступившей их толпе девушке то и дело грезился Сцевола, ноги от страха подгибались, она замедлила шаг.
- Что случилось, госпожа? - Секст, взглянув на ее осунувшееся лицо, взялся за рукоять гладиуса.
- Ничего, - выговорила Фабиола, плотнее закутываясь в покрывало. - Дурные воспоминания.
Секст прикоснулся пальцем к пустой глазнице - следу от давней стычки со Сцеволой.
- Знаю, госпожа, - проворчал он. - И все же не медли. Лучше не выделяться из толпы.
Решив не поддаваться страху, Фабиола последовала за Секстом. В конце концов, сейчас начало дня, люди заняты привычным делом - женщины и рабы торгуются с хлебопеками, зеленщиками и мясниками, виноторговцы нахваливают свой товар и предлагают глоток каждому, кто согласится слушать, кузнецы стучат по наковальне под добродушную болтовню горшечников и плотников, присевших рядом с чашей ацетума. Над всем носится вонь от кожевенных и сукновальных мастерских, менялы испепеляют грозными взглядами калек, зарящихся на аккуратные стопки монет, уличные мальчишки снуют в толпе, гоняясь друг за другом и норовя стащить что подвернется. Все как раньше.
"Кроме легионеров", - поправила себя Фабиола. Давний закон, запрещавший солдатам появляться в Риме, отменен лично Цезарем: угроза мятежей не стихала, и Рим наполнился войсками сверх прежней меры. Под охраной Секста и в присутствии легионеров ей ничто не грозит…
- Пойдем, - заявила Фабиола, вздернув подбородок. До Лупанария оставалось всего ничего.
Секст, видя ее привычную решимость, с улыбкой кивнул.
Вскоре они уже подходили к улице, лучше других знакомой Фабиоле: здесь, невдалеке от Форума, располагался Лупанарий. Девушка вновь замедлила шаг, однако на этот раз совладать со страхом оказалось проще: она уже давно не та тринадцатилетняя рабыня, которую притащили сюда на продажу. Беспокойство вскоре сменилось оживлением, Фабиола зашагала скорее, обгоняя Секста.
- Госпожа!
Фабиола не обернулась. Толпа наконец поредела, и девушка застыла с открытым ртом в нескольких шагах от входа. Ничего не изменилось. Два ярко раскрашенных каменных фаллоса высились по обе стороны от арочного портала, недвусмысленно указывая на природу заведения, снаружи стоял бритоголовый великан с окованной дубиной в руке.
- Веттий… - Голос Фабиолы дрогнул от волнения.
Великан даже не взглянул.
Откинув с лица покрывало, Фабиола подошла ближе.
- Веттий!
Услыхав свое имя, привратник нахмурил лоб и огляделся.
- Не узнал? Неужели я так изменилась?
- Фабиола? - с запинкой выговорил великан. - Ты?
На глаза Фабиолы навернулись счастливые слезы, она кивнула. Веттий входил в число самых преданных ее друзей; она умоляла Брута выкупить вместе с нею и обоих привратников, однако Йовина ловко ушла от сделки - для заведения эта парочка была слишком ценна. Расставание с ними отозвалось тогда в сердце Фабиолы жгучей болью.
Веттий кинулся было к ней с объятиями и тут же замер на месте: путь ему преградил Секст - явно проигрывающий ростом противнику, но от этого не менее бесстрашный.
- Назад, - рявкнул Секст, выхватывая меч.
Удивление на лице Веттия вмиг сменилось злобой, однако ответить он не успел - Фабиола коснулась руки Секста.
- Это друг, - объяснила она, стараясь не замечать смущенного взгляда телохранителя. Секст хмуро отступил. - Как же давно мы не виделись! - с чувством произнесла Фабиола, глядя на Веттия.
Помня о разнице в положении, привратник уже не порывался обнять девушку и лишь отвесил неловкий поклон.
- Клянусь Юпитером, рад тебя видеть! - чуть сдавленно произнес он. - Боги вняли моим молитвам.
Фабиола, уловив озабоченность в его голосе, тут же насторожилась:
- А где Бенигн? Он здоров?
Куда ему деться! - По небритому лицу Веттия скользнула кривая ухмылка. - Дрыхнет в покоях, могу голову прозакладывать. Отсыпается после ночного караула.
- Хвала Митре, - выдохнула Фабиола. - Тогда в чем дело?
Веттий неловко покосился по сторонам.
Фабиола вспомнила собственную настороженность в те времена, когда здесь жила, и поняла, что речь о Йовине.
Веттий склонился к ее уху.
- Порядка нет который месяц, - шепнул он. - Еще и клиентов теряем.
- Почему? - поразилась Фабиола. На ее памяти в Лупанарии всегда было многолюдно.
Привратник не успел ответить.
- Веттий!
При звуке сварливого голоса, который почти четыре года выкликал ее к клиентам, Фабиола едва сдержала подкатившую к горлу тошноту.
- Веттий! - еще раздраженнее повторила Йовина. - Ступай в дом!
Привратник, виновато взглянув на собеседницу, повиновался. Фабиола с Секстом последовали за ним.
Приемный зал с мозаичным полом выглядел таким же пестрым и помпезным, как и в былое время. Стены от пола до потолка покрывала яркая роспись, изображающая леса, реки и горы, с которых поглядывали на посетителя пухлые купидоны, сатиры и разнообразные божества - из них особо выделялся Приап с внушительным пенисом. Одна стена изображала в ряд любовные позы, каждую под своим номером, чтобы клиенты могли без затруднений указать желаемое; в центре мозаичного пола высилась статуя обнаженной девушки в объятиях лебедя. На всем лежала легкая печать затхлости, будто зал давно не чистили. Теперь слова Веттия стали понятнее.
При виде стоявшей в стороне щуплой женщины, одетой в низко открытую столу, сердце Фабиолы подпрыгнуло: шутка ли - снова встретить Йовину, пусть и через пять лет. На первый взгляд она показалась прежней: все та же дряблая плоть напоказ, те же яркие губы и глазки-бусины на лице, покрытом свинцовыми белилами, охрой и сурьмой, все то же обилие золота и каменьев на шее, пальцах и запястьях - богатые клиенты не скупились награждать Йовину за всегдашнее молчание и скрытность.
- Ступай разбуди этого дурака Бенигна, - бросила она Веттию. - Для него есть поручение.
- Да, госпожа, - пробормотал Веттий и направился к коридору, ведущему в задние комнаты. Фабиола, скрытая за его спиной, теперь осталась на виду.
- Йовина.
Старая карга в кои-то веки не сумела скрыть удивление - морщинистая рука взметнулась к накрашенному рту и вновь опала.
- Фабиола?..
Секст изумленно вздернул бровь: прежняя жизнь его госпожи связана с этим заведением?..
- Я вернулась, - просто сказала Фабиола.
- Прекрасно, добро пожаловать! - зачастила очнувшаяся Йовина - профессиональные манеры наконец взяли верх. - Чашу вина? Закусить? Девочку?
Она хохотнула в ответ собственной шутке и тут же зашлась в приступе кашля.
- Какая любезность. Вина, пожалуй, - улыбнулась девушка, внутренне поражаясь измученному виду хозяйки. В давние дни, попав в Лупанарий, Фабиола застала содержательницу уже немолодой, теперь же Йовина сделалась и вовсе старухой, к тому же явно не блистала здоровьем. Тело, и раньше худощавое, сейчас походило на скелет, из-под морщинистой кожи тут и там проступали кости - Фабиола не удивилась бы, случись ей увидеть в углу Орка, владыку преисподней, притаившегося в ожидании Йовины.
Хозяйка метнулась к столику у выхода в коридор - там для особых клиентов она держала красно-черный глиняный кувшин, четыре тонких синих стакана и тарелочки с оливками и хлебом.
Возвращаясь с двумя полными стаканами, Йовина споткнулась и чуть не упала.
- Прости, я такая неловкая, - пробормотала она, нервно улыбнувшись.
Старуха и вправду слаба, поняла Фабиола.
- Давай же выпьем, - замурлыкала хозяйка. - Совсем как в старые времена.
- Не совсем, - насмешливо отозвалась Фабиола. - Я теперь свободная гражданка Рима.
- И любовница самого Децима Брута, - испытующе добавила Йовина. - Он отвалил за тебя кучу денег.
- Хвала богам. Не устаю выказывать ему благодарность.
- Чудесно! - Хозяйка Лупанария расплылась в фальшивой улыбке. - Такой счастливый исход!
Женщины потягивали вино и вежливо болтали ни о чем, исподволь изучая друг друга: Йовина силилась понять, зачем бывшая рабыня сюда пожаловала, а та приглядывалась к обстановке в Лупанарии. Усилия обеих ничем не увенчались, и беседа закономерно перетекла в обсуждение гражданской войны и возвышения Цезаря. Йовина - искренне или нет - не скупилась на похвалы полководцу, начальствующему над Брутом.
- Говорят, в Александрии его войско угодило в ловушку, - наконец осторожно произнесла она. - Врут, наверное?
- Нет, все правда. У египтян огромная армия. Мы с Брутом едва спаслись.
Йовина ахнула.
- Чтобы Цезарь, да при его дальновидности, попал в переделку!.. Как так?
Фабиола не собиралась вдаваться в подробности. Стремительно преследовать Помпея после битвы при Фарсале, имея лишь малую часть войска, было вполне в духе Цезаря. Тактика, к которой он прибег, - наступать быстро, чтобы враг не успел подготовиться, - обычно себя оправдывала, однако в этот раз все обернулось иначе: египтяне яростно сопротивлялись, причиняя урон где только можно.
- Когда мы отплывали, из Иудеи и Пергама уже шла помощь, - объяснила Фабиола. - А Марк Антоний вчера выслал целый легион из Остии. Блокада скоро кончится.
- Хвала Юпитеру. - Йовина торжественно подняла стакан вина. - И Фортуне.
- Несомненно, - кивнула Фабиола, обуреваемая жаждой мести. Выиграв гражданскую войну, Цезарь вернется в Рим. Прямо к ней в руки.
По коридору разнесся стук сандалий, и на пороге появились Веттий с Бенигном. Оба улыбались до ушей.
- Фабиола! - завопил Бенигн и, рухнув на колени, припал к краю ее одежды, как проситель перед царицей.
Йовина, несмотря на явную досаду, изобразила удовольствие.
- Встань. - Фабиола ласково взяла Бенигна за руки. - Рада тебя видеть!
Заметив следы от золотых браслетов, некогда охватывавших мощные запястья, она нахмурилась. Лишиться обоих браслетов, полученных в награду? Йовина, должно быть, и впрямь впала в крайнюю нужду…
Владелица заведения, не обращая на них внимания, суетилась у стола - запечатав воском какой-то документ, она вручила его Бенигну.
- Отнесешь куда обычно, - заявила она.
- К прежним ростовщикам? - озадаченно переспросил привратник. - Рядом с Форумом?
- Разумеется! - Йовина нетерпеливо замахала руками. - Ступай, ступай!
Бенигн кивнул и направился к двери, по пути обменявшись улыбками с Фабиолой. Вышедший за ним Веттий занял свой пост на улице; Секст устроился у самого входа, бдительно наблюдая за происходящим.
Мозг Фабиолы лихорадочно работал. Бенигн по поручению Йовины ходит к ростовщикам! И хозяйка явно недовольна, что Фабиола об этом узнала! Былая сумасбродная идея вдруг показалась девушке не такой уж невыполнимой.
- Как дела в Лупанарий? - спросила она непринужденно.
Лицо Йовины сделалось непроницаемым.
- Лучше прежнего! - Новый приступ кашля сотряс ее щуплое тело, лишь усилив подозрения Фабиолы. - А почему ты спрашиваешь?
- Утомительно, наверное, управлять Лупанарием в одиночку, - сочувственно проворковала Фабиола. - Ты совсем измучена!
- Я прекрасно себя чувствую! - Хозяйка выдавила улыбку, обнажив гнилые зубы и покрасневшие десны, никак не свидетельствующие о сытой жизни. - Хотя, конечно, дела не так уж хороши.
Почуяв в противнике слабину, Фабиола придвинулась ближе.
- Неужели?
Йовина помрачнела.