Падре Викентия погубило сладострастие. Грех вполне простительный в людях молодых и полных нерастраченных сил. Даже строгая матерь церковь, в лице иерархов, снисходительно порой смотрела на проступки своих служителей, вызванные зовом бунтующей плоти. И пока смазливый монашек Викентий путался с городскими потаскухами, это никого особенно не волновало. К сожалению, судьба столкнула Викентия с падре Себастианом в одном из отдаленных монастырей. Среди братии ходили упорные слухи, что Себастиан провинился перед сильными мира сего, чуть ли не перед самой императрицей Галлой Плацидией. Викентий, отправленный в глухую обитель заботливым епископом Львом замаливать грехи юности, близко сошелся с благочестивым падре. От него он и узнал о ведьме Пульхерии и о демонах, которых эта мерзкая колдунья насылала на христиан. Викентий, со свойственным всем юношам пылом, поклялся падре Себастиану, что выведет колдунью на чистую воду, и тот благословил его на подвиг во славу Христа. Увы, Викентий не рассчитал своих сил. Его в который уже раз подвела слабость к женскому полу. Пульхерия без труда завладела не только телом молодого священника, но и его душой. Викентий пал так низко, что открывал ей тайны исповеди, хотя отлично знал, что матрона беззастенчиво использует сведения, полученные от него, в своих далеко не безвредных целях. Увы, даже смерть Пульхерии от рук наемных убийц не принесла падре облегчения. Письма, которые он писал этой женщине, попали в руки демона, коим благочестивые христиане справедливо считали ее сына, дукса Ратмира. С тех самых пор падре потерял покой. Многие служители церкви считали его еретиком и не единожды говорили епископу Льву о связях близкого к нему человека с самыми отъявленными язычниками. Многие называли Викентия сыном монсеньора Льва, но это было неправдой. Викентий доводился Льву всего лишь племянником. К тому же незаконнорожденным. И дабы прикрыть грех сестры, благородный Лев не стал пресекать слухи, бросающую тень на его безупречную репутацию. Увы, в последнее время здоровье римского епископа оставляло желать много лучшего, и перед Викентием во весь рост встала почти неразрешимая задача - найти могущественного покровителя раньше, чем многочисленные враги успеют лишить его сана, а значит, и средств к существованию. Таким покровителем мог бы стать Майорин, но зять божественного Авита не спешил выказывать Викентию своего расположения. И тому были веские причины. Майорин заподозрил падре Викентия в подлоге, и к этому, надо признать, у него были серьезные основания. Кто подменил письмо Майорина к тестю, так и осталось загадкой для умного падре. Возможно, это сделал сенатор Скрибоний, возможно - сам Орест. Но, так или иначе, божественный Майорин остался в дураках. И будучи человеком самолюбивым, он не стал выводить расторопного комита агентов на чистую воду, а отложил сведение счетов с ним до лучших времен. А то, что эти времена наступят после победы над вандалами, не сомневался ни сам Майорин, ни падре Викентий. К участи Ореста и Скрибония легат был абсолютно равнодушен. А вот собственная судьба не могла его не волновать. Викентий жаждал сохранить и жизнь, и положение в церковной иерархии и ради этого готов был на многое, если не на все.
Проводив нотария Первику, Викентий впал в глубокую задумчивость, из которой его вывел преданный Феон. Этого пронырливого молодца легат выудил с римского дна и ни разу не пожалел о затраченных усилиях и деньгах. Феону можно было поручить все, от кражи до убийства, но, к счастью, в подобных его услугах Викентий пока не нуждался.
- Она пришла? - спросил падре.
- Да, монсеньор, - склонился в поклоне проныра.
Если судить только по внешнему виду, то мир еще не видел человека более благочестивого, чем Феон. Внешность, конечно, бывает обманчивой, но не до такой же степени! А этот буквально сочился честностью и добросердечием.
- Зови, - небрежно бросил Викентий.
Конечно, Феон вообразил, что эта юная особа понадобилась легату для плотских утех. Но в данном случае он ошибался и очень крупно. От таких женщин, как Веселина, Викентий предпочел бы держаться как можно дальше. Вот уж действительно достойная дочь своей матери-ведьмы. Знать бы еще, кто из многочисленных любовников матроны поспособствовал ее появлению на свет. Себя легат исключил из этого ряда, поскольку познакомился с Пульхерией через год после рождения ее дочери.
- Дукс Ратмир очень надеется на твою расторопность, падре Викентий, - спокойно произнесла Веселина, присаживаясь на стул, радушно предложенный ей легатом. Если бы Викентий не знал совершенно точно, что эта молодая женщина чудовищно богата, он, конечно, предложил бы ей более чистую одежду из своего гардероба. Но Веселина носила свой затрапезный наряд вовсе не из беспросветной нужды, а исключительно для того, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания.
- Зачем он прислал ко мне этого чудака-нотария? - нахмурился легат.
- Рассказ Первики должен успокоить Майорина. Пусть римские легионы останутся в своих лагерях.
- Значит, нападение на Картахену отменяется?
- Нет, падре Викентий, - покачала головой Веселина. - Нападение состоится в день смерти божественного Майорина.
- Вот как? - вскинул брови легат. - И когда это случится?
- Через два дня, - спокойно отозвалась Веселина.
- Но ведь Майорин здоров?
- Он заболеет сегодня, - твердо произнесла юная ведьма. - Сразу же после того, как вы с Первикой посетите его.
- А что, у нотария дурной глаз?
- Нотарий тут ни при чем, - покачала головой Веселина. - Это тебе, Викентий, предстоит привести в исполнение приговор, вынесенный русами Кия.
Легата передернуло от отвращения, он едва не выругался сквозь плотно стиснутые зубы, но сумел сдержать порыв, идущий от самого сердца:
- А если я откажусь?
- Твои письма к матроне Пульхерии будут переданы в надлежащие руки.
Викентию не следовало задавать вопрос, ответ на который был очевиден. Чтобы скрыть грехи прошлые, ему предстояло совершить еще один, самый страшный. Конечно, божественный Майорин не был агнцем и заслуживал кару за свои преступления. Вот только кто и по какому праву вынес ему приговор?! О русах Кия Викентий знал только понаслышке. Возможно, все разговоры о них являлись выдумкой ловких людишек. Но, так или иначе, божьей волей или волей ада, Викентию предстояло стать палачом. Или ничтожеством, если он откажется выполнить свою роль в этой жуткой языческой мистерии. Никто не знает наперед своей судьбы. Но если Викентий дрогнет сейчас сердцем, то будущего у него уже не будет. Ни великого, ни ужасного. В лучшем случае его ждет прозябание, в худшем - смерть.
- Возьми это, - протянула Веселина собеседнику небольшой серебряный флакончик. - Одной капли будет достаточно, чтобы человек, полный сил, ушел туда, где его уже заждались.
Викентий взял в руки чужую смерть, не дрогнув ликом. Ни страха, ни раскаяния он не чувствовал. Он остался невозмутимым даже тогда, когда опрокинул содержимое миниатюрного сосуда в чужой кубок. Майорин держал сейчас этот кубок в руках, но пить почему-то не торопился. Он с таким вниманием и терпением выслушивал рассказ словоохотливого Первики, словно именно от этого зависела его жизнь.
- Что ты думаешь по этому поводу, Викентий?
- Дукс Ратмир воспользовался ситуацией, чтобы поправить свои финансовые дела, - равнодушно пожал плечами легат. - Лиссабон - богатый город, а готы Тудора слишком расслабились после победы, которую ты им великодушно подарил, божественный Майорин.
- Значит, на Картахену они не пойдут?
- Это было бы безумием, - покачал головой Викентий. - Твое здоровье, божественный Майорин.
Легат осушил кубок до дна, дабы своим небрежением не оскорбить достоинство императора. Его примеру последовал нотарий Первика. А потом и Майорин поднес кубок к тонким губам. Пил он медленно, смакуя прекрасное испанское вино, но как ни вглядывался Викентий в его лицо, он так и не обнаружил на нем печати смерти.
- Я оставлю в Картахене надежный гарнизон, - сказал император, отставляя в сторону кубок. - Через два дня мы отплываем, и да поможет нам Бог возродить славу Великого Рима.
Викентий промаялся целую ночь, а заснул только под утро. К сожалению, сон его продлился недолго. Верный Феон разбудил легата раньше, чем ленивое зимнее солнце осветило крыши домов. Викентий открыл глаза и с удивлением уставился на перекошенное лицо комита Модеста, одного из самых близких к императору людей.
- Божественному Майорину стало плохо этой ночью, падре Викентий. Он требует священника.
- А почему не лекаря? - удивился легат, с трудом отрывая голову от подушки.
- Лекарь уже был, - раздраженно выкрикнул Модест. - Тебе следует поторопиться, Викентий.
Увы, легат не застал императора в живых. Божественный Майорин скончался в страшных муках еще до появления священника, и, видимо, это его предсмертный крик Викентий и Модест слышали при входе во дворец.
- Его отравили, - шепнул Модесту лекарь, довольно тучный тип с узкими щелками вместо глаз. - В этом у меня нет никаких сомнений.
- Отравителя следует найти, - произнес Викентий чуть хрипловатым от недосыпа голосом. - Кто навещал императора вчера днем?
- Куриалы Картахены.
- Кто еще?
- Ты, падре Викентий.
- Когда я вошел к императору, там находился еще один человек. Нотарий, кажется.
- Первика, - хлопнул себя по лбу комит Модест. - Но он сказал мне, что его прислал ты.
- Это неправда, - покачал головой Викентий. - Нотарий действительно был у меня накануне. Рассказывал о несчастии, приключившемся с готами в Галисии. Однако к императору я его не посылал. Я бы на твоем месте, высокородный Модест, нашел этого Первику и допросил с пристрастием. Если мне не изменяет память, то именно ты отвечал за безопасность божественного Майорина. Мне очень жаль, комит, но если ты не найдешь убийцу, то император Авит, чего доброго, заподозрит тебя в измене.
Надо отдать должное Модесту: он проявил редкостное рвение, отыскивая преступника в большом городе. И удача улыбнулась ему - он нашел отравителя. Правда, улыбка вышла кривоватой. Нотарий Первика не вынес тяжести преступления, которое он взвалил на свои плечи, и покончил с собой. Серебряный флакончик с ядом был обнаружен в его вещах. Не приходилось сомневаться, что этим ядом он отравил не только себя, но и божественного Майорина.
- Его наверняка подослал дукс Ратмир, - поведал о своих подозрениях Викентию высокородный Модест.
- А я в этом как раз не уверен, - покачал головой легат. - Я даже не уверен, что этот человек был в плену у пиратов. Не исключено, что он просто воспользовался ситуацией. Во всяком случае, его оценка событий в Галисии разительно отличалась от той, что дал в своем письме рекс Тудор.
- Это правда, - кивнул Модест. - Я разговаривал с ним перед тем, как проводить к императору. Но ведь у него была записка, падре Викентий, написанная твоей рукой, иначе я бы его не впустил к божественному Майорину.
- Ты сохранил записку?
- Нет, - вздохнул комит свиты.
- Почерк можно подделать, - покачал головой легат. - Я знаю человека, который уже однажды проявил на этом поприще свой недюжинный талант.
- Я тоже его знаю, - мрачно изрек Модест.
- Вот видишь, комит, мы с тобой одновременно подумали об одном и том же человеке. У высокородного Ореста была серьезная причина желать смерти Майорину. Да и в людях, способных организовать любое преступление, у комита агентов недостатка нет. Я бы на твоем месте сообщил о своих подозрениях божественному Авиту лично.
- По-твоему, я должен ехать в Рим? - нахмурился Модест.
- Конечно, - развел руками легат. - Ты повезешь тело Майорина. Он заслужил право быть похороненным в Вечном Городе со всеми почестями, полагающимися императору.
- А как же поход на Карфаген?
- Я знаю только одного человека, способного заменить Майорина.
- Сиятельный Эгидий! - догадался Модест.
- Вот именно, - подтвердил Викентий. - Ты должен прямо сказать об этом божественному Авиту. Можешь при этом сослаться на меня.
- Я возьму с собой три тысячи клибонариев, - вопросительно покосился на легата комит свиты.
- Этого мало, Модест! - ужаснулся Викентий. - Ты что, забыл о варенгах и франках, которые рыщут вокруг Картахены?
- В таком случае мы воспользуемся галерами.
- Нет и еще раз нет, - покачал головой Викентий. - По моим сведениям, вандальский флот сейчас бесчинствует близ острова Сардиния. Вам с ним не разминуться. Ты повезешь тело императора по суше, Модест, так надежнее. Возьми всех клибонариев и пятнадцать легионов пехоты. Поход ведь все равно придется отложить. Если тебе удастся по пути разгромить дукса Ратмира, то божественный Авит воздаст тебе за это по заслугам.
Тело Майорина уложили на колесницу, запряженную шестеркой лошадей, и провезли по притихшим улочкам Картахены. Пять тысяч клибонариев и пятнадцать тысяч легионеров провожали его в последний путь. Император не успел прославиться громкими воинскими победами, зато ему удалось создать флот, равного которому не было во всей ойкумене. К сожалению, этому флоту не суждено было отплыть от испанских берегов, и падре Викентий знал это наверняка. Он два дня выжидал, пока уляжется пыль, поднятая солдатскими сандалиями, и только потом вызвал незаменимого Феона.
- Люди готовы? - спросил он.
- Да, - с готовностью подтвердил головорез.
Картахена была атакована сразу и с суши, и с моря. Франки и варенги дукса Ратмира вошли в город через гостеприимно распахнутые Феоном ворота, а галеры вандалов Янрекса ворвались в порт. Римский флот пошел ко дну раньше, чем комит Светоний успел протрубить сигнал тревоги. К счастью, варвары не долго бесчинствовали в Картахене. Им хватило одного дня, чтобы опустошить городскую казну и вытрясти из горожан все ценности. После чего они погрузились на свои корабли и ушли к африканским берегам. Римские легионы, расквартированные в окрестностях Картахены, подошли к городу, когда варваров уже и след простыл. Высокородный Светоний, чудом уцелевший во время погрома, рвал на себе волосы и умолял падре Викентия, замолвить за него словечко перед императором.
Глава 8 Византийский флот
Византийский флот был построен в строго оговоренные сроки. Божественный Лев известил об этом римского императора Авита и получил от него ответное письмо с заверениями в дружбе и неприкрытой лестью. Рим нуждался в поддержке Константинополя, и комит Дидий, привезший в Византию послание Авита, даже не пытался этого скрыть. Правда, в этот раз римляне не просили денег, что можно было считать большой удачей, как заметил не без ехидства комит Тарасикодисс Русумладест. Этот исавриец, как успел узнать Дидий, ныне ходил в любимчиках императора. Посланец Авита ужаснулся, когда услышал это чудовищное имя, поскольку запомнить его он просто не мог, а произнести тем более. Впрочем, вскоре выяснилось, что комит Тарасикодисс охотно отзывается на имя Зинон. Племя исавров, обитавшее в горах Малой Азии, отличалось редкой воинственностью, и их привлечение на службу Византии божественный Лев считал едва ли не самой главной своей заслугой. Этим нетривиальным шагом он решил сразу две задачи: во-первых, обезопасил византийские города от набегов горцев, во-вторых, получил в свое распоряжение легионы, весьма недружелюбно настроенные к северным варварам, в частности к франкам, готам и венедам, вольготно чувствовавшим себя в Византии. Комит Зинон очень быстро разобрался в ситуации и встал в непримиримую оппозицию к сиятельному Аспару и прочим вождям северян, уже привыкшим помыкать не только византийскими патрикиями, но и божественными императорами. Собственно, сам Лев был обязан своим возвышением именно Аспару и его варварам. Однако, добравшись до власти, он проявил редкостную неблагодарность в отношении своего благодетеля и родственника. Божественный Лев был женат на племяннице магистра пехоты, и ему напоминали об этом гораздо чаще, чем хотелось. Об интригах, плетущихся вокруг константинопольского трона, Дидий узнал от своего старого знакомца, евнуха Феофилакта. Феофилакт чудом выжил после трагических событий, случившихся на глазах комита финансов пять лет тому назад. Бывший постельничий божественного Маркиана, ярый сторонник магистра Прокопия, после гибели последнего рисковал сгинуть на константинопольском дне, однако сумел-таки всплыть на поверхность благодаря сиятельной Верине, нуждавшейся в умном и осведомленном советнике. Конечно, нынешнее положение светлейшего Феофилакта было незавидным. Он вынужден был перебиваться на женской половине в статусе секретаря и с сокрушением в сердце наблюдать, как ничтожные люди вершат государственные дела. Разумеется, эпитет "ничтожный" относился не к императору Льву, а к комиту Зинону, коего Феофилакт ненавидел всей душой. По его мнению, исаврийский выскочка был полуграмотным горцем, недостойным того высокого положения, на которое вознес его божественный Лев. И не просто вознес, а наделил имуществом и деньгами в таких количествах, о которых истинные радетели имперских интересов могли только мечтать. Из жалоб Феофилакта Дидий без труда уяснил, что его старый знакомый, в свое время сделавший ставку не на того претендента, ныне нуждается в деньгах и готов предложить свои услуги любому человеку, готовому их оплатить. Собственно, Дидий и сам мог оценить материальное положение евнуха, проживающего если и не в хижине, то, во всяком случае, не во дворце. Этот средний, по константинопольским меркам, дом мог принадлежать торговцу или отставному трибуну, но в данный момент он как нельзя более соответствовал статусу евнуха Феофилакта, что секретарь императрицы Верины с прискорбием вынужден был признать. Конечно, Дидий вошел в положение старого знакомого и отсыпал ему толику денег, выделенных божественным Авитом на подкуп византийских чиновников.
- Флот у нас есть, - вздохнул евнух, подливая в кубок Дидию вина. - Нет полководца. Аспар и его окружение горой стоят за дукса Фракии Василиска, родного брата императрицы Верины. Против Василиска выступает Зинон и византийские патрикии, недовольные всевластием варваров в армии. Думаю, делают они это по наущению божественного Льва.
- Выходит, император недоволен сиятельным Аспаром.
- Это очень мягко сказано, - усмехнулся Феофилакт. - Божественного Льва можно понять, он тяготится зависимостью от людей, протолкнувших его на престол. С другой стороны, без поддержки варваров ему тяжело будет удержаться на вершине власти, куда он столь неосмотрительно взлетел. Вот он и вынужден маневрировать. В столь напряженной ситуации победа Василиска над вандалами может обернуться для божественного Льва катастрофой. Варвары, чего доброго, припомнят ему нынешние метания и заменят на более покладистого человека. Счастье еще, что сиятельный Аспар уже слишком стар, чтобы всерьез тягаться за власть, а его сыновья уступают отцу и умом, и воинскими доблестями.
- А кто стоит во главе партии варваров? - спросил Дидий. - Дукс Василиск?
- Дукс Василиск - надутое ничтожество. Но это исключительно между нами, высокородный Дидий. Он просто удобная ширма для одной весьма честолюбивой особы.
- Кого ты имеешь в виду?