Бич Божий - Шведов Сергей Владимирович 15 стр.


– Не суть важно, комит, верим мы с тобой в Китовраса или нет, важно, что в него верят многие франки. Правда, многие сомневаются. И среди них старший сын Кладовлада княжич Кладовой. То есть воин Лады, самой, пожалуй, почитаемой венедской богини. За Меровоя горой стоят жрецы Велеса, ибо его мать Ладомила – дочь их кудесника Велегаста. Зато Кладовой нашел защитников в лице жрецов Перуна, и теперь никто не знает, чем закончится этот спор.

– Хотел бы я взглянуть на это морское чудо, – задумчиво проговорил Авит.

– На Китовраса? – удивился Аэций.

– Нет, – засмеялся комит. – На Меровоя.

– За этим дело не станет, – пожал плечами Аэций. – Князь Кладовлад прислал мне на помощь пять тысяч конных франков. И привел их в Арль княжич Меровой.

– Ты решил отклонить приглашение Римского Сената?

– Я следую твоему совету, мудрый Авит, – усмехнулся префект.

– Боюсь, что у тебя не хватит сил на войну, – с сомнением покачал головой комит. – У Бонифация и Пасцентия тридцать тысяч пехотинцев и десять тысяч клибонариев.

– Мне помогут, – уверенно сказал Аэций.

– Рекс Тудор? – насторожился Авит.

– Нет, – покачал головой префект. – Ган Аттила. Он приведет с собой пятнадцать тысяч конных гуннов, венедов и аланов. Я очень надеюсь, комит, что ты сумеешь убедить римских сенаторов, сколь опасно обвинять в измене сына сиятельного Сара.

– Если бы речь шла только о Римском Сенате, я бы с уверенностью ответил "да", но вокруг Бонифация собрались люди, ослепленные жаждой власти, и вряд ли они остановятся на полпути.

– Что ж, – сухо сказал Аэций, – тем хуже для них.

Комит Авит все-таки увидел "морское чудо" на улицах Арля. Княжич Меровой, облаченный в шитый золотой нитью алый кафтан, проехал в окружении двух десятков франков по центральной улице города. Это был широкоплечий молодой человек с давно не стриженными светлыми волосами и большими зелеными глазами. Скорее всего, он направлялся к дворцу Аэция, который посланец Римского Сената только что покинул. Городские обыватели с интересом разглядывали гордых всадников, но помалкивали. Ни хвалы, ни хулы из их уст франки так и не дождались.

– Говорят, что в этих волосах вся его сила, – прозвучал за спиной Авита чей-то голос, когда франки свернули за угол. – А если их остричь, то он уже не маг и не чародей.

– Хорошо бы их отстричь вместе с головою, – откликнулся на слова товарища местный остроумец, чем вызвал сочувственный смех окружающих.

– Варвары, что с них взять.

Комит Авит выступил перед Сенатом с отчетом о своем разговоре с сиятельным Аэцием. Отказ префекта Галлии приехать в Рим сенаторы расценили как государственную измену. Чего, собственно, и добивались сторонники Бонифация, раскручивая эту интригу. Римский Сенат поручил префекту Африки учинить спрос с Аэция, и Бонифаций с охотою откликнулся на этот призыв. Комит Авит был слегка удивлен поспешностью, с которой действовали римские патрикии. Сенаторы не успели зачитать свой приговор, а Бонифаций и Пасцентий уже двинули войска к Медиолану. Легионеры, многие из которых еще не отряхнули африканскую пыль с сандалий, отправились в поход с большой неохотою. Зато их командиры буквально рвались в битву, поражая Авита своей воинственностью.

– Мне кажется, сенатор, что вы недооцениваете силы Аэция, – попробовал сбить накал страстей комит агентов. – Все-таки пятнадцать тысяч гуннов – это далеко не подарок.

– Ты главного не знаешь, высокородный Авит, – понизил голос почти до шепота Цимессор. – Я получил известие из Панонии: каган Ругила скончался. Аттила, уже выступивший на помощь префекту Галлии, развернул коней назад. Аэций пока еще не знает об этом, иначе он не бросился бы так опрометчиво нам навстречу.

Теперь Авиту стало понятно, почему так торопятся Бонифаций и Пасцентий и почему они так настойчиво гонят вперед свои легионы. Аэций мог узнать о смерти Ругилы в любой момент и вернуться в Арль, ибо его армия без поддержки гуннов становилась легкой добычей врагов. Высокородному Авиту было о чем подумать. Он сочувствовал Аэцию, но свое будущее связывал с Бонифацием. Префект Галлии был обречен, ему нечего было противопоставить римским патрикиям, и вмешательство Авита лишь затянуло бы развязку, но не спасло Аэция от поражения.

Две армии сошлись в десяти милях от Медиолана. Похоже, Аэций рвался к победе не меньше, чем его соперник, ибо Бонифаций оставался, пожалуй, единственным препятствием на его пути к власти. Сын сиятельного Сара был умнее и одареннее Бонифация, но как раз эти его качества не устраивали римских патрикиев, решивших сделать ставку на человека покладистого, легко поддающегося чужому влиянию. Судьба империи меньше всего волновала почтенных мужей. И это их легкомыслие могло дорого обойтись Великому Риму в будущем.

Аэций, видимо, не ожидал такой расторопности от Бонифация. Не исключено, что он рассчитывал войти в Медиолан, прежде чем его враги выступят из Рима. Возможно, он надеялся привлечь Плацидию на свою сторону и действовать от имени божественного Валентиниана в пику Римскому Сенату. И если бы не смерть кагана Ругилы, то префекту Галлии наверняка удалось бы воплотить свой замысел в жизнь. Увы, капризная Фортуна в этот раз отвернулась от сиятельного Аэция, и вместо конников своего союзника Аттилы он обнаружил под Медиоланом нахохлившихся римских орлов.

Бонифаций вместе со свитой расположился на вершине холма. Африканские легионы выстроились в фалангу прямо напротив пехотинцев Аэция. Легионы Пасцентия Бонифаций спрятал за холмом, не желая показывать противнику своего численного превосходства. Клибонарии магистра Петрония прикрывали африканских легионеров с флангов. Им противостояли облаченные в доспехи конники, среди которых почему-то не было франков княжича Меровоя. Трудно сказать, знал Аэций о смерти Ругилы или он все еще надеялся на скорый подход гуннов, но с началом атаки префект Галлии не торопился. Комит Авит, расположившийся в самом хвосте блестящей свиты будущего императора Бонифация, обернулся назад. Легионеры Пасцентия выполняли обходной маневр. Видимо, по замыслу полководцев, они должны были скрытно зайти в тыл легионерам Аэция, благо заросшая лесом равнина позволяла им сделать это без особого труда. Если им это удастся, то исход битвы можно будет считать решенным.

По мнению сенаторов, Бонифацию давно уже следовало двинуть вперед свою фалангу, но он почему-то медлил. Похоже, ждал, когда легионеры Пасцентия займут выгодные позиции для атаки. Ожидание затянулось. Фаланга Аэция вдруг дрогнула и подалась назад. Причем легионеры отступали настолько стремительно, что вскоре разрыв между противниками увеличился на добрые двести шагов.

– Заметили Пасцентия, – крякнул от огорчения Цимессор и, судя по всему, был прав.

Надрывно взвыли боевые трубы, и фаланга Бонифация наконец-то решительно двинулась вперед. Расстояние между противниками стремительно сокращалось. Клибонарии, опередившие пехоту, уже сошлись в смертельной схватке. И лишь затем раздался характерный треск, две фаланги ударили копьями в щиты друг друга. Пока что ни одна из армий не получила преимущества. Сенаторы с нетерпением ждали появления на поле битвы легионеров Пасцентия. И дождались. Трудно сказать, видел ли Аэций легионеров, выстраивающихся за спиной его пехотинцев, но он не предпринял почти никаких мер, чтобы помешать их атаке. Если не считать кучки клибонариев приблизительно в пятьсот человек, которые бросились наперерез легионерам Пасцентия. Впрочем, остановить их они в любом случае не могли.

– А где же франки? – спросил Авит, озабоченно оглядываясь по сторонам.

– Дались тебе эти варвары… – начал было Цимессор, да так и застыл с открытым ртом.

Увлеченный маневром Пасцентия справа, префект Бонифаций упустил из виду свой левый фланг, и именно оттуда, из-за поросшей лесом небольшой возвышенности, выкатилась конная лава, в мгновение ока смявшая как клибонариев, так и пехоту. Но даже не это было самым страшным. Франки разделились на две неравные части. Первая атаковала фалангу, вторая, численностью примерно в тысячу человек, ринулась на холм, где находились сам Бонифаций и его многочисленная свита. Гвардейцы охранной схолы кинулись было на них сверху вниз, но остановить не смогли. Не менее сотни франков взлетели на холм, сметая все живое на своем пути. Авит узнал в одном из всадников княжича Меровоя. Франк почему-то был без шлема, и его длинные волосы развевались на ветру. Именно Меровой нанес удар, ставший роковым для Бонифация. Авит слышал, как затрещали римские доспехи под ударом франкского меча, но не видел падения префекта Африки на землю. Просто было не до того. Авит чудом увернулся от удара секиры, поднял коня на дыбы и заставил его даже не спуститься, а прыгнуть вниз с холма. Каким-то чудом он удержался в седле и не свернул себе шею. Опомнился комит агентов только в зарослях, куда занес его испуганный конь. Никто Авита не преследовал, никто больше не покушался на его жизнь. А чужой конь, заржавший рядом, принадлежал не варвару, а римскому сенатору Рутилию. Авит опознал жеребца по богатой сбруе и белой звезде во лбу.

– А хозяина ты где оставил? – укоризненно спросил комит у испуганного коня. На ответ он, естественно, не рассчитывал, но неожиданно услышал его.

– Я здесь, – донесся жалобный стон из кустов.

Сенатор Рутилий потерял во время бегства меч, шлем и наручи. Кроме того, он повредил при падении ногу, и Авиту с большим трудом удалось забросить его на спину заупрямившегося жеребца.

– Мы победили? – с надеждой спросил Рутилий, утвердившись в седле.

– Боюсь, что не столько мы, сколько божественная Плацидия, – криво усмехнулся комит агентов и оказался прав в своем невеселом предвидении.

Легионы Аэция были разбиты наголову. Их жалкие остатки отступили в Галлию и рассеялись там без следа. Куда исчезли франки княжича Меровоя, Авиту так и не удалось узнать. Многие даже сомневались, что они вообще были. Тем не менее около сотни тел варваров все-таки удалось обнаружить на поле отгремевшей битвы. Африканские легионы потеряли убитыми и ранеными едва ли не половину своего состава. Магистру пехоты Пасцентию повезло больше всех: во-первых, он сам остался цел, во-вторых, две трети его легионеров живыми и здоровыми вышли из жуткой сечи. А вот Бонифаций скончался от страшной раны на руках Авита. Комиту схолы агентов удалось извлечь префекта из груды тел и по возможности скрасить последние мгновения его жизни.

– Жаль, – прохрипел Бонифаций. – Комитом прожил бы дольше. Не гоняйся за призраками, Авит…

С этим пожеланием незадачливый претендент на императорский титул ушел из жизни, оставив комита Авита в глубокой задумчивости. Победа, одержанная африканскими легионами Бонифация над галльскими легионами Аэция, оборачивалась горчайшим поражением Великого Рима. Никто не знал, что ждет империю, потерявшую в междоусобных битвах всех своих полководцев, но многие понимали – конец неотвратим.

Глава 10 Выбор богини Лады

Литорий никогда не был другом сиятельного Сара, и это еще мягко сказано. Правда, он не подсылал к нему наемных убийц. Возможно, именно в силу этой причины Аэций не считал его кровным врагом. Однако это вовсе не означало, что они станут друзьями или просто союзниками. Пока что их объединяла только общность судьбы. Оба были изгнанниками. Но если Литорий бежал из Рима десять лет тому назад и успел уже притерпеться к положению изгоя, то Аэций был еще полон надежд на скорое возвращение. Отчасти в бедах сына Сара был виноват каган Аттила, это он бросил своего союзника на произвол судьбы. Правда, к тому были веские причины. Ибо речь шла о власти. Смерть кагана Ругилы обернулась бедой для Аэция, зато вознесла Аттилу на неслыханную высоту. Видимо, новый каган чувствовал свою вину перед римским патрикием, во всяком случае, принял он его как дорогого гостя и снабдил всем необходимым для жизни в этом суровом краю. Что же касается Литория, то он сделал правильный выбор в полыхнувшей после смерти Ругилы усобице и сразу встал на сторону тех, чьи шансы в этой борьбе были выше. Внуки Баламбера, Аттила и Бледа, одолели сыновей Ругилы, Мечидрага и Светозара, на стороне которых выступили венедские вожди. Аттила довольно легко устранил своих врагов, но для этого ему пришлось пойти на союз с братом и разделить с ним власть. Большой круг вождей, гуннских, угорских, булгарских, аланских, венедских и готских, признал равными права братьев. За Аттилу горой стояли гунны, угры и булгары, а к Бледе переметнулись венеды, ранее поддержавшие Мечидрага и Светозара.

– Значит, не за горами новая война среди гуннов? – спросил Аэций у хозяина, протягивая озябшие руки к огню.

Литорий зиму предпочитал проводить в загородной усадьбе, построенной целиком из дерева, на венедский лад. По части роскоши и удобств таким усадьбам трудно было тягаться с виллами римских патрикиев и галльских землевладельцев, зато они надежно защищали хозяев от наскоков лихих людишек, коих на землях каганата хватало с избытком.

– Аттила не будет торопиться, – покачал головой Литорий. – Он умнее и осторожнее Бледы. Рано или поздно он устранит брата, но сделает это чужими руками. А для начала он рассорит Бледу с венедскими князьями. Благо у него в этом деле есть невольный помощник.

– Кого ты имеешь в виду? – спросил Аэций, присаживаясь на широкую лавку у очага.

– Твоего хорошего знакомого, князя франков Кладовлада. Именно он склоняет венедских вождей к разрыву с гуннами. Их уход сразу же ослабит позиции Бледы, и тот окажется в лучшем случае марионеткой в руках Аттилы, в худшем – покойником.

Аэций с интересом разглядывал стены чужого жилища. Дом был построен из толстых бревен в два яруса и разделен на множество комнат. Мебель здесь была самая простая: грубый широкий стол, способный вместить несколько десятков человек, широкие лавки вдоль стен и огромные лари, в которых хранилась посуда и одежда. Эта комната с большим очагом посредине была самой вместительной в тереме, все остальные больше напоминали клетки для птиц, чем жилье для людей.

– Зря смеешься, – пожал плечами Литорий. – Чем меньше комната, тем легче ее протопить. Здесь все выверялось веками, а я не настолько глуп, чтобы пренебрегать чужим опытом. У кагана Аттилы терем побольше, чем у меня, но ставлен тем же рядом. Впрочем, гунны переняли у венедов не только навыки в строительстве жилья, но и умение общаться с богами.

– А у гуннов нет своих богов? – удивился Аэций.

– Не в богах дело, префект, а в жрецах, – поднял палец к потолку Литорий. – Венедские волхвы куда расторопнее гуннских и угорских шаманов. Именно поэтому каган Баламбер, а потом и его преемник Ругила стали кланяться именно венедским богам. И, как видишь, не прогадали. И тот и другой были объявлены ярманами, что значительно укрепило гуннский союз. У империи должна быть одна религия, иначе ей грозит распад.

– В Римской империи столетиями процветали разные культы, – возразил Аэций.

– И к чему пришли? – с усмешкой спросил Литорий.

– А кто из венедских богов старше – Велес или Перун?

– Это мы узнаем только весной, – вздохнул Литорий. – Кому богиня Лада отдаст предпочтение, тот и будет властвовать в этот год. Велес – бог скотьего приплода и достатка, Перун – бог воинской удачи.

– Выходит, либо мир, либо война?

– Не торопись с выводами, префект, – предостерег гостя хозяин. – Особенно когда имеешь дело с венедскими богами. Ибо Перун дарует дождь, без которого не будет богатого урожая. А Велес, кроме всего прочего, это бог перемен. Причем перемен глобальных. Теперь понял?

– Не совсем, – честно признался Аэций.

– Бледу поддерживают жрецы Велеса, Аттилу – Перуна. И от выбора Лады зависит, кому из них улыбнется удача. Обычно выбор Лады волнует только волхвов, но в этом году все будет по-иному. Аттила уже заявил, что заставит богиню сделать тот выбор, который угоден ему. А подобное под силу только ярману, наделенному божественной силой.

– Риск? – прищурился на Литория Аэций.

– Кровь, – спокойно отозвался тот. – Похоже, каган вознамерился посчитаться с жрецами Волосатого, но к чему это приведет, не знает никто. В том числе и я. А что сейчас происходит в Риме, сиятельный Аэций?

– В Америке грядет восстание богоудов, – вздохнул бывший префект. – А рекс готов Тудор собирается двинуть армию к Орлеану и прибрать к рукам земли империи вплоть до Луары.

– Странно, – задумчиво проговорил Литорий. – А мне говорили, что ты разбил богоудов и повесил их вожаков.

– Так на то они и богоуды, чтобы подниматься из праха вновь и вновь.

– Мне говорили, что ты провидец, сиятельный Аэций, но я никак не предполагал, что ты видишь так далеко.

Сын Сара оценил шутку Литория и не стал опровергать его подозрения по поводу своего участия в подготовке неприятностей, которые по весне должны были обрушиться на империю. Аэций собирался отомстить своим многочисленным врагам и, судя по всему, рассчитывал привлечь Литория на свою сторону. Однако патрикий, проведший десять лет вдали от Рима, не торопился покидать обжитые места.

– Собираешься принять участие в грядущих событиях? – прямо спросил хозяина гость.

– Все может быть, – уклончиво отозвался Литорий. – Я потерял все свои поместья в империи, надо же как-то возмещать убытки.

Более определенного ответа Аэций от беглого римского патрикия так и не добился. Литорий умел хранить как свои, так и чужие тайны. Жизнь среди варваров научила его осторожности. Да и не было у него особых причин доверять бывшему префекту Галлии, человеку умному и коварному.

Аэций гостил у Литория пять дней. За это время патрикии успели завалить двух кабанов, медведя, поднятого из берлоги, и выпить целый бочонок медовой браги, но договориться так и не смогли. Литорий посчитал сына Сара слишком слабым союзником. Пройдет год-два, и Рим забудет патрикия Аэция, как он забыл Литория. Так с какой стати изгнанникам биться головой о стену, пытаясь вернуть то, что потеряно уже навсегда.

– У моего отца был выбор, – сказал Аэций Литорию на прощание. – Он мог остаться среди варваров, заняв высокое положение, но он выбрал Рим – и за себя и за меня. Сожалею, Литорий, что нам не удалось поладить.

– Время терпит, – пожал плечами патрикий. – Возможно, наши пути еще сойдутся, Аэций. Но, думаю, это будет не завтра.

– А что будет завтра? – спросил Аэций, садясь в седло резвого жеребца.

– Спроси у Аттилы, – небрежно бросил с крыльца Литорий. – Каган не худший провидец, чем ты.

Весна наступила столь неожиданно, что Литорий, засидевшийся в усадьбе, вынужден был месить грязь, добираясь до ближайшего городка. А попасть в Дубровец он обязался в строго оговоренный срок. И привести с собой не менее пятисот клибонариев. Князь гепидов Родован, один из самых близких к кагану Аттиле людей, обещал Литорию хорошую поживу, но в подробности предстоящего дела не посвящал. Подобная скрытность патрикия не удивляла. В окружении нового кагана не любили болтунов. Тем не менее Родован намекнул Литорию, что именно этой весной многое может решиться в гуннском каганате. И это многое зависит не только от людей, но и от богов. Родован был тесно связан с волхвами Перуна и действовал, судя по всему, не без их ведома. Но по какой-то причине князь гепидов не мог использовать свою многочисленную дружину и предпочел ей наемников патрикия Литория. Человека абсолютно чуждого как Перуну, так и Велесу.

Назад Дальше